тайное послание

«ТАЙНОЕ ПОСЛАНИЕ»

Дорогой брат!
Любезность человека, который доставит тебе это письмо, ограничена временем: у тебя – не более пятнадцати минут на его прочтение, на то, чтобы вникнуть и обдумать ответ. Когда человек вернётся за письмом, свой ответ ты передашь устно, поэтому будь краток и точен в выборе слов.
Как ты понимаешь, мы с тобой никогда уже не увидимся, так что подумай хорошенько, что ты хочешь сказать мне напоследок.
Нелепо как-то складывается всё, братишка, ты не находишь? И времена, как-будто бы, нынче мирные: меня так давно не вызывали на службу, что я даже – грешным делом – стал подумывать об отставке. Думал, «кресло» тебе передать – по наследству, как заведено. Но никак не предполагал увидеть тебя в нём сидящим! А как приехал, и выяснилось, что к чему…
Веришь ли, вторые сутки не сплю. Хотя, конечно же, и ты наверняка не спишь.
Признаться, я даже отказался, когда меня хотели «ввести в курс дела».Что бы ты ни натворил, для меня ты навсегда останешься братом – единственным, непутёвым и – что я действительно ценил в тебе – неунывающим.
Слава Богу, отец не дожил до этого дня: у старика рука не поднялась бы. А я сказал: «Служба есть служба». Думаю, ты поймёшь меня правильно, брат. Ты не хуже меня знаешь: не я выбирал это ремесло. Будь из нас старшим ты, не я наследовал бы отцу, и – как знать? – быть может, эти строки писал бы сейчас ты – мне.
Ты, верно, помнишь: отец всегда был сторонником преемственности ремесла. «Кто-то должен делать и эту работу», – говаривал он.
Долго мы с тобой не виделись. Как в пошлом фильме, оказывается, действительно многое хотелось сказать, но теперь это совершенно не имеет значения. В сложившихся обстоятельствах достаточно было бы буквально пары слов, чтобы понять друг-друга, но нам категорически запрещено видеться. Поверь, я сделал всё, что только возможно было предпринять, чтобы устроить нашу встречу. Даже, пожалуй, кое-что невозможное пришлось сделать, но всё, чего мне удалось добиться, – это письмо.
Беда в том, братишка, что согласно приговору, который будет завтра провозглашён публично (а мне уже известен – по долгу службы), тебе предстоит принять долгую и мучительную смерть. Твою бесшабашную жизнь, видать, сочли чересчур легкомысленной, если лишившись её, ты будешь недостаточно сурово наказан за преступление столь тяжкое, в каком тебя признали виновным. Нам, братишка, ещё повезло, что технический прогресс заметно сократил ассортимент ручной работы, исполняемой лицами моей профессии.
Процедура известна тебе не хуже меня: тебя усадят в то самое «кресло», пристегнув к нему ноги, руки и шею. На голову наденут чёрный мешок и поверх него – «терновый венец» с проводами, фиксирующий череп в вертикальном положении при помощи двух вентилей, сжимающих виски. Когда всё сделано, охрана удаляется. Настаёт «время шоу» – мой выход.
«Почтеннейшая публика» располагается в «зрительном зале» – по ту сторону зеркальной стены. Они рассядутся там в удобных креслах и будут наблюдать, как я привожу твой приговор к исполнению. Они предвкушают это отвратительное зрелище – твоё постепенное расставание с жизнью под воздействием электрических разрядов возрастающей силы. Моя работа состоит в том, чтобы постепенно увеличивать мощность, порционно подавая ток поднятием рубильника.
Тебе известно, что спасти тебя я не могу. Всё, что я могу сделать для тебя, братишка, это убить – быстро и безболезненно, одним движением. Тем самым, я нарушу решение суда, и получится, что я – не палач, а братоубийца.
Двое суток я обдумывал, как разрешить эту дилемму. И пришёл к выводу, что мне потребуется твоя помощь.
Мне ли не знать, какого выдающегося актёра теряем мы в твоём лице: с самого детства, что бы мы с тобой ни вытворяли, и как часто ни были бы застигнуты врасплох, вся надежда была на твой феноменальный дар убеждать (человек глазам своим отказывался верить, если ты отрицал очевидное), и я не переставал изумляться той изобретательности, с которой ты выпутывался из любой, казалось бы, самой безнадёжной передряги. Мне оставалось только молча кивать головой, когда дело доходило до ответа на вопрос, так ли всё было, как ты рассказал. Сам знаешь: я, может, и рад был бы тебе подыграть, да Бог не дал мне твоего артистизма, предоставив только завидовать и твоей находчивости, и гибкости языка, как-то особо удачно подвешенного именно у тебя. Так и не привелось нам с тобой, братишка, закусочную открыть и скармливать посетителям ту лапшу, что ты понавешал на уши доверчивым собеседникам, начиная с наших собственных родителей, соседей и школьных учителей, и заканчивая теми же присяжными из зала суда (знай они тебя так, как знаю я, нипочём не вынесли бы такой вердикт). И тем не менее, нельзя лишать их обещанного судьёй зрелища, никак нельзя.
Не затем я нахваливал твои актёрские способности, чтобы сказать тебе что-нибудь утешительное напоследок: именно теперь нам с тобой как никогда понадобится эта твоя система Стравинского (или как там его?). Идея состоит в том, что публика за стеклом не видит шкалы электрического напряжения, она видит только твои конвульсии, которыми тело реагирует на очередной разряд тока. Предписанная приговором мощность каждого удара провозглашается вслух судьёй, который руководит приведением приговора к исполнению. И все эти люди находятся по ту сторону стекла. В помещении, где установлено «кресло», не будет никого, кроме нас с тобой, брат. Рубильник будет в моих руках. Я запущу его на полную мощность, и первый же разряд мгновенно убьёт тебя. Только никто не должен об этом знать. Всё, что от тебя потребуется, это представить вниманию «почтеннейшей публики» посмертное шоу, разыграв для них такую мучительную агонию, чтобы с каждым новым разрядом они и сами бы содрогались так, словно это не тебя, а их шарахнуло током.
Поскольку это тело более тебе не понадобится, дай волю своей богатой фантазии – пускай кому-нибудь по ту сторону зеркальной стены станет дурно от увиденного: исполни им «пляску святого Витта».
По-моему, затея вполне в твоём вкусе. Когда придёт человек, забрать письмо, просто скажи: «да». Пусть это наш с тобой последний сговор, как в старые добрые времена, вся надежда – на тебя, брат.
Кажется, Демокрит призывал слезами встречать рождение ребёнка, идущего навстречу этой исполненной несовершенства и горя жизни, и радоваться освобождению усопшего от оков человеческого бытия. И теперь я рад, что могу подарить тебе свободу. Надеюсь, тебе, и в жизни не впадавшему в уныние, на Том Свете и вовсе тосковать не приведётся. В конце концов, мы ещё встретимся – там, где сходятся все пути.
 Твой любящий брат Каин.
© 08.07.08.