Ивану не очень понравилась заметная упрощенность истории, что предложил автор.
Но тот вроде бы исправился.
Рассказал о воспитании в России 25 - 30 тысяч лет назад.
Инициации «россиян» 25 тысяч лет назад
(позднепалеолитические начала отечественной педагогики)
По многим источникам жизнь очень древних пращуров-земляков россиян, их экономику и педагогику ныне можно представить достаточно подробно (Палеолит СССР. М.:Наука, 1984. ;История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. М. Наука, 1986. С. 380 – 381; работы В. Г. Балушок; библиография в них; Интернет). Конечно, точности ради, реальная история воспитания и образования людей начинается с момента «превращения обезьяны в человека» - сотни тысяч и миллионы лет назад. И есть все больше работ этого плана (здесь использованы и иллюстрации из Интернета).
В данной статье кратко обратим внимание на зрелый поздний палеолит, от которого к современным россиянам выходят сравнительно непрерывные генетические линии.
Основной «школой» (сколой, скулом и т.п.) для каждого человека изначально является сама жизнь. Есть общеизвестные врожденные навыки, различные проявления наследственности. А есть приобретенные после рождения. Но те и другие следует закреплять и развивать. Без такого развития трудно питаться, дышать, отдыхать, ходить, говорить, бегать, лазать, делать конкретное дело…
Научно доказано и вроде бы общеизвестно, что в древних обществах юношей и девушек около 30 – 40 тысяч лет назад посвящали во взрослую жизнь обрядами инициации (лат. initiatio - совершение таинств, посвящение). Известно-то известно, а в работы по истории педагогики России сведения упорно не попадают. К этим жестоким экзаменам, иногда завершавшимся и смертью испытуемых, дети готовились под присмотром взрослых, а - бывало – в силу разных причин испытывали себя и самостоятельно. Ныне слово «инициация» имеет ряд значений, в т.ч. и не связанных с экономикой и педагогикой.
Начало возрастной инициации у народов первобытного общества уже 40 – 50 тысяч лет назад (что подтверждается наблюдениями за первобытными общинами и в Х1Х – ХХ века) – отнесение(кучкование) подростков к особой группе ровесников (возраст несколько различался, но примерно со старших «дошколят»). Такие стайки «подростков» известны и в животном мире. Роль раздражителя для стремления к взрослению играли насмешки старших, носящие ритуальный характер. Чтобы противостоять насмешкам (нередко и физическим унижениям - главным образом, со стороны уже прошедших инициацию юношей и девушек, «стариков»), подростки приблизительно одного возраста, многие тысячи лет из поколения в поколения, образуют тесно сплоченные группы. В конце концов, они нередко оставляют родные места и испытывают себя самостоятельной жизнью.
Уже в древности, эти разнообразные испытания специально устраивали и оценивали взрослые.
Лагерь инициации у юных россиян древности, вероятнее всего, обычно находился в лесу или «тундре» (у кочевых общин – в степи, у горных – в дальних пещерах). Эти отдаленные места, согласно верованиям, традиционно приравнивались к потустороннему миру и противопоставлялся как территория «чужая» и «неосвоенная» по отношению к «своему», «освоенному» дому. Материалы эпоса и другие данные свидетельствуют, что отправляли подростков (юношей и девушек) в лагерь инициации обычно отцы, реже — матери и сестры, братья, дядья. Символическая роль в ходе инициации отводилась водоему (реке, озеру, «морю», «ледяной избе» ледниковья) как границе между «этим» и «тем» светом, откуда надо вернуться победителем, выжившим, закаленным. Затем и брачные ритуалы включали элементы инициаций, разных испытаний (на готовность к самостоятельному ведению домохозяйства).
Испытуемые самостоятельно охотились и искали пропитание, строили жилища (иногда из костей поверженного мамонта) и поддерживали огонь, учились выживать в трудных условиях. Это сохраняется в лагерных испытаниях и сегодня. Неомасонство воспитанием своих пионеров (да и всех скаутов) поддерживает многотысячелетнюю традицию.
В лагере древнего посвящения подростки переживали ритуальную смерть. В том главная черта экзаменационной фазы инициации, что имеет отзвуки и ныне. Возможно, десятки тысяч лет назад надо было просто самостоятельно выйти против крупного зверя. Но много позже использовалось как бы «проглатывание» инициируемых мифическим чудовищем. Символическое пожирание чудовищем с последующим «отрыгиванием» — часть обрядов посвящения у многих народов первобытного общества. В большинстве случаев испытуемых «проглатывали» Змеи (Драконы), иногда волки, медведи (Велесы) и т.п. Геракл (Георгий Победоносец) по примеру Беллерофонта поражал подобных драконов. При земледельческих культах испытывала подростков уже злая старуха с серпом или косой.
Земледельцы устраивали особое сооружение из накрытых травой кос, серпов и заставляли подростков пролезать туда. При этом парню мазали лицо черной краской, (символ смерти), бросали под ноги поленья, через которые он должен был перебираться. После «появления на свет» юношу брили и нарекали новым именем или прозвищем, как будто он действительно родился вновь. О «пожирании» юноши чудовищем в ходе инициации свидетельствовали кровавые раны, полученные им при влезании во чрево чучела . Что касается чучела Велеса, то испытуемый, освободившись, «рождался» вновь, получая от него эзотерические (родо-половые) знания. В древних мифических песнях говорится о том, как Змей, превратившись в доброго молодца, вступал в связь с девушками и в итоге рождались змееныши-юнаки (а на деле - богатыри).
Праславяне-невры в Скифии (будущей России) еще во времена Геродота 25 веков назад устраивали на несколько дней «волкования», испытания с маской волка. О волчьей ипостаси божества-покровителя свидетельствуют восточнославянские сказки, в которых Волк заменяет Змея.
Подавленное (затравленное, напряженное) состояние инициантов, когда они подвергались всяческим унижениям и испытаниям (голодание, побои, лишение сна и д.р.), отразилось в языке. Так, лингвисты отмечают происхождение некоторых славянских терминов (*огbъ, *otrokъ, *хоlръ) от слов, которыми ранее называли проходивших инициацию подростков. Слово *хоlръ (холоп) представляет собой производное от глагола *xoliti в значении «стричь очень коротко», т. е. указывает на ритуальные постриги посвящаемых, и даже *xolosti – угнетать половые органы (отсюда «холост, холостой»). Созвучиям этих слов – многие тысячи лет
Одним из важнейших моментов юношеской инициации на землях России было ритуальное перерождение посвящаемых в «волков». Вместе с тем, у некоторых племен или общин, очевидно, параллельно бытовало и ритуальное перерождение в медведей, хотя оно и было менее распространено. А образ волка, в которого «превращался» испытуемый, иногда смешивался с «псом» («щенком»).
Помимо «людей-волков» и «людей-псов» у некоторых индоевропейских народов известны и «люди-медведи», образы которых обнаруживают связь с очень древними ритуалами инициации (они оставили след на новгородском гербе). Характерны эти представления для древних германцев, у которых иницианты «перерождались» не только в волков, но и в медведей. Это так называемые Barenhanter(«носящие медвежьи шкуры») у немцев и Barserker («одетые в медвежьи шкуры») у скандинавов. Известные лингвисты Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов отметили, что на лингвистическом древнем материале большая роль медведя в культовой практике и мифологии прослеживается в основном в балто-славяно-германском регионе и сравнительно слабо представлена у других индоевропейцев. Этому единству северных индоевропейцев у Балтики 5 – 6 тысяч лет.
Ритуал «превращения» человека в зверя включал надевание звериной шкуры, особые танцы экстатического тина, а также употребление галлюциногена, создававшего у инициируемых эффект такого перерождения. Использование галлюциногенов во время юношеских инициации, возможно, подтверждается применением алкоголя и конопли в инициациях исторического времени. Использование конопли в очистительных обрядах скифов, которые не брезговали и крепкими напитками, отметил Геродот. Чашей «зелена вина» испытывают своих соратников герои русских былин, например, Садко и Василий Буслаев. Не свалился после чаши, выдержал крепкий удар – сгодишься и в других делах.
К сожалению, главными занятиями членов «волчьих» и «медвежьих» союзов были разбои и война с врагами своего племени, а также охота. Водил молодых воинов-«зверей» в бой зачастую вождь-колдун (дядька-педагог). Реминисценцией его образа в какой-то мере являются «родимые» волкодлаки из мифологических рассказов об оборотнях. Такие волкодлаки делятся на колдунов, основным занятием которых является лишь превращение людей в волков, и на колдунов, главное занятие которых - разбой. С целью разбоя они сами превращаются в волков и иногда превращают в них других. Это оборотни - в настоящее время.
vivovoco.rsl.ru
(чтобы не мучаться, найдите иллюстрации здесь)
Схема 1. Расположение на Русской равнине стоянок разных этапов позднепалеолитического расселения и растительный покров максимума поздневалдайского оледенения (типы растительности приведены . 1 - границы ледниковых покровов; 2 - субарктические (приледниковые) луга; 3 - тундровая растительность с участием остепненных сообществ; 4 – перигляциальная (окололедниковая) лесостепь с участием тундровых элементов; 5 - перигляциальная степь в зоне многолетней мерзлоты; 6 - перигляциальная степь в области глубокого сезонного промерзания; 7 - область морских трансгрессий (наступлений воды – при резких «всемирные потопы»); 8 - граница зоны многолетней мерзлоты (ныне сохраняется на половине территории России); 9 - стоянки позднеледниковья (15 и менее тысяч лет назад); 10 - стоянки максимума оледенения (20 тыс. лет назад); 11 - стоянки добрянского и брянского (с развитыми почвами) времени.
Но когда все это начиналось, когда это уже было ?!
Ныне достижениями российских и всех, ранее советских, палеолитологов (специалистов по древнему каменному веку; не путать с политологами) отвергнут безраздельно гос¬подствующее в науке представление о примитивном бродячем и кочевом образе жизни палеолитического населения Восточной Европы и Северной Азии (будущей России) даже в условиях последнего оледенения 30 – 17 тысяч лет назад. Мало кто из «медиевистов» достижения палеолитологов знает. Уже в ту пору сравнительно развитые домохозяйства и на землях России играли существенную роль в жизни «хомо сапиенс». И они занимались инициациями подростков, о чем говорят захоронения той далекой поры ( на ряде известных памятников палеолита России).
