Смерть Солженицына

Забавно наблюдать, как на Солженицына льют грязь в день его смерти. Торжество безнаказанности, чувство локтя друга по сомнительной борьбе, перемывание косточек. Критика становится способом коллективного самоутверждения. А мне кажется, что за критикой скрывается черная зависть. Вот, мы, хорошие и умные, а он при деньгах и связях. Да мы критикнем, да раздавим, да выстрелим.

Не волнуйтесь, не выстрелите. Писательство - нечто большее, чем отличное владение слогом и клака дружков, готовых гоготом шугануть любого противника. Да, это парадокс - быть больше публицистом, чем писателем, но завоевать громкое имя. Но Солженицын был больше, чем публицистом. Солженицын - в первую очередь характер. Он попал в лагеря в конце войны - не ужился со сталинским режимом, не то писал в письмах. Он попал в тюрьме в отличную шаражку. Сытно кормили, вокруг были свои технари, интеллектуальная, насколько в тех условия возможно, обстановка. Не ужился, попал в общую зону. Он прошел свой круг ада и не сломался. Надо было знать, насколько мало реабилитированных политических заключенных потом не испытавали дрожи в коленках от угрозы доноса в милицию. Пили при закрытых стенах и плакались родным, умоляя не пересказывать их честные рассказы о прошлом. Солженицын сопротивлялся. За это его назвали стукачом. Он продолжал сопротивляться. Один день Ивана Денисовича тогда вызвал шок в обществе. Другие, более многостраничные, более полные произведения иных писателей такого шока не вызвали. Солженицын успел опередить или просто проложил дорогу, без которой другие бы писать побоялись бы? Как многим хочется сказать, что он просто подсуетился, поэтому другие не успели наварить той славы и популярности, которая досталась "выскочке". Солженицыну ещё в 60-х годах сопутствовала зависть. Зависть он чувствовал костным мозгом - лагеря заставят, лагеря научат. Да, ему завидовали, его "приручали", ему указывали на лагерную общность и навязывались в лидеры.

Мы даже сейчас плохо понимаем, что множество искренних разоблачителей сталинизма в 60-х годах, когда можно было разоблачать, но не нарываться на те неприятности, которые ждали Солженицына за его работу на Раковым корпусом и Архипелагом Гулаг, были бывшими стукачами и подонками. Выдержать три года лагерей в 50-е годы как Солженицын и не питаться за счет других было возможно, а выдержать десять лет таких лагерей как Шаламов, и не рвать кусок хлеба из рук умирающих было невозможно без помощи администрации лагеря. Шаламов завоевал это право, став вором в законе (с негласного согласия администрации), а большинство разоблачителей 60-х просто питались из рук лагерного начальства. А женщины трахались с охраной, пили водку и жили в отдельном бараке, пока другие женщины умирали от голода и тяжелой работы. И Солженицын был обязан со всеми быть вежливым, и он был вежливым, но он, в отличии от нас, знал с кем имеет дело. Отсюда его умение жестко держать дистанцию, которая вызывала неприятие. И за это он расплачивался вечными обвинениями в высокомерии.

В 60-е годы Солженицын начал писать Архипелаг Гулаг и снова не ужился. Твардовский под давлением КГБ потребовал от Солженицына прекратить работу. Разговор был прост - я тебя опубликовал, ты мой должник по жизни. Солженицын отказался и нажал себе врагов среди тех, кто лез ему в соратники по принципу "мы пахали, мы страдали". Именно с того времени, а не со времени эмиграции Солженицына в 1974 году, берет начало "либеральная" традиция подчеркивания недостатков Солженицына как писателя. Ах, он слаб, а мы лучше, мы хорошие и непризнанные. За его спиной шептались, за его спиной сплетничали. Он делал своё дело, а его обвиняли, что он высокомерен со "своими". Это мы не знали в 70-х, что его левые критики хотели рулить им и за его счет делать имя, а он знал это лучше нас. В 60-е он создал бомбу - Архипелаг Гулаг. Несколькими годами творчества он не просто создал картину истории репрессий при Советах. Он действительно потряс СССР. Оборотная сторона - он нажил врагов. После Архипелага Гулага стало бессмысленным ловчить, идти на компромисы и надеяться на успех. Вспомним Диктатуру Совести Шатрова - Ленин хороший, а Сталин плохой. Да он мелкий конъюктурщик на фоне Солженицына! И дело не только в Шатрове. Скольким диссидентам 70-х он отбил возможность "выстрелить" в литературе за счет примитивной критики Советов! Вот там коренятся истоки желания пинать Солженицына уже из всех сил. И охотники пинать его потом только множились. Солженицына пинали за то, что он еврей с одного боку, и за то, что русский с другого. И, если жалели, то только о том, что он не марсианин, чтобы пинать сообща. Его пинают фашисты и коммунисты, либералы и педофилы, космополиты и поборники земств, православные и иудеи, атеисты и... Ох, лень всех перечислить. А ещё, его больше всех пинают бездари и жаждущие пролезть в литературу по связям.

