Надо Ждать. Окончание

       ГЛАВА ШЕСТАЯ

       Пришлось, с кислинкой, возвращаться к лазаретной тематике. Оставались считанные дни до окончания мая месяца, мой пролёт был ясен, как Божий день, и необходимо было приниматься за неприятные приготовления к операции, новой шлифовке.
       Каждому – своё. Бабе – цветы, детЯм – мороженое. Смотри не перепутай!
       Настроение совсем упало. И опять же, не столько из-за того, что снова будет «миксер». Хрен с ним, перетерплю. Не впервой! У рояля Виктор Терпеливых.
       Перспектива очередного коматоза в четырёх стенах неведомо насколько морила куда сильнее. Что такое куковать взаперти летом, я уже разок прорюхал.
       И пошло дело по знакомой уже траектории. Смотался в травмопункт, потом с фоткой – в больницу. Там выдали направление на тест по нехорошим болезням. Записался в поликлинике на сдачу крови и прочую обязаловку. Когда записывался, в очередной раз убедился, кстати, что медкарта моя словно испарилась. Нету! В регистратуре пылилась только та, что я завёл в сентябре прошлого года. А до этого я типа не жил. Новорожденный... Уа, уа!..
       Это меня и подстегнуло к новым боевым действиям на юридическом фронте. До полной моей деморализации было ещё далеко, капитулировать с белым флагом я пока не намеревался. Решил ледоколом идти дальше, сколько смогу. Вследствие этого отправился в Хамовнический райсуд узнать, как там поживает моё заявление. То, что по псевдоэкспертизе, Акту № 109. После которого все мои медицинские документы улетучились в неизвестном направлении.
       Пробился на приём к председателю суда. Тот обязался взять этот вопрос под личный контроль, и пообещал, что в самое ближайшее время моя жалоба будет рассмотрена.

       Подвалил знаменательный день 30 мая. Дата окончания срока привлечения к уголовной ответственности за то, что со мной сделали и во что превратили. Всё, кина не будет! Строили-строили, и, наконец, построили.
       Два года жизни у меня сожрали и обглодали. Эти два года мне хорошо посеребрили виски и нарисовали глубокую гармозу на лбу. И помимо того, стало у меня теперь ещё и здоровье, как говно коровье...
       Два года назад судьба всучила мне некоторые изменения. Для полноты восприятия уже не судьба, а конкретные, вполне осязаемые персонажи дали в довесок мне заценить, что за эти самые изменения и отвечать не будет никто. Те, кто, по идее, должен был бы держать за них ответ, отделались смехотворным штрафом, на который и в магазин за жратвой толком не сходишь, и давно обо мне забыли. Как о прошлогоднем снеге.
       А ни в чём не повинного инвалида с искорёженной судьбой так распушили, что даже потерпевшим не признали, и посему он должен был не вонять, а смириться с обуваловым. И чтобы ни пикнуть, ни пукнуть не смел.
       Моё столь длительное пребывание не у дел даром не прошло – все мои завязки за эти два года были наглухо утеряны, я был просто вычеркнут из реестра, обо мне забыли. Ничего хорошего в будущем не предвещалось. По-любому я оказывался у разбитого корыта. Даже если бы полностью выздоровел. А такого, кстати, не бывает. Последствия травматологии в той или иной мере напоминают о себе постоянно. И никто не подпишется со стопроцентной уверенностью, чем всё может закончиться.
       А уж что означала для меня потеря голоса – и говорить ни к чему! И так понятно...

       Непростой для меня день я попытался встретить стоически. Уговаривал себя не думать о грустном. Получалось коряво – для усиления эффекта и в качестве альтернативы проигранному бою меня дожидалась новенькая операция со всеми сопутствующими ей пельменями... Как я не пытался бодриться, настроение всё-таки состояло голимое – новая порция какавы с чаем мне была гарантирована в самое ближайшее время... Ну да. Типа мойте руки.
       А вот интересно, что ж происходило в этот день по ту сторону? Ну, этого-то я точно, никогда не узнаю. Хотя и догадываюсь, что зажигалово, судя по всему, удалось... Повод-то какой!

       Однако моя весёлая жизнь рысью мчалась дальше, шпигуя биографию новыми ухабами, а, и без того, смачно отполированную нервную систему – новыми раздражителями, отколупывая нервные клетки, те самые, которые не восстанавливаются.
       Стартовало лето. До новой операции оставалось совсем чуть-чуть.
       Первый летний месяц, наверное, потому что он вроде как считается самым башлёвым, мне с некоторых пор стал казался и самым противным. Ибо на меня сие уже не распространялось. Из-за чего и в прокопчёном городе находиться стало как-то паскудно, и типичный для начала лета тополиный пух, и раньше, кстати, не вызывавший у меня романтических чувств, теперь начал что-то особенно раздражать. Нервы...
       Хотя, по правде-то, июнь-2006 вроде бы не так уж сильно и докучал лезшей в нос и в глаза ватой. И вообще, он выдался нехарактерно тёплым и солнечным. Сравнительно недавно меня бы это обрадовало, вволю накупался-назагорался хотя бы в каком-нибудь Серебряном Бору за неимением чего поглавнее. Но не сейчас. Нынешняя картина рисовалась что-то несколько не пляжной. С такой страшенной ногой переться на пляж стремновато – людей пугнуть можно, да и дела настолько взяли меня в оборот, что места для роздыха уже не оставалось. Интегрируя всё это, настрой я имел довольно дэтовый.
       Я направил в Мосгорсуд касатку по решению Пресненского суда, пару раз съездил в Хамовнический суд на слушания, которые, правда, были отложены. Ну, то, что с первого-второго раза слушания откладываются, в принципе, это – нормально.
       В середине июня мне позвонили из Измайловской прокуратуры. Следователь, которому поручалось проведение проверки, вызывал на 16 число давать объяснения по отмене отказняка на Рыжову. На этот раз вроде решили исправить огрехи и придерживаться буквы закона.
       Ехать не хотелось. Во-первых – далеко, во-вторых – в известной степени уже бессмысленно. До истечения срока по 293-ей статье оставалось меньше месяца, и, учитывая нажитый опыт, было ясно, что как минимум, будут тянуть. Странно, что первый отказ отменили. И вообще, почему эту тётю сдали, осталось вне пределов моего понимания, старушенцию почему-то сдавать не стали!
       С мукой пересилил себя, и всё же пустился в неблизкий путь. Меня с детства мама с батей приучили уважать чужой труд – следователь выполняет порученную ему работу, мне он пока что ничего плохого не сделал. Что я буду уподобляться победителям инвалидов, и человеку ни за что жизнь осложнять?!

       Выйдя из метро «Измайловская» я огляделся – до чего же места красивые! Лес, берёзки, тропинки... Мечтательно подумалось, что давненько я здесь не был. А сколько раз приходилось здесь бывать когда-то! По хорошему поводу. Приятные воспоминания потоком вырвались из заначек памяти, распространяя по телу волнующую теплоту.
       Вот и сейчас по дорожкам лесопарка прохаживалось множество отдыхающих. Которым не было никакого дела до проблем ни за что изуродованного и униженного человека с неясным будущим.
       День выдался безоблачный. Аппетитно пахло шашлыками, из маленького кафе под открытым небом долбил забойный бит шлягера «Танцы» группы «Рефлекс», под который залихватски отплясывало несколько жопастых тёток.
       Мне в недалёком будущем тоже светили танцы. Народов мира... От уколов...
       Мечтательная улыбка сразу сползла. Представив себе все поджидающие меня забавы, сплюнул, яро растёр ногой харкотину, и покряхтел в сторону Прядильной улицы. Вроде бы успевал вовремя.
       Разыскав дом, в котором на первом этаже размещалась Измайловская межрайонная прокуратура, пробрался вовнутрь, представился, предъявил «паспортину».
       Вызывавший меня следователь Бурцев дожидался меня при входе. Он оказался молодым модным парнем, явно заступившим на свою должность не слишком давно. Впрочем, подобными делами и загружают начинающих. Монстров на такого рода ерунду не отвлекают, у них есть дела поважнее. Хотя, ещё неизвестно, вопрос дискуссионный, что считать важным, а что – ерундой. Просто, когда подобные приключения случаются с другими – это, бесспорно, ерунда, а вот когда то же самое происходит лично с тобой – это сразу становится важным. Психология!..

