От судьбы не убежать

От судьбы не убежать.
А мечта?
Она сама тебя найдет.
Главное – верить в неё…



* * *

Рывками через не скошенное поле…
Перебежать, укрыться в тени многолетних деревьев, поглаживающих раскаленный воздух прохладными листьями крон…
Отдышаться, оглянуться и дальше – на север, в поисках новых городов, населенных доверчивыми оленеводами, смелыми охотниками, беспечными рыбаками…

Но что-то больно ударило в правую по ходу ногу. Он посмотрел: на четыре пальца выше коленного сгиба зияла алым ртом рваная рана, бурлила и хрипло дышала, булькая извергающим горлом, и затихала в течении струйки по ноге…

Не уйти! Не дойти!.. Не найти новых городов…

Хотя б успеть укрыться от погони – заковылял он. Шаг, второй, третий…

Удалось пройти почти полверсты, когда в глазах потемнело, мышцы задрожали, в голове стали проноситься картины из прошлого: вот он мальцом с батяней запускает воздушного змея, они бегают по косогору, смеются; вот первый, трепетный, словно осиновый листик на ветру, поцелуй; вот первая зарплата, на которую он купил матери новое платье, а остальное потратил на пятерых братьев и сестер, накупив им всяческих сладостей и безделушек; а вот перекошенное лицо соседа-алкаша, вырезавшего всю его семью; вот нож, мерно пульсирующий в сердце этого самого соседа – нож, отомстивший своему хозяину…

Боль пронзила все его тело, колом встала где-то посредине спины, холодком повеяло по влажным очам… Это ветер решил петь прощальную песню. За упокой.

За упокой…

Холодное тело пролежит еще целых два дня, никем не тронутое.
Потом два залетных грибника-любителя, в поисках огромных боровиков, густо населяющих данную местность, найдут, наверное, последний – самый страшный гриб в своей жизни…

* * *

Он открыл глаза. Боли не было, она куда-то ушла.
Он хотел посмотреть, как там его раненая нога, но наткнулся взглядом на прошлогоднюю листву, заросшую густой сочной зеленью травы, да корягу, дивно изогнувшуюся в форму ноги, готовой к прыжку…
И еще ощутил одну странность. Он не видел своего тела, зато видел все вокруг себя на все триста шестьдесят, да так, что не надо было для этого вертеть головой. Да и, собственно, нечем было вертеть.
Картинка оказалась настолько неожиданной и объемной, что казалось, будто это не лес вокруг него, а Он вокруг леса, вокруг полей, вокруг домов далекой деревеньки, вокруг новых городов, населенных доверчивыми оленеводами, смелыми охотниками, беспечными рыбаками…
И мечта сбылась сама собой. Без особых усилий, без особых стараний. Причем как-то не заметно и быстро, почти мгновенно.
Только отложившаяся в каком-то далеком уголке Его пространства память еще рисовала (но уже так размыто и не четко) в Нем и гибель родных, и убийство, совершенное в трезвом уме и в светлой памяти, с холодным оскалом мести, и восемь лет скитаний по тюрьмам да лагерям, и утомительный марш-бросок по пересеченной местности глубинки, и жгучую боль где-то в районе правой ноги. Хотя теперь Он не мог даже осознать, а где была эта боль и зачем Он бежал так долго в поисках того, что и так у него есть?..

Он расслабился и потёк вокруг томного мира…