Танго с дождем

ТАНГО С ДОЖДЕМ
(БАНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ)

Она шла по улице, не глядя под ноги, наступая на сморщенные озерца луж. А дождь шел рядом, ласково гладил мокрой ладошкой по растрепавшимся волосам, по бледным щекам, сползал за шиворот джинсовой курточки. И волосы, и щеки тоже становились мокрыми, на ресницах повисали прозрачные капельки, и уже спустя секунду скользили по ее лицу к уголкам рта. Смешной весенний дождик. Соленый.

СТАС
Платформа была слишком низкой, спуститься на нее, просто шагнув из вагона, не получалось. Стас спрыгнул на землю с подножки, снял один за другим два внушительных чемодана. Лариса, сопя от натуги, подала ему объемистую дорожную сумку.
«Чего мы натолкали в эти чемоданы? - раздраженно подумал Стас. – Почему вечно тащим горы какого-то барахла?»
У него была золотая мечта: путешествовать налегке, с одной небольшой сумкой с самыми необходимыми вещами. Мечта неосуществимая, принимая во внимание тот факт, что путешествовал он чаще всего вместе с женой. Ларисе же почему-то всегда требуется большое количество каких-то вещей, вплоть до чашки, из которой она привыкла пить чай.
Стас протянул жене руку, подождал, когда ее ножка ступит на землю, поддержал под локоть. Ступеньки вагона висели довольно высоко над землей, особенно для малорослой Ларисы. Стас не мог допустить, чтобы жена упала. А спрыгивать в ее возрасте – это она сама так считала – несолидно. Она, как-никак солидная дама, и муж у нее – преуспевающий бизнесмен. Надо себя нести. Вот она и несла.
Стас оглянулся, с удовлетворением отметил: и тут жизнь меняется к лучшему. Медленно, спотыкаясь, но все же идет процесс, идет. В родной город последние годы Стас наведывался нечасто. Особенно после того, как родителей не стало. Доходы позволяли им с женой отдыхать на южных морях, путешествовать по дальним странам. А в пыльный унылый провинциальный городишко не тянуло совсем. Брат Петро тоже предпочитал сам приезжать в гости к брату, вместо того, чтобы принимать Станислава у себя. Но этой весной Стаса вдруг неудержимо потянуло в места, где прошла его молодость, с которыми было связано столько надежд и воспоминаний. Ностальгия? Кризис средины жизни? Осенью Стасу исполнится полтинник. Время подводить некоторые итоги. Возможно, время просить прощения у тех, кому недодал в свое время любви и заботы. Посетить могилы близких. Ведь, грех какой, у родителей уже лет пять как не был! Благо Петро с Катериной по-прежнему живут в этом городе, и заботятся о могилах родных. А Стасу все как-то… не то, чтобы недосуг… но – не получается.
Лариса идею мужа восприняла без энтузиазма:
- Ну что мы там делать будем? Умрем же с тоски!
- Не умрем. Я там родился, мы с тобой ведь тоже там жили, забыла? Петро до сих пор живет, с семьей, друзья остались: Козаченки, Романовы. Причем туту тоска?
- Не забыла. Потому и не горю желанием дышать деревенской пылюкой.
Стас скрипнул зубами, медленно вдохнул.
- Лара, я просто хочу поехать. Это мой город, мое гнездо!
- Большая деревня, - пожала плечами Лариса. – Какие сантименты: друзья детства, родные камни. Мы же были там совсем недавно!
- Пять… нет, шесть лет назад! Это грех – не проведывать родных…
- Ну и что? Каких родных? Петька весной у нас две недели жил.
- Усопших.
- Стасик, память живет в сердце, а не на кладбище.
Стас почувствовал, как в нем закипает раздражение: Ларису никогда не переубедить. Для нее существует только одна истина: ее собственное мнение. Все остальные заведомо ошибочны. Стас давно уже с женой не спорит. Если обойти ее упрямство «мирным путем» не удается, он предпочитает идти на компромисс. Сделать вид, что уступил. И, в конце концов, поступить, так как считает нужным. Но на этот раз в нем проснулось собственное упрямство.
- Ты как хочешь, а я поеду. Дней на десять. Может, дольше, может, меньше. А ты езжай с Томой на море.
Лариса недовольно поджала тонкие губы. Неправильно это: каждый сам по себе. И так они проводят вместе слишком мало времени. У Стасика вечно какие-то командировки! И с чего это муж последнее время все чаще ищет уединения? Уж не завелся ли в их спаянной семье тот самый бес, который любит посещать мужчин в период, когда их борода начинает седеть? Фигушки! Лариса и в молодости стояла на страже своего очага, а уж теперь – тем более.
- Хорошо, поедем, но только на одну недельку, - она нежно прижалась к мужу: ласка – самое надежное оружие в борьбе за любимого. Это знают женщины во всем мире. – А потом с Томой на море, ладно? Так хочется поваляться на песочке… - Лариса захлопала глазками. Договоренность была достигнута.
И вот они выгружаются из вагона на такой знакомой и совершенно новой станции.
- Молодые люди, такси возьмем? – подскочил к ним полный и потный (жарища же!) дядечка.
- Да нам тут два шага пройти! – пожала плечами Лариса.
- Возьмем! – сразу же согласился Стас.
- 15 гривен! – со значением изрек дядька.
- Годится, - согласился Стас. – И спасибо за «молодых».
- Ты чего? – изумилась супруга. – Да тут же пять минут идти!
- Ага, и как я это все на себе попру? – спросил Стас. – Мелкими перебежками, как мешочник?
- Да, но 15 гривен – это обдираловка, - не унималась Лариса.
- Не разоримся, - буркнул Стас, - подтаскивая чемоданищи к багажнику авто.
Лариса не унималась:
- Это вопрос принципа! Почему ты всегда позволяешь, чтобы тебя вот так облапошивали?
Таксист загоготал:
- Ну и словечко! А строга супруга! – обернулся он к Стасу.
Стас красноречиво взглянул на него. Дядька умолк. Помог Стасу загрузить чемоданы и сумки в багажник.
- А вы кто ж будете? – завел «светскую» беседу словоохотливый мужичок. – Я на поселке вроде всех знаю, сам там живу. В гости приехали?
- Я брат Петра Резниченко, Станислав.
- О! А я и не признал тебя! – сразу перешел на «ты» водитель. - Я ж Юрий Плахотнюк, раньше мастером на железке был, а теперь вот – частным извозом занимаюсь. Вроде не стар еще, хоть стажу для пенсии полно, мог бы работать, но – попросили быть свободным. Сократили, мать вашу! Молодым, говорят, у нас дорога. А вы, небось, в столице проживаете? Или, может, за рубежом?
Стас кивнул:
- Да. Как тут работы не стало, так и уехали. Уже почти пятнадцать лет. С тех пор редко приезжаю. Я инженером на машиностроительном работал…
- А… стоит машиностроительный. По сути, нет его больше. Разделили на части, распродали. Что-то перепрофилировали, что-то разваливается… Дела… Вот и дом ваш, тут и правда, два шага.
Стас выбрался из «жигуленка», на мгновение задержался, окинул взглядом дом:
«Он тоже постарел, как и все мы», - подумал грустно.
Когда-то дом казался современным, высоким. Из его окон был виден поворот реки, лес. А теперь дом стоит облупленный, потускневший. Требует ремонта.
- Представляешь, Стасик, лифт работает! – радостно воскликнула Лариса, которая уже успела сбегать в подъезд, проверить.
- Да уж, это удача, с такими чемоданами! - снова хохотнул водитель, кивая на багаж. - Помочь дотащить?
- Не откажусь, - ответил Стас.
- За такие деньги - просто обязан, - пробурчала у него за спиной жена. Стас глянул на водителя, который пыхтел вокруг одного из чемоданов. Кажется, не слышал. Уже в лифте он спросил Ларису:
- Что тебе неймется? Он не обязан нам таскать чемоданы.
- Обязан – не обязан. За пять минут дороги слупил, как за сто километров. Ну, хорошо, не сто. Но я считаю, что это слишком дорого. Это вопрос принципа, а не денег. Не надо людей за лохов держать. А ты как всегда, миндальничаешь! Вот скажи, почему ни Катька, ни Петро не пришли на вокзал?
- Катя дома ждет. Я сам сказал – не надо на вокзал. А Петро, наверное, занят.
- Он всегда занят, если кому помочь надо, - продолжала бурчать Лариса. Она не любила этот город, и, уступив мужу, испытывала непреходящее раздражение.
Станислав не ответил. Квартира встречала их ароматом домашних пирогов. Ожидая деверя в отпуск, Катерина приготовила праздничный обед, поставила цветы в вазу. Стас с порога окинул взглядом квартиру, глубоко вдохнул, узнавая родной запах дома. Здесь прошло их детство, здесь жили их родители до самой смерти. Мама тоже часто пекла пироги, и своему рецепту научила Катю. Теперь Катерина с мужем проживали на новом массиве, а старое гнездо сдавали. Но к приезду Стаса с Ларисой Катя квартирантов выпровадила.
На столе лежала записка: «Я дома, звоните». Стас набрал номер квартиры брата:
- Мышь, - так он называл Катерину, - мы на месте. Спасибо за все. Ждем на ужин.
- Нэмазашо, - ответила Катерина. – Отдыхайте. А на ужин – к нам, Петька пришлет машину. В семь. Стас, ты извини, что Петро не встретил, запарка на фирме.
- Да ладно, не маленькие, нашли сами. Дорогу домой я еще не забыл. Так в семь?
- Ага. Он позвонит.
Лариса прислушивалась к разговору, жуя пирожок.
- Я схожу в магазин, надеюсь, гастроном на углу еще существует, - сказал Стас жене. – Надо что-то к столу взять с собой, неудобно. Катя вон как постаралась.
- Так мы же водку привезли, и колбасу финскую, - удивилась Лариса. – Неужели мало? И подарков кучу.
- Катя шампанское любит, пойду куплю. И вообще, я хочу пройтись. А ты пока отдохни.
Лариса взглянула на мужа, отстала. Она знала это выражение его лица: отстраненно-далекое. Оно означало, что Станислав хочет побыть один, и препятствовать ему не нужно, а то вообще уйдет на несколько дней. Такое уже бывало, стоило Ларисе перегнуть палку в своем стремлении во всем разделять жизнь мужа.
Стас неспеша брел знакомыми с детства улицами, узнавая их и не узнавая. Появились новые магазины, исчезли киоски с газировкой и мороженым, вместо ухоженных клумбочек – перед домами неуютные пустыри. Зато перед новыми магазинчиками – выложенные плиткой тротуары, рядом – припаркованные автомобили-иномарки. А вот и гастроном. Ба, но это уже не тот замызганный полупустой сарай! Настоящий супермаркет! Девушка в форменной тужурке подметает ступеньки, ведущие в магазин. Европа! Стас взялся за ручку двери, и сразу же отступил, пропуская выходящую из магазина женщину. Она спустилась с крыльца и вдруг оглянулась, и глаза их встретились. Во рту у Станислава внезапно пересохло. Эти глаза, как часто он видел их во сне, они тревожили, звали, мучили!
- Ли…да? – неуверенно спросил Стас.
- Надо же, узнал. А я подумала, что пройдешь мимо, – Лида улыбалась грустной, какой-то блеклой улыбкой.
- Конечно, узнал! – поспешил уверить ее Стас, - ты же… - он осекся: не стал говорить дежурно «совсем не изменилась». Это была бы такая явная ложь, что язык не повернулся ее сказать.
- Спасибо, что не лжешь, - ее взгляд стал серьезным. – Не всем удается. Я же знаю, как выгляжу … теперь.
Он не стал уверять Лиду, что она выглядит вполне ничего… немного похудела… Она изменилась. Сколько ей лет? Сорок? Нет, меньше. Но лицо уставшее, кожа серая. В углах губ складочки-морщины. Стас смотрел на Лиду, и не знал, что сказать, потому что сказать сразу захотелось очень многое. Он внезапно осознал, что в глубине души пряталась еще одна причина, приведшая его в родной город столько лет спустя: желание увидеть Лиду, задать ей незаданные тогда, семнадцать лет назад, вопросы, и возможно получить, наконец, ответы. Получить отпущение грехов?
- Лида… если ты не спешишь, давай где-нибудь присядем, поговорим. Боже мой, воробышек, как я рад тебя видеть! – неожиданно для себя самого воскликнул Стас.
Это давнее словечко из их давно ушедшего в небытие общего прошлого кольнуло Лиду в сердце, причинило неожиданно сильную боль: а ведь она думала, что все позабыто. У нее давно другая любовь и другая жизнь. И в этой другой жизни нет ничего сильнее и страшнее той беды, которая свалилась на нее сегодня. Давние разочарования и пережитые предательства потускнели, отошли на второй план. А появление Стаса столько лет спустя - просто случайность, недобрая шутка судьбы.
- Нет, я очень спешу, извини. Не о чем нам говорить.
Лида пошла прочь, оставив Станислава на ступеньках магазина, растерянного, обиженного, озадаченного. Поспешила скрыться от него за углом дома, и там с трудом добралась до скамейки с оторванными перекладинами, присела обессилено. Зачем? Ну, зачем жизнь свела ее с ним именно сейчас, когда она такая страшная, измученная, изуродованная болезнью?
Станислав машинально сделал какие-то покупки, вернулся домой. Мысли вертелись вокруг этой неожиданной встречи, воспоминания непрошенными гостями окружили его со всех сторон, заглядывали в глаза, нашептывали в уши безответные вопросы. Почему? Почему много лет назад все сложилось так странно, так нелепо? Он взял себя в руки, чтобы Лариса ничего не заподозрила, чтобы вечер встречи с братом прошел спокойно, чтобы никто не задавал ему идиотских вопросов о самочувствии и блуждающих далеко мыслях…

