Число камня

ЧИСЛО КАМНЯ
ПЛАТОН СУМРАК

"ПИСАТЕЛИ НЕ В ЧЕСТИ У ДЕЛОВЫХ ЛЮДЕЙ, ПОСКОЛЬКУ ВСЕМ ИЗВЕСТНО, ЧТО ЛИТЕРАТУРА - ЭТО СЧАСТЛИВАЯ НАХОДКА ДЛЯ ВСЕХ ТЕХ, КТО НЕ ПРИСПОСОБЛЕН К НАСТОЯЩЕМУ ТРУДУ".
Р. В. ЧЭМБЕРСОМ.

Глава первая.

       Тятя, тятя, наши сети
       Притащили мертвеца.
Александр Пушкин

В квартире отца - Игорь Паркин бывал уже не раз; но не переставал - чувствовать себя в ней неуютно. Казалось бы, - самый центр Москвы. Отсюда, от Большой Полянки до Кремля рукой подать, - а на девятом этаже еще новой фешенебельной высотки царит сущее музейное средневековье.
Отец и сын расположились друг против друга на краю длинного трапезного стола, сработанного из мореного дуба. И пока Владислав Павлович изучал фотографии, принесенные сыном, - Игорю не оставалось ничего другого, как уныло оглядывать однокомнатный замок Паркина-старшего. Начать стоило с репродукции пасмурной гравюры, тускнеющей над исполинским камином. Неизвестный художник конца 15-го века изобразил на ней один из гостевых покоев моравского замка Валенштин. Его мрачные величественные руины и по сей день возвышаются на горе Боровня, - отделяющей Чехию от Словакии. По преданию - в комнате с гравюры - Дьявол забрал душу знаменитого средневекового чародея Зито. По странной прихоти Паркина-старшего - почти вся окружавшая его обстановка являлась детальной реконструкцией жилища проклятого мага; и это действовало Игорю на нервы. Он прекрасно знал, что все вещи здесь - только копии, притом не всегда удачные, но мурашки по телу, нет-нет, да и пробегали.
- Ну что, сын, побеседуем? - наконец, оторвавшись от фотографий, перешел к делу Владислав Павлович. - Я буду короток и нагл. Мне и моей работодательнице необходимо знать все, что касается расследования, коим ты имеешь честь руководить.
В ожидании хоть каких-нибудь проявлений возмущения - Паркин- старший принялся неспешно раскладывать бессмысленный пасьянс из жутких фотографий. Но посягательство на священное таинство следствия - Игоря ничуть не расстроило. Он нетерпеливо поерзал на жестком псевдоготическом стуле и с явным облегчением пристально взглянул в большие серые глаза отца.
И приснится же такое! От нечаянной радости даже приют Зито стал казаться Игорю не столь зловещим. Выходит, зря он ломал голову над тем, как склонить отца к сотрудничеству. Раньше тот и слышать не хотел о роли тайного советника. Игорь азартно стукнул костяшками пальцев по темной столешнице и начал свое повествование:
- Мы уже успели окрестить его Каменщиком. Это из-за одинаковых… во всех трех эпизодах… орудий убийства. Благодаря этим чертовым камням мы и объединили дела в серию. Отпечатки пальцев на камнях идентичны. Все три жертвы - гомосексуалисты. Во всех трех эпизодах Каменщик действовал одинаково. Он вбивал камень в рот жертвы, а дальше...
- А дальше летальный исход в адских мучениях, - перебил сына Владислав Павлович. - Насколько я могу судить по фотографиям, булыжники идеальной шарообразной формы. Они раза в полтора больше бильярдных шаров... Такое яблочко с любой голодухи надкусить затруднительно. Чтобы вогнать его в глотку, - силища нужна нечеловеческая. У ребят лица по швам лопнули...
- Насчет нечеловеческой силищи… ровно подмечено, - подхватил Игорь. - Поэтому я и думал обратиться к тебе за помощью. В остальном… Поденщина. Жертвы друг друга не знали. Убиты в разных районах Москвы… Вдали от мест постоянного проживания… и… скопления, прости, себе подобных.

Игорь аккуратно подбирал слова, - боясь ненароком обидеть отца. Он старательно - и покамест достаточно успешно избегал разговоров с Владиславом Павловичем о его сексуальных предпочтениях. Именно они в свое время сделали семейную жизнь Паркина-старшего - абсурдом, выходом из которого стал мучительный и скандальный развод и потеря права на общение с сыном. Маленький Игорь тогда, разумеется, не понимал причин гибели семьи Паркиных: просто разделил с матерью ненависть к отцу и, казалось, навсегда вычеркнул его из своей жизни. Жалея пропащую мать, он покорно сносил взрывы безалаберной материнской ласки и приступы ее взбалмошного гнева. Но состояние мятущейся бесприютности не покидало Игоря - и с годами только усиливалось.
Уже работая на Петровке, - он сторонкой навел справки о Владиславе Павловиче. Инаколюбие отца повергло его в шок. Но брезгливое любопытство перевесило. Игорь сам - не без опаски и, даже махнув стопку водки, - набрал номер и договорился о встрече.
Игорь ожидал увидеть перед собой все, что угодно: жеманного Элтона Джона, престарелого Боя Джорджа, воскресшего Нуриева… Воображение рисовало беззастенчивое множество вариантов. Отец же оказался на поверку вполне нормальным мужиком, - если так можно было выразиться: умный, подтянутый, деловой, острый на язык... Словом, не его ли всегда не хватало Паркину-младшему?
После двух-трех конспиративных встреч Игорь начал чувствовать, - что в его судьбе наконец-то начал заполняться некий вакуум. Паркин-старший, не веря своему счастью, бережно приручал сына, мудро отстраняя его от некоторых пикантных подробностей своей зазорной для кого-то жизни; и Игорь был ему за это крайне благодарен.
Ценя душевное спокойствие матери, он до самой ее смерти умалчивал о своих встречах с отцом. Зато потом - Владислав Павлович - Влад Палыч, как называли его близкие, - стал полноправным членом семьи Игоря. У него установились доверительные отношения с женой сына; а две внучки-сорванушки души не чаяли в деде, - баловавшем их с жадной нежностью блудного родича. Однако отец и сын Паркины - пока избегали разговоров на щепетильные темы. Теперь же сама судьба вынуждала их нарушить немой уговор.

