О дневниках

Думаю, нисколько не ошибусь, если возьмусь утверждать, что дневник или что-то похожее на него хотя бы раз в жизни начинал писать чуть ли не каждый человек, знающий грамоту. В этом убеждают меня и классики, как отечественной, так и зарубежной литературы, в произведениях которых то и дело встречаются герои, ведущие дневниковые записи. А вы замечали, как сильно отличаются подобные дневники прошлых лет от тех, что ведутся сегодня? Впрочем, нет в этом ничего удивительного: меняется мир – меняемся мы. Но вот побуждает начать записывать то, что тебя волнует, то, что ты хочешь скрыть от всех, даже очень близких тебе людей, всегда одно и то же. И это происходит вне зависимости от времени, вне зависимости от того, кому принадлежат эти записи: пылкому влюблённому юноше, молоденькой девушке, убелённому сединами ветерану или дожившей до преклонных лет женщине. И совсем неважно, великой ли учёности пишущий человек или кто-то едва одолевший программу начальной школы. Мне кажется, что дневник, прежде всего, заводят люди одинокие и страждущие, не сумевшие в ближнем своём окружении найти родственную душу, с которой можно бы было поделиться сокровенным и наболевшим. Доверяясь бумаге, они нередко находят успокоение, обретают равновесие, постепенно привыкая к дневнику, как к доброму, молчаливому и все понимающему собеседнику, который у некоторых авторов подобных записей, остаётся единственным верным спутником на всю жизнь.
В любые времена находились дневники, чем-то очень напоминающие неотправленные письма. Как те, так и другие не предназначались для того, чтобы с ними знакомился кто-либо, кроме самого автора. Наверное, поэтому, согласно этикету, прочесть украдкой чужой дневник считалось столь же зазорным, как и вскрыть и прочесть письмо, адресованное не тебе, подсмотреть за кем-либо через замочную скважину или подслушать чужой разговор, стоя у случайно приоткрывшейся двери.
Но, помнится, в какой-то из книжек я, к удивлению своему, прочла, как юная героиня нарочито оставила свой дневник на самом видном месте, чтобы его прочёл тот, с кем она была робка, застенчива и кому не могла высказать своих чувств, лишавших её сна и покоя. Вот что удивительно, не могу назвать ни автора романа, ни его названия, видимо, память стала давать сбои. Но одно помню точно: юноша, в которого была влюблена юная особа, зло посмеялся над девушкой, а её пылкие объяснения в любви, причём, сдобренные его собственными скабрёзными комментариями, он обнародовал перед своими друзьями. Сердце девушки было разбито, она надолго замкнулась в себе, а позднее и вовсе ушла в монастырь. Но в данном конкретном случае она сама стала виновницей своих бед, поверив в благородство своего избранника. А какие неприятности и разочарования посещают тех, чей дневник был кем-то выкраден или случайно стал достоянием негодяя, который впоследствии будет использовать вычитанные им сведения в своих корыстных целях, или, того страшнее, - станет шантажировать автора, проникнув в его тайны.
Так что дневник, личный дневник – это не всегда благо, увы. В чём я безоговорочно уверена, пытаясь увидеть пользу в ведении дневников, так это в том, что человек, его ведущий, научается излагать свои мысли. Кроме того, он учится быть последовательным и логичным в рассуждениях, развивает свою речь, начинает образно и творчески мыслить. Порой в дневник переписывались полюбившиеся стихи, отвечавшие душевному настрою, цитаты из прозы, в которых пишущий прочитывал ответы на волновавшие его вопросы. Значит, благодаря дневнику можно было исподволь обучиться грамоте. На своём собственном опыте знаю, что штудирование правил не научит грамоте так, как это может сделать переписывание собственной рукой грамотных текстов. Если взять подобную практику за правило, то вскоре убедишься, что и сам стал писать без ошибок. Волей - не волей формируется навык грамотно писать, не соотнося написанное с догматами учебников грамматики.
