история одного цветка начало

У моей бабушки всегда были очень светлые руки. Теперь их розовато-бежевый цвет приобрел желтоватый оттенок старости. А скольким цветам они жизнь дали! Не счесть! Иногда бабушка всю нашу квартиру превращала в сад. Гордые розы, золотые подсолнухи, пугливые маргаритки – все они цвели на столе, под ним, на окне и на моей детской кровати. Я всегда снимала обувь, прежде чем войти в комнату, где велась работа, и босиком осторожно шла к бабушке, боясь наступить на ландыши, что они словно сквозь землю к солнцу, пробились чрез паркет и смотрят вокруг с удивлением младенца, только что увидавшего свет в первый раз. Жизнь цветов коротка. В лесу, в саду, на клумбе, посаженые человеком или выросшие сами по себе они цветут недолго. Сначала подснежники, маленькие и легкие, радуют всех своей детской невинностью, а потом исчезают, будто их и вовсе не было. Тюльпаны – месяц и не более, а дальше лето и множество цветиков, но к осени они отцветают. Глуп тот, кто убивает их ради мгновений радости. Люблю цветы, но только, когда они растут, а сорванные они имеют неприятный черный запах – запах смерти. Бабушка делала цветы, которые не вянут. Она всю свою жизнь только и «рождала» их подобно матери, которая рождает своих детей. Еще совсем юной девушкой бабушка приехала в город из деревни и, как сама рассказывала, ноги побрели куда-то и привели ее на цветочную фабрику, где после она провела много долгих лет, и где остался кусочек ее сердца.
       Я всегда очень любила наблюдать за бабушкиными руками, когда она работала. Мне было интересно, я сидела молча, смотрела и ничего не трогала. Мне казалось, что это какая-то огромная тайна и хотелось постичь ее, стать ее частью. Мне так хотелось прикоснуться к этим волшебным цветам!
       И вот настал день, когда бабушка предложила мне работать вместе с нею, вернее быть ее помощницей. Я помню тот день. Был сухой июль, и стояла жара. В открытое окно влетали мухи и жужжали вокруг, будто им тоже хотелось понять в чем дело и помочь бабушке. Старый, блохастый, грязный, с рваными ушами и половиной хвоста соседский кот Охламон залез на наш подоконник и стал пристально следить за мной как судья, знающий толк в цветочном деле. Он знал толк только в сметане, колбасе, рыбе, что ее каждую субботу ловил его хозяин и наш сосед дядюшка В., да в уличных боях, где он и лишился половины своего облезлого хвоста. Кот повернулся ко мне боком, - там у него был оторван клочок серой шерсти, - и одним глазом с королевской важностью смотрел на меня. Я его стеснялась, хоть и знала, что он всего лишь старый котяра, которого хозяева даже на порог дома не пускают, а спит он в коробке из-под резиновых сапог для рыбаков. Но взгляд его меня нервировал и мешал сосредоточиться на том, что поручила мне бабушка.
       У нас было очень много ткани различных текстур и цветов. Бабушка сказала, что мы будем делать маки. Огромный кусок ткани цвета темного кармина мы пропитали заранее приготовленным желатином. Бабушка показала мне как готовить желатин: сначала нужно положить его в специальный сосуд, залить холодной водой и оставить на некоторое время, после разогреть на огне, пока вещество не станет совсем горячим, и опустить в него ткань. Она должна хорошо пропитаться, а потом просохнуть на воздухе. Полностью просохшая ткань совсем не похожа на то, чем она была прежде, теперь это достаточно твердый материал чем-то напоминающий картон. Далее следует вторая и самая сложная часть «рождения» цветов. Здесь нужно уметь обращаться со сложным механизмом – прессом. В пресс вставляется высечка нужной формы, в данном случае это была форма нашего цветка. Сложенный гармошкой материал ложится под пресс, прижимается и появляются десятки плоских деталей ярко-красного цвета – еще не открывшиеся миру маки. Что за цветок без тычинки? А тычинки делаются из ниток. Бабушка достала из большой коробки с нитками черные вискозные и стала наматывать их себе на руку от ладони до локтя. Я сидела и считала сколько мотков она сделает: двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь…, тридцать восемь, тридцать девять, сорок…, сорок девять, пятьдесят… … Дальше пятидесяти я тогда еще считать не умела. Кольцо ниток бабушка разрезала и через каждые два сантиметра стала закручивать зеленую мягкую проволоку. Я всегда восхищалась ее светлыми руками. Как ловко она это делала!
«Для этого нужен особый талант» - подумала я, - «Интересно получиться ли у меня так же хорошо, или хотя бы на половину, или хотя бы на самую малость…»
- Попробуй и ты, – сказала бабушка и протянула мне ленточку приятных на ощупь ниток и тонкую проволоку. Я очень старалась делать все точно так же как делала бабушка. Я ведь уже много раз наблюдала за ее работой, но все равно получилось криво.
- Очень неплохо, – подбодрила меня бабушка и мягко улыбнулась, чтобы я не расстраивалась из-за своей первой жизненной неудачи.