Палеолитические погребения России — ценный и редкий исторический источник, освещающий не только ду¬ховную жизнь людей той эпохи, но и многие стороны их материальной культуры (включая традиции экономики, воспитания и образования), не сохранившиеся в других источниках. Наиболее из¬вестных в настоящее время на Русской равнине всего пять: два на Сунгирьской стоянке под Москвой и три на различных стоянках Костенковско-Боршевского района у Дона под Воронежем. Почти все они (за исключением погребе¬ния кроманьонца на Костенках ) датируются ран¬ней порой позднего палеолита. Древнейшими из них являются погребения на Костенках 15 (Городцовская стоянка) и на Костенках 14 (Маркина Гора). Им 40 – 50 тысяч лет. Вот научная реконструкция черепа взрослого человека одного из погребений.
vivovoco.rsl.ru
Человек палеолита Русской равнины ((Костенки на Дону; реконструкция М.М.Герасимова)
Еще одно из погребений – вероятный след ранней инициации. Возможно, смелый «дошкольник» (по нашим меркам) решил как-то доказать свою взрослость. И погиб.
Городцовская стоянка отличается ярко выраженным своеобразием обряда захоронения мальчика 5 — 6 лет. Путем тщательного исследования , соотно¬шения костей скелета с положенным в могилу инвен¬тарем, с охрой, с крупными костями животных установлено следующее. Могильная яма овальных очертаний, размерами 1,24 на 0,80 м и глубиной 0,43 м от основания культурного слоя была вырыта в полу жилища. У ее восточного края на дно после засыпки охрой была положена куча желтой глины, на которую, возможно, в связанном (спеленатом кожами) виде был помещен умерший ребенок.
Умершего снабдили богатым погре¬бальным инвентарем: за его спиной находилась крупная лопаточка с рукоятью; справа , на дно могилы, были положены 55 кремневых изделий.. Слева лежала костяная игла с прос¬верленным ушком и костяное лекало. На голове маль¬чика был головной убор, на который на¬шито 153 просверленных зуба песца, лежавших плотными рядами. Могила не была засыпана землей, а лишь перекрыта крупной лопаткой мамонта, а сверху, возможно, было устроено и земляное перекрытие. По определению В. П. Якимова (1957, 1961), погребенный был мальчиком 5—6 лет, «вос¬точный кроманьонец» (юный «человек разумный») , в строении черепа не обна¬ружено каких-либо неандерталоидных признаков.
Если «дошкольнику» положили в могилу костяную лопаточку и десятки кремневых орудий труда, то он всем этим уже мог пользоваться – в иной жизни это ему должно было пригодиться. Добыть небольшое животное, разделать его, соскоблить жир, приготовить пищу…
Погребение из Костенок , открытое в 1952 г., было первым погребением древнекаменного века на обширном пространстве равнинной части Восточной Европы и до сих пор остается древнейшим из подобных погребений. Оно явно выража¬ет заботу о загробной жизни детей, что характерно для образовательно-воспитательных традиций эпохи палеолита.
Вероятно, по мнению некоторых ученых, здесь отразились еще самые примитивные представления пращуров россиян о загробной жизни, что определялись нерелигиозными представлениями. По таким представлениям и после смерти жизнь продолжалась в ее реальных формах, поэтому умершего погребали в реальном жилище, в одежде. В могилу клали реальный, а не вотивный (имитационный) бытовой и про¬изводственный инвентарь. И подобное продолжалось в России десятки тысячелетий до христианской поры, что указывало на устойчивость традиций экономики и педагогики.
Исключительный интерес для начал истории экономики и педагогики России представляют погребения, обнаруженные на поселении Сунгирь (под Москвой), которые по характеру кремневого инвентаря обнаруживают генетические связи с памятниками округи Костенок (под Воронежем, Подонья).
Обе выявленные палеолитические могилы находились в верхней части пологого склона, на котором располагалась сто¬янка, но еще в пределах культурного слоя стоянки. Одна из могил вырыта в центре одного из скоплений культурных остатков предполагаемого жилища, даже, вероятно, на месте его центрального очага. Другая располагалась в нескольких метрах ниже по склону.
Обе могилы были вырыты палеолитическими россиянами в слой светло-желтом суглинке, и в ниж¬них горизонтах имели четкие очертания. Могилы были довольно узкими, имели верти¬кальные стенки без каких-либо следов оплывания. Угольки на дне могилы расцениваются как следы погребального ритуала, освящения дна могилы огнем.
Этот ритуал погребения (имеющий экономический и воспитательный смысл) представлен так. Дно могилы посыпалось огнем-углем, сохранившимся в виде отдельных угольков и даже прослоек сажи. На них местами заметно ка¬кое-то белое вещество вроде извести, и уже по белому слою могилы густо посыпались ярко-красной охрой, слой которой на дне могилы достигал местами нескольких сантиметров.
После этого в могилу укладывались умершие в праздничной церемониальной (?), богато укра¬шенной одежде и многочисленный погребальный ин¬вентарь — орудия труда и произведения искусства, изображения животных и другие эмблемы — выпол¬ненный преимущественно из бивня мамонта, а также из рога и кремня. После этого снова производилась засыпка всей могилы красной охрой. В первой могиле уста¬новлено, что следующим актом была укладка верхней одежды — плаща, после чего — новая посыпка охрой. Наконец, засыпь могилы перемежается еще несколькими прослойками чистой охры. Есть основа¬ния полагать, что засыпанные могилы на поверхности отмечались пятнами ярко-красной охры; но эти гори¬зонты слоя, в противоположность нижней части мо¬гил, сильно разрушены уже ближе к нашему времени. Могила была вырыта на глубину 60—65 см, прорезав около 10—15 см почвенно-культурного слоя и 48—50 см подстилающей желтой супеси. Имела форму не вполне правильного, сильно вытяну¬того овала, имевшего близ дна разме¬ры 2,05 на 0,70 м.
На дне могилы лежал хорошей сохранности скелет мужчины 55—65 лет (по определению Г. Ф. Дебеца), в вытянутом на спине положении, обе руки согнуты в локтях, с кистями на лобке; скелет ориентирован головой на северо-восток. На груди у него найдена сверленая подвеска из небольшой каменной гальки; на обеих руках более 20 браслетов из тонких пласти¬нок, выструганных из бивня мамонта, иногда с отверстиями на концах; на дне могилы — кремневый нож, скребло и отщеп, а также обломок костяного черепка со спиральным резным орнаментом; от чере¬па до стоп на скелете располагались до 3500 бус из бивней мамонтов тех же типов, что и бусы из куль¬турного слоя стоянки.
Они были, без сомнения, наши¬ты на одежду; их расположение на скелете позволяет реконструировать костюм как глухую (без переднего разреза) одежду, состоявшую из кожаной (замшевой) или меховой рубашки типа малицы, надевавшейся через голову, кожаных же длинных штанов и сшитой с ними кожаной обуви типа мокасинов, также расши¬той бусами. Головной убор также был расшит трой¬ным рядом бус с песцовыми клыками на затылке; это была скорее шапка, а не капюшон. На руках на¬ряду с пластинчатыми браслетами много браслетов из нанизанных бус. На ногах такие же перевязи под ко¬ленями и над щиколотками. Поперек груди — трой¬ная лента бус; подобное же украшение обозначено на более поздних палеолитических статуэтках и изобра¬жениях из Костенок на Дону; видимо, это глубоко' традиционная особенность костюма. Кроме этой на¬тельной одежды, носились еще короткие плащи, рас¬шитые более крупными бусами.
В целом костюм реконструируется как глухая одежда арктического типа. Отсюда в истории современного арктического костюма одежда сунгирцев (Подмосковья) должна за¬нять исходное положение. Древнее пока ничего не найдено. Становится ясным, что этот тип одежды (северо-индейский, меховой) сложился на северных равнинах еще в глубинах палеолита Европейской России и уже в готовом виде был при¬несен в Арктику. Это и экономика, и педагогика, и весь образ жизни.
На поверхности могилы или, скорее, у самой ее поверхности, на густом пятне красной охры, вписан¬ном в очертания могилы, лежал довольно крупный камень и плохо сохранившийся женский череп без зубов и нижней челюсти. Допускают, что здесь была похоронена вдова или одна из первых наложниц – затем погребения такого рода встречаются нередко, особенно в эпоху государств.
Вторая могила вырыта в 3 м от первой, выше по склону и имела почти точно ту же ориентировку. Определение глубины могилы в 0,74 м в известной мере условно. Длина ее 3,05 м, ширина 0,70 м.
И здесь вновь есть вероятность смерти подростков при инициации.
На дне могилы лежали два скелета , тесно прижатые друг к другу головами, как на из¬вестной двойной статуэтке из Гагарина. Северный скелет, головой на юго — юго-запад, при¬надлежал девочке 7—8 лет; южный скелет, ориенти¬рованный на севере — северо-восток — мальчику 12— 13 лет (на восток стараются обращать своих погребенных и православные). Погребения сопровождались огромным коли¬чеством изделий из бивня и несколькими кремневы¬ми предметами, найденными только в погребении мальчика.
Мальчик больше был ориентирован на поддержание домохозяйства, девочку больше готовили к продолжению рода, выполнение воспитательных функций. 25 тысяч лет назад.
Захоронение подростков произведено одно¬временно. Об этом говорят положенные в могилу два копья, длина которых значительно пре¬вышает рост каждого из умерших. Предметы эти являются, пожалуй, самой поразительной но¬востью, подаренной науке российским палеолитом. Они пред¬ставляют собой очень длинные веретенообразные стержни, сделанные из расщепленных и выпрямлен¬ных бивней мамонта, с тонкими, острейшими конца¬ми. Устанавливается удивительная для того времени-техника расщепления трехметровых бивней, их вы¬прямления, видимо, после длительного вымачивания? и распаривания над огнем. И затем выстругивания длинных, прямых и твердых копии из столь прочного и тяжелого материала. Это реальное технологическое достижение наших пращуров, как и строительство разнообразных жилищ, 25 тысяч лет назад.
Длина копья мальчика 2,42 м, копья девочки — 1,66 м. С таким копьем умелый сильный охотник мог смело идти на крупного зверя. Кроме того, с девочкой было положено восемь дро¬тиков из того же материала и два кинжала длиной 42 см, а с мальчиком три таких же дротика и один кинжал. Концы некоторых копий и дротиков были оснащены кремневыми чешуйками. Именно дротиками славились воины славян в начале средних веков, но затем славяне быстро овладели и иным оружием. Хотя скифы 25 веков назад во времена Геродота уже культивировали использование железных мечей.