После ужина они с Петром вышли на балкон, покурить. Собственно, курил один Петро. Небрежно, будто о чем-то неважном, как об одной из многих знакомых, Стас спросил:
- А что слышно о… Лиде? Ну, о той… помнишь, моей … знакомой. Как поживает?
Петро нахмурился, заглянул в комнату, чтобы убедиться, что женщины заняты беседой и не слышат их. Кто такая «знакомая» Лида, он прекрасно помнил. Еще бы! Лариса тогда такой скандал подняла – все родственники в курсе были!
- Да ничего вроде. Замуж недавно вышла, во второй раз. Мужик нормальный, водитель с автобазы. У меня свояченица живет по-соседству, так что Катька иногда сплетни приносит.
- Надо же, какая бурная жизнь: один муж, другой, – съехидничал Стас, пряча внезапную горечь: вот оказывается, как, а говорила же о том, что никогда никого…
- Бурная, - согласился Петро. – У нас тут у многих она была бурная, когда заводы стали, мастерские закрыли, все на заработки подались. Ты ведь тоже тут не остался? Савенко в Москве строил виллы, Лида на Польшу мешочничала… то есть, челночничала. А малая с дедом-бабкой жила.
- Кто такой Савенко? – не понял Стас.
- Андрей, муж Лидкин первый. Санькин отец.
- Ты действительно все знаешь, - усмехнулся Стас.
- Маленький город, все друг другу родня. Забыл?
- Наверное, забыл. Мы в новом доме даже соседей своих не знаем.
Станислав засмотрелся на лежащий внизу ночной город в огнях. Новый микрорайон отстроили, поднимается городок, оживает. Медленно, но все же. Мелькнула шальная мысль: может, вернуться? Открыть тут филиал фирмы, стройматериалы везде нужны, нынче все строятся… Представил, что ему Лариса скажет, покачал головой своим мыслям: нет, такого рода острые ощущения уже не по нему. Ларка в «глушь» ни за что не переедет, живьем загрызет.
- Я ее сегодня встретил, - сказал Стас. – В магазине. Лиду. Она не болеет? Не похожа на счастливую влюбленную.
Петро пожал плечами:
- Насчет любви не знаю, а вот здоровье… что-то такое Катя говорила, но я не вникал.
- Слышь, Петь, а… как бы мне с ней увидеться? Поговорить. Сегодня не получилось. Ты знаешь, где она работает?
Стасу эти слова дались нелегко, не в его характере «раскрываться» перед кем бы то ни было, даже и перед родным братом. А сказать, что хочет увидеть бывшую возлюбленную, значит, допустить кого-то в свои тайны. Сердце невольно забилось чуть сильнее, в ожидании ответа.
- Нет, понятия не имею, - ответил Петро. – Можно у Галины узнать. У Катькиной родни. А живет Лида все там же, в доме своих родителей. Сходи сам.
- С мужем познакомиться? – иронично усмехнулся Стс. Петро пожал плечами.
- Мальчики, сколько можно курить? – донесся до них крик Катерины. – Не пора ли перекусить?
- Идем! – отозвался Петро. Пришлось возвращаться в квартиру.

Через день Петро позвонил Станиславу:
- На почте Лида работает, той, что у вокзала.
- Спасибо, Петь. С меня причитается.
- Ерунда. Ты это… может, не надо? К чему ворошить прошлое? Еще Лариска узнает, бушевать начнет.
- Не узнает. Должок у меня есть, пару вопросов.
- Ну, смотри, тебе видней.

- Девушка, у вас Интернет работает? – Станислав заглянул в окошко.
- Работает. Пять гривен, - Лида мельком взглянула на «клиента», и сразу же опустила голову к столу.
- Привет, - Стас улыбнулся. – Не узнаешь сегодня?
Он выбрал время в средине дня, когда посетителей меньше, в надежде, что удастся перекинуться парой слов. И не ошибся. Лида вздохнула, повернулась к окошку лицом, нахмурилась:
- Стас, чего тебе надо? Я на работе.
- Так нет же никого. Лида, я тебя сто лет не видел, поговорить хочется, новости узнать.
Лида показала ему руку с кольцом на пальце:
- Вот. Все. Больше новостей нет.
Тетки, сидящие в глубине комнаты, подняли головы от своих бумаг, прислушались. Лида нервно оглянулась: еще не хватало! Она придвинулась ближе к окошку:
- Исчезни. Не порть мне жизнь.
- Мы не виделись шестнадцать лет. Или семнадцать?
- Ну и что?
- Неужели не любопытно поболтать?
- Нет. У меня и без тебя проблем хватает.
- Мы же вроде расстались по-хорошему.
Лида вздохнула:
- Лучше некуда. Твоя законная половина на меня жалобу в наробраз накатала, я чуть с работы не вылетела. Меня спасло лишь то, что я беременная была.
У Стаса волосы встали дыбом. Лариса? Жаловалась? Вот это новость. Скандал, да, был. Но писать?
- Считаешь, я вру?
- Да нет… - он немного растерялся. Взял себя в руки: - Лида, когда ты заканчиваешь? Давай встретимся. У меня остался один вопрос… о девочке.
Лидины коллеги даже дышать перестали. Она вздохнула: вот, прилип! Теперь ей снова, как семнадцать лет назад будут кости перемывать все, кому не лень. Она достала из стола табличку «Технический перерыв», поставила на окошко.
- Тоня, я на пять минут выйду, - бросила девушке, работающей в соседнем окне приема телеграмм.
- Угу, - хитро прищурилась Тонька. – Давай, иди перекури. Я отпущу «услугу», если что.
На улице горячий ветер швырнул на них пригоршню осыпавшихся цветов акации. Лида прошла в скверик
- Ты что, куришь? – удивился Стас.
- А ты против?
- Какое я имею право быть против или не против? Расскажи, как дела. Как дочка?
- Не курю я. А дела и дочка - нормально. Стас, ты зачем приехал? Нет, ко мне зачем пришел?
- Ты похудела. А стрижка тебе идет. Ты на мальчика похожа, - Стас опять не знал, как начать разговор.
- Это не стрижка, дорогой. Это химия. От нее девушки лысеют. Волосы потом отрастают, но я решила не отращивать больше косу. Короткую стрижку проще отрастить. Это ж не последний сеанс.
У Стаса все внутри похолодело:
- Ты… - он не смог продолжить фразу.
- Только не упади в обморок, - усмехнулась Лида, в глубине души удивляясь своей жесткости, - все не так драматично. По крайней мере, пока. Видишь, я даже работаю. Следующий визит – через полгода.
«Пока работаю», - подумала она. Но вслух продолжать не стала – незачем Стасу знать, что ей страшно и паршиво.
Они сидели молча, наблюдая за вялой активностью на привокзальной площади. Возвращаться на почту Лиде не хотелось – эта работа ей никогда не нравилась, но в ее положении выбирать особо не приходилось. Она искоса взглянула на Станислава. Постарел, поседел. Да и поредели волосы заметно. В уголках глаз уже «лапки» образовались. Щеки слегка провисли. Время. Ей вдруг захотелось прикоснуться к его щеке рукой, просто, чтобы ощутить его. Столько лет спустя. Она вспомнила его губы: твердые, настойчивые, его крепкие ладони на своих плечах… Усилием воли отогнала воспоминания: ни к чему это теперь, не нужно ей будить дракона.
- Рассматриваешь? – спросил Стас, не поворачивая головы. – Тоже изменился?
- «Тоже» относится ко мне?
Стас не ответил, вместо этого спросил:
- Как… - он запнулся, - девочка…
Он не знал, как ему назвать девочку. В том, что это его дочка никакой уверенности не было. Были только злые слова отца Лиды, брошенные ему много лет назад. Стас попытался прикинуть, сколько «ребенку» лет. Выходило – семнадцать. Взрослая.
- Ты о Сашке? Нормально. Школу заканчивает. А что?
- Я подумал… если она… - Стас мямлил. Разговор получался трудный. Спроси его сейчас кто-то посторонний: «Зачем вы вообще все это затеяли, Станислав Алексеевич? Совесть заела?» - он бы не смог вразумительно логично ответить. Просто почувствовал: надо увидеться. С Лидой и «ребенком». И это «надо» стало еще сильнее, когда он узнал, что над некогда дорогим и близким ему человеком нависла беда.
- Лида, когда-то твой отец сказал, что…
- Что Саша – твой ребенок? – завершила Лида вопрос. – Твой. Что дальше? Хочешь доказательств? Может, проведем экспертизу?
Станислав повернулся к женщине всем корпусом, даже слегка наклонился к ее лицу:
- Слушай, почему ты такая злая? Я в чем-то виноват перед тобой? Я был нечестен?
Лида глубоко вздохнула:
- Извини, Стас. Ты… Я больше на судьбу злюсь, не на тебя. Глупо все как-то в моей жизни получилось, бездарно. Любила не того, жила не так. Борьба за существование и поиски счастья. А только нашла – все разваливается. Вроде как у моей колыбели не та фея колдовала.
- При чем тут фея? – не понял Станислав.
- Как в сказке о Спящей красавице: недобрая фея у колыбели всю судьбу ребенка испоганила.
- Лида, вам с Сашей нужна помощь? – брякнул Стас, как с моста в воду сиганул. –Финансовая?
- Стасик, у меня муж есть, - улыбнулась женщина. – Мы оба работаем. Но за предложение – спасибо.
- А Саше? Я хочу с ней встретиться… Если позволишь.
       
       
САШКА
Мобилка зажужжала. Сашка сунула руку в сумку, вытащила телефон, осторожно, чтобы не увидела Тигра, она же - училка литературы, посмотрела на экран. Чужой номер. Тот самый, который Сашке дала мама.
Сашка сбросила звонок. Неужели человек не понимает: у нее урок, она не может болтать. Им вообще запрещено мобилки в школе включать. Сейчас Тигра увидит, начнет шуметь. Но Тигра, увлеченная собственным рассказом, ничего не заметила. Сашка попыталась вникнуть в то, что рассказывала учительница. Тщетно.
Мысли снова вернулись к их домашним делам и проблемам. К маме. К тому страшному, что над ними висело. К маминой болезни. Мама очень больна. Очень. Это может закончиться плохо. Сашка не хочет о таком – плохом – думать. Разве можно представить: жить без мамы. Всегда веселой, сильной, ласковой. Всегда рядом. Можно поплакаться, можно уткнуться носом в мамино плечо и уснуть, чтобы проснуться и понять, что все проблемы – мелкие, мама защитит и отведет беду. А кто отведет беду от мамы? Теперь Сашке всегда страшно, и все прочие неприятности кажутся ничтожными, незначительными. Перед лицом той, настоящей, беды, имя которой в Сашкином доме не произносят. Другие дела не стоят того, чтобы о них переживать. Ни уроки, ни оценки, ни внимание или невнимание мальчиков. Даже Митька – безнадежная Сашкина любовь - отошел на второй план. Они все принадлежат тому миру, где есть не только «вчера» и «сегодня», но и непременно будет «завтра». В Сашкином мире и Сашкиной жизни с уверенностью можно только сказать, что было «вчера». Пока еще есть «сегодня», а вот что будет «завтра» и каким оно будет, не знает никто: ни Сашка, ни мама, ни врачи, которые в присутствии Сашки надевают на лицо оптимистичные улыбки, и произносят мутные фразы, вроде: «несомненно появилась надежда на возникновение положительной динамики»… Мама снова остается в больнице для очередного сеанса «химии», а Сашка с Валерой, отчимом, возвращаются в опустевший дом. И целый вечер сидят на кухне, и повторят друг другу эти мутные фразы и так и эдак, выискивая в них микрочастицы той самой «надежды на положительную динамику».
А потом Сашка плачет в своей комнате, уткнувшись в подушку, чтобы Валера не слышал. Он сидит в кухне, у открытого окна и курит, и по лицу у него иногда сбегают быстрые капли. Ему тоже страшно и горько, от беспомощности, от острого чувства несправедливости, с которой жизнь обошлась с ними. Раньше Сашка Валеру не любила, и не хотела, чтобы он приходил в их с мамой дом, становился частью их такой счастливой налаженной жизни. Теперь она рада, что у них с мамой есть Валера, что у мамы есть Валера. Он держит маму за руку, когда ей становится совсем плохо, рассказывает какие-то глупые истории, чтобы отвлечь ее от мыслей том, о чем и подумать страшно. Выносит тазики и переодевает ее, и меняет постель, иногда по три-четыре раза за ночь, в первые дни после очередной «химии», когда приступы рвоты особенно сильные и частые. И не только рвоты.
Втроем они поехали в парикмахерскую, и остригли то, что осталось у мамы на голове от ее пышных волос, попросив сделать «под мальчика». Валера целовал маму в колючую макушку при всех, не стесняясь, и говорил, что так намного лучше, так она и в самом деле похожа на мальчишку-подростка. И мама, наконец, улыбнулась, и у Сашки тоже отлегло немного от сердца. В конце концов, волосы – отрастут, у всех отрастают…