       – Мне придётся излагать с самого начала, – чуть насмешливо выпалил я, выхлопотав себе небольшое пространство на краешке стола, и вытряхивая из рюкзака с трудом уже вмещающиеся в него документы. – Дело запутанное, трудное, если чего-то упустить, непонятно будет.
       Следователь обыденно пожал плечами, и устремил на меня выжидательный взгляд, тем самым давая сигнал к старту.
       Я заизлагал. Его пальцы синхронно с моей речью побежали по компьютерной «клаве». Этот вид программы у него получался настолько лихо, что я даже не удержался от похвалы. Несмотря на то, что я ещё школьником настропалился уверенно отстукивать двумя руками, не мог не признать, что сегодня точно отдыхаю – печатаю я всё же медленней.
       Вот что значит поколение другое.
       Следователь на мою похвалу улыбнулся и оторвал глаза от монитора:
       – А кто они хоть такие?
       – Кто они? Вы про кого?
       – Ну, эти двое, что вас сшибли и укатили?
       У меня на щеке машинально выползла складка недоумения:
       – Да я сам толком не знаю. Видел-то их раз всего, мельком, на судебном заседании, куда их вызвали свидетелями – я ведь развёл такую кипучую деятельность, что из судов не вылезаю. Ваше дело – это так, отголосок. А что в смысле этих красавцев, то ни один, ни другой со мной вступать в контакт не пожелал. Полное отсутствие даже намёка на раскаяние. Но своего добились – процессуальный срок вышел. Можно продолжать дальше в том же духе... Кстати, и по дознавателю Карнову, который Рыжову контролировал, я тоже заявление по 293-ей статье подал. Там такая же картина – отказ в возбуждении, потом его отмена. И тоже срок на исходе.
       Я разыскал копию заявления по Карнову, показал. Парень попытался замаскировать нечаянно выскочивший смешок:
       – Действительно, ничего не скажешь, развели вы активность... А вы уверены, что вы всё правильно делаете? Я вот что-то не слышал, чтобы подавали за явления в отношении эксперта.
       Я вперил пронзительный взгляд в упор:
       – А у меня есть выбор? Меня же затравили, опустили ниже плинтуса. Вот вы, как себя вели, если б вас так ни за что ни про что так отделали, а ваше несчастье использовали? Если б не были работником прокуратуры со всеми вашими привилегиями? Только честно.
       – Честно? – он помедлил с ответом. – Честно, не знаю. Я просто не попадал в такую ситуацию... И не хотел бы...
       – Это уж как получится, – я придал голосу учительские нотки. – Я бы тоже не хотел. Да вот – угораздило. Забыли спросить. И вас не спросят! А у меня теперь нет другого выхода. Против меня устроили корриду, я лишь защищаюсь. И так – третий год! – меня понесло. – Всё переврано, перевёрнуто с ног на голову! Я чуть не подох, потерял работу, профессию, а зло не наказано. И бонусом ни в чём не повинного терпилу ещё и ткнули мордой в толчок! – мой язык развязался окончательно. – Справились с калекой. Который, и так целый год был полностью невыползным, а потом год – невыползным частично, и вот уже больше двух лет – инвалид второй группы. Которого через две недели третий раз резать будут.
       Я финально выдохнул, а сам подумал, что же это я нагородил. Хотя и подметил, что выговорившись, почувствовал некоторое облегчение.
       Последовала пауза, после чего следователь продолжил задумчиво:
       – По-человечески я вас понимаю... Но то, о чём вы говорите... – он прищурился со значением. – Вы же не видели, не присутствовали.
       Я запальчиво встрепенулся:
       – Да я эту Рыжову вообще не видел. И она меня. Но есть вещи, когда и присутствовать не обязательно. Я вот, например, никогда не был в Египте, но как выглядят египетские пирамиды, имею очень чёткое представление. Хотя и не присутствовал. К тому же, я в заявлении прямым текстом-то ничего такого не писал. Всё подразумевается. – у меня наметилась хмурая ухмылка. – Так что 306-ая статья мне никак не угрожает. И сам факт, что первый отказ отменили, тоже, кстати, кое о чём, да говорит.
       – Хорошо, я обещаю обязательно разобраться. Вы мне верите?
       Я кисло кивнул, что мне оставалось. Мой оппонент продолжил:
       – Через два дня я еду в Бюро судмедэкспертиз, обязательно возьму объяснения и у Рыжовой, и у заведующей. Все поставленные вами вопросы я проработаю. Это я вам гарантирую.
       Я вставил с ехидцей:
       – Но ведь по срокам возбуждение уже не получается. Это ж ясно!
       – Не получается. Но всё, что от меня требуется, я сделаю.
       Мы пожали друг другу руки, парень поблагодарил меня за приезд, и я почапал на выход.

       Уже на улице застукал себя на мысли: Вот почему так? За редким исключением, те, с кем мне приходится общаться в связи с известными событиями – вроде бы нормальные люди. Вроде бы всё понимают. Но отчего-то, в итоге, даже эти нормальные люди всё равно делают так, чтобы мне было плохо.
       И в данном случае, сто пудов – снова будет отказняк, кто бы сомневался.
       А мне – опять под нож! Опять – вилы.
       Прямо, как в песне у Земфиры: «Ну почему-у-у?! Лау-лай...»
       ...Неподалёку от Измайловской прокуратуры на оживлённом пятачке смешная весёлая тётка продавала клубнику. Ароматный запах ударил мне в башню, я сгоряча купил килограмм, и тут же слопал в один присест. А-а, бляха-муха! Впереди – резьба, и чёрт его знает...

       ГЛАВА СЕДЬМАЯ

       Я настолько привык к всевозможной корреспонденции, с которой мой почтовый ящик едва справлялся, что, получив очередное извещение, на почту сильно не спешил. Когда же я всё-таки выкроил минутку заскочить в своё почтовое отделение, то испытал хороший выброс адреналина.
       Как только сотрудница отдела доставки выдала мне здоровый красочный конверт, я понял – это что-то такое серьёзное, чего мне ещё пока не присылали. Прочитав адрес отправителя, сразу почувствовал, что внутри всё заколыхалось: «Москва, ул. Ильинка, д. 23. Управление Президента Российской Федерации по работе с обращениями граждан».
Заторопился домой. Нёсся, сломя голову. Насколько мог. Дома вскрыл красочный конверт:
       «В управлении Президента Российской Федерации по работе с обращениями граждан Ваше обращение рассмотрено.
       Разъясняем, что согласно Положению об Управлении президента Российской Федерации по работе с обращениями граждан, утверждённому Указом президента Российской Федерации от 24 августа 2004 года № 1102, обращения граждан, поступающие в администрацию Президента Российской Федерации, направляются для рассмотрения в соответствующие подразделения Администрации Президента Российской Федерации, в правительство Российской Федерации, федеральные органы государственной власти и органы государственной власти субъектов Российской Федерации.
       Ваше обращение направлено на рассмотрение в Министерство внутренних дел Российской Федерации и Федеральную службу судебных приставов.
       Всего Вам доброго.
       Советник департамента письменных обращений граждан Шуверова В.Д.»
       Так, понятно. Спустили вниз...

       Последним значительным событием июня стало слушание моей жалобы в Хамовническом суде по злополучному акту № 109. Допустили меня к нему только после истечения срока по Чивирёву, и из-за этого в любом случае от исхода слушания уже ни коем образом ничего не менялось. Зло осталось безнаказанным, и это был уже свершившийся факт. А до моей сдачи в больницу оставалось меньше десяти дней...
       И всё же, я не унимался, какие палки в колёса мне не вставлялись. Шёл напролом, не замечая препятствий. Поэтому судебное заседание на эту щекотливую тему, после нескольких переносов должно было, наконец-таки, состояться. И на том мерси.
       Хотя всё моё естество уже мысленно пребывало в больнице, я на этот раз подготовился подчёркнуто серьёзно. Год я ждал, чтобы меня допустили до разбора этой жалобы, дважды подавал заявление, и поэтому имел веские причины сооружать текст своего выступления с особой тщательностью, независимо от рентабельности конечного результата. Старался изо всех сил.
       На свет родилось размашистое произведение объёмом ни много, ни мало в десять страниц. Я подробно рассказал обо всех нарушениях закона, всех искажениях фактов, как я бойкотировал эту гнусность, о чём уведомлял органы прокуратуры, как просил и об отстранении Карнова и о включении дополнительных вопросов экспертам. Добавил и об исчезновении отовсюду моих меддокументов. Бонусом приладил и свою недавнюю победу на Богородском Валу, когда действия прокуратуры ЦАО Мосгорсудом были признаны незаконными и необоснованными.
       В назначенный день 29 июня я ёрзал в зале судебных заседаний Хамовнического суда в ожидании начала слушания. Прокуратура ЦАО прислала простецкого вида прокурора в возрасте.
       В зале появился федеральный судья Сучков, судебное заседание началось.
       Отзвучала вступительная часть. Подошла моя очередь.
       ...Когда я закончил чтение десятистраничного выступления заявителя, я позволил себе взглянуть на лицо судьи Сучкова. В его выражении я прочитал всё. Я снова вспомнил немые фильмы, в которых актёры заменяли монологи и диалоги выразительными взглядами...
       Затем слово было предоставлено прокурору Кочеткову. Я перевёл на него немигающий сверлящий взгляд. Прокурор, стараясь не смотреть мне глаза, тихим голосом просил в удовлетворении жалобы отказать, поскольку судебно-медицинские исследования проводились уполномоченными на то, квалифицированными специалистами.
       Судебное заседание на этом завершилось, судья удалился на вынесение постановления.
       Ждать пришлось долго. Видать, нелёгкую задачку я задал. Вынесение постановления сильно затянулось. Переминаясь с ноги на ногу, я потосковал в коридоре, но потом, решив не тратить времени даром, поехал по своим делам. Их перед отлёжкой хватало.
       Когда вернулся обратно в суд, то получил в свою обширную коллекцию ещё одно постановление об оставлении жалобы без удовлетворения.
       Для меня это был, конечно, ударчик ножкой в солнечное сплетение. Особенно перед операцией, до которой оставалось совсем чуть-чуть. Не ожидал. Мне почему-то казалось, что настолько всё предельно ясно, что уж здесь-то я просто обязан победить. Нарушения закона налицо.
       Опять не угадал...