У правого виска девочки находился тонкий про¬резной диск из бивня, надетый на конец дротика. У правого же виска мальчика — такой же, сохранив¬ший вертикальное положение диск, вероятно, наде¬тый в свое время на острие несохранившегося дере¬вянного копья. Предполагают, что к прорезям этих красивых и хрупких украшений на копьях при¬креплялись цветные ремешки или, скажем, пушис¬тые хвосты песцов, и эти дротики служили своего рода парадными эмблемами или имели какое-то осо¬бое церемониальное значение. Возможно, следы культа солнца.
На руках обоих погребенных были надеты пла¬стинчатые и бусяные браслеты — такие же, как в первой мо¬гиле , на пальцах обнаружены перстни из того же материала, найдена костяная игла. На груди и живо¬те девочки лежали большой прорезной диск и два стержня округлого сечения с расширенными плос¬кими концами и сквозными отверстиями на них. Даже с богатым точечным орнаментом; ви¬димо, это своего рода застежки для пояса. Под под¬бородком каждого умершего — большая заколка в виде стержня, служившие, по-видимому, для застегива¬ния краев верхней накидки — плаща.
Слева от ног девочки — два крупных «жезла», или «выпрямителя», из рогов северного оленя с круглы¬ми отверстиями на конце.
Особенностью захоронения мальчика являются два кремневых ножа, один из которых был зажат в правой руке. А также следы культа животных: на груди — плоская скульптура лошади, похожая на найденную ранее в культурном слое, но крупнее , под левым плечом — крупная скульп¬тура мамонта , у рта и пояса —два крупных когтя пещерного льва, сзади к одежде прикреплена имитация хвоста из нанизанных бус своеобразной плоской квадратной формы.
Расшивка одежды бусами в этой могиле еще богаче, чем в первой. В ней собрано до 7500 бус. Их расположение подтверждает реконструкцию одежды, сделанную по данным из первой могилы , но до¬полняет ее рядом деталей. Так, расшивка шапки мальчика богаче; у девочки реконструируется ско¬рее не шапка, а капюшон, или капор, и налобная повязка. У мальчика те же, что у мужчины, семь рядов бус, пересекающих грудь на малице, но, кроме того, пояс, густо расшитый песцовыми клыками. У девочки малица в верхней части и у пояса была расшита бусами сплошь, плотными горизонтальны¬ми рядами. В обоих погребениях расположение бус в нижней части ног дает основание говорить об обуви в виде меховых (?) сапог типа пимов или унтов.
Выводы из приведенных фактов каждый волен делать самостоятельно. Но столь тщательное погребение подростков – это показатель высокого уровня воспитания и образования у палеолитических пращуров-земляков россиян. 25 тысяч лет назад. В том числе и в округе нынешней Москвы.
Полезны наблюдения и в целом по всем погребениям.
В могиле подростков у самой поверхности тоже обнаружены остатки верхнего погребения, лежав¬шего на 65 см выше дна могилы. По следам останков, это был взрослый че¬ловек, погребенный в вытянутом на спине положении, с левой рукой на лобке, головой на юго — юго-запад. Остатков черепа и даже эмали от зубов найти не удалось; видимо, в момент захоронения голова была отделена от туловища. Так как оба мужских погребения одинаково ориентированы головой на северо-восток, а погребение девочки имеет противоположную ориен¬тировку, совпадающую с ориентировкой рассматри¬ваемого верхнего погребения, можно предполагать – погребена женщина. Но здесь ученым оставлено еще немало загадок.
Исключительный интерес представляет палеоантропологическая характеристика изученных остатков. Скелет мужчины из первой могилы являет¬ся европеоидным, но его расовые особенности выра¬жены неотчетливо. Можно говорить о «восточных кроманьонцах» с отдельными чертами, напоминающими север¬ных монголоидов, о протомонголоидном элементе, о предках американских индейцев, другими словами — о типе современного человека с еще не вполне дифференцированными расовыми признаками. Этот вывод подтверждается и анализом останков соседней могилы. Мальчик является европеоидом, но сохраняет некоторые негроидные (генетики все же всех нас ведут из Африки) или неандерталоидные черты. Последние черты особенно выражены у девочки.
Интересно более позднее погребение кроманьонца на Костенках, что сохраняет многие черты, свой¬ственные погребениям предшествующего периода (Борисковский П. И., 1963). По данным Борисковского, оно представляло собой специально со¬оруженную из костей мамонта (черепа, кости конеч¬ностей, лопатки) овальную погребальную камеру, размерами 2,20 на 0,55 м по внутреннему обводу и 4,0 на 1,50 м — по внешнему, пристроенную к стенке жилища. Стенки погребальной камеры были невы¬соки, они состояли не из вкопанных, а из горизон¬тально положенных костей. В центр этой камеры был посажен связанный труп мужчины, возраст около 50 лет. По крайней мере, до плеч он был засыпан землей — об этом свидетельствует то, что кости ту¬ловища и ног сохранили свое первоначальное поло¬жение. Голова и руки остались снаружи. После раз¬рушения жилища голова и некоторые кости рук сместились назад и оказались на жилой площади. Вероятно, после погребения жилище было покинуто обита¬телями: об этом свидетельствует одновременность процесса разрушения жилища и погребения (да иначе череп и не мог бы попасть на жилую территорию).
Это нечто предшествующее склепам и даже курганам, что затем обрели огромные очертания в Скифии.
В другом месте Костенок (Маркина Гора) одновременное погребение обнаружено на глубине 0,31—0,48 м от основания культурного слоя. Дно могильной ямы (0,99 на 0,39 м) было также интенсивно окрашено красной охрой, но какой-либо сопровождающий ин¬вентарь отсутствовал. Погребенный взрослый мужчи¬на, приблизительно 25 лет, был предварительно свя¬зан так, что руки его подтянуты к груди, колени — к животу, а пятки — к тазу. И в таком силь¬но скорченном состоянии крепыш буквально втиснут в тесную могильную яму (рис.107, 1). Он лежал на левом боку головой к северу, лицом на запад. Сохранность костей для 25 тысяч лет очень хорошая. По мнению палеоантрополога Г. Ф. Дебеца (1955), расчищенный и исследованный А. Н. Рогачевым в полевых условиях вместе с М. М. Герасимовым, скелет с Маркиной Горы явля¬ется лучшим среди всех известных скелетов поздне¬ палеолитических людей как по физической сохранности костей, так и по полноте их сбора. В строении черепа Г. Ф. Дебец отметил наличие негроидных черт (опять Африка генетиков), что затем и изобразил скульптор Герасимов.
Среди известных палеолитических захоронений наи¬более близкую аналогию к данному обнаруживает погребение мальчика на Городцовской стоянке (специально со¬оруженная камера, сидячее положение), однако существенны и отличия (например, камера на Город¬цовской стоянке — закрытый сверху склеп; богатый инвентарь, сопровождающий погребение , но полное отсутствие инвентаря в погребении негра на Костенках).
Примерно в 6 – 9 веках нашей эры от устья Невы до устья Десны (у Днепра), от верховий Немана до верховий Волги и Москва-реки тоже распространялись небольшие курганы с сидячими погребениями. Опытный археолог В.В.Седов подтвердил существование здесь «реликта древней погребальной обрядности Северо-Запада Восточной Европы». Но стоило бы подчеркнуть, что устойчивым традициям такой обрядности не менее 25 тысяч лет (Новгородика. Итог.выпуск 2. Н., 1996. С. 15).
Экономика – изначально домохозяйство. Для хозяйства России той поры нужны были уже именно дома (не пещеры, гроты и т.д.). Пращуры россиян 25 тысяч лет назад были одними из лучших в мире домостроителей. А домашнее воспитание – всем воспитаниям воспитание. Скола школ. Сами себя скифы, как помним у Геродота, и называли «сколоты» («люди сколы», «священного круга-кола-солнца»).
Успехи в изучении палеолитических жилищ и поселений России неоспоримы. Но и трудности – тоже. Те дома и селения в натуре уже не увидеть. Породы, вмещающие палеолитический культурный слой и окружающий слой, очень часто из-за глубокой древности не различаются. Подавляю¬щее большинство памятников палеолита пред¬ставляют собой скопления расщеплен¬ных камней (кремней), осколков костей и костных и иных углей, залегающие в виде тонких линз разных разме¬ров в обычном буром лессовидном суглинке. Очаги (свидетели жилищ) внутри таких линз представлены лишь небольшими сгустками жженых материалов. «Линзы» не принято называть остатками поселений, исстари по¬велось подобного рода памятники обозначать лишь как па¬леолитические стоянки. Нужны очень тонкие методы исследований. Ныне археологические методы стали разнообразны и достаточно точны.
Остатками поселения палеолита принято назы¬вать группу одновременных жилищ, имеющих опре¬деленную систему планировки в сочетании с наход¬ками за их пределами, если нет сомнения в принад¬лежности их одному и тому же населению. Нередко встречаются многочисленные многоярусные поселе¬ния с культурными горизонтами, прилегающими или налегающими друг на друга, что объясняется дли¬тельностью существования поселения или же быстрой сменой на данном участке одного сообщества другим, возможно, обладающим иными традициями, иными навыками в постройке жилищ (в последнем случае речь идет уже не об одном, а о двух поселениях). Если же между культурными слоями имеются про¬слойки суглинка, то такие памятники принято назы¬вать многослойными. Костенки у Дона на всей своих 90 гектарах дают немало примеров такого многообразия.
Почти все многослойные памятники хорошо прослеживаются при современной оценке местности. И на Дону, и на Днестре, и в ряде других мест они располагаются внутри впадин, в долине или в широ¬ких древних балках, открывающихся в долину на оконечности мысов, образованных при сближении этих впадин. Затем почти с мезолита селения нередко развивались уже прямо на высоких мысах. Это касается позднеантичных и средневековых русских городищ.
