Как делится жизнь на до, и после

Иногда жизнь делится на жизнь до, и жизнь после.
Ехал я как-то осенью по одной из самых ужасных федеральных трасс нашей необъятной родины. Где-то в районе Челябинска. Про Владивосток я умалчиваю. Там иногда дорог просто нет.
Была осень, и накрапывал мелкий нудный дождь. Лобовое стекло еле просвечивало от грязи из-под пролетающих мимо огромных автоприцепов. А к вечеру похолодало, и тонкий слой снеговой каши стал обрастать ледяной коркой. Узкая трасса была забита плотнее московской кольцевой, а по безумству сопоставима с гонками Париж-Даккарт. Длинные грузовики с прицепами не отставали от меня даже на скорости сто сорок километров в час, а после поворотов опять светили в зеркало заднего вида. Обогнать впереди идущие машины было невозможно – хвост от какого-то медленного грузовика растянулся на многие километры. Иногда я видел впереди себя забитую дорогу на далеком лесном склоне.
От встречного камаза отлетел камень, попрыгал по дороге и медленно прыгнул мне на капот. И уж совсем медленно на стекло. Но стекло, героически выдержав все предыдущие удары, вдруг сухо щелкнуло. От появившегося скола поползли мелкие трещинки-паутинки. Я расстроился. Кто знает – поймет.
И я решил остановиться. Тем более мне надо было залить жидкость в бочок омывателя стекла.
Я остановился у обочины, почти на самой дороге. Правее съехать было невозможно – край дороги резко сползал вниз и упирался в могучий сосновый лес.
Я открыл капот, взял тряпку и стал изучать все подкапотное пространство – в дальней дороге не помешает. Торопиться я не стал. Сумерки уже сгущались, и холодный ветерок гнал пожухлые листья по редкому снежку. Я решил подождать, выспаться, и поехать ночью – проблем больше, но зато машин меньше. Да и в гололед быстро не поедешь.
Около меня со встречной полосы свернула старенькая машина и остановилась через дорогу напротив моей. Я напрягся, но, увидев, что в машине только один улыбающийся мужчина, успокоился.
«Может, помощь нужна, - подумал я»
Он проскочил между мелькающими машинами и подошел ко мне. Почти пожилой мужчина лет сорока пяти, рыжий, с круглым улыбающимся лицом. Потертая кожаная кепка на его голове помнила еще развитой социализм. Но если люди в нашей многострадальной Родине быстро приходят в негодность, что говорить о вещах. Но мужчина не унывал. Он по-хозяйски разглядывал мою новую машину и чмокал губами.
- Машину хочу поменять, - громко заговорил он, - выбрал уже. Сейчас жду. Такая же, как у тебя. А не видел ни разу. Сосед посоветовал. У него сын на такой в командировки ездит. В другом городе живет. А мне только для дачи.
И он закружил около моей машины, остановившись около открытого капота. Оттуда он вынырнул минут через пять.
- Хорошо делаю, - вздохнул он, - не то, что наши жестянки, - и он с укором кивнул на старые «жугули», отслужившие не один десяток лет. Я на неё трачу больше, чем на жену, - и он засмеялся.
Почти стемнело. Мы разговорились. Как-то в дальней дороге люди легко находят общий язык. Он тоже не торопился. Ехать в сумерках – самое неприятное. Вроде видишь и не видишь. Скорость еще как днем, а видимость – как ночью.
- Можно за рулем посидеть? - спросил он.
- Без проблем, - ответил я, - поправляя грязный коврик под педалями.
Он сел и начал разглядывать кнопки, нажимать на них, трогать панель приборов и даже подергал руль.
- Чего не крутится?
- Гидроусилитель. Пока не заведешь, не повернешь.
- Надо же, - удивился он и покосился на свою машину.
Я по себе знал, что знакомство с машиной для мужчины процесс почти интимный. И не стал ему мешать. Даже отошел в сторону, спустился к соснам, проверяя, лежит ли ключ от машины в кармане, и решил подышать холодным осенним воздухом. Если бы я курил, то наверно, закурил бы.
Не знаю, что меня заставило обернуться. Только в наступивших сумерках я почти ничего не видел. Из-за поворота на быстрой скорости вынырнула огромный грузовик и ослепил ярким светом меня и мою машину без габаритных огней. Видимо, мужчина выключил их и не включил. Может что-то еще. Я не знаю. И никогда не узнаю.
Потому что водитель грузовика тоже не сразу заметил мою черную машину. А когда заметил, начал сигналить и тормозить. И, наверно, не успел понять, стоит моя машина или двигается.
Может, на заледеневшем асфальте он резко дернул руль, уклоняясь от моей машины, может что-то еще. Только огромный прицеп медленно заскользил к обочине, приближаясь на полной скорости к соснам, моей машине и ко мне.
Дальше я помню плохо. Потому что была почти ночь. Только помну, как раздался гулкий хлопок, словно глухой выстрел, скрежет от рвущегося металла и гулкие удары по стволам падающих деревьев, около одного из которых я и оказался.
Но меня даже не поцарапало. Просто толкнуло падающими ветками. Я поднялся. Ночь. Ничего не видно. Какой-то пар или туман, не разберешь. Или у меня в глазах что-то. Я бросился к искореженному и лежащему на краю дороги прицепу, напоминающему сошедший с рельс вагон пассажирского поезда. И в слабом свете я все же увидел остатки разорванного черного металла. И даже увидел его. Передняя часть автомобиля была оторвана и искорёжена, и среди мятого железа поблескивала кожаная кепка. Он умер быстро. Его просто рассекло надвое.
Дальше я описывать не буду. И так все ясно. Дорожная служба появилась почти под утро – много аварий на трассе. Я все рассказал, как было. Но сам был в странном пространном состоянии. Я так и не мог понять, почему на моем месте оказался этот человек. Ведь это я должен был сидеть в своей машине. А может, я бы уже уехал? Может, я сам виноват, что оставил его? Или если бы я сделал что-то не так, может, ничего бы и не случилось? А может… Да к черту может! Уже все случилось. И прошлого не вернуть.
Только в глаза его жене и взрослой дочери с двумя детьми мне было тяжело смотреть. Я все равно чувствовал, что мог тогда что-то изменить. Но что? Как бы я узнал? И кто бы мне сказал?
Я не был на его похоронах. Я не звонил и не разговаривал больше с его родственниками. Они и не винили меня. Даже жалели почему-то. Они сразу поверили мне и тому, что я рассказал. И даже хотели отдать свои сбережения, ссылаясь, что вот, Ленька, был за рулем, и значит, он виноват, что такое произошло.
Я с благодарностью вспоминаю их. Я и сам хотел дать им деньги. Но передумал. Вроде как откупаюсь от своей смерти.
Время, вроде, должно помогать. Успокаивать. Но я , как и многие другие, исключение. Забыть не могу. Вспоминаю его весёлый голос. И пытаюсь услышать ответ судьбы.
Почему?
Может, я и узнаю когда-нибудь ответ на свой вопрос.
Но когда я вижу на обочине дороги водителей, просящих помочь, я испытываю странное чувство. И всегда останавливаюсь. И даже украдкой всматриваюсь в их лица. Сам не знаю, почему я еще верю, что мелькнет его знакомая кепка. И будет он на новом автомобиле. Мы опять разговоримся, и может, даже съездим к нему в гости.
Но нет его больше. И никогда не будет.
Очень часто наша жизнь делится на жизнь до и после.
И только иногда, вспоминая его, я мысленно прошу у него прощения.
За что? Не знаю. Что я могу еще просить?