Враг тишины

       …Какая-то странная в голове музыка, красивая, завораживающая. Такую музыку нельзя услышать нигде, кроме своего сердца и души. Она как жизнь течет по телу к голове, от головы обратно, очищая ото лжи, оставляя внутри и перед глазами только правду. Ну и пусть правда будет жестокой, лишь бы музыка не затихала…
       

       Нет… Нельзя в нашем мире слушать музыку души на людях, потому что у них ее нет. Они злятся на тебя, друг на друга, злятся ради зла. И тебя никто не понимает… Ну неужели людям не понятно, что надо жить в спокойствии. Нельзя досаждать друг другу, иначе может случиться непоправимое. Идите своей дорогой и не трогайте меня, не цепляйте за сердце, не давите на разум. Молчите, когда можете молчать, говорите, когда вам дано слово, но не в коем случае не перепутайте… Не радуйтесь чужому горю, не лезьте человеку в счастье или в горе, пока он сам с вами не поделится, не смейтесь над тем, кто не смеется, не прыгайте выше своей головы…
       

       Но нет! Люди не понимают этой элементарщины и делают все наоборот. А потом им что-то все не нравится, засим надо найти виноватого, причем не себя. Но самая большая человеческая глупость в том, что люди начинают бояться смерти, которую к себе сознательно подводят…

       Институт – это хорошо: тишина пар, редкий шепот одногруппников, добродушная обстановка, заботливое внимание преподавателя… Сосновый лес за окном, в конце концов. Лучшего себе и не пожелаешь; когда твой взгляд устремляется за пределы аудитории и с надеждой глядит в окно – сердце не нарадуется, ведь за окном блестит твоя машина, красивая, родная. Весь день светит солнце, хоть и зимнее, но все равно настроение веселое, даже можно сказать летнее. Тебе уже не больно на него смотреть в упор, глаза привыкли, и за ослепительным воротником лучей виден лишь яркий шарик, играющий в блики на оттаивающем от рисунков льда окне.


       Текст лекции ложится непринужденно. Ты знаешь, что еще одна пара после большой перемены, и ты пойдешь один домой. Ни с кем не будешь говорить, пока тебя не спросят, ни на кого не будешь глядеть, а то люди нынче привередливые стали. Как на них не погляди, все не то, все им не нравится, все бухтят себе под нос пожелания в твой адрес. Ясно, что не здоровья и счастья…


       Вникаешь в новую тему, уже через призму этой темы пытаешься глубже оценить жизнь, увязывая новые знания со своим мировоззрением. О мировоззрении нельзя говорить в слух – кому-то оно обязательно не понравится, и кто-то захочет подправить все в тебе на свой лад, чтоб ему было удобней. Но ты молчишь, не открываешься, а оппонент злится на это. Злится от беспомощности во влиянии на тебя, и ты видишь эту беспомощность в его глазах, которые наполнены бессмысленной яростью. Тебя это заряжает, ты рад и ты король положения, а твой оппонент – нерадивый раб, который испытывает муку из-за того, что сделать ничего не может.


       Ты сидишь за партой, как закрытый замок с богатыми особами внутри, которые так и мечтают вырваться наружу и заявить о себе, показать себя как на ладони, открыть свои силы и слабость, и дать себя уничтожить чужим благодаря своей откровенности во всем. Только стены замка, которые ты называешь своей волей, способны сдержать эти порывы.


       Вот и звонок прерывает речь педагога, и все забывают то, о чем он говорил, сломя голову бегут на крыльцо курить, хвастаться лексиконом. Они бегут открыться друг перед другом, стать друзьями, чтобы в один момент понять, что дружба – первый шаг к предательству, а любовь – к ненависти. Уже через пол минуты легкие изрыгают дым на все крыльцо, и гомонящая куча разномастья расслабляется, смеет говорить о ком-то без его согласия, затаивает лютую злобу на всех, думая, что все вокруг уроды и лишь одни они красавцы.


       Много и таких, которые подобно дикобразам, сталкиваясь интересами или телами нашпиговывают оппонента иглами словесной ненависти, которая бьет больнее топора из дамасской стали. И начинается конфликт, на который всем за счастье поглядеть, освистать проигравшего, который во многих случаях оказывается прав в споре. Но уже никого не волнует – победитель правит бал, и как метко выразился один второклашка: «ему все почести и бабы и ветви лавра в жирный зад». Видать, этот детсадовец умудрен опытом родителей с малых лет.