- Маленькая бестолочь! – цинично с иронией уличного хулигана мяукнул Охламон и спрыгнул с подоконника вниз на улицу, утомленный происходящим. Блохастый зазнайка, ни разу не позволивший погладить себя! А ведь кот был прав.
       Потом мы с бабушкой пошли варить клей. Она знала особый удивительный способ приготовления клея из пшеничной муки. Он получался безвредным и даже съедобным. Правда такого клея много не съешь и за десерт он не пойдет. Мне очень нравился его цвет – светлый беж, такой нежный пастельный полупрозрачный тон а, засыхая он приобретал цвет темной охры. Бабушка делала чудеса! Мучной клей плохо подходил для нашей работы, но я с самого детства страдала аллергией и любой другой клей мог вызвать у меня аллергическую реакцию на содержащиеся в нем химические элементы. Поэтому она делала клей из муки и я спокойно могла вдыхать его теплый пар.
       Еще у бабушки было восемь коробочек с разноцветной крупой и серебряными, золотыми и розовыми блестками. Все тычинки аккуратно разрезались, их края обмакивались в мучном клею, а потом в одной из этих круп. Черная маковая тычинка одна за другой приобретала на своих пушистых кончиках солнечную пыльцу.
       Следующий этап сотворения цветка оказался также не легким требующим большого внимания и осторожности, ведь дело велось с огнем. Из старого деревянного ящика на очень тугом замке бабушка достала бульку - железный инструмент с круглым шариком на конце. Булька накалялась и бабушка очень осторожно оживляла ею лепестки маков. Они становились объемными и для меня было большой радостью держать их в ладонях, пока они были еще теплые от грубого раскаленного инструмента. В середине каждого цветка делалась маленькая дырочка и в нее пронизывалась тычинка, - цветы почти готовы!
       Рулон темно-светлой жатой бумаги разрезался на тонкие ленточки, которыми обматывалась твердая проволока – стебель цветка. На него цеплялась головка мака и цветок готов!
       Красные как кровь маки лежали на столе и смотрели на меня. Я не верила своим глазам. Не верила, что они будут такими вечно и никогда не завянут. Будут идти дни, недели, года; сорванные человеком на полях маки почернеют и умрут, впрочем, в сорванных цветах уже нет жизни, а эти будут всегда такими красными как сейчас. Правда, у них нет аромата. Они пахнут только мучным клеем. Но мне от этого мало печали – я никогда не нюхаю цветы.
       В тот день бабушка открыла мне дверь в совершенно иной мир. Она научила меня своему делу, и хоть с первой попытки у меня ничего толкового не вышло и надо мной посмеялся даже облезлый соседский кот, во мне, в столь юном возрасте, произошли глубокие внутренние перемены, после в корне изменившие всю мою жизнь, восприятие мира, времени и людей на моем пути. Что касается последних, то «люди» это немного неправильно подобранное слово, не с точки зрения человеческой анатомии или духовности, а с точки зрения значимости незнакомых нам лиц для получения особого места в нашем сознании и сердце. По большому счету все окружающие нас – лишь фигуры. В сутки на сон мы тратим в среднем восемь часов, остальное же время мы сознательно перебываем в миру живых и неживых существ. Я могу назвать человеком лишь того, в ком нахожу душу. Тогда он становится мне близким по духу или же наоборот несносным, но я вижу в нем цвет, а значит, он приобретает для меня смысл. Все остальные встречные, с кем приходится пересекаться, имеют лишь физическую важность. Если бы прохожие вдруг стали плоскими и каждый потерял свой индивидуальный цвет, мы бы конечно удивились и даже запаниковали бы, ведь нам бы показалось, что произошло что-то невероятное или же просто подумали бы, что сошли с ума. На самом же деле, если так вдруг случилось бы, наше чувство удивления возникло бы от простой непривычки. В сущности, для нас имеют значение лишь определенные люди, которые нам интересны, важны, которых мы любим, либо же наоборот ненавидим. О них мы беспокоимся, ими заняты наши мысли, все остальные же нас не особо волнуют. Ходят себе, бегут в своих делах, но нам не приносят ни пользы, ни вреда. А то, что не дает нам ни первого, ни второго не имеет своего цвета, такого важного для каждого из нас.