Три дня назад мама вдруг огорошила Сашку новостью. Сашка уже собиралась спать: выключила компьютер, надела любимую пижаму. Устраивалась поудобнее в кровати. Она так с самого рождения: никогда сразу не уснет, долго возится, взбивает подушки, утаптывает одеяло. Мама смеялась над маленькой Сашкой: «Гнездышко себе мостишь, мышонок?»
- Не спишь? – заглянула мама к Сашке в комнату.
- Еще нет.
- Сань, - мама присела на край постели. – Я сегодня встретилась с одним человеком. Думаю, ты уже взрослая, и мы можем об этом поговорить.
Сашка непонимающе уставилась на маму. Сердце холодным комочком свернулось в груди. Что еще должна Сашка узнать? С недавних пор она боится новостей и сюрпризов. Лида хотела привычно поправить волосы у себя на голове, но, наткнувшись на короткий ежик, отдернула руку. Сашку больно кольнуло в сердце: жалость к маме.
- Ты о чем, ма?
- Я встретилась с твоим отцом, Саша. С настоящим отцом. Он узнал о… наших трудностях и хочет помочь. И с тобой хочет увидеться. Познакомиться.
Все сказанное мамой прозвучало цитатой из сериала. Сашка фыркнула, настолько все это было нелепо.
- Мам, я ничего не понимаю. Речь не об Андрее? Ведь нет?
Сашка давно знала, что Андрей, мамин первый муж, ей не родной. Но она привыкла считать его своим, называла еще до недавнего времени папой. Да и по паспорту она – Андреевна. И ее совершенно не интересовало, а кто он, тот, настоящий? Его никогда не было в Сашкиной жизни, она никогда не была ему нужна и интересна, так чего заморачиваться? И тут – надо же! – возник! Добрый! Помочь хочет! На фига ей его помощь?
Андрей с матерью развелись давным-давно. Из того раннего детства, когда все они еще жили вместе, Сашка помнила только громкую ссору Андрея с мамой. После ссоры он уехал от них. Вскоре Андрей женился, и тетя Капа вмиг родила ему одного за другим парочку пацанов, чтобы не возникало у него ненужных мыслей вернуться к Сашке и Лидке. Она же пресекла всякие его попытки брать Сашку на выходные. Ценой нескольких скандалов Андрей отстоял свое право проявлять заботу о девочке, водить ее в кино и кафе, помогать деньгами. Даже, когда настали совсем тяжкие времена, и он перебивался случайными заработками, и то находил возможность сунуть десятку-другую Сашкиной маме или бабушке – для Сашки. Капа родила ему еще одного пацана, третьего. Андрею пришлось уехать на заработки в ближнее зарубежье: строить богатым соседям богатые особняки. Приезжая в отпуск, непременно заходил проведать Сашку с мамой. Привозил гостинцы, оставлял немного денег. Мама почему-то денег брать не хотела, и приводила какие-то совершенно непонятные Сашке доводы. Более того, она старалась, чтобы Саша и не слышала эту часть ее разговоров с Андреем, отсылала Сашку в кухню по какому-нибудь делу. Разумеется, Сашка подслушивала самым бессовестным образом.
Со своими сводными братьями Сашка не встречалась. Капа с детьми жила в другом конце города, они ходили в другую школу, не ту, куда ходила Сашка.
Однажды она столкнулась на улице с тетей Капой, та везла коляску. Сашке было тогда лет десять. Она остановилась, вежливо поздоровалась. Вежливо попросила:
- Тетя Капа, можно мне братика посмотреть? – Сашка уже знала, что если хоть один из родителей общий, то дети – родственники.
На что тетя Капа сердито буркнула:
- Нету тут для тебя братика! - И быстро покатила коляску прочь. При этом она что-то продолжала говорить сама себе, что-то злое, неприятное, хотя и совершенно непонятное для Сашки.
Вечером Сашка рассказала о встрече маме. Она не ожидала, что мама так сильно рассердится, и расстроится.
- Зачем, ну зачем ты к ней полезла? – кричала мама. - Какие они тебе братики? Нет у тебя брат… - тут она замолчала, и отвернулась. И ушла в ванную. Саша осторожно прокралась за мамой, благо щеколды у них в ванной никогда не было. Ей показалось, что мама плачет, но та уверяла, что ей просто соринка в глаз попала и тушь потекла.
А потом они пили чай с бубликами, и мама сказала:
- Ты, наверное, не все поймешь, но просто запомни и поверь мне, ладно?
Сашка кивнула с важным видом, но подумала, что мама зря считает ее такой уж маленькой и глупой.
- Понимаешь, Сань, Андрюша тебя усыновил, когда ты только родилась. Он тебе не родной отец.
- Как это? – не поняла Сашка.
- Написал такое заявление: хочу, чтобы Саша считалась моей дочерью, потому что я ее люблю и я муж ее мамы, и маму ее люблю. И у тебя в свидетельстве о рождении так и написали: Андреевна. То есть дочь Андрея. Но его дети – тебе не братья на самом деле, а только … формально.
- Мам, ну у женщин дети бывают, если у них муж есть, так почему я не дочь? Не настоящая? Если Андрей – муж? Или я теперь стала не настоящая? – не понимала Сашка этой взрослой логики. Лида вздохнула: зря она этот разговор затеяла, мала еще Сашка.
- Ты настоящая, и Андрей тебя всегда любил, и думаю, будет любить. Но не по крови, а… по сердцу. Но родилась ты, потому что я жила с другим мужчиной, совсем-совсем недолго, ты даже родиться не успела.
- И тот другой меня не захотел любить? – простодушно спросила Сашка. Лида ахнула мысленно: вот это вывод! В самую точку. Санька нахмурилась, что-то обдумывая. – Ну, так и я его не хочу любить! А папка мой - хороший, хоть и живет с теми пацанами.
Этот разговор дал Сашке богатую пищу для размышлений. Но размышляла она недолго, слишком много было других дел в ее девчачьей жизни. Потом приехал Андрей, и они с мамой опять ругались, и Андрей кричал:
- За каким чертом ты разоткровенничалась? Это кому-то надо было? Кому-то стало легче?
- А незачем ей думать, что у нее куча братьев! – отвечала Лида. – Нет у нее никого, понял! Одна она! У нее только я есть.
Такой несправедливости Сашка не выдержала, выбежала из своей комнаты, обняла Андрея:
- Есть! Неправда, у меня папка есть, и он меня любит! – заплакала. Андрей прижал девочку груди, зарылся лицом в светлые пушистые волосы. Тема «родных-неродных» отошла на глубоко дальний план, потому что главным в их отношениях была и есть любовь.

Лида наблюдала на Сашкином открытом лице борьбу мыслей. Вздохнула. Непросто будет. Сашка только с виду такая белая и пушистая. А на самом деле – колючая, и стерженек упрямый в ней имеется. Лида так Стасу и сказала: «Просьбу передам, а что она решит – не знаю. Настаивать и уговаривать – не буду». Если бы не беда, что свалилась на нее, Лида разговаривала бы со Стасом иначе. Но если она … у… уйдет, с кем останется Сашка? С Валерием у дочки отношения не складываются никак, не принимает его Сашка, непонятно почему. Разве что в последнее время наметилось некоторое потепление. У Андрея своя семья, свои проблемы. Он, конечно, поможет, не оставит, но совесть не позволяла Лиде взвалить заботу о дочери на, фактически, чужого человека. Тем более, что у Андрея еще трое «спиногрызов» подрастают. А тут так кстати вдруг объявился тот, кому ее девочка обязана появлением на свет.

- Позвони ему, он хочет тебя видеть, – протянула Лида Сашке визитную карточку с номером телефона.
- Семнадцать лет не хотел, а теперь воспылал, - пробурчала Сашка. – Возвращение блудного отца, часть вторая. Привет из Бразилии.
- Не будь злой, - сказала Лида. – В жизни не все так просто, как кино.
- И чего ему надо? – резко спросила Сашка маму.
- Увидеть тебя. Познакомиться. Не чужой же, - ответила Лида, сама не очень веря в последнее утверждение.
- Ага, самое время знакомиться. Когда сопли вытирать не надо и горшок выносить. Чужой он, мам, чужой! Андрей – вот он не чужой, хоть и живет далеко. Даже Валерка не чужой. Особенно теперь. А этот – чужой, и на фиг мне не нужен! Чего ж он раньше обо мне не вспоминал?
- Он говорит, что никогда о тебе не забывал.
- Да ну?! Мам, а кто меня из роддома забирал?
- Андрей… и бабушка.
- А где же он был? Сидел в кустах и наблюдал?
- Сань, ты же ничего не знаешь, зачем человека осуждать, ничего не зная? Ты не маленькая ведь!
- То-то, что не маленькая! Я знаю, откуда дети берутся, как можно сделать, чтобы они не появлялись, когда ты их не хочешь!
- Санечка, дочка! – испугалась Лида. – Ты что? Я тебя хотела, очень хотела. Как ты можешь такое говорить?!
- А он?
- У него была семья. Дети, - печально ответила мама.
- Семья… Дети… - повторила Сашка, потрясенная открытием. – А мы – не семья? Я – не дети? Я девочка с помойки, так? Ошибка природы? Резинка порвалась? – Сашка упала на подушку, и не выдержав напряжения, разрыдалась.
Лида погладила дочку по голове, притянула к себе, обняла. Покачивала в объятиях, как маленькую. Прошептала в самое розовое Сашкино ухо:
- Не было никакой резинки. Я его очень любила, и всегда знала, что однажды он уйдет. Но так сильно любила, что решила – у меня будет ребенок, и мой любимый всегда будет со мной рядом – частью себя в своем ребенке. Вот так ты и появилась. Ему я ничего не сказала. Не хотела, чтобы он подумал, что я его так удержать хочу. Пошлость. Никогда не удерживала.
- И он не знал обо мне? Раньше? – в голосе Сашки звучала слабая надежда: а вдруг эта жизнь не такое дерьмо, и люди не такие подлые, как кажется на первый взгляд? Лида не смогла солгать. Знала, что надо бы, но язык не повернулся. Как потом смотрела бы дочери в глаза?
- Он… узнал. Потом.
- И не захотел меня увидеть? До сих пор? А может, это ты теперь меня ему навязываешь? Хочешь пристроить? – Сашка в ужасе прижала ладошку ко рту, словно желая затолкать обратно злое слово. - Прости, мамочка.
Лида встала, прошлась по комнате, машинально поправила книжки на полке, подняла с пола какую-то одежку, повесила на спинку стула. Пыталась совладать с трясущимися губами, загнать подальше слезы, чтобы не выплеснулись. А хотелось завыть, упасть на пол и кататься и выть, проклиная судьбу за все, что она пережила, что еще предстоит пережить, и за надвигающийся на нее мрак близкого мучительного конца. Лида глубоко вздохнула, обернулась к Саше. Дочка смотрела на нее совершенно больными глазами, и слезы текли по ее бледному личику:
- Мамулечка, прости, пожалуйста…
Лида положила на письменный стол картонный прямоугольник - визитную карточку:
- Позвони ему.
Сашка упрямо набычилась, молчала. Лида вздохнула:
- Я дала ему номер твоей мобилки. Если он позвонит сам, ответь. Пожалуйста. Ради меня.
Вышла из комнаты, аккуратно прикрыла за собой двери. Силы кончились. Добраться бы до постели. Хоть бы Валера уже спал, чтобы не нужно было вдаваться в объяснения еще и с ним.
Муж не спал. Обнял, притянул к себе. Лида вздохнула, и… заплакала. Валера гладил ее по плечу, и не задавал вопросов. Лида была ему за это благодарна. Постепенно успокоилась, закрыла глаза. Вспомнила: осень, ноябрь, автобусная остановка…