С поселения нередко связаны очаги на откры¬том воздухе, места интенсивной обработки кремня, ямы для хранения продуктов или для отбросов. Наиболее характерными типами жилых комплексов в эпоху позднего палеолита на Русской равнине 20 – 30 тысяч лет назад признаются:
1) округлое в плане наземное костно-земляное жилище (площадью 16 – 36 кв. метров) с двумя — четырьмя окружающими его ямами-кладовыми;
2) длинное наземное жилище (например, площадью 36 на 8 метров) с очагами в центре (по длине), окружен¬ное небольшими землянками в сочетании с ямами-кладовыми;
3) длинное наземное жилище с рядом очагов в центральной части (без сопутствующих сооружений);
4) округлые углубленные в землю жили¬ща («крупные юрты»; вигвамы, костры) с очагом в центре, сооруженные без заметного ис¬пользования крупных костей в качестве конструктив¬ных элементов ;
5) небольшие наземные округлые в плане жилища ( до 12 кв. метров «малые юрты»; вигвамы, костры) с оча¬гом в центре, сооруженные тоже без использо¬вания крупных костей животных.
Даже Русские возвышенности Русской (Восточноевропейской) равнины не имели удобных для длительного обитания пещер, карстовых образований. И поэтому десятки тысяч лет пращуры-земляки россиян набирались опыта именно в разнообразном домостроительстве. Это существенно отличало их от населения многих регионов планеты, где ставка делалась на природные укрытия – пещеры, гроты и т.п.
Обширные поселения, открытые на Дону (Костенки во времена палеолита распространились вдоль берега на 90 гектаров ), в Приднепровье (Гонцы, Мезин, Добраничевка, Межиричи и т.д.), в Поднестровье (Молодова , Кормань ), свидетельствуют о сложной домашне-хозяйственной деятельности, о высоком уровне образования и культуры.
Жилище позднепалеолитического человека. Реконструкция И.Г. Пидопличко .
Этот уровень отразился не только в мно¬гочисленных замечательных произведениях искусства (особенно в палеолитических Венерах – женских фигурках), но и в высоко развитой и разнообразной технике до¬мостроительства (не говоря уже о культуре погребений).
На большинстве стоянок проживало не менее двух семей из шести - семи человек каждая (детей, их родителей и пожилых людей). Для них требовалось не менее десяти ям, заполненных мясом до уровня земли. Но такого нет ни на одной стоянке позднего палеолита Восточной Европы и, следовательно, ямы действительно надстраивались. Или люди пополняли запасы и в зимнее время. Население вело оседлый образ жизни и обеспе¬чивало себя запасами жизненных средств на зиму. Судя по археологическим остаткам, жизнь, быт и культура обитателей прочных и долговременных жи¬лищ палеолитического населения Русской равнины в ряде аспектов сближалась с жизнью, бытом и куль¬турой оседлого арктического населения (включая и русских поморов) северо-восточ¬ной Азии в сравнительно недавнем прошлом.
Одним из выдающихся по относительной полно¬те сохранности многих элементов конструкции костно-земляных жилищ является Межиричское поселение в Поднепровье, близ г. Канева. Его исследовал выдаю¬щийся украинский палеонтолог и археолог И. Г. Пидопличко . Он доказал существование следующих конструктивных элементов жилищ той поры: цоколь, обкладка цоколя, надцокольная обкладка, крыша, забор у входа, вход, забутовка цоколя и т.п.
В палеолитических жилищах им было найдено в общей сложности 8 светильников из бедренных головок ма¬монта со следами слабой и сильной обожженности (Пидопличко, 1976; уточнения по книге «Палеолит СССР»). Проведенные эксперименты под¬твердили применение жира животных для освещения и отопления. Допущено использование фитилей для такого типа жировых светиль¬ников, подобные которым доходят и до средневековой Руси.
Древесный каркас крупных жилищ в Костенках от осно¬вания на значительную высоту плотно обкладывался костями мамонта и присыпался землей. Пращуры россиян при сооружении жилищ 25 – 30 тысяч лет назад использовали свойства костей противостоять гниению, с большим искусством прилаживали эти достаточно бесформенные «кирпичи» для своих построек. В очень редких случаях такой своеобразный строительный материал приходилось подвергать предварительной обработке.
Большое количест¬во плоских и трубчатых костей составляли кар¬кас поперечной стены и кровли жилища. Внутри жилища раскрыто большое скопление костного угля и зольной массы, напоминающее остатки очага. Но культурный слой, отложившийся на полу жилища и достигающий местами 0,5 м мощности, тоже содер¬жит значительное количество костного угля. Множество кремневых изделий, включая орудия труда, обилие костных остатков, собранные внутри жилища, свидетельствуют о том, что в нем производились различного рода работы. То есть как бы действовали семейные палеолитические мастерские.
Вокруг жилища в метре за пределами кольцевого на¬громождения костей мамонта расположились остатки пяти крупных ям, около 2 м в поперечнике и глуби¬ной до 0,8 м от древней дневной поверхности поселе¬ния. Четыре ямы были заполнены нагромождениями крупных костей мамонта, самые верхние из которых представляли собой костную труху. В заполнении пятой ямы имелись лишь отдельные крупные кости мамонта. Ямы по своему положению на краю жи¬лища, по размерам и по характеру заполнения вполне аналогичны большим краевым ямам-кладовым, из¬вестным и на других поселениях с костно-земляными жилищами.
В 17 м от северного края жилища обнаружены и частично вскрыты остатки второго жилища схожих конструкции, планировки и состава инвентаря. Здесь на площади около 30 кв. м расчищены значительный сегмент кольцевого нагромождения костей и остатки одной краевой ямы, заполненной костями мамонта и несомненно служившей надежным хранилищем запасов пищи в зимнее и летнее время. Такого типа современные погреба-выходы (вместо холодильников) и теперь строятся лишь отчасти углубленными в землю.
В 30-е годы прошлого века российский археолог П. П. Ефименко вскрыл в Костенках остатки большого назем¬ного жилища, длиной 31 м, шириною до 8 м. (по сути, барака 25 тысяч лет назад) Поразила система его отопления, достаточно сложная. По оси дли¬ны внутри жилища более или менее четкими парами размещалось восемь круп¬ных очажных ям, диаметром 1—1,20 м, глубиной до 0,40 м. Заполнение очагов состояло из массы золы и жженных костей. Около очагов наблюдались не¬большие, но довольно глубокие приочажные ямки — по сути, напольно-земляные печи.
Эти огромные скопления золы и костного угля, нагревавшиеся каждый раз при отоп¬лении жилища, аккумулировали тепло, а затем (по¬добно голландским печам из кирпичей) отдавали его во внутреннее пространство жилища. Рядом с линией очагов с обеих сторон находилось множество обшир¬ных и небольших неглубоких западин, заполненных очень часто сплошь окрашенным красной охрой су¬глинком, массой осколков костей животных, костных углей и расщепленных кремней и других культур¬ных остатков. Среди находок на неровном полу жилища, в культурном слое, помимо обычных отбро¬сов питания, были обнаружены и ценные предметы — кремневые и костяные орудия, предметы украшения и произведения искусства в виде многочисленных фигурок и головок животных и кусков мергеля со следами обработки. В заполнении приочажных ямок, иногда - на их дне, находили преднамеренно поло¬женные туда предметы, например, группы пластинок или отдельные вещи, вырезанные из кости, а иногда и женские статуэтки.
Отсут¬ствие четких и ясных границ между остатками боль¬шого жилища и меньшими скоплениями культурных остатков возле крупных ям по его периферии признано свиде¬тельством того, что в процессе длительного обита¬ния на поселении наземное сооружение ремонтирова¬лось и перестраивалось. Наземное жилище (барачного типа) было окружено 12 крупными ямами, четырьмя небольши¬ми, углубленными до 80 см от древней поверхности поселения, землянками и пятью или шестью больши¬ми западинами, находившимися по соседству с крае¬выми ямами. Лишь в одной землянке был найден оформленный очаг, другие же землянки утеплялись либо временными очагами, а чаще принесенными нагретыми костным углем и золой из очагов боль¬шого наземного жилища. Этот факт был надежно установлен при анализе заполнения многих земля¬нок (Рогачев А. Н., 1970; Пидопличко И. Г., 1976).
Открытые очаги, как и пекар¬ные ямки, служили и для приготовления пищи, и для освещения жилища. Столь высокое освоение различных свойств огня не исключает возможности применения лучины для освещения жилищ, так как внутри жилищ совершались многие виды домашне-хозяйственной деятельности, требовавшие света. Скопления осколков расщепленного кремня и мель¬чайших его чешуек около очагов внутри многих позднепалеолитических жилищ не только Русской равнины дают яркие свиде¬тельства изготовления каменных орудий внутри жи¬лищ при свете огня.
Главную повсе¬дневную заботу обитателей крупных поселений палеолита России составляли приготовление животной и растительной пищи, шитье одежды и текущий ремонт прочных постоянных жилищ, заготовка топлива. Главным способом добывания пищи были охота и собирательство.
Совершенствовались и жилища.
Круглые жилища были одинаковы, диаметр их обычно ра¬вен 6 м, расстояние между ними в Костенках тоже составляло 6 м. Меж¬ду жилищами находилась большая плоскодонная яма, вероятно, основание наземной кладовой, в заполне¬нии которой были кости мамонта, возможно, связан¬ные с устройством ее наземного перекрытия. В отли¬чие от длинных жилищ, внутри которых были строго локализованы культурные остатки, круглые жилые углубления были вырыты внутри более широких линз верхнего культурного слоя, который по своим компо¬нентам заметно отличен от нижнего культурного слоя с остатками длинного жилища. При наличии качест¬венного и количественного сходства всех компонентов культурного слоя и коллекций, собранных при иссле¬довании круглых жилищ, при сходстве их пла¬нов, наблюдалось лишь своеобразие в сложном уст¬ройстве очагов, размещавшихся в центре каждого из жилищ. В одном жилище пять небольших пекарных ямок располагались по окраине блюдцеобразного широкого очажного углубления, мощность единого зольного и углистого скопления была в целом невелика. Но рядом с очагом под не¬большим зольным скоплением найдены еще две не¬большие пекарные ямки, вырытые в чистом суглинке. А в другом жилище вокруг мощной линзы очажной массы, строго локализованной в чашеобразном углублении, пять небольших пекарных ямок распо¬лагались на некотором расстоянии в отрыве от его краев. Возможно, в пекарских ямках обитатели готовили перекусить каждый для себя.