Помолчав, Игорь продолжил:
- Нигде и никогда хоть сколько-нибудь похожих преступлений не фиксировалось. Если на минуту забыть о камнях, то дело - просто дрянь. Коли маньяк не завяжет сам… рано или поздно мы его, болезного, закроем. Но с учетом дьявольских игрушек Каменщика… дело - дрянь исключительная.
- Я так понимаю… тебя не устраивает версия о желании Каменщика прослыть большим оригиналом и забить себе местечко на именном стенде в музее МВД? - Паркин-старший перетасовал фотографии и снова взялся их изучать.
- Иначе я бы и сам справился. Ты ведь… пока служил в КГБ… не только в необъявленных войнах участвовал. Если я не ошибаюсь… твоим истинным профилем была всяческая чертовщина. Очень уж меня эти камешки настораживают. Мало того, что они похожи как две капли воды... Странности… Странности - кругом. Непосредственно на месте преступления они торчали из глоток как… как полупроглоченные грязно-розовые стариковские плеши… А когда наш патологоанатом с неимоверными ухищрениями извлек их на свет божий… они уже оказались багровыми… А крови на камнях вообще не было. Словно они впитали ее, как губка. Не камни, а упыри...
- Вот что, - перебил Влад Палыч. - Предлагаю сделать перерыв и кофейку глотнуть. И обязательно с коньячком. - Не дожидаясь ответа, Паркин-старший встал и прошел к громоздкому резному буфету. Внешне почти допотопные дверцы открылись легко и бесшумно. Высокий и поджарый Влад Палыч горделиво извлек из буфета хрустальный графин с янтарной жидкостью и два утробистых коньячных бокала.
- Может, обойдемся без кофе, - хитро предложил Игорь. - В отличие от здешней готики, на кухне у тебя пир технического прогресса. Там… любая гостья из будущего подрастеряется. Я же знаю, кому ты кофейную церемонию поручишь.
- Во-первых, - откликнулся присевший рядом с сыном Влад Палыч, - мне милее не гостья... Скорее… гость. Во-вторых, с кофе я, пожалуй, и впрямь погорячился. И, в-третьих, я из-за твоего маньяка напрочь забыл покормить сына.
- Ну, нет, - запротестовал Игорь. - Меня и жена покормит. От тебя мне нужны не твои кулинарные изыски.
- Понял, не дурак, - согласился отец и не спеша, церемонно разлил по бокалам коньяк.