ЛИДА
Лида поглубже натянула вязаную шапочку на уши, а шею повыше замотала таким же вязаным шарфиком. В образовавшуюся щель высовывался только ее покрасневший от холода, постоянно шмыгающий нос.
"Боже, ну откуда такая холодрыга? Ведь положено же быть золотой осени?" - с тоской думала Лида. Противный ветер холодными лапами отвернул полы тонкого пальто, нагло влез под короткую юбку. Лида зябко скукожилась, как будто пыталась свернуться в клубочек, как котенок, и тем самым сохранить хоть немного тепла. Автобусная остановка продувалась со всех сторон. Судя по металлическим ребрам ее остова, архитекторы этой малой формы спроектировали все как надо: чтобы ожидающих пассажиров не продувало и не выдувало. Но у местных мальчишек было другое мнение, и от сооружения сохранился лишь костяк - погнутая решетка на фундаменте.
- Бабуль, давно ждешь? - мужчина крепкого телосложения легко запрыгнул на бетонную платформу, игнорируя ступеньки. Лида с завистью посмотрела на его толстую кожаную куртку: тепло, небось. Да еще и издевается: "С чего это он меня "бабулей" обозвал?"
- Минут двадцать, - прохрипела она.
- Ага. По нынешним временам - вполне нормально. Он вообще-то ходит, этот тридцать пятый?
- Утром ходил. - От холода нижняя челюсть у Лиды дрожала и зубы дробно постукивали. Голос получился, действительно, старушачий, шамкающий.
Тридцать пятый автобус ходил только утром с семи до десяти, и вечером - с семнадцати до двадцати, соединяя Город с Заводом, так, по старинке, в ее городке называли рабочий пригород. Лида жила на самой окраине, вчерашней деревне, примкнувшей к городу в годы промышленного расцвета. Работу удалось найти почти в центре, в детском садике. Ездить далеко, неудобно и ненадежно. А что делать? С работой в их небольшом городке были проблемы. А Лиде - будущему педагогу - повезло. Кому не повезло, дорога одна - на рынок в палатку. Вот только транспорт... Воспитательницы умоляли родителей не задерживаться и забирать детей из садика вовремя, чтобы они, воспитательницы, могли успеть на свои автобусы. Иначе - только пешком. Такси в маленьком провинциальном городке не существовало в принципе, только частники иногда грачевали, да и то без излишней навязчивости.
Лида отвернула край рукава - посмотреть на часики. Половина восьмого. Людей на остановке нет. Нехорошие предчувствия заползли в голову: а вдруг автобуса не будет? На дворе уже темнет...
Мужчина заметил ее жест, заметил тонкое, почти детское запястье, мелькнувшее из-под рукава пальтишка, обратил внимание на стройные ножки.
- Эй, да вы совсем не бабуля? - удивился. - А что ж молчите?
Лида пожала плечами. Говорить уже не могла. Да и что говорить? "Мужчина, я не бабуля, а девуля?" Не все ли равно? Сейчас подойдет автобус, и они больше никогда не увидятся. Городок у них хоть и маленький, но все же город. Но мужчине было скучно стоять в ожидании автобуса, он подошел поближе, заглянул в ту щелочку, где поблескивали Лидины глаза и торчал неромантично сопливый красный нос.
- Замерзла? - сочувственно спросил беспокойный сосед по остановке. - Давай, согрею?
- Перебьешься, - грубо отрезала Лида. Ишь ты, размечтался!
- Да, нет, это не то, что ты подумала! - поспешил успокоить Лиду мужчина. - То есть, Вы. Я не имел в виду ничего плохого. Но ты совсем замерзла, а у меня куртка теплая, давай, я тебя обниму, и будет теплее. А то ведь сляжешь с воспалением легких! Ты не думай, я от души, меня Станислав Алексеевич зовут, я на машиностроительном работаю.
Наверное, Лида очень замерзла. Наверное, Станислав говорил очень убедительно. Наверное, так было нужно. Наверное, именно в ту минуту над озябшим городом пролетал голый шкодливый пацаненок с луком и стрелами. И пульнул от нечего делать по этим двоим...
Она кивнула. Станислав расстегнул куртку, притянул девушку к себе, завернул в куртку и обнял для пущей близости и тепла.
- Ну, тоща, воробей, и тот крупнее, - пробормотал мужчина.
Под курткой у него был еще и пушистый свитер, а под свитером, естественно, его собственное горячее тело. Лида прижалась к нему, холод постепенно отступал. Станислав что-то сказал, но она не расслышала. Повернулась лицом, и уткнулась носом в его шею. От него слабо пахло каким-то парфумом, наверное тем, что он использует после бритья. Лиде вдруг стало совсем жарко, но это был другой жар, идущий изнутри, от нее самой. Лида попыталась освободиться:
- Мне уже не холодно.
Но Станислав только крепче обнял ее, властно прижимая к себе:
- Шшш. Стой, не дергайся. Как тебя зовут?
- Лида. Пустите.
- Я сказал - не дергайся. Кажется, автобуса сегодня не будет. Тебе далеко ехать?
- Далеко, - вздохнула Лида. Ей уже не хотелось освободиться, ей было так уютно и тепло в его объятиях, так надежно. Ей вообще не хотелось с ним расставаться. Настоящее безумие, оно подкралось незаметно, завладело ею, и Лида отдалась на волю сладкой обреченности, подчинилась властной нежности чужого незнакомого человека. Почувствовала, что все это предопределено: осень, отсутствующий автобус и их двое на остановке в холодный вечер.
- И что же ты думаешь делать? - щекотно прошептал он над самым ее ухом.
- А что тут думать, надо идти пешком. Мне не привыкать.
- Домой идешь?
- Ага. Обычно успеваю на автобус, а тут... Наверное, поломался.
- А дома муж, небось ждет, детишки плачут... – медленно произнес Станислав.
Лида улыбнулась: хитрость шита белыми нитками. Ответила:
- Дома меня ждут мама с папой. А вас кто ждет?
"Интересно, соврет или скажет правду?" - подумала Лида. Ей очень хотелось, чтобы мужчина был свободен, но она понимала, в его возрасте, - а был он на добрый десяток лет старше - вряд ли он одинок.
- Жена и двое малых, - ответил он спокойно.
Лида оттолкнула его, и Станислав больше не удерживал ее. Странное дело: они чувствовали себя так, словно между ними что-то уже произошло, словно отношения уже существовали, и сказано было гораздо больше того, что заключали в себе слова.
- Ну, я пошла, автобуса, скорее всего, не будет, - вздохнула Лида.
- Уже темно. Это опасно. Девушке одной - опасно. А мне нет смысла туда идти с тобой, раз нечем назад вернуться. Я к приятелю должен был наведаться, забрать кое-что. Починю машину, тогда съезжу.
- До свидания. Не ночевать же мне тут.
- Пойдем в центр, поймаем тебе машину.
- У меня нет денег на тачку.
- Лида, я не могу тебя проводить, правда.
- Да что вы извиняетесь? - удивилась Лида. - Вы не должны меня провожать. Мы же вообще друг другу - никто с большой буквы!
- Ты так считаешь? - у него странно изменился голос.
- А вы нет?
Станислав смотрел ей в глаза, не отводя взгляда, не моргая, проникая в нее, врастая. Что-то происходило, не происходя, и что-то уже случилось, не случившись, и связало их, возможно, навсегда. И совсем не важно было то, что прикосновение длилось всего несколько минут, главное - оно было. И они оба, Станислав и Лида, вдруг осознали эту необратимость.
- В любом случае, - Станислав, наконец, отвел взгляд, - я не могу так тебя отпустить. Я заплачу за частника, считай, это в долг. Потом отдашь.
- Когда - потом? Мне до зарплаты еще - почти месяц.
- Ну и славно. Поверь, это не последние деньги в моем бюджете. У меня же будет повод тебя увидеть.
Лида почувствовала, что краснеет. Зачем ему ее видеть? Женатому с двумя "хвостами"? А сердечко ее радостно забилось: он хочет увидеться! Он! Хочет!
Они прошли пару кварталов до пустынной центральной площади, болтая, как старые знакомые, ни о чем и обо всем сразу. Казалось, так можно идти и идти, до самого утра, или целую вечность, и говорить, и молчать, и нисколько не скучно. Парадокс - совсем не холодно! Тарахтящий "Запорожец" остановился на взмах руки. Повезло: оказалось, что водителю надо в сторону Завода. Лида влезла в пропахшую бензином машину. Станислав подошел к водиле, всунул ему в руку деньги. Вернулся к Лиде:
- Пока, воробышек, - и неловко чмокнул в щеку. - Увидимся.

-Ну, где ты ходишь? - мать встретила Лиду возмущенными криками. - Ищешь приключений на свою задницу? Андрей вон, уж раз пять приходил. Нельзя было предупредить, что задержишься? Холод на улице, простудишься!
Мать продолжала бушевать, но Лида ее не слушала. Ей хотелось подпрыгивать и приплясывать, петь и смеяться. Но она сдерживала этот необъяснимый всплеск эмоций. Впрочем, почему же необъяснимый? Как раз понятный, тот самый, который приходит незванный-негаданный, и вся жизнь переворачивается с ног на голову, и ничего уже не будет так, как вчера.
Вчера, нет, еще сегодня днем, жила себе на свете девушка Лида: серьезная, строгая, послушная. Настоящая барышня, хотя родители ее были обычными работягами. Дружила с добрым, положительным парнем Андреем, с которым они вместе росли на этой улице и ходили в одну школу. Это называлось "гулять". Или "ходить". Предполагалось, что "гуляющие" парой со временем поженятся и будут жить долго и счастливо, рожать детишек и добра наживать. Андрей был старше на пару лет, и всегда смотрел на тощую Лидку-кузнечика свысока, аж до тех пор, пока, вернувшись из армии, не забрел в родную школу на выпускной. И вдруг увидел вместо белобрысого кузнечика хрупкую светловолосую девушку, и заглянул в прозрачные глаза, и весь мир стал иным.
Родители Лиды были довольны тем, что у дочки такой положительный ухажер, да и Анрюхиным старикам Лидочка нравилась: воспитанная девочка, не то, что эти современные охламонки: и курят, и с парнями с малолетства путаются. Родители уже прикидывали, где и как гулять свадьбу. Лида же замуж совершенно не собиралась. По крайней мере, не сейчас. Потом... когда-нибудь. Андрюшка - отличный парень, но такой приземленный, обычный, и отношения их обычные: у них все девчонки так "гуляют" с парнями. Неужели же вся ее жизнь вот так и замкнется, в этом городишке, с парнем, которого она знает с детства?
Лида с аппетитом уплетала мамин борщ, когда в кухонное окошко постучали.
- Ты че так поздно? - Лида впустила Андрея, провела в кухню. - Есть хочешь?
- Нет. Я тебя ждал, ты же обещала мне книжки дать. На работе задержалась?
Лида не знала, что ответить Андрею. Никаких официальных объявлений их женихом и невестой еще не было, но она чувствовала некоторые обязательства перед парнем, с которым встречалась уже два года. Рассказать ему о Станиславе и его предложении ее согреть совершенно невозможно.
- Ага. Автобус не ходит. Пришлось тачку ловить.
- Лидка, ты это... одна ночью не ходи. Не задерживайся.
- Да я не хожу, не переживай. Все нормально. Пойдем, посмотришь книжки.

Едва за ними закрылись двери ее комнаты, Андрей обнял ее, потянулся к губам. Лида отстранилась: "Не надо, еще мама зайдет".
Она точно знала, что мама не зайдет: маме так нравится Андрей, и она ждет-не дождется объявления о свадьбе, что боится спугнуть их отношения. Да и Лида обычно совсем не против поцеловаться с Андреем. Однажды между ними случилось то самое, из-за чего Андрей теперь считает, что имеет на Лиду какие-то права. И обязанности перед ней. Впрочем, и Лида до сегодняшнего вечера считала делом почти решенным, что они с Андреем поженятся. Потом, немного позже. Куда спешить?
Андрей покорно отступил: не надо, так не надо. Почти не глядя, взял с полки пару книжек. Ждал, что Лида пригласит его посидеть, но девушка молчала.
- Ну, я пошел?
- Ага. Устала я и замерзла. Спать хочу.
- Лидка, давай поженимся, - вдруг брякнул Андрей. – Пора уже.
- Чего это – пора? Успеется.
- Будешь дома сидеть. Сколько можно так вот ходить?
- На твою одну зарплату сильно посидишь.
- А ты... это... в декрете будешь.
- Да ну тебя, Андрюшка. Иди уже, я спать хочу.
- Ты что, не хочешь за меня замуж? – удивился Андрей. Настолько удивился, что даже не обиделся.
Лида растерялась. Она поняла, что да, именно так, она не хочет замуж за Андрея. Она вообще сейчас не хочет замуж. Но не обижать же Андрюшку? Тем более, что они «ходят» вместе, и он был ее первым мужчиной... Вроде, ей теперь положено за него выходить. А она – не хочет. Сейчас. Совсем. А хочет... хочет...
Тот человек с автобусной остановки сказал: «У меня есть повод тебя увидеть». Когда? Завтра? Через неделю? Или никогда? Она хочет, чтобы он пришел. Станислав. Стасик. Увидеть его глаза: темные, в густых ресницах. Услышать теплый, мягкий голос. Почувствовать на своих плечах его крепкие властные руки. Руки мужчины. Андрюшкины ладони еще угловатые, как у подростка, и ключицы выпирают по-мальчишечьи. Он смотрит на Лиду немного обиженно: "О чем ты задумалась? Разве мы не принадлежим друг другу?"
Она не может ответить ему «нет», она не может ответить ему «да». Это означало бы сложить крылья, закрыть окна, и принять, что жизнь ее отныне будет протекать в маленьком городе. Лида потянулась, поцеловала Андрея в щеку:
- Андрюшка, ты самый лучший... друг. Не торопи меня, ладно?
Андрей совсем по-детски надул губы:
- Как это – друг? Мы же...
- Милый, я устала! Умираю, упаду сейчас. Иди, пожалуйста, домой.

Последний малыш покинул группу за руку с мамой. Лида натянула шапочку поглубже, замотала шею шарфом: холодина кошмарная, а до зимы-то еще далеко. Подумала: надо поспешить, еще опоздаю на автобус. Вышла за ворота детсада. От припаркованного неподалеку авто отделилась крепкая фигура:
- Привет, воробышек. Подвезти? – Станислав был без шапки и без капюшона, и шальные нахальные снежинки оседали на густых темных волосах.
Лидино сердечко затрепыхалось, как настоящий воробышек, пойманный в сети. Она глубоко вздохнула и шагнула навстречу своей любви. Безнадежно-грешной. Отчаянно-единственной. Безоглядно-счастливой. С этого шага и на всю оставшуюся жизнь.