Сложное и нетрадиционное устройство очагов в двух синхронных жилищах одного поселения свидетельствует о сложной и развитой процедуре од¬ного из основных видов приготовления пищи (и ныне доминирующего в деятельности домохозяйств). Именно в Костенках вместе с обычными остатками мясной пищи в виде многочисленных мелких осколков костей жи¬вотных были собраны в большом числе песты-терочники и настоящие зернотерочные плиты из гранита, кварцита и шокшинского песчаника. Приготовление растительной пищи обычными способами, похожими на способы, применяемые в земледельческих культу¬рах, в палеолите — явление довольно редкое, но не исключительное. И это заставляет пересматривать начала производящих форм хозяйства.
В двухстах метрах от Костенок на Тельманской стоян¬ке, в ее верхнем слое исследованы остатки такого же круглого жилища с тождественной планировкой. Подобное встречается и на других палеолитических поселениях.
Жизнь во многих домах была длительной и интенсивной. Например, на площади двухочажного жилища, равной примерно 60 кв. м (5 на 12 метров), было собрано около 20 кг костного угля (археологами взвешенного в промытом и сухом виде), 13000 расщепленных кремней, в том числе около 500 разнообразных орудий труда, свыше 5500 мелких и очень мелких осколков костей, около 600 кусков мергеля (сравнительно мягкой горной породы), в том числе 172 со следами обработки или в виде поделок (15 небольших фигурок мамонта и три фи¬гурки носорога).
Эти изделия представляют собой, прежде всего, орудия охоты, в виде наконечников, ножей, кинжа¬лов, а также многочисленные орудия по дальнейше¬му использованию продукта, добываемого охотой и собирательством — различного рода ножи, скребла и скребки, проколки и острия, употребляемые при об¬работке шкур, при пошиве одежды и т. п. Большое значение имеют орудия для производства орудий (в первую очередь — разнообразные резцы), с по¬мощью которых мастера палеолита производили слож¬ные и подчас удивительно тонкие операции по обра¬ботке кости, бивня и рога, с помощью которых были сделаны не только многочисленные орудия труда — костяные и бивневые наконечники, копья, землеко-палки и мотыги, употреблявшиеся и как орудия собирательства и для производства строительных зем¬лекопных работ, разнообразные лощила, шилья, иглы, но и замечательные произведения палеолити¬ческого искусства. Одним словом, производство ка¬менных орудий в условиях каменного века воистину явилось «тяжелой индустрией», обеспечивавшей все стороны домашне-хозяйственной деятельности пер¬вобытных коллективов. Ныне активизированы версии, что главными мастерами в домах были женщины. Задачей мужчин был промысел – обеспечение семьи или рода сырьем для пищи.
Обе отрасли «добываю¬щей промышленности» (охота и собирательство), находящие свой предмет труда в природе, осуществлялись «на стороне», за пределами поселка. Но именно в поселке обеспе¬чивались как исходные условия добычи средств к существованию, так и дальнейшая переработка до¬бытого продукта его распределение. И охота, и со¬бирательство, таким образом, также выступают в качестве определенных форм домашне-хозяйствен¬ной деятельности, осуществленной в пределах палео¬литического поселения.
Ныне добыты важные данные о том, что уже 40 – 25 тысяч лет назад стали широко применяться формы усложненного собирательства, связанные с обработкой и приготовлением растительной пищи. Археология располагает теперь массовыми и ; бесспорными материалами, доказывающими длительную предысторию земледелия, начавшуюся, по крайней мере, с конца эпохи среднего палеолита. На юго-западе Русской равнины на протяжении трех или четырех десятков тысячелетий развивались и совершенствовались своеобразные каменные, пес¬чаниковые песты-терочники в виде небольших таб¬леток, что обычно находят вместе с каменными же плитами (Рогачев А. Я., 1973). Эти «жернова» встречены и на Костенках. Широкое их распространение свидетельствует о том, что появлению земледелия предшествуют различные формы развитого, усложненного собирательства, свя¬занного с предварительной сложной обработкой со¬бираемой растительной пищи в виде съедобных ко¬реньев и злаков.
Разумеется, такая пища, как и мяс¬ная, нуждалась в дальнейшем ее приготовлении. В Костенках, где были найдены в изобилии вместе с каменными плитами и песчаниковые, кварцитовые и гранитные песты-терочники, в средней части круглых жилищ размещались очаги сложного устройства, окружен¬ные небольшими пекарными ямками, вырытыми в полу. Домохозяйства занимались переработкой диких злаков и съедобных кореньев задолго до воз¬никновения земледелия. И «пекли пирожки» Красной Шапочке и другим героям самых ранних сказок.
Значительно шире и полнее, чем собирательство на поселениях эпохи верхнего палеолита, отражена основная и главная отрасль добывания средств жизни — охота на диких крупных и мелких живот¬ных. Остатки охотничьей деятельности, обильно представленные почти на всех поселениях с удовлет¬ворительной сохранностью культурного слоя, позво¬ляют заключить, что она предоставляла людям не только разнообразные продукты питания и меха для одежды, обуви и головных уборов, но и для укрытия от холода внутри ветхих жилищ в условиях суровых зим. Шкуры и кожи животных широко применялись в хозяйстве и в быту, рога оленей и бивни мамонта — как строительный материал, не поддающийся • гниению.
В конструкциях оснований и стен костно-земляных жилищ использовались все кости скелета мамонта: черепа, нижние челюсти, трубчатые кости, ребра, лопатки, тазовые кости иногда в целом виде, но чаще в виде половинок, отдельные позвонки, по-видимому, нередко применялись в качестве муфт и для придания устойчивости другим костям внутри земляных стен. Кости вкапывались, устанавливались в ряд и укладывались поленницами в качестве кар¬каса земляных стен и фундаментов, по-видимому, невысоких земляных жилищ типа яранг.
На лопатках сбивались гребни, на бедренных костях у головок иногда про¬бивались отверстия до 10 см в диаметре. Трубчатые кости, лопатки и осколки костей вкапывались и вби¬вались в землю как внутри жилищ, обычно около оча¬гов, так и на поселениях. Очень часто кости живот¬ных служили для укрепления земляных завалинок.
Лопатки животных обычно встречались у входов многих землянок в Костенках, они могли служить и для оформления узкого лаза или для его закрытия. Кровля над землянками и большими ямами-кладовы¬ми сооружалась высотою около 1 м с деревянным кар¬касом, по-видимому, сплошь выстилавшимся костями; в процессе разрушения сооружений эти землянки и ямы обычно доверху наполнялись костями вместе с землей. Наблюдались факты ремонта земляной кров¬ли крупных ям-кладовых.
Строительное дело позднепалеолитического вре¬мени, свидетельства которого сохранились до наших дней с такими существенными подробностями, являлось очень важной отраслью экономики Русской равнины к концу палеолита. И с возникновением общественного разделения труда на основе этого огромного и столь древнего опыта человечества развилось и строительство укрепленных поселений-городищ и градостроительное дело Великой Скифии.
Важное значение для пращуров россиян имело постоянное использование огня, без которого, как и без жилища и орудий труда, развитие домохозяйств было бы невозможно. Об использовании огня как вспомогательного сред¬ства облавной охоты на животных в эпоху верхнего палеолита, свидетельствуют находки-следы на Дону и на Днес¬тре. Самым же важным применением огня в жизне¬деятельности людей следует считать широкое исполь¬зование его для приготовления пищи, отепления и освещения жилищ.
Курганы скифов 4 – 6 тысяч лет назад могли возникать в самых священных местах палеолитических предков-земляков нынешних жителей Молдавии, России, Украины. Академик Ю.А.Шилов справедливо видит в них святыни вселенского смысла, являющие и очень высокий уровень образованности населения Великой Скифии. Курганы, вероятнее всего, были следом боготворением небесного огня, многообразия достижений героев-первопредков – в частности, протоиндоевропейцев, - уровня Прометея-Промысла.
Палеолитические поселения Русской равнины выступают в качестве основных хозяйст¬венных центров, в которых осуществлялась достаточ¬но сложная, многогранная домохозяйственная и педагогическая деятельность первобытных коллективов, обеспечив¬шая в эпоху расцвета позднего палеолита необычно высокий уровень развития их культуры.
Трудоемкие и мно¬гочисленные виды и отрасли палеолитической экономики России совершались на основе естественного разделения труда по полу и возрасту. Для палеолита пока нет данных о существовании сколько-нибудь развитых форм общественного разделения труда (одни поселения – охотились, другие – собирали, третьи – строили жилища и делали орудия труда). Допускаются спорадические формы обмена, то они еще не касались существенных сторон жизнедеятельности людей.
Существование активного обмена сказалось бы на соста¬ве каменного и костяного инвентаря и на других из¬делиях, имеющих в каждом регионе России строго определенные традиционные формы и ни в каком отношении не выходящие за рам¬ки традиций определенных археологических культур.
Понятия «тип жилого комплекса» и археологическая культура» не совпадают. Куль¬турное своеобразие группы памятников, выражающее традиции, складывающиеся в конкретных коллекти¬вах под влиянием определенных исторических усло¬вий, с наибольшей полнотой прослеживается на ос¬нове анализа кремневого и костяного инвентаря.
Вариант трансформации кургана от сжигания «дома первопредка» (тип такой «избы» - чаще с прямой крышей, настилом – прослеживается на глубину в несколько тысячелетий)
При этом памятники одной культуры могут представлять собой поселения с различными типами жилых ком¬плексов, а памятники разных культур — один тип жилого комплекса. Эти различия доходят до нашего времени, нередко путают карты археологам. Вот даты существования ряда основных поселений палеолита на Русской равнине (уточнения по Интернету), что говорит о проживании пращуров россиян в одном месте иногда десятки тысячелетий.
В настоящее время и на северо-западе Русской рав¬нины (включая Северо-Запад России с округой Санкт-Петербурга) известен ряд памятников, относимых исследователями к концу позднеледниковья, к заключительной поре позднего палеолита. Однако их стратиграфия не является достаточно определенной, не исключен поэ¬тому и более молодой (голоценовый) возраст некото¬рых из стоянок. Их культурные слои обычно залегают на террасах и песчаных дюнах, что препят¬ствовало хорошей сохранности этих слоев, зачастую способствовало смешению материала. Во многих случаях существенные культурные слои отсутствуют, материалы собирались на поверхности. Отсутствие следов дол¬говременных жилищ или хозяйственных сооружений(там, где культурный слой более или менее сохранился), отсутствие мощных скоплений культурных остатков, часто небольшие площади стоянок позволяют интерпретировать их пока как остатки кратковременных стойбищ бродячих охотников. На территории Прибалти¬ки исследователи выделяют две культурные тради¬ции: аренсбургскую и свидерскую. Основные памятники выявлены в округе Литвы и Белоруссии.