Цветные витражи на всех четырех окнах - искусно скрывали смену дня вечером. Предзакатное солнце тщетно рвалось в воссозданную обитель - освежеванного Сатаной - Зито. Его вялые лучи придавали сценам древних ристалищ возмутительную, на взгляд Игоря, реалистичность. Неизменный полумрак в помещении поддерживали торчащие из стен - на манер факелов - длинные светильники. Искусственный огонь в полутораметровом жерле камина, кроме дополнительного света, мог нагнать лишь безотчетную тоску. Стоящие по обеим его сторонам доспехи - отбрасывали свои зазубренные тени через всю пятнадцатиметровую длину комнаты…
- Ну, вернемся к нашим маньякам. - Влад Палыч осушил бокал и налил по новой. - Пока ты сидишь и тихо ненавидишь мое нескромное обиталище, расскажу я тебе, сын мой, прелюбопытную историю. А то мне даже обидно стало, что ты не интересуешься, для чего нам с Аглаей Раниной надобно знать про подвиги твоего Каменщика.
Паркин-старший чокнулся с сыном, степенно влил в себя порцию коньяка и продолжил:
- Сегодня утром на электронный адрес моей хозяйки пришло письмо. Цитирую дословно:
«Я - Каменщик, и камни, мои слуги, мне кровь приносят тайных содомитов. И ты, мой друг, дела земные кончи. Тебе лишь остается быть убитым».
Удовлетворенный вопиющей сыновней растерянностью, Влад Палыч снова наполнил бокалы.
- Каков слог! - наконец, заговорил Паркин-младший. - Прямо Шекспир, мать его!
Одним глотком Игорь осушил бокал и налил снова:
- Скажи-ка, папа, почему Каменщик взялся угрожать Аглае Раниной? Решил сменить ориентацию?
- Слог и у тебя неплох. И еще... Не лукавь, сынок. Тебе ли не знать, что муж Аглаи - преуспевающий адвокат и депутат Государственной Думы? Едва ли для тебя секрет, что Ян Ранин - наших, голубых кровей. Ян - Яна - Яночка… на дух не переносит компьютеры. А потому переписка с ним возможна лишь через его супругу.
После этой разоблачительно-поучительной тирады - Игорь припустил к комоду с телефонной трубкой, лежащей на рогах рыцарского шлема. В спешке он чуть не расквасил нос, споткнувшись о задравшуюся волчью шкуру. Через полминуты Паркин-младший уже отдавал распоряжения своему заместителю.
- Глеб, - почти кричал он в трубку, - срочно проверь, есть ли у наших трупов компьютеры. Во всех средах их обитания, работы и, и, и… Мне позарез нужна их электронная почта. Жду на сотовом. Отбой!
С чувством недовыполненного долга он вернулся к столу. Отец требовательно спросил:
- Что, кстати, эксперты про камни говорят?
- Ничего лишнего, - покаялся Игорь. - Камни так и лежат в хранилище вещдоков. Мне как-то не пришло в голову отправить их в лабораторию для… более предвзятой проверки. Так… Элементарная дактилоскопия и снятие образцов жертвенной крови, слюны, да раскрошенных в пыль зубов.
- Ну, товарищ майор, Вам бы детективы высоким штилем пописывать, а не маньяков раком ставить... - Влад Палыч снова возвратился к своему ремеслу виночерпия.
Затем, опомнившись, что сказал сыну что-то не то, - Паркин-старший вышел на кухню. За закусками. А еще за тем, - чтобы у Игоря было время вернуть лицо. Да и себе...
Вернувшись с полным подносом, Влад Палыч накрыл стол, включил диск Чечилии Бартоли: свой любимый, - тот, где она поет Сальери; и выжидательно подсел к сыну. Игорь, увидевший закуски и втянувший негордыми ноздрями их копчено-пряный запах, даже не думал обижаться на сомнительные фамильярности отца. Он всего-то захотел есть.
- Желудок восхищая, ты мозг не обижай, - наскоро проглотив два сэндвича, Паркин-старший решил развить столь плодотворно начатое сотрудничество. - Пока ты предаешься грешку чревоугодия, я, с твоего позволения, продолжу тебя просветлять.
Игорь - с набитым ртом и признательным удивлением - встретил самодовольный взгляд отца. Он уже смирился с грядущей ссорой с властной женой. Эти ссоры фатальны, как "зубы мудрости". Чего не скажешь о деле Каменщика.
- В отличие от тебя, сын мой, я не считаю Каменщика кем-то... - Паркин-старший поудобнее устроился на жестком псевдоготическом стуле.
Большим пальцем левой руки он меланхолично водил по краю пустого бокала, извлекая из него потусторонний посвист. Тень от ястребиного профиля Влада Палыча дотягивалась до утопленной в стене массивной кровати. На таком же ложе - с виселичным балдахином - Сатана и содрал кожу с мятежного волхва Зито. Для рассказа, что уже готов был сорваться с натянутых по-акульи губ отставного начальника ОРНП, иных декораций и не требовалось.
Игорь искренне недоумевал, как можно предаваться сну - среди химерических кресел, диванов, консолей, в окружении сонма горгулий, скалящихся с подлокотников, ухмыляющихся на серебряной утвари и парящих среди балок сводчатого потолка… А глазеть на гобелены, густо покрывавшие грубо оштукатуренные стены, не убоишься лишь в мертвецком подпитии; низкие будни Дьявола на них - были на высоте.
Басовитый, актерски поставленный голос Паркина-старшего и высокочастотные виртуозности итальянской дивы, - озвучивавшей оклеветанный в веках гений Сальери, - забили последний гвоздь в самообладание Игоря. Он чего-то испугался. Не сиюминутного. Нет… Игорь испугался того, - что может случиться - после...
- В стародавние времена процветания ОРНП я любил допоздна засиживаться у наших аналитиков. Эти книжные черви и привили мне неистребимую страсть ко всему противоестественному. Известно же, что наука только пытается ответить на вопросы. А ставит-то их - мистика…
Так вот, помню, по одному делу… теперь уж не значимо, какому конкретно, - ознакомился я с занимательнейшими мифами наших предков-язычников. Пересказывать не берусь. Поведаю всего один эпизод из сказания о некоем боге Древороге. Этот Древорог, он же Дрерог… Дрерог. Да… Дрерог… Перунов сын. Первенец. И изгой. Он - по воле отца своего - подземным царством правил. Никакими, знаешь ли, добродетелями и сексапильной наружностью не отличался. Сей аналог Плутона - вечно строил козни, насылал несчастья на наших суеверных пращуров и неустанно плел заговоры против отца. Сам Дрерог был заперт под землей неснимаемым перуновым заклятьем. Поэтому действовал он через своих приверженцев. А их среди людей доставало. Кровожадный, черный культ Дрерога в диких лесах, да на бездонных болотах - отправляли осторожные волхвы. Да простят меня православные… В Москве - на месте Храма Христа Спасителя - некогда тоже капище Дрерога хоронилось...
Неизвестно, когда и с какой периодичностью… Но… Волхвы Дрерога должны были приносить своему подземному господину человеческие жертвы. Принцип выбора жертв - также неизвестен. Зато способ принесения кровавой дани… дюже смахивает на почерк Каменщика...
И еще... В том же сказании вскользь упоминается, что роковые камни - волхвы взращивали... внутри себя. А когда - в уже предопределенном возрасте - волхв умирал, у него из груди вырезали камень, по описаниям чертовски похожий на орудие… нашего серийного убийцы из третьего тысячелетия.
К счастью, известны мотивы столь экстравагантного насилия над личностью. Волхвы Дрерога больно пеклись о том, чтобы дух, вышибленный из тела жертвы, не сбежал от них через ее рот. Поэтому, вгоняя в глотку камень, они одним ударом… не просто лишали человека жизни, но и уловляли его бессмертную душу. Она становилась узницей камня. Пойманные в каменные силки души - предназначались Дрерогу. Для грядущего восстания против Перуна-Громовержца.
Правда, способы доставки сей адской почты - варьируются…
«А»: волхвы сбрасывали камни в потайные колодцы, ведущие в преисподнюю.
«Б»: камни автономно откатывались в пекло Дрерога.
Я - не филолог. Но как тут не вспомнить затасканные выражения типа… "камень с души упал", «камень на душе»…
Паркин-старший долил в бокалы коньяк из опустевшего графина. Обведя стол театральным жестом ухоженных рук, он дал понять Игорю, что ничего важного не пропустил, - и можно приканчивать закуски, попутно задавая уточняющие вопросы.
- Ну, после такой лекции мне и развод не пугает, - восхищенно покачав головой, сказал Паркин-младший. - Дальше… дело техники. Мы лишь должны понять мотивацию самого Каменщика. Кто он? Хладнокровный подражатель?.. Или психотик, - возомнивший себя волхвом Дрерога?!.
- Учти, - назидательно перебил его Влад Палыч, - сказания о Дрероге… Нет… Вернее, их фрагменты… Они были опубликованы лишь однажды. В малотиражной монографии. Я дам тебе для ознакомления. Делай выводы, сынок. Боюсь, Каменщик - убийца, подкованный. С ним - нетрудно не будет.
- Ты прав, отче, - Паркин-младший подчеркнуто виновато склонил голову. - Верно. Каменщик пока только разбрасывает камни. Страшно представить, что произойдет, когда этот выродок начнет их собирать. И… Как быть с угрозами в адрес Яна Ранина?
- Просто быть. - Влад Палыч оглянулся на напольные часы, стоящие между окнами за его спиной. - Просто быть с ним рядом. Зря, что ли, я служу начальником службы безопасности "Аглара"? Да и чисто по-человечески… Мне жаль Яна. Любовничек он мне. Бывшенький. О как!
Так, - своим хмельным признанием, - отец с нарочитой бесцеремонностью установил новый уровень откровенности во взаимоотношениях с сыном.
То ли сын давно был к этому готов, то ли коллекционный коньяк выручил, - но он легко принял предложенные правила игры, пробурчав беззлобно:
- Куда катится мир?
- Плевать мне, куда катиться мир, - в тон сыну провозгласил Влад Палыч. - Мы с тобой через 15 минут покатимся в Жуковку. В загородную резиденцию Аглаи. А твои проблемы с моей снохой… позволь, - я за тебя решу. Клавдия балдеет от своего тестя. Голубые - лучшие друзья женщин, мать их... Надеюсь, у вас на даче сотовая связь не сбоит.

Глава вторая.

Я не думаю о себе как о человеке, который «бросает работу, чтобы быть писателем». Я бросаю работу, чтобы, наконец-то, быть.
Джон Фаулз