САШКА
Сашка поднялась с постели, искоса глядя на кусочек картона на столе, но не приблизилась, не взяла в руки. Издалека буквы расплывались, и прочесть имя было невозможно. Она накинула на плечи халат, открыла окно. За окном моросил мелкий весенний дождик, освежая уставшую после жаркого дня землю. Сашка любила дождь. Она усаживалась на широкий подоконник и слушала ритмичную мелодию из звуков, шорохов и журчания струй по желобу водослива. В песню дождя вплетались запахи умытого сада, сырой земли, свежего воздуха. Даже осенью Сашка не могла удержаться от того, чтобы не впустить в комнату дыхание дождя. Мама ругалась: «Дом выстудишь, газ дорого стоит!» Сашка покорно закрывала окно, выходила на крыльцо, садилась на маленькую скамеечку, которую ей когда-то сделал дедушка. На крыльце всегда находилась какая-нибудь металлическая миска или кастрюлька, Сашка превращала ее в барабан и подыгрывала дождю, стараясь уловить ускользающий неровный ритм. В ее воображении стук дождевых капель ассоциировался с ритмом танго. Однажды она сказала об этом на уроке литературы, они тогда говорили о природе и влиянии ее на человека. Нина Абрамовна, она же Тигра, учительница, удивилась: «Танго – музыка горячих широт, а дождь – это прохлада. Что за странные сравнения…» И долго и нудно доказывала Сашке, что она неверно воспринимает природу. Сашке было скучно, к тому же она категорически не соглашалась с мнением учительницы, но спорить с Ниной Абрамовной – дело безнадежное, это Сашка усвоила давным-давно. Она просто осталась при своем мнении. В ее восприятии дождь играет танго, метель кружит в вальсе, а ветер исполняет скрипичные концерты.
В Сашкином мире чувства имели запах. Любовь – ванили и хризантем, злость – дешевых духов, которые любила Капа, вторая жена Андрея. Этот ее запах Сашка запомнила еще с того дня, когда хотела посмотреть на братика. А вот грусть пахла дождем. Землей, листьями, ветром. Осенью. Даже в мае.
Сашка жила с мамой в старом бабушкином доме, а свою квартирку они сдавали, чтобы иметь хоть небольшую, но прибавку к маминой зарплате. Cтарый дом, окруженный садом и грядками. Ветхий сарай для кур и сельхозинвентаря. Во дворе – колодец и будка, где жил лохматый Полкан. Лет семь назад в поселок провели газ, дед сделал котел и теперь дом отапливался от газа. А вот воду не успел провести, свалил инсульт. К счастью, в тот первый приступ деда удалось выходить, но маме пришлось разрываться на два дома: смотреть за дедом, вести хозяйство, да и своей квартирой смотреть. Да еще и на работу ходить. Сашка по малости лет помощником была никудышним. Потом деда тоже не стало. Они с мамой переехали окончательно в дом, а крохотную их квартирку в центре сдавали молодоженами. И жили вдвоем, пока в их уютный мир не проник Валерка. Прошлой осенью. И остался. Сашка злилась, но ничего поделать не могла. Сегодня ей стыдно, и она рада, что у них с мамой есть Валера. А тогда, осенью…
- Саш, иди ужинать, - позвала мама Сашку. – И окно закрой, выстудишь дом, - добавила привычно.
 Сашка покосилась на мать, спросила:
- Вдвоем или втроем? ОН ушел?
Он – это Валера, мамин новый бойфренд. Если это слово применимо к маме, а не к девчонке-подружке. Сашка Валеру недолюбливала с первого дня знакомства: чего он влез в их с мамой жизнь? Им и без него было неплохо. А теперь мама все чаще говорила Сашке – пойди, погуляй или иди к себе, а сама с Валерой запиралась в комнате. Крючок на двери повесили, стыдобища! Пожилая женщина уже, скоро сорок лет, а все туда же! По маминому молчанию Сашка поняла, что нет, не ушел «хахаль», как называют таких вот ухажеров пожилых теток. Отвернулась, уставилась в окно. Словно самое для нее сейчас интересное – это медленно стекающие с веток сирени капли дождя. Где-то в глубине глаз зарождались и накапливались злые слезы: теперь мама Сашку меньше любит, все к Валерке этому липнет!
Лида подошла, села рядом с дочкой:
- Сань, ну чего ты так к Валере? Он хороший, заботливый, непьющий. Он меня любит, и уважает. К тебе хорошо относится. Вон, куртку купил.
- Не нужна мне его куртка, - буркнула Сашка, - сама носи!
Голос предательски задрожал: мама ЕГО защищает, а Сашка у нее виновата выходит! Очень захотелось зареветь, как в детстве, громко. Пусть бы увидела, до чего она единственную дочь довела! Эх, некуда Сашке деваться, а то ушла бы подальше от них. Раньше хоть можно было к деду пойти, а теперь… Сашка повернулась к матери, глаза блестели обидой:
- Нам что, плохо было? Вдвоем? Ты мне что говорила? Что я у тебя самая любимая и единственный нужный человек? Я тебе уже не нужна? У тебя теперь хахаль есть?
Лида охнула, замахнулась влепить пощечину грубиянке, но рука упала. Она встала, пошла к двери, на входе остановилась:
- Ты уже взрослая, окончишь школу, уедешь учиться. А мне – одной? Думаешь, мне не хочется любви и тепла? Я еще не старая, я еще любить хочу, я еще ребенка родить хочу! Мне надоело плакать ночами в холодной постели. Что ты знаешь о моей жизни, злая девчонка!
Лида захлопнула за собой дверь, но сразу же открыла снова: Мы с Валерой решили пожениться, а ты, если не нравится – можешь к отцу уезжать! И она снова хлопнула дверью.
Сашка так и замерла у окна, открыв рот. Две новости, одна убойнее другой: мама замуж хочет? Ребенка рожать хочет? И ее, Сашку из дому выгоняет? Сашка захлюпала носом: вот и дожилась, никому не нужна!
«А вот и уйду! - подумала зло. - Говорят, Андрей приехал с заработков, может, и заберет меня к себе».
Сашка уныло смотрела через окно на мокрый двор. Уже совсем стемнело, и тащиться куда-то через весь городок к Андрею было облом. Тем более, что Капа могла и не пустить Сашку, устроить скандал. И что тогда? Тащиться по темным улицам обратно? Хотя, конечно, можно позвонить… Сашка посмотрела на мобилку, предмет ее мечтаний в течение нескольких лет. Уже у всех девчонок была, а у нее – не было. Мама подарила, наконец-то. На день рождения. На шестнадцатилетие. Сашка прыгала от радости. Она вспомнила, что счет на телефоне давно не пополнялся: денег у Сашки катастрофически не было. Мама давала ей в школу два бутерброда, и пару гривен – на «просто так», и все. Из этой скудной суммы откладывать не получалось. Сашка несколько раз заикнулась маме о телефоне, и мама не отказала, но сказала – немного погоди, у меня сейчас нет.
« Взяла бы у своего хахаля, - опять сердито подумала Сашка. – Должна же от него быть хоть какая-то польза, кроме секса».
Сашка размечталась: вот бы ей позвонил, например, кто-нибудь такой… необыкновенный! Какой-нибудь актер известный, вдруг случайно ошибается номером, и попадает на номер к Сашке. И у них завязывается дружба. Вот было бы здорово! Девчонки бы лопнули от зависти. Саша вздохнула: ну это совсем фантастика,
А вот, Митька Сириков мог бы позвонить, это уже не фантастика, Митька в параллельном классе учится. И ему ее номер телефона узнать – раз плюнуть. Митька нравился Сашке еще с восьмого класса. Но не только Сашке. За Митькой половина их девчонок сохла. И он этим пользовался: каждый вечер с новой пассией. Сейчас Митька встречался с Сашиной подругой Полиной. Саша ревновала до колик в животе. Тем более, что Полина, не ведая о Сашкиной тайной страсти, делилась с подругой всеми подробностями своего романа. А роман развивался так бурно, что Саше иногда становилось страшновато за подругу – не влипла бы в неприятности. Дело у них уже почти что перешло стадию поцелуев. А вот сама Саша еще даже и не целовалась ни с кем. Наверное, потому, что она такая уродина белобрысая. Бледная поганка. Сашке стало себя жалко. Чтобы усилить эту жалость и немного поплакать, она взяла маленькое зеркальце, всмотрелась в свое отражение. Большие темные глаза, светлые, почти белые волосы. Даже брови белые. Мама иногда, смеясь, называет Сашку Снегурочкой – за белизну. Разве такая может понравиться кому-нибудь? Наверное, Сашке никогда не встретить свою любовь.
Она добилась искомого результата: в носу защипало, глаза зачесались. Правда, заплакать не успела: снова открылась дверь. На этот раз Валерка, мамин ухажер. Не спрашивая Сашкиного мнения, Валера уселся на диван.
- Ты маму свою любишь? – спросил требовательно, как следователь на допросе в каком-нибудь сериале.
- Ну, - ответила Сашка универсальной репликой. Это могло означать все, что угодно.
- А внятнее?
- Люблю.
- Вот и я люблю. Как же мы ее делить будем? Пилой или сапой?
- Дурак.
- От дуры слышу. И дуру наблюдаю. А еще наблюдаю злую эгоистку, которая думает только о себе.
- Она старая уже. А туда же! Такие пожилые детей не рожают.
- Куда, позволь спросить? Твоей маме всего лишь 38 лет. Это даже не расцвет, это начало жизни. А ты эту жизнь хочешь у нее отнять. Похоронить ее заживо. Это такая у тебя любовь?
Сашка накуксилась, отвернулась к окну. Но за окном уже было совершенно темно и смотреть было не на что. Однако она упорно не хотела поворачиваться к Валере лицом.
- Сколько лет твоей бабушке было? – спросил вдруг Валера. –
Сашка призадумалась.
- Кажется, семьдесят шесть.
- А Лиде, ее дочери, твоей маме? Тридцать восемь? А теперь считай. Это я уже не говорю о том, что современная медицина позволяет женщине благополучно иметь детей и не в таком возрасте.
Сашка засопела. Она, конечно же, не была дремучей дурочкой, а была полной отличницей, и все знала-понимала, и книги читала, и биологию изучала. Но ее сердце никак не могло примириться с тем, что она будет у мамы не одна, что появился еще кто-то, и еще появится. Эгоизм? Конечно, эгоизм. А если мама перестанет Сашку любить и полюбит этого Валеркиного ребенка сильнее? Из глаза выкатилась и сползла по щеке слезинка. Валера заметил, подошел к Сашке. Обнял за плечи:
- Сань, я очень хочу сделать твою маму счастливой. Чтобы она чаще смеялась и пела. Ты же любишь, когда мама поет?
Сашка кивнула.
- Помоги мне, пожалуйста. Без твоей помощи у меня ни фига не выйдет, - попросил Валера. Как будто это он был маленький, а Сашка сильной и большой. Слезы покатились активнее. Валера ладонью вытер Сашке глаза: Пошли, мама такой бигос приготовила! У меня уже все слюнки кончились, так текли!
Сашка представила, как у взрослого дядьки Валерия Никитовича текут изо рта слюнки. Весело хихикнула. Так, в обнимку, они появились на пороге кухни.
Лида ничего не спросила, только улыбнулась. Они уселись за столом. Сашка напротив Валеры, Лида посредине, так удобнее подавать и убирать.
- Только я все равно тебя папой не буду звать, - высказала Сашка с полным ртом главную мысль. – Просто Валерой.
- Как хочешь,- согласился Валера. – Хоть Петей, хоть зайкой.
- Ну уж нет, - возмутилась мама, - зайку оставь мне!
Она провела рукой по его волосам, легко и мимолетно, и Сашка удивилась, вдруг осознав, что мама, действительно, любит Валеру. А он – ее. И что это не кино, а ее собственная, Сашкина, жизнь.
Через месяц Лида с Валерием расписались. Никакой большой свадьбы, конечно же, не играли, но небольшую вечеринку для самых близких собрали. Сашке пошили точно такой же костюм, как у мамы, из красивой ткани кремового цвета и велюровой отделкой: словно по подолу растут и тянутся кверху растения с узкими листочками. Костюм состоял из платья без рукавов и длинного жакета. Только у Лиды он еще был украшен большим цветком, а Сашка со своего цветок сразу же отстригла: не хочу. И Валерий тоже был красивым, строгим и очень волновался.
Теперь Валерий жил у них на полностью законных основаниях. И Лида, и Саша быстро почувствовали, что в доме есть мужские руки, то, чего им всегда не хватало. Правда, Андрей никогда не отказывался что-нибудь подремонтировать, когда приезжал, но приезжал он уж больно нечасто!
Да и материально им стало легче. Сашка смогла записаться на платные курсы подготовки в институт. Пора уже! Время идет быстро, а все говорят, что школьной подготовки, даже такой отличной как у Сашки, не хватит, чтобы поступить! Однажды вечером, вернувшись с курсов, Сашка с удивлением увидела в кухне семейную идиллию: мама угощала чаем с пирожками Андрея, а Валера в это время вполне спокойно смотрел футбол по телевизору. И мама при этом не выглядела ни смущенной, ни озабоченной визитом «бывшего».
- Взрослая ты какая уже, - несколько даже удивленно протянул Андрей. – Совсем барышня. Парень у тебя есть?
- Да ну тебя, - остановила его мама. – Накаркай мне.
- А чего – каркай? Это жизнь: влюбляться, встречаться, жениться.
- Пусть-ка сначала школу окончит, профессию получит, а потом уж любовями занимается. Оно дело нехитрое.
- Как будто это можно спланировать? – возразил Андрей.
- Можно. Если голову не терять, - уверенно ответила ему Лида.
- То-то ты спланировала, - усмехнулся Андрей.
Лида отрезала: «Вот пусть и учится на моих ошибках».
Заметив, что Сашка слушает ее с некоторым недоумением, перевела разговор на другое: «Как там матушка твоя поживает? Как ее артрит?»
Саша задумчиво жевала пирожок с капустой, запивая сладким-пресладким чаем, так она любила: соленое и сладкое, так ей было вкусно. Интересно, о чем говорили Андрей с мамой? О каких ошибках? Ее показательно-положительная мама не могла совершить никаких ошибок. И уж точно, на них учиться Сашка не собиралась. Вернулась в свою комнату.
Под окном слышались голоса: мама провожала Андрея до ворот. Сашка прислушалась. Она знала, что подслушивать нехорошо, но любопытство было сильнее. Ей почему-то все время казалось, что рядом с ней по жизни ходит какая-то тайна, что от нее, Сашки, что-то скрывают. Скорее всего, эти тайны существовали только в ее собственной фантазии и были продиктованы желанием, чтобы жизнь складывалась как-нибудь красиво, романтично. Но она приоткрыла окно.
- Спасибо тебе за все, Андрюша, - сказала Лида. - Ты настоящий друг.
- Несмотря ни на что? - усмехнулся Андрей.
- Не смотря. Я тоже часто бывала не права. Но если бы не ты, погано бы нам было с Саней.
- Когда-то ты считала, что это я все испортил.
Сашка навострила уши. Кажется, в воздухе промелькнул хвост чего-то необычного.
Лида вздохнула:
- Тому все равно не суждено было сбыться. Я же с самого начала знала, кто есть кто, и где мое место.
- Все еще вспоминаешь его? - спросил Андрей. Сашка даже привстала: О ком речь?
Но Лида ответила что-то совсем тихо, слов не разобрать. Они еще поговорили немного, но Сашка уже ничего не могла расслышать, потом Андрей поцеловал маму в щеку, и в губы, и попрощался.
…Сашка снова искоса взглянула на кусочек картона на краю письменного стола: вот, именно об этом они тогда говорили, это и были те самые таинственные ошибки. Некий «он». У которого семья, и которому дела не было до Сашки, Лиды и их любви. А теперь – «познакомься». Сашка взяла визитку.
«Станислав Алексеевич Резниченко». Выходит она, Сашка, на самом деле Александра Станиславовна… А не пошли бы вы, Станислав Алексеевич? Подальше и навсегда? Сашка тщательно разорвала картонку на мелкие кусочки, выставила ладошку в окно и с наслаждением рассыпала мелкие неровные конфетти по ветру…
Адью, Станислав Алексеевич, вы опоздали.