       Есть среди этого студзверинца и скунсы, которые ни в какое сравнение не идут с дикобразами. Конфликт ограничивается тупыми фразами и высоким повелительным тоном, которые, тупо повторяясь, действительно напоминают вонь. Но зрителей это не смущает, им крови и зрелищ, обыденных, но все же. Всегда приятно смотреть, как опускают проигравшего ниже плинтуса грузом обидных слов в его адрес. Вдвойне приятней осознавать, что это не коснется тебя, потому что ты не раздаешь свою душу тем, у кого ее нет. А тот, у кого не было души, приобретя часть твоей, которую ты выложил в откровении на блюдце, ей же тебя и задавит. И ты будешь ходить со своей душой, как с обманутой девкой, которую будут шпынять до конца жизни…


       Укоротив себе жизнь сигаретами, все опять идут на пары, чтобы снова превратиться в ангелочков в глазах преподавателей. Дома будет также… Мать никогда не будет винить своего сына, за то, что он искалечил душу другому, она будет ехидно смеяться над горем той матери, чей сын попал в списки униженных. И не дай бог кому-то в этой среде пойти против шерсти в виде кучки продвинутой молодежи, того просто низвергнут в тартар позора…


       И все-таки последняя пара идет дольше всех по восприятию, но не по времени. Однако и ее время подходит к концу. Все высыпают на улицу, толкотня, давка со всех сторон. И тут ты натыкаешься на низкорослую, плоскогрудую, кривоногую девушку, которая без наличия косички была бы похожа на уродливого мальчика. Она бойкая и наглая – тут же останавливает тебя и начинает свою соловьиную песню:
 - Ты че, длинный, здоровьем богат?! Когда идешь, ты иногда хоть крылья складывай, а то тебя когда-нибудь приземлят! – ее голос был похож на звук циркулярной пилы, противный и оглушающий.
 - Извини… - робко отвечаешь ты.
 - Какой извини?!! Ты че, рыцарь? Давай к тебе щас мой рыцарь подойдет, толкнет по лицу с кулака разок и извинится?
 - Я же не специально, – в твоем голосе нет ни малейшего намека на повышение тона и на оскорбление.
 - Да мне пофигу, специально ты или нет. Ты меня, тварь, толкнул!
 - А ты кто? – уже с легкой долей иронии спрашиваешь ты.
 - А тебя не волнует, кто я… Тебя щас волновать должно только то, что ты меня толкнул!
 - Тебе что, извинений мало? – недоуменно спрашиваешь ты.
 - Свои извинения себе в зад засунь! Пойдем, отойдем к деревцам возле мусорки, я тебе скажу, кто ты и что ты, понял?
 - Пойдем… - твоя спокойная покорность интригует.
       

       Путь был не долог, но тих как ни странно.
 - Ну че с тобой делать, шаболд, бль?
 - Делай то, на что у тебя глупости хватит, – уже пошел стеб с твоей стороны.
 - Это ты типа надо мной прикололся… Ладно… Трындец тебе от моего парня!
 - Тебе от меня чего нужно?
 - Ды хотя бы лавандосов за встряску, хаток пять… И штоб сегодня, понял, тварь?!!
 - Можно прямо сейчас… Могу свозить тебя в ресторан.
 - Тебе мой морду отшибет!
 - Я без намека… Гуляешь на мою пятихатку и расходимся миром.
 - Ты не такой дурак, как я думала. Еще раз такая хрень повторится, ты мне машину свою подаришь. А нет – тебя будут искать долго, но так и не найдут… - она чувствует свою власть над тобой и может делать, что пожелает…
Ты усаживаешь эту прелестную особу в свою машину, но никто этого не видит, все уже на пути к дому…

       Ты сидишь в своем гараже, листаешь газету при свете многочисленных лампочек под потолком. Машина твоя стоит снаружи, греется последними лучами заходящего солнца. Поздно вечером ты ее загоняешь в гараж, включаешь в магнитоле классику вроде Паганини, Прокофьева. Эта музыка сливается с музыкой твоей души в неповторимом сочетании, которое может успокоить любого, усыпить непосвященного, привести в восторг ценителя…


       Твой гараж закрыт тобой изнутри, и ты сидишь в нем, упиваясь тем, что кроме тебя музыку не слышит больше никто. Ты повелеваешь нотами, воспринимаешь их по-разному, у тебя строится картина, которую композитор рисовал нотами и скрипичными ключами. Одиночество – это великий дар, данный человечеству во благо. Но им мало кто пользуется, кроме тех, для кого оно стало приговором. Ты общаешься, иногда даже много, если тема разговора стоит того, но ты призрак среди других. Ты сам так считаешь, и тебе это нравится.
Но сейчас в гараже ты не одинок. В подвале слышен шум цепей и глухие стоны, как бы завернутые в тряпочку тишины. Они еле слышны, но ты идешь вниз со словами:
 - Очухалась, барышня… - ты говоришь это себе, ты констатируешь.


