***

Свобода, по сути своей, есть
ничто иное, как отсутствие
каких бы то ни было ограничений.
А что, если предположить, что
свободу получат все, все без исключения?
Разве не так поступают в обществе,
где царит подлинное равноправие?
Не создаст ли это миру настоящую
угрозу, за которой непременно придёт
катастрофа?!


Мне кажется, не сосчитать, сколько раз в жизни нам приходилось задумываться о том, чем является для человека СВОБОДА. Но на моей памяти есть период, когда всё, что так или иначе связано с понятием «свобода», захватило моё сознание всецело. Это было в 1990 году, когда я жила в Вильнюсе. Там всё кипело и бурлило в предчувствии скорых перемен, а красиво звучащее литовское слово «laisve» не сходило с уст телевизионщиков, работников радио и того огромного множества жителей города, которые участвовали в немыслимом количестве митингов и собраний, проходивших то стихийно, то организованно на улицах и площадях столицы. Обычно сдержанных, спокойных и всегда уравновешенных литовцев было просто не узнать! Вся республика была подобна гигантскому разворошённому муравейнику. Ораторы, утверждавшие, что выступают от имени и по поручению народа, требовали одного – СВОБОДЫ, свободы от «старшего русского брата», некогда оккупировавшего их маленькую дивную страну, насадив в ней ненавистные порядки и чуждые каждому настоящему прибалту законы, закреплявшие порабощение маленького свободолюбивого народа.
В первые дни всеобщей эйфории, захлестнувшей Литву, мне тоже было трудно усидеть дома. Я вместе с соседями шла на площадь Гедиминаса, где выслушивала по доброму десятку речей, порой пламенных, но чаще – гневных. Правда, мне вполне хватило трех вечеров на площади и нескольких вечеров у экрана TV, чтобы понять главное. Крохотная Литва, ментально всегда ассоциировавшая себя с буржуазной республикой, дошла в своём извечном желании официально вернуть себе прежний статус, до той критической точки, когда пути к отступлению уже не было, и нужно было идти до конца.
Так вот, слово СВОБОДА тогда, пожалуй, звучало чаще всех прочих, даже ругательных – в адрес правителей из Москвы и всех коммунистов, ныне здравствующих, и тех, кто успел почить до этих самых событий.
Именно тогда, когда мне надоело слушать одно и то же, решила временно не выходить на улицу. Оставаясь же наедине с собой дома, в большой пустой квартире, чем было ещё заниматься, если не предаваться раздумьям. На сей раз, объектом моих размышлений стала СВОБОДА. Однако она интересовала меня не как категория философская, отнюдь. Мне вполне хватило институтских лекций, которые лихо читал у нас молодой доцент, сам защитивший диссертацию на тему, так или иначе связанную с коммунистической моралью, чтобы запомнить, что свобода – это возможность проявлять свою волю на основе осознания законов. Я ещё тогда задумывалась, какая же это свобода, если ты не свободен от объективных законов и должен им следовать, чтобы выжить – но меня наш доцент, помню, посадил, посоветовав ещё раз внимательно прочесть на досуге его лекцию, чтобы разобраться в существе вопроса. Но, чем больше я тогда старалась прочесть о свободе, конечно же, не из лекций своего преподавателя, а отовсюду, что попадалось под руку, тем больше я заходила в тупик. Не припомню, при каких обстоятельствах я оставила затею найти ответ на терзавший меня вопрос, но, тем не менее, это было сделано. А вернулась я к нему лишь в год упомянутых мной событий. Отследив их, я пришла к выводу, что все эти лозунги, плакаты и, наконец, ораторы требуют не свободы как таковой, а свободы от Советского Союза, который запрещает народу Литвы жить так, как хочет большинство из них в данный, конкретный исторический момент.