Согласно православному канону, - всю пасхальную седмицу небесные врата распахнуты настежь. Умершие в эти благодатные дни попадают прямиком в рай. Тихон Громак полагал, - что и живые не должны упускать случая, - минуя многие ненужные тернии, - проскользнуть в иную, новую жизнь. И если уж становиться, к примеру, писателем, то непременно в пасхальные 168 часов.
«У меня растут года, будет и семнадцать. Кем работать мне тогда? Чем заниматься?» Не прошло и 34 года, как Тихон Громак, наконец, осознал, - кем он хочет стать. Вроде и родословная обязывала, и полученные образования. И бабушка Тихона была не абы кто. Аглая Громак. Знаменитая детская писательница. Она умерла шесть лет назад. В Стокгольме. В шведскую столицу она переехала жить в 1989 году. Поближе к давней подруге - Астрид Линдгрен. Книг из-под пера Аглаи Громак - за полвека невоздержанного творчества - вышло множество великое; они и поныне переиздаются рекордными тиражами во всех читающих странах мира.
Тихон едва не окончил филологический факультет МГУ. Когда-то говаривали: «Женщина-филолог - не филолог, мужчина-филолог - не мужчина». Но во второй половине 80-х - это наблюдение уже устарело. Получив право на отсрочку от армии, дневные отделения гуманитарных факультетов заполонили курсантоподобные юноши, чувствительно потеснив девушек даже на кафедре искусствоведения.
Позже Тихону приходилось слышать: «Если хочешь сделать своего сына алкоголиком - отправь его учиться на истфак». Из гущи народной - с этим не стоило соглашаться: по части оглушительного пьянства и изощренного плотского времяпрепровождения - «филои» никому не уступали. Однако, Тихонялог, как почти несправедливо прозвали его сотоварищи, изловчился не всего-то вписать свое имя в анналы бурливой студенческой жизни, - но и вылететь с факультета за месяц до защиты диплома. А ведь он шел на красный…
Перепугавшись, что ее Тихоня, пренебрегший благами военной кафедры МГУ, загремит в армию, - бабушка Аглая на три года упекла его в Кембридж. В колледж Тринити. Скамьи этого учебного заведения, бывало, полировали ягодицами и Ньютон, и Теннисон, и Капица. Да и Тихон Громак не дал маху. Имперского образования - получил сполна…
Правда, не взирая на красноречивые авансы судьбы, - роман с писательством у Тихона никак не задавался. Он подхалтуривал в журналистике, мастерил тексты к песенкам-однодневкам, дважды покушался на крупные литературные формы.
В чем причина? То ли необоримая внутренняя расхлябанность, то ли наследство бабкино, проистекавшее из пятидесяти лет номенклатурного благополучия советского поэта, то ли сотни прочих причин… Что не давало Тихону Громаку поверить в себя как в писателя? Кто знает… Может, - его 34 года. Может, чересчур въедливое изучение биографий признанных классиков - сквозь призму их поздних дебютов…

Всеправославные возлияния в Пасху, - что иногда так веско меняют людей, - не миновали и Тихона.
У кого-то - дело было в шляпе. У Исаака Ньютона - в яблоке. Тихон Громак - превзошел всех. В его истории - воля провидения материализовалась в стеклянной бутылке кетчупа. Вот о ней-то, обо всем том, что закрутилось вокруг нее, и к чему это привело, Тихон - за 3 дня и 3 ночи - сочинил свое первое законченное литературное произведение. Обозвав его "Такая вот Хатанга!", автор дерзновенно приступил к поискам литературного агента. Ибо, поучившись в МГУ и Кембридже, - Тихон отлично знал, что у каждого вменяемого писателя должен быть литературный агент.
Неранний первомайский вечер не убавил Тихону энтузиазма. Он воодушевленно открыл записную книжку сотового телефона и вызвал Дениса Корина. Через 11 гудков сводный брат Тихона - отозвался.
Узнав повод для полночного звонка, он с минуту помолчал; потом еще минуту издавал некие хмыкающие и поддакивающие звуки; после чего затрубил в трубку, чтобы все, мол, сохраняли спокойствие, и что «скорая помощь» сейчас подъедет.
Тихон знал, что брат блефовать не станет. Он предусмотрительно отключил электронную систему охраны, которая целиком просеивала весь ареал его обитания, и пошел на кухню приготовить закуски.
Через полчаса старенький "Ягуар" Корина был под окнами Тихона. Ни звонить, ни стучать в дверь не пришлось. Хозяин уже поджидал на пороге. Гость же, отсрочив приветствие, стремглав выскочил из машины, пронесся мимо и сгинул в полутемных недрах родового гнезда Громаков.
- Жажда или минус? - спросил Тихон приехавшего вместе с Кориным Егора Золовского - закадычного друга обоих братьев.
- Минус, - ответил Золовский и протянул Громаку руку.
- И тебе здорово, - Тихон пожал руку незваному, но всегда желанному гостю и, похлопав его по плечу, провел в дом.
В циклопической кухне - за пятиметровым буковым столом - их уже поджидал Корин.
- Примерно так в Ираке ждали Буша. - Корин был в своем репертуаре. Но руку брату - пожал.
Сыгнорировав его подтрунивания, Тихон первым поднял бутылку с пивом. Корин с Золовским не замедлили присоединиться. Чешское стекло игриво звякнуло, и, - не спеша начать собравшую их здесь беседу, - полуночники приступили к трапезе.
После второй бутылку пива, Тихон отважился напомнить брату о своей просьбе.
Корин его опередил.
- Итак, Тихоня, - начал Денис. - Мы сюда не жрать приехали. Как говорили древние: Тихоня - ты мне брат, но женщина дороже! Давай без Версалей.
Как и просили, - Тихон деловито и сжато изложил суть своего фатального перерождения. Не утомляя гостей художественными деталями и стилистическими находками, - он так же лаконично обрисовал сюжет повести "Такая вот Хатанга!".

На 54-х страницах - формата А-4, через 1 интервал, - Тихон Громак воссоздал картину разлихого запойного сосуществования обеспеченного бездельника и его квартирантов-гастарбайтеров.
Единоличный владелец двух гектаров соснового леса - вблизи железнодорожной станции Жуковка - люто тосковал после развода с женой. Разлука с двумя лучшими на свете дочками - угнетала тем паче. Нечаянный отшельник не умел трезво делить одиночество со своим огромным домом. Построенный в стиле сталинского ампира, - он напоминал типичный дом культуры незабвенной эпохи Иосифа Прекрасного. На его двух этажах было - 7 спален, 2 столовые, кабинет-библиотека, бильярдная, зимний сад, 3 ванных комнаты и кухня размером с «Макдональдс» в спальном районе Москвы. А еще огромный обустроенный чердак. А еще вполне пригодный для жилья подвал. А еще - дюжина бельевых, гардеробных, кладовых и прочих разнополезных каморок… Как тут не запить?!
В Жуковке Тихон ни с кем не общался. Говоря по совести, - большинство обитателей поселка он безмятежно презирал. По праву старожила в третьем поколении. К тому же - в нем нежданно взыграли гены народников. Были, были в его роду ясноглазые ходатаи, исступленные радетели повального счастья. Вот и нашел себе скучающий Робинзон не одного, а пятерых Пятниц.
Бывшие жители таймырского города Хатанга - дни напролет продавали мороженое в электричках белорусского направления. До встречи с Громаком - коробейники из Хатанги снимали в Усово комнату, сравнимую по площади с письменным столом в кабинете его бабушки Аглаи. В родном же Заполярье - они владели двухкомнатной недвижимостью. В связи с чем, - в Усово им, бесспорно, жилось тесновато. Однажды они ни к месту расхрабрились и расклеили, где ни попадя, объявления: "Русская семья из 5 человек: муж, жена и три дочери (20, 23, 27) снимут 2-3 комнаты по Смоленскому или Усовскому ж/д направлению. Недорого. К/т --- -- --".
Мороженщики Русаковы были исконными русаками. Но - в снятой за 100 долларов в месяц хоромине - потерялись, как невезучие таймырские аборигены на просторах Белого безмолвия… Как тут не запить?!
И запили.
Поначалу - порознь с хозяином. Чурались. Странный какой-то.
Пили Русаковы, пили… Их чуть с работы не уволили.
Потом, конечно, с электричками все уладилось. И с хозяином - тоже. Он милостиво позволил благодарным мороженщикам совмещать их досуг со своими запоями.
Так прошло полгода. Чертей по углам пока никто не зажимал. Зато накануне Пасхи - старшая дочь Анатолия Русакова заявила, что была зверски объедена жирной белой мухой. Истерика продолжалась часа три. Чтобы угомонить не трезвевшую Катю, - Тихон принял Соломоново решение. В пятницу вечером - все три дочери Анатолия получили авиабилеты в оба конца, по 700 долларов отпускных, попрощались и улетели в Хатангу. До конца майских праздников.
На этой почве - Громак и старшие Русаковы - отметили Пасху, как родные. Еще до заката - все трое наспиртовались до беспамятства.
На следующее утро - Тихон, опамятовавшись первым, увидел ужасное: его кухня - дословно - утопала в крови. И вместе с кухней - в крови утопали бездыханные тела Анатолия и Галины. Но Тихон, насквозь пропитанный склизкой, липкой жидкостью, - даже не успел примерить на себя маску бессознательного убийцы. Его взгляд - бездумно опережал его мысли. А тело Галины уже ожило…
Нежить из Жуковки - почти бодро поднялась на ноги, оправила испорченное платье и загипсованной походкой пошла на Тихона. Подойдя к нему вплотную, - мертвячка с живой укоризной взглянула в его потусторонние глаза и заговорила:
- Тихон, ну… на хрена… вы с моим Толькой… целый ящик кетчупа разбомбили?! Деньги-то какие… коту под хвост!..
И тогда - в полипсестном мозгу Громака - возникла идея. Чета Русаковых тут же была отослана в Хатангу. А Тихон - сел писать...