       Я размагнитился конкретно. Поэтому решил выждать денёк, прежде чем браться я за разбор «трофеев». Когда нервы слегка угомонились и страсти поулеглись, я приступил к этому, уже традиционному для себя виду деятельности.
       Естественно, в постановлении все острые углы были обойдены, акценты сдвинуты, а выделенные мной нарушения закона традиционно «не замечены».
       «Суд находит жалобу Шавернёва А.В. не подлежащей удовлетворению, поскольку Акт повторного судебно-медицинского исследования № 109 проведён комиссией высоко квалифицированных врачей на основании постановления старшего дознавателя Карнова Е.Н. Заявитель участвовал при проведении исследования 19 апреля 2005 года и имел возможность осуществлять свои права». Вот оно что. Интересно, это какую же такую возможность я имел?
       «В материалах дела отсутствуют данные, что Шавернёв А.В. был лишён возможности поставить дополнительные вопросы на разрешение комиссии врачей, проводивших исследование». Ну, во-первых, – это не врачи. Согласно словарю русского языка С.И.Ожегова «Врач – лицо с высшим медицинским образованием, лечащее больных». Эти не только не лечили, а чуть на тот свет не отправили. Было сделано всё, чтобы максимально навредить больному, и чтобы справедливость не восторжествовала. А во-вторых, что до возможности поставить дополнительные вопросы комиссии, то все мои попытки на эту тему встречали сопротивление. Меня отправляли к «следователю», то бишь к Карнову.
       Мои заявления игнорировались. Тот же судья Сучков отказался у меня принимать ходатайство по этому вопросу год назад. У меня на этот счёт имеются свидетели. Кстати, это происходило на глазах у Качановой. Хотя эта дама навряд ли будет моей союзницей. Эх, надо было мне тогда запрашивать на руки протокол судебного заседания. А я чего, знал?
       «У суда не имеется оснований сомневаться в правильности выводов заключения, поскольку исследование проводилось высоко квалифицированными специалистами с большим стажем экспертной работы. Акт по своему содержанию полон и научно обоснован». Да никак он научно не обоснован. Ни одной ссылки на соответствующие правовые акты по Медицине и здравоохранению России. Ни один из выводов проверить невозможно. А это запрещено законом. А уж про полноту и говорить нечего – про утрату трудоспособности не сказано ни слова. И так далее.
       В общем, всё было ясно и понятно. Правда моим оппонентам нужна как покойнику калоши, они заботятся о сохранении своей репутации. С терпилой в лёгкую поиграли в правосудие, и хватит. Больше с ним миндальничать не будут...
       Самое странное – мои оппоненты не понимают элементарной вещи, что сами могут очутиться точно в таком же положении, как и я. Что все люди устроены совершенно одинаково, и поэтому, попади они вот так же как я, им будет так же больно, как и мне. Неужто это сложно понять? Разве так необходимо, чтобы жареный петух в задницу клюнул? Выходит, что необходимо.
       Ничего. Клюнет когда-нибудь. Жизнь – она такая...

       Тем временем все мои тесты на нехорошие болезни были готовы, я снова потрусил в больницу, и утряс сроки, когда мне сдаваться. Больше тянуть было уже нельзя, и так из-за судов почти два месяца просрочил, что пошло явно не на пользу здоровью.
       Гулять на воле мне оставалось всего неделю. Я принялся срочно приводить в порядок свои дела, зная, что мне опять предстоит преть невыползным неизвестно сколько. Всё самое неотложное вроде бы было успешно провёрнуто, можно было залегать.
       Последним значительным предоперационным событием стал присланный мне новый отказняк по Рыжовой. За три дня до сдачи в больницу. Не такой топорный, как предыдущий, но тоже – бурда порядочная. Но надо отдать должное следователю Измайловской прокуратуры – обещание своё он выполнил, опросил и Рыжову, и её начальницу Квашу. Те отпирались уже куда более витиевато.
       Клёвый получился подарок перед операцией, поднял настроение. Я отблагодарил за щедрый дар почти моменталом накатанным обжалованием по 125 статье УПК, и отослал его в Измайловский суд.

       В выходные перед сдачей я хорошо оторвался. По случаю подвернулась возможность сплавать в небольшой речной круизик на шару. Уик-энд вышел что надо, я забил на все проблемы и хоть порезвился напоследочек, выпустил пары. Отвёл душу, разрядился.
       Возвратился загорелым и отдохнувшим в воскресенье вечером.
       А в понедельник утречком я уже угрюмо топал по больничным коридорам, возвращаясь в свою вотчину и психологически подготавливаясь к очередным цветочкам, и последующим за ними ягодкам. В тот день было жарко, солнечно и грустно. Недавние события своё дело сделали – по мозгам стаей дятлов ещё больше звездячил риторический вопрос: «Для чего меня лечат?».
       Больница в отличие от прошлого раза оказалась не такой перенаселённой, может из-за того, что лето. Думаю, большинство потенциальных переломщиков умахало на юга, грело седалища где-то в районе тёплых морей, и уже там ломало свои конечности. Впрочем, и те, кто всё же остались дома и здесь получили горяченьких, тоже переливались бронзой – летом в наших краях загар не хуже. В двух словах – все загорелые.
       Традиционно намыкавшись с кучей бестолковых формальностей при оформлении, и от этого как следует подустав, я в упадническом настроении нарисовался в «своём» отделении. Персонал встретил, как завсегдатая – успел я примелькаться за эти два года. Знакомая сестра пошутила:
       – Что-то ты к нам зачастил!
       Я убито отхохмился:
       – Нравится мне у вас.
       Прояснив, в какой палате я теперь живу, поплёлся вселяться. Втащился в новое обиталище, поздоровался, представился, перезнакомился и начал устраиваться.
       Расфасовывая свою трихомудию по полкам тумбочки и наводя кое-какой уют, врубился, что это – единственная палата, где я ещё пока не отлежал, во всех остальных успел уже отметиться. Ну, кроме люкса, конечно.
       Теперь же столь досадный географический пробел был устранён. С чувством безмерной усталости рухнув в койку, я в полной мере осознал, как же мне всё надоело.