В 1974 году Солженицына выслали из страны. Его ждали слава и деньги. Много денег. Причем деньги с привкусом свободы. Это Сева Новгородцев работал марионеткой на БиБиСи. Полный контроль и страх за место. Это Роман Каплан завел ресторан, был независим в суждениях, но не имел столько времени писать, да и печатать его было мало желающих. Это Максимов издавал журнал Континент и должен был больше внимать настроениям эмигрантов, чем настроениям в России. Жизнь есть жизнь. Все в чем-то правы. Но я говорю об удачниках, а сколько было неудачников! А Солженицын получил деньги, имя и свободное время. Свободное время - высшая ценность для писателя. Нехватка свободного времени убьет любой талант. В США Солженицыным решили порулить, заставить говорить, как приятно Америке. Не на того напали. Я лично расцениваю рассуждения Солженицына о царизме как очень ловкий маневр. В ответ Солженицына начали травить. Давайте прямо - любое обвинение в антисемитизме или угроза в обвинении в антисемитизме в наше время было и будет формой террора. Солженицына начали терроризировать, и он не обязан был это любить. Более того, не важно, был Солженицын русским или евреем, раз в компании приняли участие евреи, то он не обязан был клясться в любви к еврейскому народу на каждом шагу. Дальше поступил Солженицын просто великолепно - он уехал в Вермонт и начал работать над романами. Общественность Брайтона взвыла от обиды - деньги уехали в провинцию, Солженицын никого не стал поить и охаживать, продвигать и заискивать. И всё по делу - не заступились, побоялись, получите. И уж тем паче, никто не обязан делать вид, будто не знает, что говорят у него за спиной, и гладить участников собственной травли по шерстке.

Солженицын очень приглянулся соседям в Вермонте. Простые американцы не очень любят наших эмигрантов, считая их вороватыми, лживыми и продажными. Простая Америка - не Россия. Там даже порядочный человек, не дающий понять, что он ценит порядочных меньше, чем жульё, и пожимает жулью руки, оказывается в невидимой изоляции. И правильно делают. К Солженицыну отнеслись иначе. То есть в нем разглядели и оценили то, чем в нашей эмигрантской среде не пахнет - устойчивость против подонков. И он доказал это, когда вернулся в Россию.

Ох, как его ждали прямо в Москве. Речи заготовили, денежки, критику на случай отказа прийти в восторг от реформ. А Солженицын приземлился во Владивостоке и долго ехал через Сибирь. Ну, как такому заявить, что он в Америке забыл страну и только с помощью чиновников обязан оценить величие реформ по Чубайсу и Гайдару! Его срочно начали обвинять в неправильном поведении, высокомерии, придираться к мелочам. А никто не мешал Солженицину сразу сесть в Москве, отхватить гром аплодисментов, деньги, кусок жирной недвижимости, благословить Ельцина, а потом оправдываться - мол, был не в курсе, не успел разглядеть, питал надежды... Неужели хотя бы за это его нельзя уважать! Хотя бы за отказ поступиться принципами ради многоэтажки под сдачи офисов в центре Москвы! Кто из его критиков отказался бы от такой халявы? Вот поэтому, несмотря на все споры вокруг своего имени и творчества, он заслужил славу больше всех его критиков, каким бы отличным стилем его критики не владели бы.

Теперь о книге 200 лет вместе и спорах вокруг. Неважно, еврей он или русский, не обязан он любить евреев после травли в США. Заступились за него евреи? Не заступились. Вылил он в ответ те ушаты грязи, что вылили на него. Не вылил, хотя критиковал жестко. В таких случаях лучше сделать вид, что ничего не было. Это называется не умолчанием, а проявлением элементарной порядочности.

Я со многими идеями Солженицына не согласен, но я так же понимаю, что наше время не дало разрешение вопросов, которые он поднял. Особенность его взглядов не является чем-то странным, человек, который сохранил верность себе до конца дней, не обязан менять взгляды, иначе бы он сломался бы ещё при разговоре с Твардовским. Смешно и позорно требовать от него всех решений. Не Солженицын назвал себя пророком, его специально так называли, чтобы выдвинуть к нему заведомо невыполнимые требования. И ещё не так обзовут.

У Солженицына была отличная привычка не стремиться перекричать клаку. Его оплевывали в СССР - он уходил в тень и работал. Его оплевывали в США - он уходил в тень и работал. Его оплевывали в России - он уходил в тень и работал. Вот это характер! Вот это - главное. Умер Солженицын, стараясь работать до последнего дня своей жизни в ночь с 3 на 4 августа 2008 года. Вот и всё. Кончился неповторимый путь. Мне кажется, я дал достаточно четкий ответ, почему попытки задвинуть Солженицына, выдвинув на его место иного писателя провалились. Бойкому перу можно противопоставить бойкое перо, а характеру пришлось бы противопоставить характер. Слабаки. Вот почему Солженицын уже вошел в историю как явление. И лет через десять он останется в истории как явление, и через сорок. Снимаю шляпу в день его смерти.