И тут мне подумалось, а что, если завтра приоритеты в сообществе этих людей изменятся – что делать тогда? Снова вступать в противоборство и добиваться новых свобод, мешающих ещё чему-то или кому-то в достижении новых целей? А если всё так и случится, не станет ли этот процесс бесконечным? Не превратится ли он в порочный круг, хотя бы потому, что всякая борьба, даже столь благородная, казалось бы, как борьба за свободу, почти всегда оставляет после себя жертвы, в том числе, и невинные? Впрочем, жертвы всегда невинны…
И, тем не менее, на мой взгляд, самым тяжёлым из испытаний, когда-либо выпадавших на долю человека, да и всего человечества в целом, всегда было, есть, и будет - это тоже свобода, свобода выбора. Вспомните, сколько раз в жизни каждому из нас приходилось мучиться, хотя бы терзаниями при выборе между добром и злом. А сколько раз мы малодушничали и лгали во спасение самих себя; предавали, оставляя некогда любимых нами, или любящих нас; оговаривали, если не клеветали, на некогда близкого человека, если тот вставал на пути осуществления наших, не всегда благородных планов; убивали чьи-то надежды…
Что греха таить, мы всё чаще даже самим себе не признаёмся в содеянном – так проще жить.
 Поступая именно так, а не иначе, мы пользовались свободой выбора, но, увы, как часто этот выбор был опрометчив или нарочито сделан в свою пользу, если в нас побеждали корысть и желание во что бы то ни стало оказаться победителем. И только, Бога ради, не пытайтесь обмануть себя, что вы, впрочем, лучше сказать, все мы всегда всё делали по совести, когда нам давался шанс сделать выбор.
Размышляя над всем этим, я поймала себя на мысли, которая, наверняка, покажется кому-то бредовой, хотя, вполне возможно, я отыщу единомышленников, как знать. Так вот, я подумала, что раскрепощение человеческих свобод гибельно для самого человека, который с момента своего появления на свет, априори, был обречён на несвободу, ставшей, едва мы сделали первый вдох, неотъемлемой частью его существования.
Сама по себе, планета, на которой мы обитаем, есть ни что иное, как тюрьма, которой не нужны железные решётки, чтобы удержать на ней своих узников – им заранее предначертано не покидать пределов своего заточения. Со мной можно соглашаться или не соглашаться, только, пожалуйста, не нужно браться доказывать мою неправоту, прибегая к примерам о том, что человек уже начал осваивать космос, речь ведь здесь совсем о другом.
Кто-то, возможно, возразит мне более элегантно, прибегнув к устоявшемуся словосочетанию, сказав: «Помилуйте, Земля – это колыбель человечества, а Вы о ней так нелицеприятно, может, Вы и не землянка вовсе, раз в Вас нет здорового, человеческого патриотизма?»
Когда-то величайший учёный Э.Циолковский высказал предположение о том, коль скоро Земля – наша колыбель, то нельзя всю жизнь прожить в ней. Я не могу с ним не согласиться, точно так же, как и с тем, что в тюрьме можно прожить до конца дней своих, если ты приговорён на пожизненное заключение. А если учесть, что сила притяжения Земли намного прочнее тюремных решёток, то землянам, похоже, ещё долго ждать смельчаков, которые до мелочей продумают план побега, не наделав губительных ошибок, а всё – во имя обретения СВОБОДЫ.
Ах, это до горечи сладкое слово СВОБОДА! Что же ты делаешь со мной? Как ни произнесу тебя, такое красивое, звучное, - одна мысль, бредовее другой лезет в голову.
А, может, СВОБОДА – это смерть? Разве не она освобождает и раскрепощает человека, оставляя в прошлом всё то, что душило, давило, умерщвляло всё самое свободное в человеке, пока он был жив!? И, значит, церковь права, уча нас не бояться смерти?..
Нет, это чушь. Тут я явно перегибаю палку, мало того, противоречу не только здравому смыслу, но и самой себе. Церковь учит нас готовиться к смерти каждым своим поступком и помыслом, веля творить и сеять добро, чтобы за это попасть в рай. Но кто, скажите, из побывавших в раю, может рассказать мне, как там обстоят дела со СВОБОДОЙ? Может, её и там нет? Тогда зачем мне такой рай?..
Господи! До чего только не додумаешься бессонной ночью, когда умолкают все прочие шорохи и звуки, кроме твоих мыслей, которые выковывает разгорячённый от усталости мозг, каждый раз продолжаясь стуком в висках, который воспринимается не иначе, как удары молота по наковальне.