       По дороге на сдачу, когда я пребывал в унылых и, что вполне объяснимо, недобрых мыслях, возле метро ко мне придолбался какой-то мурластый заблёванный алконавт. Прилип как банный лист. Выкатил на меня шары и заплетающимся языком принялся клянчить, дыша перегаром:
       – Командир, помоги. На пиво не хватает.
       Я указательно мотнул головой на клюку, пятернёй похлопал по пластмассовой рукояти:
       – Тебе не стыдно? У инвалида-пенсионера канючить? Пообеспеченней никого не мог отрыть?
       Прощелыга не отлипал:
       – Брателло, а с ногами у тебя чего?
       Стало ясно, что отвертеться по-простому не получается, и сказал как есть. Только бы он от меня отвалил:
       – Перелом у меня. Вот дую на очередную операцию укладываться. Сделай одолжение, отлипни, а? Очень прошу. Не до тебя мне сейчас. Худо мне.
       – А ты чего, рокер что ли? – оглядывая меня замутнёнными глазами, не унимался мой «собеседник».
       – Брокер! – ляпнул я. Информация, похоже, оказалась сложноватой для его понимания, и пока он её по-лоховски медленно перемалывал, я что есть мочи прибавил шаг, и вроде сумел оторваться, растворившись в потной толпе.
       Да, такие прилепятся, и чего делать? Хрен отдерёшь.
       Тут припомнилась история, рассказанная одним коллегой по музыкальному ремеслу. Сюжет таков: Короче, ребята на гастролях отыграли концерт, и уже уматывали с площадки. К служебному входу подкатил автобус и вся команда начала высыпать на улицу.
       Отправка в гостиницу осложнялась лишь одним обстоятельством. К ребятам настырно клеилась в дупелину пьяная, и поэтому совершенно неугомонная бабец, никак не желающая оставить их в покое. Она была пьяна ровно настолько, что брать её с собой в отель и использовать там по назначению охотников не находилось. Поняв, что её общества сторонятся, бухая красотка, икая и рыгая начала отчаянно рекламировать себя:
       – А я, между прочим, – тоже артистка. Певица! У нас тоже ансамбль! – она икнула, и продолжала рекламу. – У нас и гитары есть, и клавиши... Всё по фирме! А у барабанщика нашего – вообще шикарная установка!
       Кто-то из ребят дружелюбно спросил:
       – «Пёрл»?
       Бабец изменилась в лице:
       – Нет, он не спёр, он купил!

       ГЛАВА ВОСЬМАЯ

       Итак, волею судьбы я заступил в очередной сезон больничной жизни. Потянулось тягомотное ожидание предстоящей операции. Время потекло нарочито медленно. А хотелось уж поскорей отделаться, получить, отвыть, и вздохнуть. Тянучка перед очередным испытанием усиливала зуд, делая ожидание ещё более нестерпимым.
       Чтобы убить тягучее время, набрал с собой юридической литературы, в преддверье парилки, продолжая одолевать полегоньку. Вчитываясь, не мог отделаться от настырной мысли: А вот интересно, если покопаться в криминальной хронике, много ли можно выискать случаев, когда человека ни за что ни про что вот так же крепко отхерачили, дали стрекача, были пойманы за руку, и в конечном итоге за это – копеечный штраф да потерпевший выставлен козлодоем-дурашлёпом?
       Поручить бы это дело какому-нибудь дотошному журналюге, чтоб тот хорошенько поскрёб по архивам. Думается, выводы были б неожиданные».

       В больнице мало что изменилось – было разве что по-летнему жарко, и завотделением ушёл в отпуск. На этом разница заканчивалась. Во всём остальном – словно и не выписывался. Как «бывалый», я имел некий авторитет и в лёгкую консультировал новеньких. Третья операция – это, конечно, далеко не рекорд, но школа – уже хорошая, есть, чем поделиться. Опробовав на своей шкуре кухню травматологии в значительном объёме, я поднакопил кое-какой опыт, и охотно сеял просвещение в массы. Как всё протекает, чего ожидать и всё такое прочее.
       Сделал доброе дело. Парнишке после ДТП помог отразить натиск гаишника-дознавателя.
       Припёрся этакий Жопкин. Я заставил того представиться, записал его фамилию, весь его «код да Винчи» – всякие там БэПэ ДэПэСэ.
       Почуяв, что парнишку топят, решил, что один обутый терпила – это более чем достаточно. Во время записи объяснений то и дело вставлял уточнения, чем доводил гаишную морду до белого каления. Тот пытался заставить меня заткнуться, но я был уже настолько вскипячён предшествующими приключениями, что припираться со мной было бесполезно. Я притворился лежачим, а выгнать из палаты лежачего больного он не мог. Выкатить койку в коридор у тупорылого мента мозгов не хватило... Да ему никто бы и не позволил. Это – больница, а не Отдел дознания.
       Правильно! Нехрена с гаишниками разводить антимонии.
Когда дознаватель слинял, я дал парню бесплатную юридическую консультацию. Мало-мальски разжевал механику. Объяснил, с какой чудненькой компанией ему предстоит иметь дело. Красочно обрисовал возможные последствия, если не кобениться и пустить всё на самотёк. Уж кто-кто, а я-то в этих вопросах пуд соли слопал. Набил на этом руку... И лоб...
       – В общем, всё понял? Лады, будем надеяться что мои труды не пропадут даром. Пусть твои родичи срочно дуют в адвокатскую контору, а то там какой-то мухлёж. Лавэ на адвоката имеются? Тут нужен квалифицированный перец.
       – А может и так сойдёт?
       – Знаешь, что?! Есть такая птичка поменьше колибри. Называется Неп...зди. Делай, что тебе говорят. А то, смотри – время дорого. Пукнуть не успеешь, как поезд уедет. И будет полный швах. Я, вон, греблом прощёлкал, уши развесил, просрал момент – и вот, получил гранату. Равняться на меня в этом категорически не советую. Хоккей?

       В курилке случайно наткнулся на знакомого по моему предыдущему пребыванию – тот приехал показывать снимки и утрясать сроки плановой операции. Здороваясь, я протянул парню краба, и вдруг заметил, что инвалидный посох у него здорово изогнут:
       – Ну-ка, погодь! Это ещё чего такое? – я выразительно покосился на изгиб. – Неужто пришлось боевые действия вести?
       – Да прицепились тут одни.
       – Кто ж такие выродки, на инвалида нападать?! Мрази! Таких прилюдно кастрировать надо без наркоза, а яйца жрать заставить!
       – Нашлись... Мы ведь и убежать-то не можем.
       – Да, есть такое дело... Только и надежда, что на третью ногу.
Молниеносно в моей балде прокрутился вариант, что же это будет, если, не приведи Господь, и мне когда-нибудь придётся отбиваться от подобных ублюдков. Чётко представив, какое будет рубилово, я резко почувствовал щедрый накат холодного пота...

       В один из «радостных» больничных денёчков подвезли новобранца. В футбол поиграл. Перелом у парня – копия моего, один в один! И тоже Алексей. Бывает же такое! Привинтили на вытяжку с гирькой.
       Разговорились. Я попытался, как мог, ободрить «коллегу»:
       – Хоть у нас с тобой и одинаковые переломы, совершенно не факт, что и у тебя всё попрёт по той же схеме. Люди все разные, и организм у всех тоже разный. Единственное, что объединяет – конечно, долго всё это. Костаньеты срастаются медленно. Но тут уж извини-подвинься! Травматология!
       – Слышь, а у тебя какая это по счёту операция?
       – Третья, но это тоже ни о чём не говорит. Организм у нас с тобой разный. Тебе сколько лет?
       – Двадцать пять.
       – А мне – сорок один. У меня поэтому и выздоровление помедленнее, и последствия по...уёвее. Ты – молодой, у тебя реабилитация однояйцево должна идти полегче. Придётся, конечно, потерпеть, но это – временно. Не парься, всё будет пучком. Впендюрят в твою ногу железяку, и скоро начнёшь рассекать как миленький!
       – Х... там! Кеды выставишь, пока дождёшься!
       – Дождёшься-дождёшься, куда ты денешься! Согласен, на вытяжке киснуть, конечно, херово. Я лично запомнил на всю жизнь. Особенно, когда надо личинку отложить. У меня-то был совсем пиндос – ко всему прочему ещё и тело всё было отбито, как боксёрская груша. Когда просовывал утку под сраку, выл!.. Но приколись, и здесь тоже вроде как свой положительный момент имеется. Как же клёво потом самому до толчка доползти! Чума! Я, когда смог, наконец, по-человечески засесть подумать после этого б...дского судна, был просто в телячьем восторге!.. Есть, правда, неприятный моментик – на некоторое время от трахтенберга придётся отказаться – резкие движения делать больно. Ну, ничего – это дело потом наверстаешь... Так что, Алексис, расслабься. Малёк потерпи. Всё наладится.
       А про себя подумал: «Да, попал паря крепко!»...

       Я отписал согласие, и стал настраиваться на очередное испытание на вшивость. Был психологически готов. Как Гагарин и Титов.
       Время потянулось ещё медленнее. В предвкушении операции оно сделалось совсем резиновым. Проворочавшись потную бессонную ночь, еле дотерпел до никак не наступающего утра.
       Скребущее ожидание неизбежного уже напрочь замучило, когда, наконец, зазвучала долгожданная команда на вывоз. Я оголился, перебазировался на каталку, и уже в третий раз поехал в турне. В третий раз – головой вперёд.
       Не хватало разве только песни Эдит Пиаф «Нон, рьен дэ рьен!»...