Для палеолита России характерно использование разной краски. Например, красная краска россыпью, т. е. в виде порошка, зафиксирована в культурном слое мустьерского поселения Носове 1 в Приазовье (Праслов Н. Д., 1972; в ряде публикаций он справедливо говорит и о палеолитической керамике).
Особенно широкое использование красок отмечает¬ся в эпоху позднего палеолита. На местах поселений образовались мощные линзы интенсивно окрашенной породы. Повышенная концентрация краски часто отмечается около остатков очагов, в которых пережигались железистые конкреции именно для по¬лучения краски.
Ранее полагали, что первобытные люди использовали находки естественной краски. Не было анализов даже для пещерной живописи Франции. Лишь недавно группой специалистов были произведе¬ны тщательные химические и рентгеноструктурные анализы красок, найденных в пещере Ляско, проделаны эксперименты (Leroi-Gourhan Arl., Allain J., 1979). Результаты исследований показали, что первобытные люди использовали не только естествен¬ные красители, которые находили в окрестностях, но и научились добывать их сложным путем.
Наиболее часто в позднепалеолитических памятни¬ках Восточной Европы встречаются краски темно-вишневого цвета. Как правило, в этих же памятниках находят и обломки железистых конкреций. На неко¬торых кусочках можно увидеть следы соскабливания красящего вещества. При раскопках верхнего куль¬турного слоя Костенок П. П. Ефименко обратил внимание на то, что обломки желе¬зистых конкреций сосредоточены около очагов, и вы¬сказал предположение, что обитатели стоянки получа¬ли краску путем обжига железистых соединений (Ефименко П. П., 1953). Поставленные в последние годы эксперименты полностью подтвердили это пред¬положение.
В окрестностях Костенок, да и вообще на Русской равнине, в песках меловой эпохи встречается много железистых конкреций типа сферосидерита, т. е. округлых конкреций с лучистым строением, и лимонита. Они найдены на многих палеолитических стоянках. Подобные конкреции археологи помещали в костер, и уже через полчаса наиболее рыхлые ржавые участ¬ки становились темно-вишневыми, и можно было соскабливать красную пудру. Длительный обжиг давал еще больший эффект. Через 6—10 часов почти вся конкреция становилась темно-вишневой, и ее можно было растолочь до порошковидного состояния. Прав¬да, некоторые участки конкреций становились еще более прочными и имели металлический оттенок. Очевидно, часть железа, особенно на поверхностных участках, переходила в окисное состояние, а в глуби¬не сохранялась более чистой. При особой мощности очагов люди палеолита явно сталкивались и с металлами, но пока не находили им применения.
Процесс перехода окиси железа из одного состоя¬ния в другое является очень сложным и дает много форм, которые находят отражение в спектре рыхлых красителей. Из подобных конкреций археологи получали не только красную, но и охристых тонов пудру. Гидроокислы железа типа гётита дают, как правило, настоящую охру. Гематит и маг¬нетит обеспечивают темно-красные тона. Большое значение для цвета имеет также участие окислов алюминияи каолинита.
Проблема получения темно-вишневой краски палеолитическими людьми решена экспери¬ментально очень надежно. Краску более светлых и алых тонов первобытные люди, по-видимому, добыва¬ли из плиоценовых и более древних пород выветрива¬ния. Основу красящего вещества и в этой краске со¬ставляют окислы железа при большом влиянии гидро¬окислов алюминия. Тонкие глинистые частицы пол¬ностью прокрашены, и вся масса в целом имеет плот¬ный густой красный цвет..
Сложнее обстоит дело с анализом черной краски (один из основных народов Скифии затем около 25 веков назад назывался меланхлены – смоляне), встречающейся в наскальных росписях и на некото¬рых костяных предметах. Ее могли получать из древесного и костного угля. Но на многих предметах в Костенках на Дону и в Межиричах в бассейне Днепра черная краска имеет вороненый оттенок металла. Уголь не дает такого оттенка. Судя по ана¬лизам из пещеры Ляско, такая краска получалась из двуокиси марганца. В Ляско найдено более сотни кусочков окиси марганца, использовавшихся для на¬несения черных рисунков. По-видимому, и в Восточ¬ной Европе для получения черной краски наряду с углем использовалась также двуокись марганца. Данные спектральных анализов, выполненных еще в ла¬боратории ЛОИА АН СССР В. А. Галибиным, указали на неоднородность черных красителей. Один из образцов черного цвета, отобранный из культурного слоя стоянки Межиричи (материалы Н. Л. Корниец), показал в своем составе до 30% двуокиси марганца.
Результаты качественных спектральных анализов и изучение внешнего вида, структуры и магнитности образцов красок из костенковских стоянок, Авдеева и Межиричей показали следующие результаты: Жел¬тые красители типа охры настоящей представляют собой лимониты (собирательные минералы с гидроокисью железа). Экспериментальный обжиг кусочков лимонита из песков округи Костенок пока¬зал, что при нагревании их образуется ярко-вишне¬вый краситель с сильно магнитными свойствами (маг¬нетит) . Бурые, красные и темно-вишневые красители представляют собой окислы железа в виде гематита. Более светлые по тону образцы имеют примесь крем¬незема или глинистых частиц. Один образец из Косте¬нок показал около 30% двуокиси марганца. Все красители содержат в большей или меньшей степени кремнезем и глинистые частицы. Огонь очагов тысячи лет давал домохозяевам возможность эксперимента.
Анализы красок из верхнего культурного слоя Костенок , растертые в ступке и нанесенные тонким слоем на бумагу, показали результаты, аналогичные результатам анализов по кусочкам. Желтые тона по¬лучались из охристого лимонита, а ярко-красные и темно-вишневые красители добывались из гема¬тита.
Данные анализы, к сожалению, фиксируют только кристаллические компоненты мине¬ралов (аморфные компоненты рентгеноструктурным анализом не обнаруживаются) и касаются только основных составляющих минеральной смеси, посколь¬ку минералы в концентрациях менее 5—10% обычно не фиксируются.
В процессе раскопок одного из жилищ Костенок обнаруже¬но несколько ямочек разной формы, в которых храни¬лись различные краски: темно-вишневая, алая, охра настоящая и белая. В одной из ямочек было встрече¬но даже более 3 кг чистой красной глинистой краски. На палеолитической стоянке Боршево в верхнем культурном слое П. П. Ефименко еще в 1923 г. найдена одна из створок раковины моллюска, наполненная ярко-красной краской, которая была «предварительно растерта и с чем-то смешана (Ефименко П. Д., 1953, с. 299). Это более 20 тысяч лет назад.
Интересная находка сделана в 1976 г. при раскоп¬ках Гмелинской стоянки в Костенках. В культурном слое в чистом суглинке было обнаружено ребро ма¬монта, окрашенное в красный и черный цвета. Крас¬ка сохранилась пятнами, причем можно предполо¬жить, что она стерта на том участке, за который это ребро удобно держать в руке. В некоторых местах можно проследить, как красная краска перекрывает черную. Доказывается, что это ребро представляло собой ударник, наподобие роговых и костяных колотушек, употреблявшихся в Мезине в качестве му¬зыкальных инструментов (Бибиков С. Н., 1981).
Черную краску на костяных предметах часто не¬возможно отличить от естественного окрашивания солями марганца в процессе почвообразования, по¬этому до сих пор в памятниках палеолита Русской равнины она не выделялась. Перекрытие черной краски слоем красной краски на ребре в Костенках указывает с полной достоверностью па использова¬ние палеолитическими людьми именно черной краски. Например, черная краска имеется на некоторых женских статуэтках в Костенках. Черной краской проведены две полосы по краям внутренней стороны «диадемы жрицы» из Костенок . В целом первобытные пращуры россиян использо¬вали широкий спектр красителей, по крайней мере, четыре основных цвета: белый, охристый, красный и черный. Особенно богатой гаммой была представлена красная краска. Применения голубой или синей (посинеть – умереть) пока не зафиксировано, при всей современной значимости «голубых кровей».
От красной «руды» иногда языковеды ведут само название Руси.
Памятники Костенок 32 тыс. лет назад дают древнейшие образцы изоб¬разительной деятельности на Русской равнине. Штрихи на камнях и костях, украшения в виде подвесок из просвер¬ленных зубов песца, белемнитов, раковин и неболь¬ших галечек (Борисковский П. И., 1963). Штриховка на меловой корке позволяет допустить наличие в это время и более сложных гравюр, возможно, на истлевших органических мате¬риалах.
Затем найдены орнамен¬тированные поделки, сюжетные и знаковые изобра¬жения, выполненные из кости или бивня. Наиболее богатый набор подобных изделий обнаружен во втором культурном слое Костенок (абс. возраст 26— 28 тыс. лет назад) и в Сунгире (абс. возраст 24— 25 тыс. лет назад). В единичных экземплярах они встречаются и в некоторых других памятниках этого периода.
Орнаментальные мотивы, встреченные на разно-культурных стоянках ранней поры позднего палео¬лита, уже достаточно сложны и разнообразны. Гео¬метрический орнамент включает такие элементы, как ряды коротких насечек (фибула с зооморфным на-вершием, рукоять лопаточки городцовского типа, стержень из тонкой трубчатой кости ), прямые параллельные нарезки (медальон из бивня мамонта, обломок лощила ), косые па¬раллельные нарезки, «елочка» (обломки поделок из стенок трубчатых костей или ребер). Орнамент хорошо сочетается с формой вещей, будь то фибула, рукоять лопаточки или же фрагмент лощила; уже имеются преднамерен¬но выделенные орнаментальные зоны, сочетающие¬ся друг с другом, или разделенные неорнаментиро¬ванными участками.
Ямочным орнаментом в виде расходящихся радиальных линий украшен диск из бивня мамонта, найденный на сто¬янке Сунгирь (Бадер О. Н., 1978, с. 170-171), и фи¬гурка лошадки, найденная на той же стоянке (в по¬следнем случае ряды ямок следуют контуру фигур¬ки). Резной геометрический и ямочный орнаменты сохраняются и развиваются в последую¬щую пору расцвета позднепалеолитических культур Русской равнины (раннеосташковское время), а затем ямочно-гребенчатая керамика украшает северный неолит.