СТАС
Стас вышел на балкон: чтобы Лариса не услышала его разговор по телефону. Он вообще не хотел, чтобы жена узнала о том, что он пытается установить контакт с девочкой, которая, кажется, была его дочерью. Тогда, семнадцать лет назад, Лариса поставила условие: или-или. Как богиня правосудия с весами в руках. На одной чаше весов находилась Лида, нежная, славная, доверчивая. К тому же беременная, и, по словам ее друга, того самого Андрея Савенко, от него, Стаса. На другой чаше – нет, не Лариса и их внешне благополучный брак.
На другой чаше – Томка и Лешка, их дети. Лариса сказала: «Прекращай свои похождения, или детей больше не увидишь». Для Стаса потерять связь с детьми равносильно смерти. Лиде он никогда ничего не обещал, и планов на совместное будущее не строил. И ей не позволял.
Мы вместе, пока нам вместе хорошо, и не более. Удобная для него позиция? Наверное. Удобная ли для Лиды? Вряд ли. Но еще в тот самый первый раз, когда Стас сказал Лиде: «Поедем, у меня есть ключи от квартиры друга», он подчеркнул:
- Все будет, если ты захочешь, но я ничего тебе не обещаю. Никакого будущего.
Все эти годы, вспоминая иногда о светловолосой девушке с голубыми наивными глазами, Стас успокаивал себя: я был с ней честен. До сих пор не знал, какая скотина «стукнула» супруге о его связи с молоденькой воспитательницей детсада. Они были очень осторожны, и все же кто-то узнал… Может, все тот же Андрей? Чтобы отбить у него Лиду?
Стас вздрогнул, вспомнив тот скандал. Лариса превзошла себя самое. Перебила кучу посуды, визжала так, что слышало полгорода. Не слушала никаких объяснений и извинений. И тут со двора примчались дети, их позвали соседские ребята:
- Идите, там ваша мамка батю убивает.
Дети влетели в квартиру, бросились к Стасу, закрыли собой, заревели в два голоса:
- Мамочка не бей папу, он больше не будет.
Им было все равно, что такое плохое сделал папа, главное, чтобы мама его не убила. Дети не понимали, что их мелкая тощая мамочка вряд ли сможет нанести большому сильному папе серьезный урон, разве что физиономию расцарапает. Если допрыгнет.
Они же помнили, как мама в ярости выбросила с балкона принесенного с улицы котенка, когда тот напачкал на диване. К счастью, котенок упал на растущее у окна дерево, зацепился когтями и остался жив-здоров. Однако животных с улицы малыши впредь приносить остерегались. И собаку просить перестали.
Стас обнял ребят:
- Ничего страшного, мама просто расстроена. Давайте попросим мамочку успокоиться.
Неожиданно его слова возымели действие. А может, появление детей подсказало Ларисе решение:
- Если я еще раз хотя бы заподозрю, что ты подошел на пушечный выстрел к этой шлюхе, детей ты больше не увидишь, - сказала спокойно жена. Ее большие зеленые глаза горели решимостью. И без того тонкие губы сжаты в почти невидимую линию. От лица отхлынула кровь, и оно приобрело синеватый оттенок. Хотя она никогда не была красавицей, разве что глаза привлекали внимание, сейчас Лариса стала по-настоящему страшной. Сказала медленно и внятно: - Клянись жизнью детей, что с … этим покончено. Навсегда. А то я за себя не ручаюсь.
Он смотрели друг другу в глаза, не отводя взгляда, не моргая. Стас понял намек жены. Поверил – от отчаяния она способна на самый страшный шаг. Смирился с ее приговором.
Он попросил Лиду о встрече. Сказал: «Прости, мы не можем больше встречаться. Мне было очень хорошо с тобой, но мы же всегда знали – это просто легкий роман. Правда?»
Лида кивнула, не ответив ни слова. Сердце Стаса сжалось: в этом простом движении головой было столько отчаянной обреченности. Уж лучше бы она заплакала, или устроила ему скандал, разбила пару тарелок, покричала. Как Ларка. Как сделала половина всех нормальных баба в подобной ситуации. Но не Лида. Она лишь улыбнулась:
- Я помню, мы договаривались: никаких планов на будущее.
- Воробышек, я же сразу предупредил: у меня дети, и я их не оставлю. Предупредил?
- Конечно, что ты так нервничаешь? – Лида была спокойна. Нежно провела рукой по его волосам, стараясь запомнить это ощущение, унести его с собой в новую жизнь, в которой Стаса уже не будет. Впрочем, она вдруг четко поняла: а ничего не будет. Никакой такой другой жизни «без». Это для него все было лишь легкими отношениями без обязательств. Для нее их встречи были смыслом и сутью ее жизни. А все, что вне этих встреч – мелким, серым, ненужным. Поэтому, когда он уйдет, уйдет и она – в другой мир. Это будет легко, и совсем не страшно.
Стас с тревогой всматривался в бледное лицо девушки: это спокойствие его пугало.
- Лида, не заставляй меня чувствовать себя сволочью. Мне тоже тяжело, ты мне очень нравишься. Нам было хорошо вместе. Но супруга в бешенстве, она меня шантажирует, может наделать глупостей. Я боюсь за детей. Понимаешь?
Лида чувствовала, что ее душевные силы уходят, что еще немного, и она сорвется, не сможет удерживать это напускное спокойствие, начнет плакать и умолять Стаса не оставлять ее, не уходить, будет говорить ему о своей любви… Этого нельзя допустить ни в коем случае. Умирать, все-таки, страшно. Умирать в унижении – еще страшнее. За почти год их романа она достаточного хорошо узнала характер возлюбленного, чтобы понимать: он сказал, что всему конец, значит – конец.
Она собрала последние силы в кулачок:
- Что ты, милый, я не хотела, чтобы ты думал плохо о себе. Ты не волнуйся, я справлюсь. Все у нас будет хорошо, и у тебя, и у меня. Я как раз хотела тебе сказать, что нам надо бы расстаться. У меня же жених есть, он настаивает на свадьбе. Так что все происходит во время.
Она посмотрела на часы:
- О, как уже поздно, мне пора идти. Ну, пока. Удачи тебе в жизни.
- Почему идти? – вскочил Стас, - еще не поздно, давай побудем вместе, последний раз… Я тебя отвезу потом. Как всегда. Лидочка, воробышек…
Она вырвалась:
- Нет-нет, я маме обещала пораньше. Андрей придет свататься. Да. Сегодня. Видишь, все стыкуется.
- Это неправда. Не может быть, чтобы так совпало. Побудь еще, - от мысли, что вот уже всему конец, Стасу стало тоскливо на душе. С Лидой он отдыхал. От всего: проблем на работе, вздорного характера Ларисы, вечных жалоб брата на материальные трудности. С Лидой маленький пыльный провинциальный городок приобрел своеобразную привлекательность, его патриархальная скука уже не казалась такой удушающей. Он знал – где-то его всегда ждут со светлой улыбкой, милыми девчачьими глупостями, горячими ласками. Теперь этого ничего больше не будет. Остается сплошная рутина. Стас снова попытался обнять Лиду.
- Ничего я не вру, - Лида оттолкнула его. – Стасик, ты сам напросился. Я не хотела этого говорить. Ты мне надоел. Вот. Так что прощай, и не поминай лихом.
Лида повернулась к онемевшему Стасу спиной, схватила сумочку, выскочила за дверь. Главное, чтобы он не опомнился, не бросился догонять. Она больше не выдержит, силы кончились. Последняя ложь отняла последние капли мужества.
Стас наблюдал в окно, как Лида быстро идет по двору, и по ее движению понял, что она касается лица рукой. Догадка кольнула: вытирает слезы. Ее слова «надоел» - это чистой воды ложь ради самозащиты, а он, все-таки, скотина. В любовь нельзя играть. С любовью играть нельзя. Теперь ему с этим жить, видеть во сне девушку, бегущую через двор. Сохраненная крепкая семья – слабое утешение.
Он навел порядок в квартире. Запер дверь. Ключи бросил в почтовый ящик – они ему больше не понадобятся. Не забыть позвонить вечером приятелю, пусть заберет. А то еще влезет кто-нибудь, времена нынче смутные.

САШКА
Рюкзачок немилосердно тер плечи. Сашка злилась. Стащила проклятую ношу, осмотрела: так и есть, ремешок перекрутился и собирается лопнуть. Придется новую сумку покупать. А на что покупать? Денег совсем нет: все уходит на мамино лечение. Вот оно как у них повернулось: вместо ребенка у мамы обнаружили опухоль, сделали операцию, теперь вот химия… Наверное, поэтому мама не послала того… Станислава. Сашка на ее месте послала бы. Сашка гордая, на его звонок ответила только ради мамы, по ее просьбе. Иначе…
Звонок добрался до нее уже на большой перемене.
- Алло? – спросила сердито у трубки.
- Александра? – неуверенно спросил приятный мужской голос. Сашка хмыкнула: а кто еще мог бы отвечать с ее мобилки? Тетя Фрося, школьная техничка? Но, помня о маме, ответила:
- Да, - и замолчала. Пусть дальше сам выкручивается.
- Это… - маленькая пауза, потом с запинкой, - Станислав Алексеевич.- Мы могли бы увидеться? Вам… тебе… мама говорила обо мне?
«Хихи, - подумала Сашка. – Было бы прикольно, если бы он сказал «папа»! Я бы ему тогда высказала!»
- Говорила, - буркнула неприветливо. А чего? Не заслужил он любезностей. Она опять замолчала, даже на расстоянии чувствовала, что «он» нервничает. Пусть. Сашка ему за все отомстит: и за маму, и за себя, и даже за Андрея!
- Ну и? Я хотел бы тебя увидеть, - сказал он уже настойчивей.
- У меня уроки, - Сашка с трудом сдерживалась, чтобы не нагрубить ему сразу. Мама просила, Сашка пообещала поговорить с «ним». Только ради мамы.
- Но уроки закончатся? Когда тебе удобно, скажи. В котором часу заканчиваются уроки?
- В три. Потом у меня еще английский дополнительно. До четырех.
- Может быть, в полпятого? Знаешь, кафе «Искра», у кинотеатра, в центре. Идет? – голос его зазвучал уже увереннее, Сашка криво усмехнулась сама себе: погоди, «папочка», тебе мало не покажется.
- Идет, - ответила она.
- А как… - он запнулся, - мы узнаем друг друга?
- А пусть вам сердце подскажет! - выпалила Сашка. – Вы ж вроде мне в родственники напрашиваетесь? Или я ошибаюсь?
- Саша, давай не будем начинать наше знакомство с грубостей, хорошо? – сказал Стас примирительно. – Так я тебя жду?
- Ждите, - бросила Сашка, и нажала отбой. Хватит разговоров, переменка закончилась. И ее, Сашкино, терпение, тоже. Очень хотелось непрошенному родственнику нахамить «по полной». Сашка отключила мобильник, поплелась в класс, изображать внимание и прилежание. Хоть бы ее не спрашивали, не вызвали к доске! Вряд ли она в состоянии отвечать.
Полинка толкнула Сашку локтем
- Ты чего такая взъерошенная?
- Ниче, потом расскажу, - отмахнулась Сашка.
Математичка постучала указкой по столу, призывая класс к вниманию…