       ...Казалось, на этот раз судьба меня решила вздрючить по максимуму. Анестезию пришлось колоть дважды. Думаю, началось привыкание организма.
       После первого сердитого укола, я взвыл, но при этом мои конечности продолжали упорно шевелиться и всё чувствовать, как ни в чём не бывало. Тогда всадили ещё один, от которого я отрубился, впервые за всю мою больничную вахту. Проторчал в отключке всю операцию, и прохлопал самое интересное.
       Когда же меня привели в чувство, нюхнув, я очнулся совершенно осоловелым, и как-то даже недопонял до конца, чего, собственно, со мной было, и чего будет дальше.
       А уж когда начала отходить анестезия, я признал, что две предыдущие резьбы, похоже, были репетицией, облегчённым вариантом.
       Зато из меня, наконец, высадили ненавистный металлолом. Как всё-таки меня эта хреновина достала за эти два года! Когда при каждом резком движении сразу же о ней, гадине, вспоминаешь...
       Больничный сериал для меня, вроде бы, заканчивался.
       Надолго ли? Не знаю, не знаю. До нового переплёта. Там видно будет. Не хотелось бы, конечно, по больницам мотаться, если честно... Но это уж как карта ляжет.

       Как бы то ни было, во мне больше не было инородного тела, так мне мешавшего, и так меня задолбавшего. По идее, теперь должно было наступить облегчение.
       Какое там, к чертям, облегчение! Ко всем прочим радостям прибавилась ещё и боль в колене, оттуда выдёргивали эту пакость. И разрезанная нога совсем перестала сгибаться.
       Ну, и как уж повелось, по доброй традиции перемещение сделалось возможным только при помощи костылей. Встал на них, родимых, уже в третий раз.. Снова какое-то дежа вю. Топ, топ, топает малыш...
       Поползли, ставшие уже хорошо знакомыми, послеоперационные будни. Больничная жизнь забулькала по некоему утверждённому сценарию – уколы-перевязки, перевязки-уколы.
       Какой-то полоумный дед со сломанным ребром ночами не давал спать, буянил, орал и всё куда-то рвался. А ещё ходил по палатам, рылся в чужих вещах и везде искал свои портки. Которых у него, кстати, не было. Насколько я понял, его привезли в одних трусах... Короче – экземпляр!

       Нечего сказать, на посошок из меня как будто бы решили выжать все соки. Где надо, и где не надо. Чтобы помнил, не забывал. Хотя я и так запомнил. По предыдущим заплывам. Забудешь такое, как же!
       Третья моя отлёжка получилась самой болючей. Всё – одно к одному! Словно, сам того не ведая, я оказался вовлечённым в какой-то эксперимент... Не раз помянул подопытный «добрым словом» и Чивирёва, и Ряполова, и Карнова, и Качанову. И прочих.
       Во время первой перевязки я чуть было пол не поцеловал, еле устоял. Знал, конечно, что будет несладко, но не думал, что настолько.
       Уколы в этом сезоне были просто невыносимые. Как никогда. И кололи их какие-то новые умельцы. То ли практиканты, то ли кто – не знаю. Молодняк. В прошлые разы их не было. Две сестры и два медбрата. Такая вот молодёжная бригада кольщиков.
       Девчонки кололи более-менее – можно потерпеть. Но парни – или не умели, или как, но были явно не правы. Самые неприятные воспоминания детства по сравнению с каждым таким укольчиком существенно меркли и бледнели.
       Но чужая боль почему-то редко кого лишает покоя. Всадив шприц, ещё и приговаривали:
       – Ну-ну-ну, что за спектакль?!
       А от такой инъекции небо казалось с овчинку, и начиналась шоу-программа – ансамбль Игоря Моисеева под почти брутальные вокализы. Лёжа ничком, мычишь и только ногами дрыгаешь. И то, если можешь дрыгать. Проще говоря, я пришёл к выводу, что мне, пожалуй, будет, о чём вспоминать долгими зимними вечерами...

       ...Послеоперационная жизнь волочилась своим неспешным ходом, её мерное течение то и дело прерывали всякие синкопы – на десерт мне предстояло додегустировать ещё несколько «фирменных блюд». Хотя, по сравнению с тем, что я откушал за минувшие два года, это, конечно, по большому счёту, уже были лёгкие закуски.
       ...После очередной сессии уколов вся палата, шипя и постанывая, пластом валялась на пузах, потирая свои багажники. Даже самый оптимистичный из мужиков, хохмач и весельчак, и тот, виляя бёдрами, проскулил:
       – Ну и уколы! До чего ж болючие! О...уеть можно! Хоть пляши вприсядку!
       Как и мои коллеги по беде, после «экзекуции», я, уткнув нос в подушку, сопя, тоже изображал телом нечто хореографическое.
       И в этот самый момент, словно для преумножения и без того неслабого эффекта, типа бонус-треком, в палату завалил полоумный дед в одних трусарди, и, с полным идиотизма видом, походкой привидения намылился в мою сторону. Я, лёжа на брюхе, с мукой выдавил остатки воспитанности:
       – Уважаемый, вы к кому?
       Дед, не реагируя, невменяемо пёр по палате. Подобрался к моим шмоткам, и стал в них исследовательски копаться. У меня вкупе с предыдущим эпизодом обозначился лёгкий напряг:
       – Э-э-э, товарищ!
       Дед не реагировал. Найдя мои штаны, вцепился в них, и надумал было уносить. Моё небесконечное терпение всё-таки лопнуло, и я прикрикнул:
       – А ну, ты, Крейзенштерн, положь, где взял, и шнуруй отсюда! А то сейчас ко-ко-ко костылём отобью! – и сделал вид, что протягиваю руку в направлении своей снаряги.
       Подействовало. Дед попятился к выходу. Я с трудом повернул голову к своим соседям:
       – И чего этого хмыря в дурку не сдадут? Ведь заколебал уже всех! Тут и так людям туго, у каждого свои думки, и только такого чуда в перьях не хватает!
       Один из мужиков вяло вступился:
       – Да, говорят, у него это временами. А так – дед вроде неплохой.
       Меня пробило на поэзию:
       – Только ссытся и глухой... И ещё одна беда – ночью срётся иногда... Шутка... Фольклор!

       Однако, как не глянь, это всё-таки уже были мелочи жизни. Не самая весёлая страница моей биографии, нехотя, с большим скрипом, но всё ж переворачивалась. Надо было только поднапрячься и перетерпеть. Впереди светила новая житуха, хотя бы без подвешенного состояния в невыносимом ожидании очередной резьбы. А период какавы с чаем медленно, но при всем при том, уже определённо, делался достоянием истории.
       По крайней мере, пока я опять во что-нибудь не вляпаюсь.

       ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

       Свершилось. Лазаретный сериал закончился.
       Прощевайте, больничные стены! Родные вы мои!
       Как-то даже не верилось. Квази уна фантазия.
       Не знаю, быть может, я и не догоняю чего, но, по-моему, три операции за два года – это многовато, это – явно больше чем нужно, это – перехлёст.
       И хотя к «нашей» больнице у меня отношение осталось в целом самое положительное – много там было хорошего и доброго помимо не очень приятных минут, – тем не менее, за три десанта я от неё слегка подустал. Самая хорошая больница – всё равно больница. А операция – стало быть, всё равно операция. Особенно травматологическая.
       Поэтому, когда меня, наконец, завезли домой, моё настроение было таким, что, наверное, и не подыскать подходящих слов, чтобы передать чувства, весело отплясывающие у меня на душе в тот памятный момент. Расколбас шуровал на всю!
       То, что меня больше не будут резать, согревало настолько, что напрочь отфутболивало все другие мысли. Даже болевые ощущения от дороги чуть притупились, хотя в машине, пока ехал, я зубами прокомпостировал себе все губы.
       Бесшабашная радость угомонилась быстро, повалили серые будни. Вернулся, что называется, к разбитому корыту. Тут же роем накинулись проблемы, куда же без них.
       Разумеется, до исцеления было далёко. Передвигаться я пока мог только на костылях, к прочим прелестям добавилась ещё и немилосердная боль в колене. Больная нога после третьей операции совершенно не желала сгибаться. При резких движениях опять простреливало всё тело сквозняком. Ну, и по старой доброй традиции я вновь сделался невыползным, что особенно скипидарило, поскольку лето на дворе.
       Ощущение, конечно, было уже не таким, как два года назад, но тоже, не из самых приятных.
       К тому же у меня открылось сильное кровотечение. Бинт, перевязывающий колено, был весь в кровище, которая никак не унималась – видать, верно говорят – не всё так просто в травматологии. Из-за этого пришлось ездить в травмопункт на перевязки не две недели, как изначально предписывалось, а почти месяц – рана упрямо не затягивалась, и продолжала кровоточить. Не могу сказать, что это меня очень сильно радовало, скорей наоборот.
       Заодно и выяснилось, что теперь я относительно нормально чувствую себя только в крупногабаритных тачках вроде джипа. Там хоть можно ногу вытянуть, подгибать не надо. Поездка же в малолитражке превращалась в сущую пытку. Стоило мне сесть в «Жигуль», и я вскоре проклинал всё на свете. Минут через пятнадцать езды с подогнутой ногой, я уже изнемогал.
       Но в джип зато заползалось больно. Надо было, повернувшись спиной, на руках подтягиваться, и впихиваться в салон би-сайдом. Мало того, что боль хорошая, это-то ладно, учитывая высоту сидения – ещё и не самое простое дело, кстати.
       Но деваться было некуда, обстоятельства требовали регулярных вояжей в травмопункт на затянувшиеся перевязки и процедуры. Опять наездил, хрен знает насколько.
Короче, судьба, похоже, решила меня ещё полупцевать. А-та-та для закрепления памяти...

