Несмотря на раннее утро, часиков эдак одиннадцать,

       Несмотря на раннее утро, часиков эдак одиннадцать, кот заявил, что он адмиральских корней, так как его матушка была полосата. Хотя, доподлинно известно, что корни его хвоста уходят где-то в район между помойкой и камышами. Так или иначе, но эта наглая усатая рожа, решительно настаивал на том, что день военно-морского флота - его день.
       Попугай, ещё тот орёл из гербария, усевшись на приоткрытую дверку кухонного шкафа, верещал не своим голосом« карамба» и непристойно ругался, покрывая ближайшие окрестности достойным сквернословием разных времён и народов. Не смотря на то, что пока был трезв. Этим он достаточно тонко намекал, что его предок, по папе, сидел на плече самого Флинта. А что касается матушки, то по матушке он и крыл.
       Сосед, последний раз видевший море на картинке в учебнике природоведенья, в четвёртом классе, явился весь в полосатых трусах. Так как на тельняшку, у него денег, тайным образом взятых в аренду из кошелька супруги, не хватило. Это после покупки настоящего ямайского рома, у тёти Нади, из шестого подъезда, который она непревзойденно гнала из чего непоподя.
       Компания, явно принадлежащая к рьяным морским ратникам, собрало быстрое адмиралтейство на кухне. Но, вопреки настойчивым домогательствам и скулежу трусополосатого соседа, к спиртному не притронулось, а порешило произвести морское побоище. Кот вытащил из-под шкапа тетрадь в клетку, три химических карандаша и они равноудалились. Иннокентий устроился на подоконнике, для тайности прикрывшись тюлевой занавеской. Кот крепко затворился в тёмной кладовой, не включая света. Сосед остался на кухне, кося лиловым жалистливым глазом на ямайско-тетинадин ром, но, не осмеливаясь прикоснуться к нему, опасаясь нелицеприятного рукоприкладства кота.
       Баталия началась.
       Соседи, как ближние, как и дальние, в небольшой панике, но скоро, покинули родные стены. И, благо погода стояла прекраснейшая, скрылась, на всякий случай, в парках, скверах, бульварах, а также, кто смог, в дремучих лесах.

       Сражение было явно не шутейным! И не сколь ни походило на смехотворные подмосковные Петрушины войны, со стрельбою пареной репой. Это было ристалище, где сошлись три великие армады судов, различного ранга и водоизмещений, под тремя славными вымпелами неясной расцветки. Крик и слова, относящиеся по позиции, к нецензурным, оттеснили все иные. Люстру разматывало и болтало так, что она краями касалась потолка, двери шкафов скрипели как мачты под ураганным ветром, а пол, тьфу!, то бишь палубу, постоянно кренило. Дым стелился по квартире. Это отважный сосед, в азарте, смолил одну за другой папиросы.
       Потом всё стихло. Первым потерпел поражение сосед. Из-за пристальной своей отвлечённости. Его взор всё время отвлекал ром, с которого он не отводил скорбного взгляда, кабы случайно тот не пропал и не выветрился. Викторию одержал примногоотважный кот. Он вышел, прихрамывая, пошатываясь, весь в бинтах из туалетной бумаги, и прикрывая один глаз лапой, а ля адмирал Нельсон, хвостатый прохиндей… Иннокентий, флибустьер дворовой лужи, хоть крайне отрицательно отнёсся к котовой победе, но смирился.
       На кухне, пардон, в кают-компании, троица зачала праздновать победу. Победу дружбы в нелегком сражении, выигранном вдрызг израненным котом. Кеша, пиратская рожа, налил себе рома, Нельсон - кот, рыкнув собачим басом: - « стюард, джину!», и сам нырнул под свой шкап, за затыренной, по случаю, бутылкой. Соседушка, спиртовой танкер на мели, пробормотав что-то вроде: - « как веливали адмиралы Нахимов, Макаров и Колчак…», гордясь полосатыми трусами, полез в мой холодильник, за моей же, водкой. Вдарили по первой, как положено, не закусывая. В запале забыли её приготовить. Потом по второй и по третьей, но закусывая. Дружно и громко исполнили « Семнадцать человек на сундук мертвеца…», переврали слова и по этому поводу подрались. Залив межусобицу хмельным вином, ( а кто бы видел не хмельное?), вполголоса, так что дребезжали оконные стёкла, сгарланили «Варяга», после чего, в мстливом настроении, отправились громить, в память за проигрыш в войне 1905 года, японские автомашины, брошенные беспечными, и предательски настроенными, хозяевами, на охраняемой стоянке. Но входная дверь была заперта, а ключ заранее, ими самими же, выброшен с балкона. Ненароком узрев на стене календарь, с раскосой девицей в мехах, и на оленьей упряжке, провозгласив: - «Ага, хаккамада твою мать!», принялись её снайперски обстреливать пивными пробками и собственными плевками. Одержав очередную восхвалебную викторию, отправились с наслаждением отметить её. Выпили, приутихли, и, взобравшись на ближайшие возвышенности, кто на шкаф, кто на стол, а кто на газовую плиту, прочувственно, с надрывом и тоской, на три голоса, смахивая набежавшую слезу, и утирая друг другу сопли, пропели «Прощайте скалистые горы…». И вновь собрались за столом , что б провозгласить несокрушимый во времени тост - за тех, кто в море!
       Сосед, нагло красуясь полосатым, то, что надето, приволок откуда-то швабру, простынь, и быстренько соорудил парус и мачту, куда и уселся этот родственник Робинзона Крузо, Иннокентий. Кот, непобедимый волосатый любовник леди Гамильтон, залез под шкап, вытащил от туда морской бинокль без стёкол и встал перед парусом, тревожно вглядываясь сквозь него, куда-то в даль. Соседушка, хренов ветродуй, по кличке Эол, яростно тужась, надувая щёки и подвывая, изображал ураганистую бурю. А заодно и смерч, крутясь вокруг самого себя, как будто ища привязанную к хвосту банку. Похоже, это шёл «Кон-Тики».
       Но до земли им, сухопутным победителям водной стихии, добраться было не предначертано… первым обмяк и превратился в полный штиль, сам штормило. На него свалился герой и корсар всех окрестных водоёмов, попугай. И, кротко, нежно, обняв их одной своей мягкой лапой, а другой бережно прижимая к сердцу орудие геройской славы, бинокль; прикрывая друзей, павших утомительной борьбе, от неутомимых бурь и подлых невзгод, лежал кот, слабо и судорожно пытаясь хвостом достать не допитую бутылку с ромом…. И плыл сквозь них, окутанный туманом, оскаблясь смеющимися черепами, вечный бродяга и призрак морей - “Летучий Голландец”

       Я стоял на балконе, курил трубку и думал, а ведь скоро день десантника. Надо бы повесить на двери подъезда объявление…