СТАС
Стас пришел на место встречи задолго до назначенного времени: оставаться дома он попросту не мог. Нервы напряжены, Лариса может что-то заподозрить. А скандал ему сейчас совершенно ни к чему. Скандал всегда ни к чему. А у Ларисы он получается с пол-оборота, такой уж темперамент. Время выбрано удачно: Лариса с Катькой затеяли пельмени домашние, а это процесс не на один час. Стас может быть спокоен, что Лариса не отправится в город, не нарвется на него во время встречи с девочкой. Он не мог заставить себя называет «ее» дочерью. Хотя почему-то сразу поверил в то, что да, девочка Саша его дочь. Какая она? Сегодня? Почти семнадцать лет. Взрослая…
Стас видел ее только один раз, перед самым своим отъездом из города… Давно это было…
 Он присел на скамейку в сквере, уныло пожалел, что бросил курить: сигарета отвлекла бы от мыслей. Впрочем, отвлекла ли бы? Воспоминания неслышно приблизились, расселись по-хозяйски на скамейке вокруг него, заглядывали в глаза:
- Ну что, брат, не пора заплатить по счетам?
Он сдержал данное жене слово, и после того последнего «прости», больше с Лидой не встречался, и не виделся. Планеты их жизней вращались на отдаленных друг от друга орбитах, и если бы не та встреча на автобусной остановке, никогда бы не пересеклись. Но в маленьком городе трудно жить не получая информации о знакомых, все равно, так или иначе, кто-то что-то да скажет. Прошло около года после их прощания, и Стас услышал, что Лида вышла замуж, за того самого Андрея, который у нее в женихах ходил в то время, когда у них со Стасом бурно развивался роман. Известие неприятно кольнуло ревностью: быстро утешилась. После работы Стас отправился к другу Лешке, который единственный был в курсе всех его отношений с Лидой.
- Давай выпьем? – предложил с порога. – Тамарка твоя не выгонит меня?
Лешка понял без лишних объяснений: что-то произошло, другу надо выговориться. А какой разговор без рюмки? Кивнул:
- Заходи. Посидим. Мы как раз ужинать собрались.
Тамара, жена Алексея радости от прихода Стаса не выказала, на бутылку водки нахмурилась:
- Что праздновать собрался?
- Тома, ты того, дай человеку котлету, и не вмешивайся, ага? – попросил миролюбиво Леша. – Покалякать нам надо.
Тома несколько секунд пристально смотрела мужу в глаза, потом пожала плечами:
- Ну, калякайте. Только если напьетесь, пеняйте на себя. Я пошла телик смотреть. А котлету сам дружку дашь, там уже кино идет, мне пропускать неохота.
Она взяла свою тарелку, демонстративно закрыла за собой двери.
- Так что отмечаем? – повторил Томкин вопрос Алексей.
- Девушка замуж, говорят, вышла, - буркнул Стас.
- Говорят, - согласился Лешка, сразу поняв, о ком идет речь. Разлил водку по рюмкам. – А что тебя не устраивает?
- Ну, за совет да любовь, - мрачно провозгласил тост Стас, чокнулся с рюмкой друга. – Быстро утешилась, – добавил.
- А ты как хотел? Ей надо жизнь свою строить, детей рожать. Ты же свою построил уже, - ответил Лешка.
- Ничего я не хотел, - буркнул Стас. – Тошно.
- Пройдет, - уверенно успокоил друга Алексей. – Я знаю.
- Откуда тебе знать, - махнул рукой Стас, - ты со своей Томкой вон, полная гармония и взаимопонимание.
Друг пожал плечами, улыбнулся странно:
- Жизнь такая штука… Знаю, что говорю. Понял?
Стас даже рот раскрыл от удивления: неужто и у Алексея бывали «походы налево»?
- Все она правильно сделала, ребенку отец нужен, - ни с того, ни с сего ляпнул Лешка.
- Угу… Какому ребенку? – не понял Стас, сердце вдруг забилось часто-часто.
- Так девочка у нее родилась, а ты что, не знал? – Лешка не поверил в то, что новость эта была другу неизвестна. – Они ж с этим парнем гуляли давно, вот и догулялись. Пришлось ему жениться. Правда, Лидка не хотела за него, но мать настояла. Томкина кума живет от них через три дома, вот она все и рассказала Томке, а она уж мне как-то сообщила. Меня эти бабские сплетни, сам понимаешь, фиолетово, но тут как-то к слову пришлось… а ты что, правда, не знал?
Стас покачал головой. Налил водки, молча выпил. Мысли путались. Лида его обманывала? Встречалась и с ним, и с другим? Шлюха, - скрипнул зубами. Но сразу же опомнился: нет, Лида не такая. Но вот же Алексей говорит обратное? Решение пришло внезапно: надо пойти к ней и все расспросить. Да, правильно. Вот прямо сейчас и пойдет. Стас поднялся:
- Я пошел.
- Куда? – удивился Лешка. – Давай уж допьем.
- Давай. Только дай стакан.
- Нажраться решил? – спросила от порога кухни Тамара. – С горя, что девушка не плачет по тебе всю жизнь?
- Томка, иди кино смотри, - рявкнул Леха на жену. – Не лезь в мужские разговоры. И не подслушивай!
- Кино кончилось, - огрызнулась Тамара. – Кобеляки вы, мужики. А я не подслушивала, орать меньше надо! – Тамара развернулась и вышла, хлопнув дверью.
- Все, - уныло пробормотал Алексей, - теперь дуться будет.
- Простит, - уверенно утешил его Стас. – Я и, правда, пойду. Поздно уже.
Алексей вышел с ним на лестничную площадку.
- Они на новом жилмассиве живут, в малосемейке. Лидкиному отцу дали от завода, как ветерану. Адреса я не знаю, - сказал Леша, словно поняв, куда собирается Стас. – Старики остались в том доме, что на поселке.
Так Стас и не выяснил тогда ничего, а куда было идти? К старикам Лидиным? Так они его выставили бы в два счета, да еще и собак спустили? Ходить по новому жилмассиву и спрашивать, где живет такая-то девушка? Смешно. Да и фамилия у нее , наверняка, уже другая. Получалось, что город небольшой, а найти человека невозможно. Пришлось вновь возвращать в лоно собственной крепкой семьи…
А на рассыпавшуюся как детский домик из разноцветных кубиков, страну надвигалась безработица, безденежье и полный и всеобщий бардак. Завод, где работал Стас не осталось в стороне от разрушительного построение новой жизни. Кого-то сокращали, кто-то уходил сам, цены росли, росли невыплачиваемые зарплаты. Дети росли и хотели есть. В школе, где работала Лариса ходили слухи, что как только «эти» от «тех» окончательно отделятся, русский язык больше не будут изучать. А что тогда делать преподавателю русского языка? Переквалифицироваться в управдомы? Лариса начала пилить Стаса: попробуем в Ленинграде устроиться. Там они учились, там познакомились, с Ленинградом были связаны теплые чувства и несбывшиеся надежды.
- В Питере, - зачем-то уточнял Стас. Уезжать в сырой чужой Питер как-то не хотелось, может, тогда уже к двоюродному брату Игорю в Одессу? Но Игорь ошарашил новостью: он решил отправиться на историческую родину жены Риты, вдруг вспомнившей о корнях предков. Семья срочно изучала иврит. Или идиш? Стас никогда не понимал, в чем разница, почему. Одесса отпадала. Собственно, и Питер тоже. Без жилья там делать нечего. Разве что Стас поедет вначале один, а потом, со временем, когда он устроится, приедет Лариса с детьми. Может, удастся обменять их квартиру хоть на комнатенку. Но Лариса показала ему кукиш: один – не поедешь, я тебя знаю, тебе только дай волю!
- Какую волю? – пожал Стас плечами. Подумал: история с девочкой Лидой была странным и единственным эпизодом, может, тогда судьба ему наконец подкинула шанс на подлинную любовь. Из той, что одна до гробовой доски, и душа в душу… А он не удержал, не сберег, не воспользовался, не… Сделал тот выбор, который сделал…
В борьбе за, буквально, каждый кусок хлеба, ему стало как-то совсем не до любовных похождений, тем более, давно ушедших в прошлое. Питер стал заграницей. Денег по-прежнему не платили. Русский язык сократили до одного часа в неделю. Ларисе надо было думать, где искать работу в городке, тонущем в общем море безработицы. Она пробовала что-то там вязать, открывать с подругой какой-то кулинарный бизнес, что-то еще такое же невразумительно-бесперспективное. Постепенно Лара «додавила» мужа, они решили переезжать в Россию, жить пока с ее стариками в Туле, а там видно будет.

За несколько недель до отъезда Стас неожиданно увидел Лиду. День снова был сырой и холодный. Правда, не ноябрь, а всего лишь сентябрь, но как специально – моросил вредный дождик, Стас ехал на своей машине через центр, мимо той самой автобусной остановки, где он когда-то встретил Лиду, и почему-то вспомнил о ней, о той встрече, об их романе. Приближаясь к остановке, издалека заметил худую фигурку, согнувшуюся на разоренной платформе в тщетной попытке укрыться от дождя и ветра. Сердце охнуло: «Она!» Он резко затормозил, открыл окно, позвал:
- Лида!
Женщина обернулась. На руках она держала ребенка в яркой кофточке. В висках у Стаса застучала горячей волной ревность: а вот и ребенок! Быстро утешилась! Но он сдержал эмоции:
- Садись, подвезу, а то промокнете.
Лида секунду смотрела исподлобья, но новый резкий порыв ветра подтолкнул ее к принятию решения, она подошла к двери автомобиля, неловко влезла внутрь.
- Привет, - сказал Стас. – Отлично выглядишь. Выглядите.
- Спасибо, - Лида вытащила из кармана платочек, дала девочке высморкаться. Малышка сморкалась долго и со вкусом, но так и не прочистила до конца носик: в нем на самом краю застыли зеленоватые комочки. Зрелище умиления не вызывающее. – Простыла, - сказала Лида. – Пошла в садик в маечке, а тут дождь. Вот и не можем никак вычухаться. В поликлинику ездили. – она словно извинялась, что ее ребенок выглядит так непрезентабельно.
- Как зовут человечка? – спросил Стас. Девочка нахмуренно молчала: чего этот дядька пристает?
- Как тебя зовут? - спросила Лида у дочки. – Скажи дяде, он хороший.
- Саса Древна, - важно ответила малышка. Раз мама сказала, что дядя хороший, то ладно, снизойдем.
- Александра Андреевна, - расшифровала Лида. Улыбнулась: Она у нас девочка строгая, гордая.
- Ага, понятно, это заметно, - Стас не знал, о чем говорить дальше. То есть поговорить было о чем, но ему так быстро дали понять, что он – давно забытый чужой, что он невольно смутился. – Куда вас отвезти?
- К деде и бабе! – ответила «Саса Древна».
- Если тебе по дороге, то к моим, - подтвердила Лида. - Оставлю Сашку у них. Ей еще рано в садик, а мне больничный больше не дают. А муж уехал работу искать в Днепропетровск.
Упоминание о муже неприятно царапнуло. Черт, почему жизнь такая бездарная? Вот же она, рядом, юная женщина с нежным профилем, пухлыми теплыми губами, такая родная, такая близкая. А у нее какой-то муж, и ребенок, и у него своя жизнь, и уже чемоданы сложены в путь–дорогу. И почему я решил тогда, что наши отношения не должны иметь будущего? Идиот! А теперь поздно, совсем поздно. Стас старательно-уныло следил за дорогой, объезжал выбоины, и прятался за этими действиями от себя и от Лиды, и от безнадежной невозможности что-либо изменить, переписать, переиграть в смешном и нелепом спектакле их жизней.
Он остановился у знакомой калитки, обошел машину, открыл дверь, взял на одну согнутую в локте руку девочку, другую протянул Лиде, помогая выбраться из авто. От ребенка пахло странной смесью шоколада и какого-то лекарства, наверное, после поликлиники. Лидина рука была холодной, и жалко-тонкой. Он до сих пор помнил это ощущение хрупкости в своей ладони. И тот запах шоколада и лекарства.
- Что, инженер, совесть замучила, решил дочку повидать? – раздался за их спинами резкий голос.
Лида вскрикнула:
- Папа, перестань! Не вмешивайся! Не смей! Не твое дело!
- А чего? Как дитев делать, так он спец, а как кормить их – на другого спихнул!
Лида выхватила ребенка из рук Стаса, побежала по дорожке к дому, не оглядываясь. Стас стоял как обухом огретый, с трудом разлепил пересохшие губы:
- Вы о чем, Федор Иванович?
- О том! – буркнул старик. – Шел бы ты отсюдова, инженер, к жене и детям, не мутил воду. Лидка только оживать стала, спасибо Андрюшке, так что, идика-ты, пока я Полкана с цепи не спустил…
Весь день, пока крутился по городу, решая всякие вопросы, связанные с близким отъездом, Стас думал о том, что сказал Лидин отец, и правда ли это, почему Лида не сказала ничего ему, Стасу, если все это правда? Девочка, между прочим, Андреевна, так причем тут он, Стас? Он всегда был осторожен, этих мелодраматических проблем, уж точно, старался избегать! Он пытался что-то посчитать, могло ли быть правдой сказанное дедом Федором, и ни к какому вразумительному выводу прийти не мог. Хотя бы потому, что не знал, когда Лида вышла замуж. Но, кажется, уже после рождения ребенка. Лешка ведь говорил, что это она от этого… Андрея нагуляла… Черт, ну только этого ему не хватало! А если Лариска что пронюхает? Даже подумать страшно, что она может сделать в порыве ревности. Нет, нельзя откладывать отъезд, это судьба. Так будет лучше для всех: и для его семьи, и для Лидиной.