       ...Недельки этак через две после выписки мне позвонили из Измайловского райсуда и оповестили о назначении слушания по моей жалобе. Той, которая по Рыжовой. Я упросил судебное заседание перенести из-за моего плохого самочувствия. Объяснил, что – после операции, передвигаюсь неважно, и поэтому пока ещё не ездец. Поездки в такую даль для меня физически невозможны. Убедил, отложили.
       Подумал, ну на кой я буду деньги тратить впустую. И так уже, вон, просадил сколько, пока в травмопункт гонял на перевязки и процедуры! А в Измайловский суд с меня только в один конец сдерут рублей триста, если не больше. Было бы ради чего, торопиться уже некуда – срок истёк. Чего теперь спешить, как на пожар. Оно мне упало? Тем более, всё равно, пару первых слушаний, как обычно, отложат.
       Так что нечего деньгами сорить. Которых и так в обрез. Успеется, лучше погодить. Вот расхожусь чуть-чуть, тогда и начну дёргаться. Ещё наезжусь...
       Непрекращающаяся боль стимулировала творческую активность. Используя невыползное состояние с умом, я решил не терять времени даром, и вновь ударился в эпистолярный жанр. За время отлёжки никаких видимых изменений по делам моим горемычным не произошло, и надо было в который раз атаковать старые адреса, сдвигать дело с мёртвой точки.
       Уж делов, пока я филонил в больнице, скопилось – мама дорогая! Работать и работать! Поэтому я твёрдо вознамерился действовать, хотя бы задним числом добраться до правды. Лучше поздно, чем никогда. Ударил автопробегом по бездорожью и разгильдяйству.
И полетели мои письма, точно голуби, в разные концы. Где, я думаю, мой бренд уже успели хорошо запомнить те, кто, между прочим, в любой момент, так же, как и я, могли попасть в переплёт. И не в такой, кстати... Только вот почему-то с каким-то необъяснимым маниакальным упрямством наотрез отказывались это понимать...

       Получил новое почтовое извещение, что на моё имя снова пришло заказное письмо. С трудом сдерживая волнение, мотанулся на почту. Выяснилось, что это – ответ из Аппарата Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации:
       «Ваша жалоба на бездействие должностных лиц Пресненской межрайонной прокуратуры, прокуратуры Центрального административного округа г. Москвы, не принимавших должных мер к защите Ваших интересов, адресованная Уполномоченному по правам человека в Российской Федерации, направлена для рассмотрения по существу в прокуратуру г. Москвы.
       Осуществляя контроль за соблюдением прав человека, Уполномоченный не вправе вторгаться в вопросы оценки фактических обстоятельств совершённого деяния, не располагает полномочиями по организации проверок, связанных с расследованием преступлений. Согласно Федеральному конституционному закону «Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации» Уполномоченный обеспечивает защиту прав и свобод граждан, при этом его деятельность не отменяет и не влечёт пересмотра компетенции других государственных органов. Испол-нение контролируется. О результатах Вам сообщат из указанного надзорного органа.
       Начальник отдела защиты прав человека в уголовном судопроизводстве В.С. Мартинович».
       Понятно. И это моё обращение спустили вниз... Эх! Обидно, досадно, да ладно...

       ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

       Отвонял июль. Сроки привлечения к уголовной ответственности всех фигурантов этой «гаврилиады» истекли. Никому из них уже ничего не угрожало ни при каких обстоятельствах. Я, понятно, ощущал себя в полном дерьме, но гибель «Титаника» пока не планировалась. Внутренний ропот нарастал, сворачивать с выбранного пути я не собирался, и возникающие порой ренегатские мысли отгонял категорически.
       Дело уже давно было не во мне. Я сражался за идею. Благородную.
       Слова, конечно, затёртые, но это ничего не меняет. После того, что я перенёс и вытерпел, на что насмотрелся, ни о каком распускании слюней и речи быть не могло. Поэтому я и решил, во что бы то не стало продолжать.
       Будем дожимать, наше дело правое.

       То, что по 125 статье УК об оставлении в опасности вынесен отказ в возбуждении уголовного дела, не могло быть никаких сомнений. Для этого и была сыграна постановочка. Сколько сил-то было приложено, чтобы и без того замученному инвалиду сделать как можно больнее! Чтоб ему веселее оперировалось!
       Но дело-то всё том, что самого постановления я в глаза не видел, в руках не держал. И, конечно же, о мотивации отказа не догадывался. Что на этот раз? Интересно! Предыдущий-то бурдец уже не прохиляет!
       Неплохо было бы прочесть сей документ. Да вот проблема – высылать отказняк, как и в прошлый раз, мне явно не собирались. Может, решили, что это уже ни к чему, что я уже – того, типа копыта отбросил? Не знаю. Их, богатых, не поймёшь.
       Ну, если б я не был так закалён «весёлой» жизнью, и послушливо поддался дрессуре, то такой вариант не исключался, я вполне мог бы уже загнуться, не выдержав таких двухлетних измывательств.
       Кем-нибудь, более склонным к сантиментам быть может уже занимался жмуртрест – моторчик, возможно и заглох бы... Но только не у меня! Убивали уже. И не раз.
Не вышло. Всё ползаю и вякаю.
       В общем, как бы то ни было, пришлось мне, качаясь и спотыкаясь, шаркать на костылях в Пресненскую прокуратуру за отказняком. Еле доскрипел. Чуть не сдох по дороге. Вот радость-то тогда была бы кое у кого!
       Ситуация повторилась в копейку. В канцелярии по уголовным делам отказного постановления не обнаружилось. Прямо как в ноябре прошлого года. Откомандировали меня, короче, в ОВД Пресненского района.
       Самое удивительное, что и в ОВД прошлогодняя картина в точности повторилась. И там отказного постановления тоже не нашлось. И куда же меня оттуда отправили? Правильно! В Пресненскую прокуратуру. Опять пинг-понг!
       Еле ползающего инвалида, с разрезанной ногой, на костылях, после операции, решили повоспитывать. Очень уж допёк, и заслужил за это суровое наказание. Поэтому с особым рвением и усердием взялись хорошенько его помучить.

       Вернулся и к делам четырёхмесячной давности. Именно столько времени прошло со вступления в силу постановления Хамовнического суда о признании отказняка по Карнову незаконным и необоснованным. За этот период прокуратурой ЦАО не было сделано ничего. А тем временем, срок привлечения Карнова к уголовной ответственности благополучно истёк. После 30 июля Карнову можно было уже не напрягаться. Хотя, признаться по правде, ему и раньше можно было не напрягаться. Ну не привлекают у нас гаишников, что бы они не учудили! То, что перед законом все равны – басни для пенсионеров, это я уже понял.
На эту тему я сочинил два послания. Одно – Генпрокурору. А другое – в Хамовнический суд, очередную жалобу по 125 статье УПК. О том, что прокуратура ЦАО не выполняет решения суда.