«…Муха размером с маслину нестерпимо озвучивала воздух… То ли храпела она на лету, то ли визжала от отчаянного запора. А еще звенел будильник. Электрическая хрень захлебывалась от восторга. Она знала… Сергей никогда не переборет свою лень и не преодолеет пять комнат, - чтобы убить вечно звенящую тварь, мать его! Хотя и матери у него нет. И жена его бросила. Или выгнала… А убивать эту живучую муху в паре с бессмертным будильником… Они издают звуки! В жизни Сергея почти не осталось звуков. В жизни Сергея остались сплошные запахи…
Зря Сергей приютил в своем доме гастарбайтеров из Хатанги. Они располагали неисчерпаемым запасом запахов. Отвратительных запахов. Поразительно, как эта затхлая семейка (папа, мама и три дочки детородного возраста) умудряется почти каждый день выкарабкиваться на работу из сумерек производимых ею запахов.
Бедные крышки унитазов: обмоченные, промятые, сбитые набок. А использованные гигиенические тампоны в чашках с недопитым чаем? А тухнущая на разделочном столе баранина? Не дом! Смрадная кунсткамера!
Вдобавок к поражающим запахам, у гастарбайтеров Сергея имелось всеобщее высшее образование (у мамы даже два), гипертрофированная ностальгия по советскому полуострову Таймыр, несметное количество беспардонных друзей и благодушный пофигизм хозяина всего этого огромного Дома культуры. В Жуковке (со времен бабушки Сергея) он так и назывался. Дом культуры…
Жильцы и их гости без устали сновали по двум тысячам квадратных метров особняка Сергея. Они жарили баранину, курили анашу, пили задешево и в обоих предоставленных им туалетах - при открытых дверях - пускали громоподобные ветры; короче, живейшие и искреннейшие люди. Раньше Сергей никогда не встречал сходных с ними на своем гладком жизненном пути. И пусть они разобьют еще один телевизор. Пусть приторговывают анашой. Пусть воняют. Главное, чтобы среди муравейников окурков, сугробов хлебных крошек и козявок, добродушно подвешенных на раму портрета покойной бабушки Сергея… Главное, чтобы они ЗВУЧАЛИ! Но жильцы его ЗВУЧАТЬ не хотели…
И за что на него вся эта Хатанга свалилась?! Может за то, что Сергей, как мелочный мальчишка, затаил обиду на собственных дочек? Дескать, почему за папку не сражались и с мамкой не помирили? Не стыдно мужику, у которого уже мошонка седеет?
Такая вот Хатанга! Такой вот вечный будильник на пару с бессмертной мухой, мать его! Хотя и матери-то у него нет…»

 «Такая вот Хатанга!» получилась. Расправившись с текстом, Тихон подошел к узловому вопросу. Автор не знал, - что - делать - дальше. Зато его сводный брат - знал наверняка. И Золовский - тоже. Он уже издал два исторических романа. Бестселлерами они не стали. Но опыт общения с таинственным кланом литературных агентов - у него, бесспорно, наличествовал. Мало того, на днях - в соавторстве с Кориным - Золовский закончил третью книгу. Стоило поторопиться. Послезавтра Корин с Золовским улетают в Прагу. Из Праги - на машине - они отправятся вглубь Чехии. В Южную Моравию. К развалинам замка Валенштин, - проклятого римским папой.
 
Спустя 10 минут после корыстной исповеди Тихона - Корин с Золовским покинули его дом.
В 01.30 ночи Тихон снова остался в одиночестве. В громадном и пустом доме. Он невесело призадумался, как его бабуле удалось сохранить за собой это бесовское логово? Согласно семейной мифологии и отдельным документам из архива Аглаи Громак - недвижимость в Жуковке ей отписал Лаврентий Палыч Берия...
И не напиться нельзя. Не из-за неизбывного страха перед бабушкиным домом. Нет. Напиться придется - по делу. В кои-то веки - оно у Тихона Громака завелось. Ранее у него заводились только привидения, тараканы с крысами и педикулез. А сегодня - завелось дело. Дело - это настоящее слово. Стоящее.
Итак, Тихон, как напутствовал сводный брат, залез в Интернет и немедля отправил на оставленный ему адрес текст повести "Такая вот Хатанга!". Корин с Золовским поручились. За этим адресом скрывается один из лучших литературных агентов Москвы. Что ж. Сеть покажет. Впредь - от Громака ничего не зависит. Автор сделал свое дело - автор может наливать...

