Глухо. Немая любовь

1.

– Я тебя люблю.
– И я тебя.
Сначала на себя, потом на собеседника, затем: перевернутая виктория, обозначающая “л”, после – сложенный с указательным, большой палец, немножко оттопырив мизинец – “ю”, дальше – указательный палец, направленный вверх, остальные пальцы расслабленны, “б”. И снова первые две буквы.
 Они взялись за руки, это означало, что можно было немного отдохнуть от долгих споров, от которых уже начинали болеть суставы. Они смотрели на город. Середина октября давала о себе знать плотным туманом и пронизывающим ветром. Анна укуталась в теплый, видавший виды, свитер Виктора, пахнущий его сигаретами и дешевым одеколоном. Дешевым, но самым дорогим на свете. Она улыбнулась, посмотрев на Виктора, его взгляд, жадно изучающий горизонт, его кудрявые волосы, его, с небольшой горбинкой нос, голубые глаза… все это стало настолько родным за это время (пару месяцев назад Виктор с хозяином переехали в дом, где Анна живет с рождения). Он, и без того не выглядящий на свой возраст, почувствовал ее взгляд и смущенно улыбнулся, отчего стал похож на ребенка. На Анну нахлынула волна нежности и она крепко обняла Виктора, поцеловав в щеку.
 – Давай умрем?
 – С чего вдруг такие мысли?
 – Просто, интересно…
 – А мне нет! – Анна демонстративно отвернулась, Виктор похлопал ее по плечу.
 Средний палец левой руки ясно показал Виктору, что Анна не намерена мириться.
 
2.
 Когда Анна обернулась, Виктора на месте уже не было. Она улыбнулась, потянулась, еще глубже укутавшись в свитер. Начавшийся дождь заставил ее отсесть от края крыши, подальше, под дверь. Тучи висели так близко, что, казалось, можно дотянуться рукой. Еще бы, шестнадцатый этаж. Анна почувствовала, что рядом есть еще кто-то. Так и есть, Венни. Или, как он себя называл, Вениамин Шеридан. Его зеленые глаза хитро щурились, он подошел к Анне и заговорил жестами.
       – Привет, Анна.
       – Привет, Венни.
       – Мерзкая нынче погодка, не правда ли?
       – Говори, что нужно. Мы оба прекрасно знаем, что ты не о погодке сюда пришел разговаривать.
       – Вот знаешь ты все, умная, блин. Хочу я тебя, хочу.
       – Ну так что тебе мешает?
 Октябрь, дождь, грязная крыша. Посреди антенн, напоминающих кресты, два красивых, гибких тела, слившиеся в экстазе.
       – Я, когда сюда поднимался, видел Виктора, он с крыши, видимо, прыгнул. – Венни прикурил себе и Анне.
       – Любит он меня, глупый. Хотел умереть вдвоем. Глупый мальчишка. Неужели он и правда не понимает, что во фразах “Я тебя люблю” и “Давай умрем?” абсолютно никакой разницы? – Анна договорила и, схватив свою сигарету, глубоко затянулась.
       – Мы, мужчины, такие.
       – Слабые вы.
       – Ну не все же?
       – Все.
       – И я?
       – И ты.

       – Проститутка.
       – О, вернулся, самоубийца неудачник! Ну что, погодка летная?
       – Венни, заткнись. Анна… почему?
       – Что почему? Что почему, Виктор? Почему я трахалась с Венни? Потому что он мужик! Ему нет дела до соплей! Он не растрачивается на уныние и самобичевание! Он не ты!
       Венни с довольной ухмылкой надулся.
       – Анна, я тебя люблю.
       – Хочешь умереть?
       – Я тебя люблю.
       – А я тебя нет.
       – Я хочу умереть.
       – Ну вот.
“А ну-ка брысь отсюда!”, – Жан, местный дворник, разогнал всех троих метлой. Венни смотался в неизвестном направлении, Виктор, не удержавшись, в очередной раз упал с крыши (а что еще ждать от неудачника?), а Анна так и осталась сидеть: спиной к дворнику, лицом к засыпающему городу.

“Кис, кис, кис. Какая красивая, персидская. Голубоглазая, так вот почему ты меня не слышишь, глухомань. Пойдем ко мне”. Жан осторожно взял Анну на руки, погладил ее и, услышав одобряющее урчание, унес с крыши. В Париже сегодня прохладно. Дождь.