       Бабушка стала моим первым духовным наставником. Позже я научилась находить утешение для своего сердца в книгах и красках, но это случилось лишь много лет спустя. А тогда я была ребенком. Детское сознание – это довольно гибкий материал из которого взрослый может слепить интересные вещи. Попади оно в руки злого человека, получится очень темное и безнадежно несчастное создание, которое будет уничтожать все вокруг, пока в конечном итоге не уничтожит самого себя. Потому что зло всегда порождает только зло. Попади оно к глупому человеку и выйдет почти такой же, быть может более или менее, беспутный, ограниченный и глупый человек. Яблоня не дает нам груш, как и на груше мы никогда не увидим сливу. Пусть эти строки излагают чисто субъективные мнение и многие с ним не согласятся, я буду утверждать, что все наши знания мы черпаем из тех источников, которые имеют большую историю чем мы сами. И кроме тех вещей, которые мы совершаем правильно инстинктивно, так как это заложено в нас природой, все познается нами в этой жизни путем воспитания, порою даже самовоспитания, но не без участи старшего примера для наследования. Именно поэтому, если взрослому человеку случается столкнуться с детским сознанием, он должен быть крайне внимателен и осторожен, чтобы из-под его руки не вышел плохой «продукт». Когда мы с бабушкой в тот день делали маки и, пользуясь прессом, у нас получилось несколько бракованных деталей, мы их выбросили, но это никак не повлияло на конечный результат. Когда же речь идет о воспитании человека, или более правильно будет сказать, о вытесывании личности, мы не имеем право на брак, иначе тогда существует реальная угроза как для общества так и, в первую очередь, для самого этого человека.
       Бабушка показала мне дорогу к искусству и, еще тогда в раннем детстве, с помощью магии под названием «любовь и забота» посадила в моем сознании, словно в земле, жаждущей пищи, потребность находить способы познания мира через веру.
       Цветочное дело в нашей семье не стало традицией. Моя мама в свое время не проявила к нему интерес. Возможно оно и к лучшему, иначе она не стала бы той, кем она есть теперь. Я не буду рассказывать о виде ее деятельности. Профессия важна только в материальном мире в астрологическом времени чтобы люди, то есть фигуры, могли определить положение друг друга во внешней плоскости нашего существования, именуемой там же обществом, а на этих страницах не должно мелькнуть даже его тени. Наиболее важно дать здесь представление о моей матери. Если бы ее рисовал художник, то это был бы Репин. Впрочем у Репина уже есть картина, которая как нельзя лучше подходит для отображения образа моей мамы - это картина «Бурлаки». Она – внутреннее терпение. Всю жизнь мать несет свою ношу, не жалуясь на судьбу и несправедливость мира. Терпеливо сносит все превратности судьбы и не боится ее ударов. Мне порою так хочется взять на свою долю хотя бы часть ее “petites miseres de la vie humaine”, ослабить лямки на ее плечах, но знаю, что она мне этого не позволит, поскольку считает, что для каждого все предопределено заранее свыше и только не сопротивляясь судьбе можно достичь гармонии. Мама совершенно равнодушна к цветам. Порою мне кажется, что ее даже раздражает бабушкина страсть усыпать цветами все вокруг. Поэтому, наверно, даже в детстве, мама не хотела обучаться этому делу и чем старше становилась, тем менее была склонна к нему и тем больше отдалялась от искусства, а все больше находила интересное для себя в экономической сфере.
       Тот чудный жаркий летний день, когда мной было постигнуто волшебство создания искусственных цветов, я не могу вспоминать без трепета! В моей жизни после этого было еще много прекрасных дней, но тот был особенным. Эта вечная свеча никогда не погаснет и будет гореть в моей памяти, согревая душу.
       Еще не раз я помогала бабушке делать цветы. Она показала мне также много других способов их изготовления. Помню была чудеснейшая осень. Настоящее чудо природы, когда листья на деревьях меняют свой обычный зеленый цвет на более теплые тона. Казалось, что листья вобрали в себя все существующие оттенки охры и кармина. В сухие дни они были матовые и грустно шуршали под ногами. В дни дождей, когда небо роняло на них свои слезы, они обретали нежный глянец. Осенью весь мир кажется другим. Светло-темные лучи вечернего, уже совсем сонного, солнца ложились тусклыми бликами на сухие опавшие листья. Мы с бабушкой вышли в парк. Там женщины с колясочками ходили взад-вперед по аккуратно выложенным плитами аллеям – баюкали своих малышей. Их старшие дети играли вокруг, разбегаясь во все стороны. Они исчезали за толстыми стволами сарых кленов, то вновь появлялись с резвыми криками. Мне их игры казались дикими. Старики играли в домино, их жены рядом на лавочках, закутавшись в теплые зимние пальто с большими пуговицами, вязали из разноцветной шерсти кофточки, носочки да шарфы своим внукам. А мы с бабушкой пришли по важному делу. У нас с собой была сумка, в которую мы стали собирать осеннее листья.
- Бери только самые красивые и разные по размеру. – сказала мне бабушка и я тот час же нырнула в осеннее море, как маленькая собачка. Радостно мне было. А листья все были красивые. В них было более двадцати оттенков красного: светло-розово-карминовые, темно-бордовые, средне бордовые, тускло-красные с оттенком оранжевого, оранжево-зелено-коричневые, терракотовые - все такие бархатные, полные мелодраматизма и предзимней меланхолии. Я нашла листик размером с мою ладонь. Он был совсем еще зеленый, но черный на краях и мне стало жаль его пропавшей молодости. Я тот час же сунула его себе в карман и еще долго хранила в «волшебной» коробочке в потайном месте. С ранних лет во мне было много сентиментального, но иногда это не так уж и плохо.