       Как известно, время лечит. Постепенно мне удалось перейти с костылей на палку, и хотя это было очень больно, я всё-таки старался побольше ходить, разрабатывал ногу. Делал всё от меня зависящее, чтобы хоть как-то возвратиться к более-менее нормальной жизни.
И главное – я уже был вполне готов засучивать рукава, и со всей решительностью продолжать воевать. У меня выработался хороший иммунитет к порциям яда, которым меня старательно травили, и за моими плечами имелась школа выживания. К тому же, вытерпев три операции, я не мог не заметить, что по этой причине морально стал куда сильнее, чем был до того. В очередной раз на этот счёт подметил – нет худа без добра.
       Житуха почесала дальше. События раскручивались.
       Мне повторно назначили слушание в Измайловском суде. С трудом, но решил доковылять, тихонько в пути чертыхаясь сквозь зубы. Было больно, каждый шаг отзывался по всему телу почти так же, как полтора года назад – всё же разрезано.
       Пока доехал, натерпелся дальше некуда. Упрел хорошо. Путь-то о-го-го какой.
Кровотечение на разрезанной ноге ещё не прекратилось, я вовсю мотался на перевязки, и больная нога была, поэтому, плотно забинтована. По счастью, на дворе хорошенько жарило, я напялил широкие летние порты, под которыми вся эта страсть была хорошо закамуфлирована. Можно было, не пугая обывателей, спокойно тусоваться в общественном месте. В таком вот виде и настрое, весь в поту, зачуханный, но отнюдь не деморализованный, я и прибыл в суд.
       Отметился. Стал ждать начала. Подъехал прокурор. Тот самый, который на слушании в апреле месяце мне показался положительным.
       Наконец, меня пригласили в зал судебных заседаний. Еле передвигая ногами, я доволочил своё тело до стола, доведённым до автоматизма движением передислоцировал из рюкзака папки с документами. Пирамида получилась, ой, солидная. Два года борьбы за справедливость только в моей личной коллекции сублимировались в два толстенных тома, и это ещё был далеко не конец. Кстати, когда будет конец, и будет ли он вообще, я имел очень приблизительное представление.
       В зале появилась федеральный судья Арычкина, слушание по моей жалобе на отказ в возбуждении уголовного дела в отношении Рыжовой началось. Зазвучали давно уже выученные мной наизусть процессуальные формальности. Судья, как положено, спросила о ходатайствах и отводах. В этот самый момент вмешался прокурор:
       – Ваша честь, я прошу суд слушание отложить, так как я не располагаю необходимыми документами.
       Ну, это-то для меня было совсем не ново. К этому я был готов. С первого раза в моей биографии пока ещё ни одно судебное заседание не состоялось.
Меня удручило другое. Я спросил судью, на какое число переносится слушание. Ответ меня не воодушевил – на 16 октября. Я, естественно, вопросил:
       – Почему так нескоро?
       Судья ответила:
       Потому что я ухожу в отпуск.

       Очередное адресованное мне почтовое послание пришло из Федеральной службы судебных приставов: «Ваше заявление, поступившее из Администрации Президента Российской Федерации о неправомерных действиях (бездействиях) должностных лиц органов прокуратуры, направлено в прокуратуру г. Москвы для рассмотрения по принадлежности. И.о. начальника Управления организации исполнительного производства В.А.Гольцмер».
       Какой будет следующий адрес, у меня уже не имелось ни малейшего сомнения...

       ...Затевался последний летний месяц. Навьюченный старыми и новыми проблемами, я, тем не менее, выкладывался изо всех сил, расхаживая ногу, благо летом это делать всё-таки полегче, чем в любое другое время года. Вот только мотание на дальние расстояния давалось с затруднениями – помимо всего прочего, ещё и колено ломило страшно.
       Боль упорно не утихала, рыло моё из-за этого постоянно съезжало наискось. Такое вот состояние вновь и вновь долбало – до чего же всё-таки здорово, когда у тебя ничего не болит.
       За последние два года я как-то уже успел подзабыть, что таковое вообще бывает. Подобные ощущения стали чем-то очень давнишним, чуть ли не сродни школьным каникулам. Или радиопередаче «Пионерская зорька».
       И чего это я раньше-то не ценил элементарного? Эх, какой же я был дуболом, не догонял таких простых вещей...
       Потворствуя желанию как можно быстрее ассимилироваться с нормальными людьми, я, как заводной, часами променадил. Тренировался, как спортсмен перед олимпиадой, растрясал жирок. Но чудес, как известно, не бывает, травматология – штука медленная. А, стало быть, быстрее, чем заложено природой, всё равно не получалось...

       С более чем годовым опозданием мне, наконец, поступил ответ из ОГИБДД: «Сообщаю Вам, что Ваше заявление, поданное в апреле 2005 года, было рассмотрено в ОГИБДД г. Москвы. По результатам рассмотрения заявления старший инспектор капитан милиции Карнов Е.Н. был освобождён от занимаемой должности и с 20 июня 2005 г. назначен на должности не связанную с рассмотрением дел об административных правонарушениях, в том числе с рассмотрением материалов о дорожно-транспортных происшествиях. Врио начальника В.В. Коваленко».
       Ладно. И на том спасибо...
       Выходит, я всё-таки был прав! И такой результат – лишнее подтверждение моей правоты.

       ЭПИЛОГ

       В день 13 августа дела житейские вынудили меня отправиться по делам довольно рано. Медленно, внимательно глядя под ноги, заковылял по улице. Проследовал мимо своего «любимого» перехода. Ходить непосредственно по нему после событий я избегал, желания что-то не возникало. Если и появлялась необходимость перебраться на другую сторону, то я старался выбирать окольные пути.
       На этот раз мне, по счастью, в те края было не нужно, но я, повинуясь какому-то рефлексу, автоматически поворотил голову в сторону светофора. На «моём» месте было нехорошо оживлённо, застыла дэпээсная тачанка, копошились гаишники.
       Приглядевшись повнимательней, я заметил на асфальте большое бордовое пятно. Его происхождение не могло вызывать сомнений – кровь. Рядом виднелись какие-то разбросанные вещи. Сразу стало понятно, что, видимо, стряслось что-то совсем плохое.
       Только вечером, порасспросив земляков, я узнал подробности. Оказывается утром мужчину, переходившего дорогу на злополучном светофоре, так же, как и меня, сбила тачка, и скрылась.
       Только вот одно отличие. По дороге в больницу он умер.
       Вот так... Вот оно – неизбежное логическое продолжение того сюжета, начало которому было положено в тёплый майский воскресный вечер в святой день Троицы 30 мая 2004 года и затем развязанной вокруг ни в чём не повинного человека, травлей. Этого следовало ожидать.
       Ещё долго потом на ближних фонарных столбах клеились объявления – родственники погибшего просили откликнуться очевидцев трагедии...

       Похоже, мне надо закругляться. Пора и честь знать. Я и так слишком долго владел вашим вниманием. Поэтому уже галопом – что ж было дальше.
       Закрутка последующего сюжета носила мрачные тона, фабула не предвещала намёка на даже относительный хэппи-энд. Хотя какой уж тут может быть хэппи-энд.
       После истечения сроков привлечения к уголовной ответственности всех фигурантов, везде и всюду активизировалась защита своей репутации, в смысле, что «всё хорошо» и правильно. То, что всё переврано и перевёрнуто с ног на голову, никого не колыхало. Правда и раньше-то была нужна, как столбу – гинеколог, а уж как сроки прошли – и подавно стала без надобности. Видать, точно: правда – хорошо, а счастье – лучше.
       Методы модернизировались. То заявления мои со странной регулярностью стали куда-то пропадать, то «выяснялось», что поданы они с истекшим сроком обжалования.
       Доказывания отнимали у меня кучу времени и сил. Но я, тем не менее, невзирая на все вставляемые мне палки в колёса, и заявления находил, и доказывал, что срок обжалования не пропущен... Чтобы в отместку за это получить очередной виток травли.
       Мне открыто врали в лицо, надо мной издевались без малейшего зазрения совести. Я – про Фому, мне – про Ерёму! А может, действительно, Хомо хомини люпус эст? Человек человеку волк? Не знаю.
       Во всяком случае, даже если бы это дело происходило не со мной лично, а был я просто сторонним зевакой, и то, наверное, схватился бы за голову.
       Но, как я не грузился, – всё давно уже было согласовано. Моё ораторское мастерство росло, но толкаемые мной «пламенные» обличительные речи словно были обращены к глухим и встречали только каменный забор. Меня не слушали и не слышали. Будто я ораторствовал в паноптикуме.
       А то бывало, и рот затыкали.
       Чем-то это всё отдалённо мне напоминало землячество на конкурсе песни Евровидения, ко гда кто-то там чего-то поёт, старается, а его в упор никто не видит и не слышит. Всё равно все голосуют за тех, с кем дружат, нисколько не вникая в содержание.