Сюжетные (не статичные) изображения ранней поры позднего па¬леолита Восточной Европы передают исключительно образ зверя. На Костенках— это изобра¬жение головы хищника, украшающее навершие фибулы-застежки. На Сунгире — плоские костяные фи¬гурки лошади , мамонта и, возможно, бизона (?). Все зооморфные изображения стилизованы, условны. Для передачи образа мастеру было достаточно изображения общего контура или даже одной только головы зверя. В этом отношении еще ярче выступают знаковые, «символи¬ческие» изображения того же периода, смысл которых для нас уже утрачен. Такова, например, крестообразная поделка из Костенок , если признать ее законченной вещью. Таким образом, на Русской равнине уже в раннюю пору позднего палеолита знаковые символиче¬ские изображения сосуществуют с сюжетными, реа¬листическими, причем последние пока еще весьма условны, схематичны. Невозможно поэтому полагать, что зна¬ковые изображения появляются после реалистических, свидетельствуют о более высоком уровне развития абстрактного мышления и т. д. Разнообразие знаков-символов могло развиваться и параллельно.
В этот период на разнокультурных стоянках Русской равнины весь¬ма различны как орнаментальные мотивы, так и зоо¬морфные изображения. Такая же разница прослежи¬вается и в украшениях. От «челночных бусин», пло¬ских фигурных подвесок из бивня, пирамидальной подвески, найденных в одних слоях Костенок - отличают¬ся подвески из клыков песца, белемнитов и камня, найденные в других слоях. Иные по форме украшения найдены в Сунгире ( между Москвой и Владимиром).
Здесь бусы подразделяются на два основных типа: с отверстием в центре (имеется ряд под¬типов; и с отверстием на конце (Бадер О. Н., 1978, рис. 113, 1—17). Известны пронизки из тонких косточек. Среди подвесок встречены подтреугольные, вырезанные из кости, подвески из зубов животных, 20 экз. каменных подвесок из небольших речных га¬лек, раковины с пробитыми отверстиями. Ни в одном из инокультурных памятников ранней поры позднего палеолита не находят себе аналогий браслеты и пер¬стни из бивня мамонта, найденные в сунгирьских погребениях. И это 25 тысяч лет назад в центре России.
Имеющихся в настоящее время материалов по искусству ранней поры поздне¬го палеолита Восточной Европы, представляющих со¬бой достаточно сложные, развитые образы, правда, пока недостаточно для успешного решения проблемы происхождения российского позднепалеолитического искусства. Подход к проблеме невозможен без привлече¬ния данных по всему искусству эпохи палеолита. Вместе с тем развитость «знаковой» формы изобра¬зительной деятельности «россиян» этого периода лиш¬ний раз убеждает в том, что корни искусства и шире — корни эстетических представлений следует искать по крайней мере на памятниках более древ¬ней эпохи. Это и следы уровня образования палеолитических пращуров-земляков россиян.
Высший этап развития позднепалеолитической культуры на Русской равнине дает немало пищи историкам экономики, педагогики и других наук. В этот период около 20 – 25 тыс. лет назад не только заметно возрастает общее количество произведений «мобильного искус¬ства». Главное, в нем появляются новые черты: ус¬ложняется орнамент, изменяется стиль сюжетных зооморфных изображений, возникает новый сюжет — антропоморфные изображения, наконец, заметное разнообразие условных «знаковых» изображений,; представленных уже не только фигурками, но даже гравюрой.
Многочисленные орнаментированные поделки — как украшения, так и орудия труда, встреченные в памятниках виллендорфско-костенковской и мезинской культур, представляют собой высокосовершен¬ные образцы палеолитического искусства. Таковы костяные браслеты из Мезинской стоянки и из верхнего слоя Костенок , украшенные «елочкой» и меандром , изящные фибулы типа «верблюжья ножка», лопаточки, украшенные по краям «крестиками», треугольниками или насечками, с рукоятями, выре¬занными в виде головок, в которых можно усмотреть сильно стилизованные антропоморфные и зооморф¬ные изображения . Есть мотыги из бивня мамонта, рукояточные части которых орнаментирова¬ны елочкой, сеткой или рядами параллельных линий, и другие интересные изделия.
Правда, такой сложный геометрический узор, как меандр (через 20 тыс. лет он будет любимым у греков-эллинов), на Русской равнине пока известен только на Мезинской стоянке. Деснинские памятники, культур¬ная принадлежность которых пока окончательно не определена, обнаруживают другие элементы орнамен¬та: косая клетка, цепочка ромбов, вытянутые тре¬угольники. Ямочный орнамент известен на немногочисленных обломках поделок из Ко¬стенок.
Среди сюжетных изображений заметны не¬большие стилизованные схематические фигурки из мергеля, изображающие, как правило, мамонта, реже — носорога. Наряду с ними в верхнем слое Костенок найдены достаточно реалистические изображения голов пещер¬ного льва, медведя и волка (эти тотемы через десятки тысячелетий перейдут в символы народовии государств). Имеются и гравированные изображе¬ния животных на бивне мамонта - изображен какой-то рогатый зверь, возможно, олень или козел.
По сравнению с известными зооморфными изображе¬ниями ранней поры позднего палеолита Русской рав¬нины фигурки меняются как по стилю исполнения, так и по содержанию. Вместо плоской, контурной передачи образа появилось объ¬емное изображение, наряду со стилизованными фи¬гурками имеются головки, передающие зверя реали¬стично, детально (особенно в этом отношении приме¬чательна миниатюрная головка львицы из Костенок ). В этот период уже нет изображе¬ния лошади (ставку на нее сделают вновь позже); свыше половины всех зооморфных фи¬гурок принадлежит мамонту. Это согласуется с изме¬нением основного объекта охоты, прослеживающим¬ся во многих археологи¬ческих культурах, с исключительной ролью, которую в это время мамонт играл в жизни оседлых охотни¬ков Восточной Европы.
На территории Русской равнины в позднем палеолите впервые появляются антропоморфные изоб¬ражения. Когда речь заходит об изображениях человека в палеолитическом искусстве, в первую очередь невольно вспоминаются знаменитые женские статуэтки, воспроизводящие обнаженных женщин, выполненные из мергеля или бивня мамонта (в Сибири даже из обоженной глины), встречающиеся на территории Восточной Европы почти исклю¬чительно в памятниках этой поры.
В подавляющем большинстве женские статуэтки (палеолитические Венеры) характери¬зует единый канон: статическая, застывшая фигура обнаженной женщины со слегка склоненной к груди головой, непропорционально тонкими, согнутыми в локтях руками, сложенными на животе или поверх груди, слегка согнутыми в коленях ногами. За небольшими исключениями лицо не изображалось. Признаки пола, как правило, особо подчеркнуты, даже как бы утрированы. Но статуэтки далеко не стандартны: каждая из них обладает своими индивидуальными особенностя¬ми. Так, наряду с изображениями низкорослых, тучных, иногда явно беременных женщин имеется значительное количество высокорослых, даже грациозных.
По этнографическим данным о «диких племенах», передача лица, особенно глаз, в антропоморфных изображениях была запрещена, так как связывалась; с представлением об «оживлении» статуэтки. Но, скорее всего, в палеолите изображение лица не было запретным, а лишь безраз¬личным, не имеющим значения для целей, которые пресле¬довали мастера, создавшие женские фигурки.
Имеются более сущест¬венные отступления от канона: например, статуэтка, изображенная в позе танца, из Гагарина (Тара¬сов Л. М., 1972, рис. 2, 1) ; изображение пригото¬вившейся к родам женщины (мергелевая фигурка беременной женщины с подогнутыми ногами из Кос¬тенок). В искусстве позднего палеолита Восточ¬ной Европы своеобразное сочетание, синтез обобщен¬ных представлений с предельной конкретностью, натуралистичностью изображения, отражающего эти представления, пожалуй, с наибольшей полнотой вы¬ражается именно в женских статуэтках.
На площади поселений фигурки женщин встречаются как в специальных ямках-хранилищах, так и в самом культурном слое, зачастую в разбитом виде (обычно мергелевые статуэтки). Вероятно, изготовлявшиеся в большом количестве они не представляли для людей того времени большой ценности, предназначались для недолговременного использования во время каких-то обрядов, после чего теряли значение, могли быть выброшены, разбиты. Это может свидетельствовать о неразвитости религи¬озных представлений, едва ли связанных с «удвое¬нием» мира, делением его на «естественное» и «сверхъестественное».
Статуэтки, по мнению ряда ученых, воспринимались скорее всего не как «вместилище души» и т. п., но как своеобразные средства, предназначенные для овладения вполне реальными, естественными вещами - будь то охотничья добыча, увеличение потомства, борьба с болезнями и т. д.,— овладения мнимого, ил¬люзорного для нас, но воспринимаемого первобыт¬ным человеком как вполне целесообразное, реальное действие. Об этом же свидетельствует и положение, видимо, более ценных статуэток из бивня мамонта: они находились в большинстве своем в специальных ямках-хранилищах, вырытых в полу длинного жили¬ща Костенок, но в таких же ямках-хранилищах здесь нахо¬дились и настоящие орудия труда: кремневые ножевидные пластины, костяные шилья, лощила, мотыги и проч., а также украшения и охра.
Здесь проявлялся еще один очень важный момент палеолитического искусства — непосредствен¬ная связь эстетического с трудовой деятельностью в широком смысле слова. Это, естественно, было и проявлением палеолитического воспитания, образования. Разумеется, эта связь проявлялась не только и не столько в положении женских статуэток в культурном слое. Еще ярче она видна в орнаментированных орудиях труда, особенно, когда орнамент, вероятно, нес не только эстетическую, смысловую, но и функциональную нагрузку. Так, орнамент на рукоятях бивневых мотыг, вероятно, способствовал захвату мотыги рукой; орнамент на фибулах— использованию их именно в качестве застежек одежды.
По мнению С. Н. Бибикова, все или подавляющее большинство женских статуэток, традици¬онно рассматриваемых как статические, изображают танцую¬щих женщин (Бибиков С. Я., 1981).