       Тихон проснулся на медвежьей шкуре. В просторном туалете, соседствующем с его спальней. Это значит, что, кроме демона Алкоголя, - за Тихоном снова гонялись местечковые призраки. А он с детства не знал места безопаснее, чем сортир при спальне. Его осиновая дверь - была надежнее бесплодия скопца. Когда-то - Тихон понавешал на нее столько чеснока, крестов и разнообразных серебряных побрякушек да оберегов, - сколько не сыщешь и во всех хуторах Трансильвании.
Корин как-то пошутил, не заливает ли его брат в сливной бачок святую воду? Смех-смехом, но Тихон и впрямь подумывал присовокупить к уже имеющемуся антибесовскому арсеналу - дюжину склянок со святой водой. Потом он здраво рассудил, что это отдает сатанизмом. И передумал.
Из кармана джинсов Тихон достал сотовый телефон. 11.40. В 10.00 - пришло последнее СМС. «13.00. Кафе в Доме композиторов. Твой литературный агент».
Как ни тяжко было похмельному Тихону, а пристало поторопиться. Он, повизгивая, пометался под контрастным душем. Подравнял недельную щетину. И поплелся в гардеробную.
Не представляя, как должен выглядеть начинающий писатель, - Тихон решил не мудрить. Стоя в дверях гардеробной, он удовлетворенно обозрел теснящиеся ряды вешалок, забитые полки, переполненные обувные стеллажи.
Громак уверенно выбрал светло-синие джинсы «JOOP», бежевый свитер «Malo», накинул на широкие плечи коричневый кожаный пиджак «Hermes»; слегка замявшись, натянул черные "казаки" ручной работы - и вернулся в ванную. Там он снова замешкался. В итоге - побрызгался «Allurе». Затем - Громак с гелем зачесал назад угольно-черные, не побитые возрастом, но уже чуть посеребренные вихры. Пригладил виски. И…
Черт, забыл про дезодорант! Надо бы устранить оплошность. Тогда и, с богом!..

Глава третья.

И вдруг он покачнулся,
И покатился на них,
И мгновенно всех раздавил.
Но некоторые успели взвизгнуть.
Стивен Крейн

Мише Карлову - было восемнадцать. Пять дней назад он прилетел в Москву. Прилетел из Сургута. Прилетел, - чтобы увидеть, показаться и покорить. Как и те, кто - до него, с ним и после. А еще - Миша прибыл в столицу, чтобы спрятаться; спрятаться от родного ледяного города, от его мужиков, не желавших видеть в нем равного им человека. Сургут - город богатый, но пока слишком юный, чтобы примириться с извечным содомским грехом.
Мише казалось, что он хочет от жизни немногого. Он мечтал стать дизайнером веб-сайтов и безнаказанно спать с мужчинами. Поначалу - Миша рассчитывал обосноваться в Питере. Но златоглавая взяла свое. Неизвестно, что нашел бы Миша на промозглых берегах Невы. В Москве же - Миша нашел свою смерть...
Миша Карлов прилетел не на пустое место. И не с пустыми руками. За пять дней он успел снять комнату в Новогиреево, принять в наследство от земляка сносного любовника, который наградил его ласковым прозвищем Мишка-Бельамишка, и позажигать во всех гей-клубах столицы.
Субботним вечером 03.09 - Миша в сердцах выбежал из «Розового треугольника». Он поссорился с приятелем. Поссорился глупо, по-детски и одновременно по-мужски. Ревность северного человека неумолима, как вечная мерзлота, а обида - неисчерпаема, как сургутский газ. Выбросив из памяти разбитую интрижку, Миша дерзко зашагал прочь от «Розового треугольника». От него по Маросейке - минут пятнадцать до памятника героям Плевны. Там видный сибирский паренек без внимания не зачахнет. С его сургутскими деньгами и молодецким либидо - будущее мнилось теплым, как облегающая Мишу ночка.
Размышляя над тем, что побудило хозяев «Розового треугольника» прозвать так ночной приют гомосексуалистов, Миша Карлов поравнялся с суровой громадой здания налоговой полиции. На углу Маросейки и неизвестного ему переулка - он остановился. Закурил. Огонек зажигалки осветил входную клубную печать: на запястье правой руки розовел крохотный треугольник. В годы второй мировой войны - розовые треугольники нашивались на робы тех узников нацистских концлагерей, что пострадали за свое инаколюбие. Тогда этот знак - неминуемо вел к гибели. А спустя полстолетия - розовый треугольник превратился в ключ от одного из тайников возрожденного Содома.
От абстрактных мыслей о превратностях истории Мишу отвлек вопрос, будто из воздуха возникшего прохожего:
- Извините, юноша, не укажете ли тропинку к "Розовому треугольнику"?
Голос у незнакомца был низкий и не грубый.
Тембр его - томный и мускусный.
Лицо скрывал козырек бейсболки.
Но все, что находилось ниже козырька, разборчивого Мишу вроде устраивало. Жизнь русского гея прямолинейна и непредсказуема. Глупо размениваться на мелодраматические условности.
- Сегодня в "Треугольнике" скучнее, чем на девичнике. - Миша не колебался. - Может, ко мне?
Незнакомца будто подменили. Он тонкогубо сплюнул на лакированные Мишины туфли и прохрипел:
- Ах, ты, гомосечка… - Человек в бейсболке левой рукой вцепился в тонкую, жилистую шею Миши. Правой рукой он полез за пазуху своего кожаного пиджака...
Миша умирать не хотел. Он смачно плюнул в бескомпромиссный взгляд нечаянного врага. Враг, как и предписано триллерами, на полвздоха ослабил хватку, - и Миша сумел выскользнуть. Инстинкт самосохранения погнал его вниз по переулку. Краем глаза беглец приметил фанерный забор стройплощадки. Пробежав метров пятнадцать, Миша свернул направо, где забор обрывался, - образуя проход к старинному двухэтажному дому. Не сбавляя темп, он нырнул в подвернувшийся коридор и вскоре оказался на широком, подсвеченном пятачке, который напоминал церковное подворье после набега язычников.
Не чуя за спиной погоню, Миша дал себе секунду на ознакомительный отдых. Строения вокруг него были ободраны до столетнего, бурого кирпича. Всюду навалены горы строительных материалов и мусора. Пахло свежей стружкой, краской и сырой штукатуркой; дощатые заборы, рабица, колченогие леса, пустоты оконных и дверных проемов…
Но пока Миша изучал укрывший его двор, - погоня возобновилась. Впереди, метрах в трехстах, возвышалась католическая церковь, скудно отраженная окнами жилого дома. По идее, он должен был каким-то образом врастать в соседний переулок. Спасительному рывку мешал лишь хлипкий заборчик из вагонки. В нем и калитка поскрипывала. Но воспользоваться ею Миша не успел. Его ночной недруг снова возник на пути. Телепортация, пожалуй, могла бы извинить нездоровую прыть человека в бейсболке. А в чудеса Миша Карлов не верил.
Бросившись к ближайшему строению, Миша резво запрыгнул на нижний ярус опоясывающих его лесов. В три шага - по пружинящим доскам - он очутился у черного провала окна. Спрыгнул внутрь. Пролетел метра два вниз - и, ухнув, приземлился на мокрый песок.
Сумеречное помещение было пустым, как выпитое яйцо. В синеве единственного окна - следом за Мишей - застыл его неутомимый преследователь. Бейсболку отняла погоня…
Миром не разойтись.
И Миша Карлов - школьные годы посвятивший спорту - избрал лучший способ обороны. Он напал сам. Ринувшись к окну, он подпрыгнул, ухватил незнакомца за стрелки дорогих брючин - и рванул на себя. Незнакомец - обрушился вниз. Падая, он ударился затылком об угол каменного подоконника…
Миша Карлов обессилено присел на корточки. У трупа человека без бейсболки. Его кулак - все еще сжимал увесистый камень. А на поверку - не камень. Бюстик П.И.Чайковского.
- Вот тебе и Москва… Голубая моя столица… - выругался вслух восемнадцатилетний убийца. - Уехать из Сургута…
Как доказать?
Самооборона?!
Ни свидетелей.
Ни подходящих знакомых…
- Почему нет знакомых?! - Миша снял с пояса сотовый телефон, покопался в номерах и... «Ян Ранин --- ----...»
…Набрать номер Миша не посмел. Адвокат, взъерошивая волосы на Мишином затылке, наказал звонить, когда заблагорассудится. Но это было сказано после щедро оплаченного секса в «темной комнате» «Розового треугольника»...
Миша закурил. Зажигалка - опять высветила розовый треугольник клубной печати. «Розовый треугольник» - дрянное название для гей-клуба. Не надо тревожить тени нацистов. Мише полезли в голову - «ночь длинных ножей» и почти хроникальные кадры Висконти, - буднично живописующие массовые расстрелы молодчиков распутного Рэма…