ЛИДА

Чайник запел, закипая. Она налила полную чашку, бросила пакетик чая, потом ломтик лимона. Добавила пару ложек меда. Сейчас будет вкусно. И тепло в желудке. А то что-то печет уже второй день. Раньше после очередной «химии» Лиду преследовали только головокружения, тошнота и рвота. Теперь прибавились боли в желудке и вообще, во всем животе. Врач сказал – ничего страшного, так положено. Нужно дробное полноценное питание. Валера из кожи лез, чтобы обеспечить ей это самое полноценное… Все деньги уходили на ее лечение. А Сашка школу заканчивает, ей ехать в город поступать учиться. Раньше, давно, они мечтали о платном – так проще поступить. Теперь придется пытаться на бюджетное. Получится ли?
Лида немного поколебалась, достала из холодильника масло, намазала кусочек хлеба, подумала еще секунду – капнула сверху медом. Так она любила в детстве. Глянула на часы: что это Саша задерживается? Встречается с…? Сказать «отцом» Лида не смогла даже сама себе. С «ним». Да он, в сущности, Сане никто. Так, одна клетка по недоразумению. А все остальное у Сашки – от нее, Лиды, от Андрея…
Тогда, давным-давно, Лида тоже не хотела участвовать в мелодраме. Стас сказал: «Никаких обязательств, мы вместе, пока нам хорошо вместе». Она согласилась, она-то знала, что ей с ним будет хорошо всегда и не нужны обязательства. Конечно, ее мучила совесть: высокоморальная девочка Лида с детства знала, что лезть в чужую семью – это очень плохо, и нельзя детей лишать отца. Она провела не одну долгую ночь без сна, ворочаясь на горячей постели, и все думала, думала, думала… Принимала твердое решение: все, покончить с этими встречами, разорвать отношения, выходить за Андрея. Решение жило лишь до того момента, когда она выходила после работы, и в переулке неподалеку видела машину Стаса, и он, заметив Лиду издалека, открывал дверцу, приглашая сесть. И снова были его губы, его ладони, нетерпение – скорей, добраться до чужой квартиры, отданной им во временное пользование, временное убежище, и быть рядом с ним. Вбирать в себя жар его плоти, отдавать ему себя – и только в эти короткие часы она жила!
В самом начале их романа, когда Лида еще пыталась уговорить себя разорвать отношения, она избрала самое надежное, как ей казалось, лекарство от своей любви – отправилась посмотреть на его семью.
В городок приехала невиданная диковинка: передвижной парк аттракционов, и Стас позвонил Лиде, отменил свидание:
- Мы идем с детьми в цирк. Всей семьей, - помолчал, добавил: - Прости, воробышек, ты же все понимаешь…
Она все понимала. Поначалу с детьми должна была идти супруга, а Стас на это время хотел скрыться из дому, и провести немного времени с ней, Лидой. Как все отлично складывалось, и так же отлично все и рассыпалось. А теперь во – все вместе, дружной благополучной семьей. Папочка и мамочка и лапочки-детки.
И тогда Лида подумала: «Ну и пусть! Я тоже пойду в парк! Позову Наташку и Ленку, и пойдем! А потом уже ко мне – чай с тортом!»
Народу в парке собралось – не протолкнуться. К каждой карусели - а их приехало всего пять, нелепо размалеванных, вульгарно-ярких – толпы. Цены довольно высокие, и девчонки засомневались: а стоит ли тратиться? Не маленькие вроде бы, на каруселях кататься. Начали уговаривать Лидку вернуться домой, к торту. Но Лида упиралась: она еще не увидела своего главного аттракциона, под названием «счастливое семейство на воскресной прогулке». Они заняли очередь на «ромашку»: на ней любителей острых ощущений крутили в разные стороны. Внезапно совсем рядом закапризничал мальчик. Мама его уговаривала:
- Ленечка, на эту качельку маленьких деток не пускают, - говорила женщина терпеливо, но в ее тонком голосе уже проскальзывали нотки раздражения. Наконец, она обратилась к кому-то, кого Лида не видела: - Может, обратишь внимание на сына, куда ты уставился?
Сердце Лиды бешено заколотилось, неведомо каким чувством она поняла: это они! Оглянулась, и столкнулась взглядами с расширенными глазами Стаса. Оказалось, что мальчик с мамочкой заняли очередь непосредственно за Лидой и ее подругами! В двух шагах, нет, даже ближе! Лида почувствовала запах одеколона Стаса, это она ему подарила этот парфум на День Армии. Колени ослабели. Он смотрел Лиде в глаза сердито, даже возмущенно: зачем? Зачем ты это сделала?
Очередь двинулась, и женщина спросила:
- Девушка, вы стоите?
А мальчик вновь затянул свою занудную тираду:
- Я тоже хочу! Почему Томке можно, а мне нет?
- Тома уже большая, а ты еще маленький, - терпеливо разъяснил сыну Стас, взял мальчика за руку: - Пойдем на паровозике покатаемся, а Тому не возьмем, туда таких больших не пускают.
- Ага, Томка, - завопил малыш, а тебя не пустят! – он радовался, что ему удалось поставить заносчивую Томку на место.
Стас ушел, держа сына ручку, и Лиде вдруг поняла самой глубиной своей души, что он никогда, - НИКОГДА! – не будет водить за руку их ребенка кататься на каруселях. И сразу же остро, мучительно захотела, чтобы этот ребенок у нее был! Ее собственный маленький человечек – частичка мужчины, с которым ей никогда не просыпаться по утрам, которому никогда не готовить завтраки. Который никогда не поведет этого, еще не существующего, маленького человечка в школу! Она посмотрела на женщину: невысокая, стройная. Обыкновенная. Только глаза, пожалуй, выделяются на ординарном лице: большие, зеленые, умело подкрашенные, «стрелки» делали их еще больше. Только выражение какое-то недоброе, холодное. А, может, это ей, Лиде, показалось… Наложилась собственная неприязнь. «Вот она какая, женщина, с которой мой любимый проживет свою жизнь…» - подумала Лида.
Наверное, именно тогда неосознанно пришло решение: ты все равно всегда будешь со мной. Я возьму у тебя всего одну маленькую клетку – и рядом со мной будет жить человечек – твое воплощение.
Появилась девочка Саша.
 
САШКА

«Ривьера» - гласила вывеска. Древнее кафе-«стекляшка», недавно отремонтированное новым хозяином, теперь выглядело вполне цивилизовано. Не то, что в те годы, когда Сашки еще не было на свете. Название вот только дурацкое.
 Стас приходил сюда с Лидой пару раз, выпить жидкого кофе, съесть мороженое. Не потому, что нельзя было сварить кофе на той квартире, где они встречались. Просто Лида однажды попросила:
- Давай куда-нибудь сходим, пожалуйста.
Он согласился. Мероприятие было опасным, в маленьком городке вероятность встретить знакомых в самых неожиданных местах возрастает во сто крат по сравнению с большим городом. Но ему и самому хотелось чего-то еще в их отношениях, а не только встреч и разговоров «на конспиративной квартире».
И у них появилась эта вот кафешка. Правда, тогда она была простенькой «Березкой».
Он сел у окна так, чтобы видеть и улицу, и входную дверь. Девочка вот-вот появится. Стас не сомневался , что «Саса Древна» придет, хотя по телефону она настойчиво демонстрировала ему свою неприязнь.
Он взял кофе, хотя очень хотелось выпить коньяку. Но Стас подумал, что запах спиртного будет говорить не в его пользу. Отпугнет девчонку. В сотый раз нервно посмотрел на часы: время словно издевалось: черепашьим шагом переползало от минуты к минуте. За окном редкие прохожие спешили по своим делам. В скверике напротив старушка гуляла с рыжей собачкой. Толстая тетка остановилась у скамейки, ковыряясь в объемистой сумке.
«Почему это наши женщины всегда ходят с такими кошелками?» - подумал Стас. Облик замужней семейной женщины ассоциируется с кошелкой. Или пластиковым пакетом, но тоже весьма увесистым. Мимо окна, по тротуару шла девушка в яркой курточке, с рюкзачком на спине. Остановилась, заглянула в кафе. Их глаза встретились. Сердце Стаса гулко застучало, кто-то невидимый шепнул: «Это она!»
Темные глаза выделялись на бледном лице. Русые волосы рассыпались по плечам. Девушка была очень похожа на Лиду, и в то же время непохожа. Стаса охватило странное чувство, что он смотрит в зеркало, а стекло витрины, разделяющее их, усиливало это ощущение. Он улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка вышла приветливой, и кивнул девушке. Но никакой уверенности не чувствовал, скорее растерянность: и что же дальше? Ну, они познакомятся, а что потом? Чего он ждет от этой встречи? Помощь, помощью, но как строить отношения с девочкой Сашей?
Сашка не ответила на улыбку, прошла дальше, к двери в кафе. И вот она уже входит в зал, немного сутулится, хмурится настороженно, очень похожая на дикого зверька: если что не так, сорвется с места, и только хвост мелькнет в густой траве… Стас поднялся ей навстречу. Девушка подошла к столу.
- Здрасте.
- Ты Саша, - сказал он утвердительно. Она кивнула. – Здравствуй.
Стас продолжал стоять, подсознательно ожидая, пока «дама» сядет. Сашка сняла рюкзачок с плеч, поставила на свободный стул, села за стол. Стас спросил:
- Что тебе взять? Кофе? Мороженое? Что тут есть вкусное?
- Апельсиновый сок, - ответила Саша. Официантов в кафе не было, Стас сам прошел к стойке за соком.
Сашка со своего места наблюдала за ним. Дядька как дядька. Седой. Залысина на лбу, такая … умная. А не такая, как у их физика: круглая, смешная. Физик ее стесняется, и зачесывает сверху жидкую прядку волос. А этот не стесняется. Сашка до сих пор не знала, как ей называть этого человека: по имени-отчеству? Дядя Стасик? Единственно, в чем была уверена: «папы» он от нее не дождется! Обойдется!
- Вот твой сок, и пирожное, на всякий случай, - Стас поставил перед Сашкой стакан и блюдце с лимонным пирожным. Сел. В руках у него был бокал с золотой жидкостью. – Я выпью глоток коньяку, ты не против? – спросил у Сашки. Она пожала плечами: как хотите. – Я нервничаю, - словно извиняясь, пояснил Стас.
- Вы пьете? – спросила Сашка. Ей очень хотелось сказать «вы алкоголик», но она сдержалась.
- Пью. Как все люди. Если хочешь знать, пьяница ли я – нет, не пьяница. А также не курю, не нюхаю клей, и не колюсь, - ее неприязненная круговая оборона вдруг рассердила Стаса: за что она его так? Ему тоже нелегко, между прочим, обнаружить в почти пятьдесят лет, что он, оказывается, подлец: сделал ребенка, и бросил женщину. Сашка ничего не ответила на его колкость, отхлебнула соку. Задумчиво посмотрела на пирожное, ковырнула ложкой, отправила в рот.
- Вкусно? – спросил Стас.
- Нормально, – она опять замолчала. Пусть сам раскручивает разговор, она, Сашка, ему в родственницы не набивается, это он ее зачем-то вызвал!
Стас глотнул золотую жидкость: коньяк так себе, но ему сейчас нужен не тонкий букет, а крепость. Чтобы этот узел на горле ослабить. Он прокашлялся, надо начинать разговор. Вот только как?
- Саша, я … хочу сказать, что мне жаль, что Лид… твоя мама заболела. Но медицина сейчас лечит многие даже такие тяжелые болезни, все будет хорошо, я уверен.
- Спасибо. За уверенность и сожаление, - съязвила Сашка. Ей вдруг захотелось уйти. И чего она, дура, сюда приперлась?
- Послушай, не надо меня ненавидеть, я совсем не такой мерзавец, как ты думаешь, - вдруг сказал Стас.
- А какой? – спросила девушка жестко. – Сейчас вы скажете, что ничего не подозревали, и что во всем виновата моя мама, что она повесилась вам на шею, а вы сильно сопротивлялись, потому что верный муж и благородный отец. И на презервативах не экономили. А тут – упс! – еще одна дочь на голову! И вы слиняли за бугор, от греха подальше. И алименты можно не платить. На фиг вам еще один рот и семейный скандал?
Сашка замолчала: еще минута, и у нее начнется истерика. Лучше уйти. К черту его! Стас одним глотком допил коньяк, вскочил, стал у Сашки на дороге:
- Не уходи. И не будь вульгарной, это тебе не идет. Нам надо поговорить, – Сашка стояла перед ним, кусая губы, в глазах ярость. - Сядь. – Сашка не пошевелилась. Стас легонько толкнул ее в плечо: Сядь, я сказал.
- Не командуйте, - прошипела Сашка, - я вам не …
Они смотрели друг другу в глаза, так близко, такие похожие: одна и та же ярость, одна и та же непримиримость и жесткость. Стас уступил:
- Сядь, пожалуйста, Саша. Мы должны поговорить, раз первое слово сказано, разве ты не понимаешь?
Сашка с мрачным видом опустилась на стул. Глотнула соку. Стасу очень хотелось выпить еще, но он боялся отходить от стола: девчонка запросто могла сбежать. И пришлось бы все начинать сначала. Стас повертел в руках пустой бокал, отставил со вздохом. Посмотрел на девушку. Сашка глядела на него исподлобья, хмурилась. Опять у него возникло ощущение, что он смотрит в зеркало. Хотя она не была так уж сильно на него похожа чертами, но было в лице Саши что-то неуловимое, что говорило: мы с тобой одной крови.
- Все получилось так, как получилось, - сказал Стас. – Никто не виноват, и мы с Лидой виноваты оба. Я очень хочу, чтобы ты поверила: у меня были очень нежные отношения с твоей мамой, она замечательный человек. Я бы сейчас мог долго рассуждать о том, чего не надо было делать, и как поступить. Но зачем? Ведь ничего не переделать, это не диктант, который можно переписать, ты согласна?
Сашка угрюмо кивнула. Станислав продолжал:
- И все-таки, что-то можно изменить, если не исправить, то не делать новых ошибок.
- Вы познакомите меня с вашими детьми? – спросила Саша. Он не совсем понял подтекста ее вопроса, ответил:
- Э-э-э… нет. Думаю, пока не стоит, – и тут до него дошло: она хотела познакомиться, она хотела, чтобы у нее вдруг появились брат и сестра! Это означало бы, что, Стас, признает ее, Сашку своей…Стас поспешил добавить: – Но это – пока, правда, я обещаю.
Саша отвернулась, посмотрела в окно: там был ее город, ее жизнь, ее проблемы. Надо уйти, весь этот разговор, эта встреча – абсолютная бессмыслица. Зря она маму послушалась, этот чужой человек так и останется чужим, и ей, Александре Андреевне, от него ничего не нужно: ни любви, ни извинений, ни будущего… У нее нет ни братьев, ни сестер…
- Мне пора, - сказала она, вновь поворачиваясь к Станиславу. – Надо к контрольной готовиться, год заканчивается, полно работы.
Потянулась за рюкзачком.
- Подожди, - Станислав достал из кармана куртки конверт. – Вот, возьми. Тебе пригодится. Хоть какая-то помощь.
Голос его звучал неуверенно, он, кажется не знал, правильно ли поступает.
- Это деньги? – спросила Сашка. Стас кивнул утвердительно. – Сколько? – конверт лежал на столе, она к нему не прикасалась. Стас прокашлялся.
- Пятнадцать тысяч. Это пока… Я буду тебе помогать, если ты не против. Вам ведь нелегко сейчас.
На лице девушки промелькнуло странное выражение:
- Мало. Надо еще две, - видя недоумение Станислава, она пояснила: по одной тыще гривен за каждый год моей жизни. И мы в расчете. Цена моей жизни – тыща гривен в год. Двести баксов. Недорого, породистые щенки дороже стоят. Откупайтесь. Правда, я не породистая, я беспородная… Без роду, без имени. У меня только мама…
Не прикоснувшись к конверту, Саша поднялась из-за стола, взяла рюкзачок, и не сказав больше ни слова, пошла к выходу. Конверт остался лежать на столе. Станислав остался сидеть, оцепенев. В голове глухо гудело отчаяние. Внезапно девушка остановилась, вернулась:
- Я возьму. Не себе. Мне от вас ничего не надо. А маме надо, нужны уколы, химия стоит бешеных денег. И это – не в долг, не мечтайте! - спрятала конверт в карман рюкзачка, помахала ему рукой: - Чао, Станислав Алексеевич. Целуйте деток.
Сделав несколько шагов, обернулась:
- Кстати, меня зовут Александра Андреевна, запомните!
Он смотрел в окно, надеясь, что Сашка пройдет мимо, и он увидит ее еще раз, но, видно, ее путь лежал в другую сторону. Станислав вышел из кафе, постоял на крыльце, оглядел улицу в оба конца: девушки уже не было видно.
Начинался дождь.