Даже в наш прагматичный век, который, увы, просвещённым можно назвать с большой натяжкой, попытки писать личные дневники всё же случаются. Вероятно, моя негативная характеристика дню сегодняшнему кому-то не понравится, что ж, сколько людей – столько мнений. По моему глубокому убеждению, просвещённым, по праву, можно считать, для конкретного сообщества людей, разумеется, лишь то время, в котором большинство нации испытывает жажду читать беллетристику. Именно она способна обогащать читающего опытом ушедших поколений и, конечно же, развивать его речь. А если учесть, что грамотная речь, насыщенная богатой, разнообразной лексикой, образными выражениями, сама по себе есть показатель культурного уровня человека, ею владеющего, чтение – это показатель культуры нации. Мало культурных людей в обществе – разве оно может считаться просвещённым?
Так вот, возвращаясь мыслями к дневникам, хочу отметить, каков век – таковы и дневники.
 Не будучи человеком, материально обеспеченным настолько, чтобы для своих черновых записей и рабочих рукописей пользоваться новой бумагой, которая нынче недёшева, я нашла для себя выход из положения. Кстати, пачка тетрадей, найденных мужем к сегодняшнему дню успела закончиться, что и неудивительно, если пишешь ежедневно и помногу.
Итак, что ни июнь, когда заканчивается в школах учебный год, в школьных кабинетах учителями проводится ревизия всего, скопившегося за год. Понятное дело, - ненужное просто выбрасывается. Зная о моей нужде в бумаге, знакомые учителя звонят и предлагают мне тетради, в том числе и общие, в которых остались неисписанные страницы. Целыми стопками, предварительно перевязав их шпагатом, я дотаскиваю желанную ношу до дому, где вырываю чистые листы, складывая их стопками в ящики. Однажды, разбирая «добычу», я обнаружила тетрадь, на обложке которой, от всех прочих, не было написано имени её владельца и класса, в котором он учится. Может быть, именно этот факт и заставил меня обратить на неё особое внимание. Обычно, я даже не останавливаю взгляда на исписанных ученическим почерком листках, а просто-напросто безжалостно их вырываю, чтобы оставить исключительно те, что не были использованы. Чаще других полностью исписанными оказываются тетради по математике – там, как правило, последние задачи или примеры находят своё продолжение даже на внутренней стороне обложки. Тетради же по литературе всё больше содержат материал по одному какому-нибудь писателю. Видимо, едва начинают изучать творчество следующего автора, используют и новую тетрадь. Больше всего мне везло, когда попадались сочинения, написанные в классе – три-четыре страницы заняты, а остальное – в полном моём распоряжении. И вот, переворачиваю я обложку безымянной тетради, и вижу старательно выведенное фломастером заглавными буквами слово: «ДНИВНИК». Не будь в заголовке столь вопиющей ошибки, вряд ли бы я вообще стала читать, что там написано дальше. Не знаю, почему, но я не испытала угрызений совести оттого, что непрошенным гостем вторгаюсь в чьи-то секреты. Подумалось, раз кто-то положил тетрадь в стопку с остальными, предназначенными для того, чтобы быть выкинутыми на свалку, значит, для автора всё равно, какова будет дальнейшая судьба его дневника. Да и потом, если честно, меня одолевало любопытство, какими такими мыслями может быть забита молодая голова, чтобы тратить время на их запись. С первых строк стало ясно, что автором является девочка лет тринадцати. Хотя для семиклассницы она была, по моему уразумению слишком безграмотна – редкая фраза строилась правильно, а уж об орфографических ошибках и говорить не приходится. Их встретилось такое множество, что с трудом верилось, что так писать может современный школьник.
Несколько первых страниц были разделены на четыре колонки, в каждой из которых содержались пронумерованные списки, не то с кличками, не то с прозвищами. Попадались, правда, крайне редко, и обычные имена, а в первой колонке даже фамилии, правда, написаны они были с явными ошибками. Колонки были озаглавлены: «Классные парни», «Клёвые девчонки», «Чмошники» и «Лузеры».