- Тук, тук, тук, тук!
Ходит Каменщик вокруг.
Ты закрой покрепче рот,
Если мимо он идет…

Приближалась полночь, полная луна, готические контуры католической церкви в раме синего окна, - ничто не возбуждало в Мише такой неизреченной жути…
Но эта песенка…
Голос!..
Голос, ее исполнявший… никому не принадлежал...
Страшнее всего было не то, что Мишу застали на месте преступления, не то, что кто-то издевался над ним при помощи детских стишков…
Нельзя бояться того, кого нет рядом. Или, точнее, того, - кого - вообще - нет. Тьма, всосавшая помещение, - не запугивала кромешностью. Миша различал в ней даже углы, безоговорочно веря, что здесь он - один. Катализатором его страха - был - именно - голос... Миша не мог назвать его мужским. Или женским. Он не мог назвать его детским. Или старческим. Он не мог назвать его - человеческим...
Но человек появился. Не какой-нибудь фантом, - а рядовой землянин. Из плоти и крови. И он - тоже проник сюда через окно. Черты его лица угадывались плохо. Еще хуже - сумрак обрисовывал его фигуру и облачение.
Но человек - появился. И губы его - не шевелились. И глупенькая песенка - звучала сама по себе:

- ...Если ты плохой малыш,
И родителей не чтишь,
Старый Каменщик придет,
Круглый камень принесет.
Только ты откроешь рот -
Камнем он его заткнет...

Глава четвертая.

Мне и в голову не приходило, что никто так не нуждается в снисходительности, как я.
Сомерсет Моэм

Джип Тихона Громака въехал в Жуковку в 15.12. Его спутница держалась как немая. И Громака - не утомляло ее пленительное молчание. Ему - было - о чем - не говорить - за рулем. Инга Сарга пробудила в нем давненько дремавшие мужские инстинкты. Корин с Золовским - не предупредили Тихона, что их маститый литературный агент - подавляюще красивая женщина за 30. И был какой-то подвох в том, что Инга Сарга возжелала провести переговоры - в гостях у Тихона, а не в Доме композиторов. В кафе - Тихон просидел сорок минут. Он-то ждал дошлого мужичонку. Тихон как-то не подумал, что мопассановская красавица - за соседним столиком - кидает на него цепкие взгляды не скуки ради...
Взвизгнул пульт. Кружевные чугунные ворота ручной ковки - плавно втянулись в пазы. Громак въехал на широкую аллею своего литературного ранчо и затормозил. Между ног Тихона возгорался низменный и несвоевременный протест против почти годового воздержания. Оставив джип у ворот, он предложил гостье - пройтись до дома пешком.
Бесстыдная запущенность усадьбы - очаровала Ингу. Властная и высокомерная, - она с отсутствующей улыбкой шла под руку с Громаком по вмятой в цемент гальке аллеи, - и как-то затравленно любовалась обветшавшим пейзажем. Хозяин заносчиво подмечал, - что его гостье до чертиков нравятся зеленые сумерки его сосен, рассеянные среди них парковые скульптуры, полуобвалившийся фонтан с позеленевшими бронзовыми тритонами и диковинная беседка в обрамлении джунглевых зарослей сорняков …
Как вкопанная, - Инга надолго застыла у этой тяжеловесной беседки.
И не понапрасну.
Беседка вызывающе выпадала из совокупного фона типичной сталинской усадьбы. Она была отстроена из неизвестного гландово-розового камня. Ее крыша - с высоким карнизом - зиждилась на четырех квадратных колоннах. На четырех углах крыши - и по центру двух ее более длинных сторон - обвисали треугольные корзиноподобные стоки. А вдоль карниза - вился замысловатый геометрический рисунок: нечто среднее - между руническим письмом и шумерской клинописью…
Войдя в «Дом культуры им. Аглаи Громак», - Инга Сарга почти победоносно выдохнула на пороге. Тихон не удержался от сарказма:
- Покойная Аглая Яновна не признавала литературных агентов, как институт.
- Напрасно иронизируешь, Тихон, - парировала Сарга. - Прости за высокопарность, но я выросла на ее книгах. Из-за них же и в издательский бизнес поперлась... С детского сада забыть не могу:

Для любимой куклы Даши,
Для любимой куклы Кати
Я сварю овсяной каши
И сошью два новых платья.