Помимо хорошо выраженных «реалистических» женских изображений, встречаются, но значительно реже, человеческие изображения без выраженных признаков пола (мужские?), очень условные «ант¬ропоморфные» изображения , а также ряд личин, в которых можно уже усмотреть изображения мифических существ — полузверей-полулюдей («тотемические предки»?). Многое ныне можно увидеть на сайтах Интернета.
Монохромные изображения животных наряду с условными геометрическими фи¬гурами Каповой пещеры остаются едва ли не един¬ственными произведениями «монументального» пе¬щерного палеолитического искусства не только в Во¬сточной, но и в Центральной Европе (есть находки в Русынии), т. е. на огромной территории, представляющей собой в этом отношении вплоть до Франко-Кантабрийской области, где пещерные росписи эпохи позднего палеолита известны в большом количестве, одну обширную лакуну.
Каповая пещера, оставаясь единичным памятни¬ком такого рода на всей этой территории, не может заполнить эту лакуну, тем более, что ее изображе¬ния по своему художественному значению не сопо¬ставимы с высшими достижениями палеолитической пещерной живописи Юго-Западной Европы (Альта-мира, Ляско, Фон-де-Гом и др.). Однако данное обстоятельство нельзя истолковывать, как это делал в свое время Г. Обмермайер (1913, с. 257), как свидетельство особой художественной одаренности палеолитического населения района Пиренеев (Запада Европы). Лучшие образцы восточноевропейского «мобильного искус¬ства» (скульптура и орнамент) по своей сложности и выразительности ни в чем не уступают подобным изделиям, найденным на территории Западной Ев¬ропы. Можно с достаточной уверенностью предпола¬гать, что в ходе дальнейших раскопок на территории Русской равнины будут обнаружены не менее выра¬зительные гравированные изображения (пока их слишком мало) . Возможны и новые открытия пещер¬ной живописи, хотя здесь надежд меньше, главным образом из-за различных естественно-географических условий района Пиренеев и предгорных облас¬тей Русской равнины.
На территории Русской равнины подав¬ляющее большинство образцов палеолитической изо¬бразительной деятельности было найдено в двух рай¬онах: на среднем Дону (Костенковско-Боршевский район) и в Поднепровье. Казалось бы, можно пред¬положить, что на юге Русской равнины, где имеется значительное количество позднепалеолитических стоянок, но в течение десятков лет не было найдено пи одного предмета изобразительной деятельности, не считая украшений, искусство эпохи палеолита было в лучшем случае скудным и маловыразитель¬ным. Однако это опровергается новыми находками археологов в округе Азовского моря и Северного Кавказа.
Так погребения и палеолитическое искус¬ство говорят об особенностях экономики, воспитания и сознания развитого первобытного чело¬века России.
При определении природы первобытного искусст¬ва следует исходить из того, что эстетическое отно¬шение человека к действительности как историче¬ская реальность, вероятнее всего, возникает вместе с возникновением труда и сознания, из их творческой сущности, что рождает и языковую культуру. Как труд и сознание, так и его эстетическая сторона есть проявление изначальных родовых свойств человека. Без эмоциональной стороны, без внутренней удов¬летворенности процессом труда, требующего напря¬жения физических и моральных усилий, а также и воли, не могла бы возникнуть исходная форма про¬изводства. Эта экономика состояла в производстве орудий труда для присвоения животной и растительной пищи и для удовлетворения других потребностей. Формой развития возникающего производства не могли быть отношения стадности, преодоление которых нача¬лось благодаря осознанию трудящимися существа¬ми в наивно-реалистической, тотемической форме своего единства с природой. Это было и базой процесса воспитания.
Первобытная археология имеет возможность точ¬но документировать возникновение человека и тру¬да на основе появления первых каменных орудий и залегания вместе с ними костей человека с несколь¬ко большим объемом черепа, чем объем черепа со¬временных антропоидных обезьян. Но чтобы доку¬ментировать возникновение первых форм общест¬венного сознания, бесспорными данными наука пока не располагает.
Начальные ступени сложного и трудного пути преодоления первобытно-стадного бытия наших предков, а вместе с тем — становления и развития первых форм общественного сознания реконструиру¬ются на основе общетеоретических представлений о логике развития труда и сознания, в некоторой мере подкрепляемых и детализируемых данными ар¬хеологии и антропологии. Человеческое обществен¬ное сознание имеет прочную онтологическую базу, состоящую в осознании и тем самым в объективиза¬ции первобытного стадного бытия как человеческого бытия. Так на основе господства биологических за¬кономерностей возникают труд и эстетические отно¬шения как общая основа человеческого бытия.
Касаясь вопросов происхожде¬ния искусства, ряд ученых выступал и выступает против прямого выведе¬ния его из религиозных представлений, подвергая критике, в частности, магическую теорию Рейнака и культовую теорию Кнопа (см., например; Абрамова 3. А., 1962, 1966; Окладников А. П., 1967; Столяр А. Д., 1972 и др.). Ошибочно, как представляется, эти самостоятельные ныне формы об¬щественного сознания переносить в таком виде в пер¬вобытное палеолитическое прошлое и рассматривать их генезис «с самого начала» как генезис пусть не¬развитых, но изначально отдельных, самостоятельных форм. В том-то и сложность проблемы, осознаваемая многими исследователями первобытного искусства даже в ХХ1 веке.
Российские ученые указали, что первоначально общественное сознание выступает нерасчлененным, синкретическим (см.: Формозов А. А., 1969, с. 8; Столяр А. Д., 1978, с. 88). Сложность увеличивается от того, что материальные следы про¬явления «духовного производства» (тогда непосред¬ственно вплетенного в производство материальное), вызванное этим синкретическим сознанием, мы вос¬принимаем и оцениваем через призму привычных и естественных для нас дифференцированных форм сознания. Оцениваем с уровня современной жизни.
Каковым же являлся характер первобытного сознания россиян, через какие стадии оно проходило в своем развитии? Учитывая скудность и отрывочность имею¬щихся данных (даже генетических), любые авторитарные гипотезы по этому поводу будут неизбежно носить в значительной мере умозри¬тельный, спекулятивный характер. Не составляет исключения и точка зрения, излагаемая нами.
Возможно, первоначально «общественное сознание» (социализация) первобытного человека было наивно-реали¬стическим, тотемическим. Он не отделял себя от коллектива, а коллектив — от окру¬жающей среды, от природы. Удвоение мира, деление его на «естественное» и «сверхъестественное» (хотя бы в самой примитивной форме) было пока невозможно. Человек знал только один, реаль¬ный, мир, причем наивно считал свои знания о нем полными, абсолютными и столь же наивно преувели¬чивал свое могущество (отсюда название для созна¬ния такого рода — «наивно-реалистическое»). Осо¬знание единства родового коллектива, его теснейшей связи с природой выступало в форме представлений о кровном родстве людей, составляющих этот коллек¬тив, с определенным видом животных. Отсюда «тотемизм» как близость к полной истине, исчерпывающей правде.
Религия возникает в недрах прежних, тотемических пред¬ставлений, превращая их из наивно-реалистического мировоззрения в зародыш особой веры. Именно на этой стадии возникает представление о конкретных тотемических предках — существах, объединяющих в себе черты человека и зверя, являющихся родоначальниками, причиной и основой существования коллектива, т. е. причиной и основой миропорядка . Для пер¬вобытного человека мир замыкается на коллективе, которому этот человек принадлежит. Представления о сверхъестественном меняют саму суть прежних магических действий по овладению окружаю¬щим миром, превращая их в действия подлинно ма¬гические, основанные не на собственных знаниях и силах (пусть мнимых), но на обращении к иным, более могущественным, иррациональным силам. Нако¬нец, на этой стадии, но не раньше, возникают ани¬мистические представления о «душе», «духе». Это сказывается на экономике и воспитании.
Материалы по изобразительному искусству и погребениям эпохи позднего палеолита на Русской равнине в своей основе, верно, отра¬жают больше наивно-реалистические представления. Об этом свидетельствуют два основных сюжета палеолитиче¬ского искусства — образ зверя и образ женщины, не¬которые особенности воплощения этих сюжетов, усло¬вия нахождения этих изображений в культурном слое, идентичные условиям нахождения ряда наиболее ценных орудий труда. Об этом говорят особенности палео¬литических погребений: захоронение прямо на территории поселения, зачастую — непосредственно в жилище, отсутствие устойчивых, единообразных черт в погре¬бальном обряде, реальный инвентарь, сопровождаю¬щий покойника; отсутствие вотивных предметов.
И все же, было бы неверно закрывать глаза на обильные черты, объяснить которые только в рам¬ках наивно-реалистических представлений уже не¬возможно. Таковы личины фантастических существ, полузверей-полулюдей, найденные в верхнем слое Костенок. Таков факт захоронения на Маркиной Горе молодого мужчины (африканца по чертам) в связанном состоянии (страх перед умершим?). О формировании более сложных представлений свидетельствуют и некото¬рые детали сунгирьских погребений, например – говорящие о вероятности культа солнца.
Палеолит России хотя бы 25 – 30 тысяч лет назад – реальная точка отсчета для начал отечественных экономики и педагогики, культуры и устной литературы, не говоря уже об истории России, Украины, Молдавии, Белоруссии, Литвы, Латвии… И оттуда ко многим современным реалиям идут прочные нити отечественных традиций, братства народов-соседей. Было бы наивно считать, что содержание тысяч добротных работ о том ярком периоде истории можно отразить одной небольшой статьей, что мне бы и хотелось подчеркнуть.
Обилие иллюстраций по сюжетам статьи – на сайтах Интернета (особенно впечатляют сотни палеолиических Венер – плотский и изначальный образ Родины-матери, дарующей каждому самое святое - жизнь) .
Своеобразные менеджеры-домохозяева, распорядители погребений, организаторы охот и собирательства, умельцы приготовления пищи, мастера по орудиям труда и произведениям искусства, шаманы-волхвы как накопители знаний, опытные домостроители, педагоги инициаций – многие высокообразованные для своего времени люди выходят своими достижениями и традициями к современным россиянам из многотысячелетних глубин палеолита.
И уже никогда нельзя об этом забывать. Особенно в условиях информационного общества. Интернет всех поправит.
Для Ивана это показалось убедительным. Да и в Интернете по названиям многое удавалось уточнить.
Окна в допотопные времена 2
© Copyright: Петр Золин, 2008
Свидетельство о публикации №208080700256
Свидетельство о публикации №208080700256
Рецензии