Однако, несмотря на ошибки, судя по дальнейшим записям девочки, она не была последней ученицей в классе. Это доказывает хотя бы то место в дневнике, где, пользуясь ненормативной лексикой, она обрушивает свой гнев на соседку по парте. Та просто не дала ей списать решение задачи повышенной сложности, в результате чего её контрольную работу по математике оценили всего на «четыре», несмотря на то, что та была выполнена без ошибок. Какими только бранными словами не обрушивалась она на одноклассницу, посмевшую не дать ей списать. Но автор дневника не ограничилась бранью и угрозами, она составила подробнейший план мести «обидчице». Тут она превзошла все мои ожидания. Ею планировалось похитить у одноклассницы ранец с учебниками и тетрадями, испачкать, пробравшись в раздевалку во время уроков, куртку девочки, да так, чтобы с ней не могла справиться и химчистка. В одном из пунктов содержалась запись о том, как во время урока физкультуры, причём это намечалось на холодное время года, следует изорвать колготки «чмошной отличницы». Наконец, целую страницу она посвятила тому, как будет изощрённо клеветать на провинившуюся перед ней девчонку, выставляя её в дурном свете перед одноклассниками, а особенно – перед мальчиком из параллельного класса, с которым обидчица, похоже, дружила. Красным фломастером было подчёркнуто предложение: «Всё сделать, чтобы они поссорились!» Коварный план занял целых четыре страницы. Наконец-то, дохожу до того места, где в дневнике школьницы содержался подробный отчёт о содеянном – с указанием места и времени осуществления задуманного. Описывалось и то, как реагировали на происки автора дневника отличница и все одноклассники. Смаковались подробности, особенно в той их части, где удавалось высмеять отличницу или заставить её страдать, и даже прилюдно плакать от обиды. Отчёт заканчивался словами: «Теперь будет знать, как против меня идти!!!»
Несмотря на то, что поначалу я не испытывала неловкости оттого, что читаю записи в дневнике, мне не принадлежащем, казалось, от одного лишь вида тетради вскоре мне стало не по себе, а ладони рук загорелись так, словно они прикоснулись к тлеющей головёшке. Как это обычно бывает, почувствовав боль, инстинктивно начинаешь глубже дышать. Попыталась сделать глубокий вдох – и не смогла, казалось, что начинаю задыхаться. Захотелось глотнуть свежего воздуха – причём немедленно. Вышла во двор, намереваясь поскорее избавиться от случайно попавшего мне в руки дневника, а заодно выбросить отбракованные, исписанные страницы из ученических тетрадей в контейнер.
У подъезда, словно потревоженная моим появлением стайка щебечущих городских пичуг, расступилась группа ребят. Теперь, когда начались летние каникулы, они стали часто собираться у нашего дома, в котором чуть ли не в каждой квартире жили дети школьного возраста. Проходя сквозь толпу, я невольно расслышала обрывки фраз и отдельные слова, типа: « классно потусовались», «презираю лузеров», «чо ты паришься, Денер?» и ещё многое другое из того, что несколькими минутами ранее то и дело попадалось мне на страничках дневника безымянной школьницы. Ужаснувшись при мысли о том, что среди ребят может находиться автор прочитанного дневника, почувствовала, как меня пробил озноб, и по телу побежали мурашки. Невольно подумалось: «Неужели у той мстительной и злобной девчонки такое же милое и приятное личико, как у тех подростков, мимо которых я только что прошла?»
Ускорив шаги, поторопилась скрыться за углом дома, неподалёку от которого стояли контейнеры. Едва я избавилась от дневника, а может, что-то другое было тому причиной, почувствовала лёгкость. Свободно дышалось, и не хотелось думать ни о чём неприятном.