       Спускаешься в темноту, включаешь свет и под плавную мелодию симфонии видишь очаровательную картину мести за ту самую «встряску». На прикрепленной к сырой стене, на которой местами взбухла краска, решетке была прикована цепями девушка, с которой ты имел честь познакомиться в институте, которая крыла тебя матом. Хотя из ее уст это звучало пошло и некультурно. Ведь на то и нужны шахтеры, чтобы материться, куда ты, красавица, лезешь в дебри русской словесности?


       Там ты была королевой положения… А склизкие и противные мокрицы скорее всего любят королев и поэтому они сейчас ползают по этой девушке, нежно обволакивая ее белую кожу слизью. Теперь им не приятен свет, что ты включил, и мокрицы робко переползут девушке на голую, замерзшую спину и ягодицы. Они будут согревать ее своей насекомой любовью. Поймет она это или нет, полюбит она мокриц или нет – это ее проблемы.


       Деловые мыши разбежались в разные стороны при виде света и тебя. Они тоже хотели познакомиться с девушкой, которая знакома с хозяином гаража, в норах которого они живут. Ты провожаешь их грустным взглядом, но не ждешь их возвращения. Маленькие мышки будут смотреть на все со стороны, иногда закрывая мышатам лапками их глазки, которые пытливыми черными пуговками будут глядеть и запоминать…


       Проснулись мухи и устроили с твоего согласия хоровод вокруг горящей лампочки в честь дорогой гостьи. Потом, видя, как девушка даже не смотрит на их веселые танцы, они теряют строй и превращают танец в хаос. Девушка всего этого не видит: ее обнаженное тело дрожит от похождения мокриц, она до смерти боится мышей, но это все к черту… Она привязана за руки и за ноги в сыром подвале, откуда ее мольбы о помощи никто и не услышит.


       А зачем тебе звать на помощь, куколка? Ты сама приближала этот момент всеми силами возле тихих зеленых деревьев под окнами института. Чего ж тебе сейчас-то не нравится? Чем тебе не угодил этот молодой человек, который привез тебя сюда, потратил пятьсот рублей на тебя, купив специальные вещи – сюрприз, о котором ты пока не должна знать. Ты должна радоваться музыке наверху, ритуальным танцам мух, которые вследствие своей хаотичности не обращают на себя внимание сторонних наблюдателей. Но потом к ним привыкаешь, и даже хаос становится ближе к тебе и любимей тобой, ибо в нем есть своя красота, как не была бы она иллюзорна.


       А ты стоишь и умиленно смотришь девушке в глаза, которые днем возле института были так храбры и злы… Сейчас же эти глаза беспомощно злы и напуганы. Где твой парень, где все, на которых бы ты сослалась в бессмысленных угрозах? Где они сейчас?
 - Ну как тебе твой новый дом? – ласково спрашиваешь ты у принцессы, подходя к ней медленно, держа в своей руке бокал красного полусладкого вина, купленного на сдачу с сюрприза.
 - У-у-у-у… - кляп блокировал всю внятность слов, которые она хотела произнести.
 - Что с тобой? Сегодня днем ты говорила громче и внятней. Неужели тебе не нравится мой дворец. Ты будешь моей королевой… Правда, не долго. В моем дворце особая церемония коронации. – Ты так ласков, что девушка начинает ронять слезы, свесив голову.


       Ты возвращаешься наверх за чемоданчиком, купленным сегодня почти на пятьсот рублей, взяв его, тут же торжественно спускаешься вниз. Музыка твоей души под аккомпанемент органов Баха становится громче и несет тебя на облаках божественного спокойствия и равновесия…


       Ты открываешь чемоданчик, а в нем красивые, блестящие и удобные инструменты для коронации твоей временной пассии. Принцессе нравятся твои инструменты, она плачет от счастья горькими слезами. Но ты узреваешь в ее слезах соленую горечь безысходности…
 - Королева должна выглядеть достойно для своего королевства и народа, который сейчас уже спит себе, а завтра будет встречать весть о твоем величии. Все будут только трепетать…
Берешь в руку острый монтажный ножик – жестокое оружие против врагов твоего королевства. Ты подходишь к принцессе и проводишь холодным лезвием по ее губам. Отмечаешь метаморфозу на ее лице: тушь потекла с обоих глаз и красиво дала понять всю глубину душонки той, которая еще с утра была никем. Теперь, когда у нее во рту нет кляпа, она молчит и вкушает холод лезвия ножа, который нежно гладит ее уже по груди.


       Ты замечаешь комок крика в ее горле и быстрым движением перерезаешь ножом дорогу врагу тишины. Теперь тишина будет царствовать в твоем королевстве всегда, пока кто-нибудь не решится нагрянуть в твои владения со своим криком…

       
       …А музыка… Она совершенна, она дружит с тишиной...