       Все поданные письма в высокие инстанции были спущены вниз. По одной и той же схеме – сначала в прокуратуру города, а затем... Правильно, в прокуратуру ЦАО. С результатом, суть которого можно было бы заранее предположить со стопроцентным угадыванием. И совсем не нужно было для этого быть Вольфом Мессингом.
       Рога мне поотшибали. Чтоб я типа знал свой шесток и не идиотничал...
       По Карнову прокуратура ЦАО мудро тянула кота за одно место до истечения срока привлечения его к уголовке, и только потом вынесла новое отказное постановление. Что он хороший и пушистый. Кристальнейшей души человечище. Проверка по вступившему в марте-месяце в законную силу постановлению началась только в августе. А срок привлечения истёк в июле.
       Сделали мне бубо ещё разочек. Миляги.
       Очередное переосвидетельствование меня в третий раз признало инвалидом. Это обстоятельство, тем не менее, никак не колыхнуло синие мундиры – юридически я так и не приобрёл процессуальный статус потерпевшего – со мной 30 мая 2004 года ничего не случилось.
       По 125 статье УК на следующий день после истечения срока, то бишь 31 мая, был вынесен отказ в возбуждении уголовного дела. Когда заявитель, в смысле я, ничего уже сделать не мог. Снова издевательство над инвалидом второй группы.
       Единственным аргументом отсутствия состава преступления являлись показания Чивирёва и Ряполова. Враньё враньём.
       Ни протоколы, ни рапорты, ни свидетельские показания, хором утверждающие обратное, по укоренившейся традиции приняты во внимание не были.
       Слишком поздно обнаруженная ошибка – надо было изначально подавать отдельные заявления на каждого из этих двоих... И по обеим уголовным статьям в одном комплекте.. Если у кого возникнет похожая ситуация, примите во внимание этот момент.

       Подготовка к новому переосвидетельствованию на инвалидность совпала с активизацией судебных слушаний. В перерывах между странствиями по судам я урывками обходил врачей в нашей районной поликлинике.
       Когда очередь дошла до посещения врача-невролога, тот сперва отказывался меня принимать – руки у меня трясутся. Что, дескать, по его мнению, я – выпивший.
       Я упёрся, что это не так, и что готов пройти любой тест. Стал объяснять, что два часа назад получил очередное проигранное мной постановление суда, даже показал сам документ. Что после такого у совершенно нормального человека не то что руки, а голова может заходить ходуном.
       И, если меня и дальше будут так же мясничить, недолго и паркинсончик заработать, а то и чего покруче! Такой абырвалг будет!
       А что до алкоголя, то уж его-то, кстати, последний раз я принимал с месяц назад, и это легко проверить. Сумел убедить...

       Законы принимаются, но не работают – факт, с которым согласиться можно, но смириться нельзя. Если смириться, тогда, по-моему, и жить ни к чему.
Над инвалидами издеваются. В этом я тоже убедился, отведал на своей шкуре. То, что к инвалидам у нас относятся якобы положительно – враньё.
       Если так измываются над беспомощными инвалидами, остаётся только догадываться, как же тогда должны глумиться над детьми-жертвами педофилов – они ещё более беспомощны.
       Заклёванный и заплёванный, я уже считал чем-то вроде дела чести не отступать. Придал делу огласку. Со временем о том, что со мной стряслось, появились публикации в прессе. Затем история была экранизирована по ящику...
       Поздняк! Четвёртую власть надо подключать до того, как истекут процессуальные сроки.
       Говоря проще, у меня стырили три года жизни, и как будто, так и надо. Я потерял все налаженные за много лет связи. Потерял работу. Оказался у разбитого корыта. Обобранный начисто во всех смыслах.
       И это – не говоря о том, что мне никогда в жизни не было так больно, как в эти грёбаные три года.
       Мне упорно вдубаривали, что я – существо второго сорта, на которое можно устраивать сафари, которое можно в любой момент совершенно безнаказанно изуродовать и бросить подыхать без сознания – это совершенно нормально, это в логике вещей, за это ничего не будет. Даже прав за такое не лишают. Типа, если есть ещё желающие – милости просим, господа хорошие. Новый аттракцион. Налетай, подешевело!..
       А я, если честно, плохо себе представляю, как мне теперь жить-то после такого...

       И всё же история эта не закончена, и финальная точка в этом сюжете не поставлена.

       Да, получил я крепко – жизнь поломана. Остался без работы и без профессии. Ничего вразумительного в итоге не добился. Кроме «добавки» – меня же ещё и козлом выставили. В назидание.
       Было сделано всё, чтобы справедливость не восторжествовала, и чтобы предельно меня унизить. Чтобы нагадить мне по максимуму. Чтобы те, кто искалечил меня, продолжали калечить других и нести горе в чужие дома.
       В отношении меня нарушено было всё, что только можно было нарушить. И это я ещё конкретно всё смягчил, многого недорассказал...
       Однако какую-никакую, а бучу я всё ж-таки устроил. Пусть маленькую, но устроил. Прецедент есть. Это, конечно, – капля в море. Но как знать... Иногда и один в поле воин...

       Что плохо – зло осталось безнаказанным. А это породит только новое зло. Сто крат большее. Аннушка уже пролила масло.
       Безнаказанность порождает преступление. Это подметил ещё Достоевский. Так уж жизнь устроена. Никуда не денешься. Такой вот блендомед.
       Признаю, ассенизатор из меня не получился. Каюсь. Я старался.

       А тем временем вокруг творится что-то чудовищное. Неповинные люди увечатся, гибнут, дети превращаются в мычащие куски мяса. Только в нашей округе фонарные столбы чуть ли не через один – в венках. Травматологические отделения представляют собой какой-то кошмар – уж поверьте очевидцу.
       Изуродованные судьбы становятся сухой статистикой. Тысячам людей в дополнение ещё и калечат психику те, кто в силу скаредности своё благополучие ставит выше элементарных чисто человеческих качеств.
       А поголовье всякой оголтелой мрази растёт как на дрожжах и плодится быстрее, чем тараканы.
       Вскоре после этих событий в Рязани на шоссе произошла леденящая душу трагедия – при похожих обстоятельствах враз погибло шесть молодых жизней.

       Вот, собственно и всё. Я, как смог, поведал свою историю. Не обессудьте, какая есть, такая есть. Иной всё равно не будет. Простите великодушно, ежели утомил.
       Со мной приключилось то, от чего никто и никогда не застрахован. Тут – все номинанты. Так что зарекаться, пожалуй, никому не стоит. Стоит задуматься.
       Мораль в том, что через подобное сито ежедневно просеивается невдолбенное число терпил, большинство из которых не имеет ни малейшего представления, как вести себя дальше.
       И их умело компостируют, если не сказать хуже, а они при этом только жуют сопли.
       А вот этого, как раз, делать нельзя. Поэтому, я, как сумел, попутно ещё и популярно обрисовал «технологию». На моём примере видно, что нужно делать, если лишённый средств человек попадает в беду, и что при этом делать не нужно. Куда обращаться. К чему быть готовым.
       Попытался разобрать свои ошибки. Кто читал внимательно, думаю, понял, где я накосячил.
       Так что если, не дай Бог, беда кого лягнёт, не повторяйте моих проколов, не попадайтесь на ту же удочку. Не надо. Очень мне бы не хотелось, чтобы мои промахи повторил кто-нибудь ещё. Одного меня, по-моему, предостаточно.
       Со мной-то всё ясно. Во-первых, по неопытности и незнанию слишком многое изначально делал неправильно. А во-вторых, просто оказалась кишка тонка – элементарно слабоват, недостаточно настойчив. Гарантированными правами так и не воспользовался, пролетел.
       Поэтому хочется надеяться, что, случись чего, мои последователи – а они, увы, будут – не подкачают и окажутся поумнее, и похитрее. Миссия выполнима. Необходимы только три вещи – знать свои права, повнимательней читать законодательство, и не быть таким дураком, как я.

       В заключение, хотелось бы поблагодарить всех тех, у кого хватило терпения дочитать до конца.
       Особая благодарность врачам, ставившим меня на ноги.
       Отдельное спасибо незнакомым мне хорошим людям, спасшим мне жизнь. Благодаря которым были вызваны скорая и ДПС, и я не подох, валяясь кулём на проезжей части, рискуя влёгкую превратиться в винегрет под чьими-нибудь колёсами за считанные минуты.
       И, конечно же, низкий поклон всем тем, кто мне помогал всё это время!
       Ну что ж, вроде всех поблагодарил, на этом и откланиваюсь.
       Ещё раз спасибо! Берегите себя!

       КОНЕЦ

       май 2008