Этих девочек упрямых
Я не буду ставить в угол.
Я хорошей буду мамой
Для своих любимых кукол…

- Ладно, пойдем, покажу, где классики трапезничали, - Громак кивком головы предложил гостье следовать за ним.
С покорностью младшей сестры - Инга Сарга пересекла просторный круглый холл, окруженный крутобокими колоннами карамельного цвета; они же - поддерживали верхнюю галерею с сутолокой бессмысленных комнат. За колоннами - так же по кругу - выделялись филенчатые двустворчатые двери. Вели они внутрь нижнего лабиринта. Инга насчитала их семь.
Громак дернул за ручку одной из дверей. Перед Ингой предстала круглая - как нутро барабана - кухня. Горки, буфеты, колонки, шкафы, разделочные столы, полки, тумбочки - все тут было сработано с учетом округлости стен. Заставленную резной древесиной кухню - расчленял длинный буковый стол. Отодвинув вычурный стул, Инга Сарга присела и приосанилась. Личина самонадеянной дивы - вернулась на ее смуглое лицо. Тихон - оторопело и суетливо - включил электрический чайник. Затем отступил к холодильнику. Молча накрыл на стол. Прицелившись в еду ножом и вилкой, - Инга Сарга заговорила первой.
- Входя в дом, я… переоценила уровень железа в собственном характере. Ты не должен был видеть меня… растроганной, что ли… Не сегодня. - Громак вопросительно вскинул волевой подбородок. - Итак, повесть я твою не читала. Но просмотрела. Без обид. У меня такой стиль работы. За час в Доме композиторов… я достаточно к тебе пригляделась. Мне 36 лет... Половину из них - я в бизнесе. И, клянусь бутылкой дорогущего игристого вина, которую ты припрятал для меня под столом в серебряном ведерке… ты уже писатель. Пусть неумелый, неопытный, зажатый… Но - прирожденный.
У тебя есть - главное. Правильный выбор. И стиль… Дальше - моя забота. Засучу рукава, возьму рубанок, постругаю тебя кое-где… И, может, когда-нибудь станет Тихон Громак - Большим Писателем, оставив на заднице Вечности славный и незаживающий шрамчик.
Ошарашенный Громак перебил Ингу:
- Я… Но ты, сдается, избираешь клиентов методом лозоходцев? Это они шатаются по степи с веточкой и не ведают, на что набредут: то ли на колодец, то ли на шахту ПВО...
- Я не ясновидящая. И не шарлатанка. И на нищую я не похожа. Как, по-твоему, я зарабатываю деньги? У меня есть малюсенький, но самодостаточный дар. Я - вижу писателей... Поверь. Список моих клиентов тебе известен по полкам книжных магазинов. Он - моя гарантия. Но иметь предназначение - еще не значит быть писателем по жизни.
Переведя дух после сердитой тирады, - Инга поспешила утешить растерявшегося Тихона:
- Ты пойми, не все так печально и однозначно. Каюсь, краешком глаза я изучила твои листочки. Говоря, что у тебя хороший стиль и рассказчик ты отменный, - я не блефую. Правда, твой дебют… даже я не берусь продать. Ты пока толком и не понял, зачем начал писать, что хочешь сказать публике, в чем твое именное литературное мессианство. - Громак укоризненно вздохнул. - Ты пока не пишешь, не сочиняешь, а виртуозно кувыркаешься под куполом изящной словесности. В твоей повести слишком много самолюбования, смакования деталей и сведения счетов. Зачем?..
Гоголь, Диккенс, Хемингуэй… Они давным-давно исчерпали все, что имеет отношение к местам действия и внутреннему миру книжных героев. Зачем довольствоваться вторичностью?!
Нужны диалоги - динамичные, каверзные, нахрапистые. В них можно втиснуть любые детали. И при этом никого не утомлять литрами слов о качестве изумрудов в гребне Гертруды или о цветовых оттенках коры древа, на котором повесился Иуда. Ни при Теккерее, ни при Флобере или Тургеневе - не существовало кино, телевидения, интернета. Вот и приходилось изворачиваться, чтобы читатель не заблудился в виртуальном мире писателя... Ну-ка, попробуй, писатель, опиши мою внешность.
Тихон встал, налил воды из-под крана - и долго-долго пил ее жадными глотками…
- На… Ты похожа на Фани Ардан.
- Мне только 36. Но за сравнение - спасибо. Оно лестно. И… ты сам признал, что кино отняло у тебя немаловажную прерогативу. Описывать людей. Не расстраивайся. Лев Толстой вышвырнул бы в корзину половину «Анны Карениной», если бы был знаком с Самойловой.
Не хочу тебя обнадеживать. Но... Величайшую тайну написания хорошей книги… ты, минуя годы труда и ошибок, все же постиг. То есть… ты как-то понял, что в основе ликвидного сюжета - лежит простейшая житейская ситуация, которую надо довести до абсурдной схемы. В наши дни - писатель уже не инженер человеческих душ... Он их дизайнер. Технологии надвигаются. И загоняют книжных червей в интеллектуальную резервацию, где им придется побороться за выживание в условиях новой эволюции.
То-то. И засим. Завтра. Тихон Громак. Обязывается. Подъехать ко мне в офис. Мы подпишем выгодный и жесткий контракт. И начнем. Работать. Над его первой книгой.
- Если со мной закончили, может… про Аглаю Яновну? - суматошно предложил Тихон.
Сарга оставалась восхитительно невозмутимой.
- К Аглае Яновне мы вернемся. Скоро. А пока, Тихон, - еще кое-что о тебе. И обо мне между строк… Чтобы впредь у нас не случалось досадно нежданных откровений...
Как выразился мой именитый клиент Васька Баженов, я - угнетающе красива. И не надо раздевать меня глазами и представлять свой знаменательный член у меня за щекой или в иных сугубо функциональных отверстиях... Я, Тихон, - отпетая лесбиянка.
       Тихон зачем-то привстал - и опять сел. Его правая рука машинально опустилась под стол - за шампанским.
В терпко-синих глазах Инги - мелькнуло что-то вроде женской, рачительной жалости.
- Разумеется, я преувеличиваю. Единожды я трахнулась с мужчиной. Чтобы удостовериться в мудрости матери природы. Еще… я четыре раза, как говорится, брала в рот: один раз у твоего сводного брата, два раза у Егора Золовского и четвертый раз у безымянного гаишника… Тот хотел засадить меня в «кутузку» за кокаин в ноздрях и «бардачке»…
Тихон откупорил-таки «Дон Периньон» - и незряче разлил его по кружкам с недопитым кофе. Планета Земля - сердечными толчками - сужалась до размеров кухни. Тихон залпом осушил кружку шампанского.
- Ты первый, кто столь безыскусно справляет поминки по моей красоте. - Инга состроила Тихону милую гримаску.
Поставив локти на стол, - она утвердила свое точеное личико на узкие ладони и пронзительно взглянула в побежденные, облачные глаза Громака. Тихон - от тряского волнения - осушил и кружку Инги...

Тихон лет десять, как перестал теряться наедине с женщиной. С любой женщиной. Но такого осязаемого ужаса - в ожидании неизбежной близости - бедняга не испытывал никогда.
- Ты очень... Ты очень трогательный... - промурлыкала Инга и, будто перетекла под стол...
Тихон искушенно сосредоточился на неумелой - и бесстрастно болезненной ласке Инги. Он возблагодарил себя за утренний душ. Чистоплотный по натуре, - Громак, бывало, баловал себя недельным немытьем…
Минут через пятнадцать - неутомимый суккуб вылез из-под стола и, снова усевшись напротив Тихона, заявил:
- Поздравляю, ты - пятый... Ненавижу глотать... Зато отныне - мы почти одна команда. Представь, если бы не я… сколько бы мы с тобой потратили сил, средств, нервов... и времени, чтобы придти к тому же результату. Или к полному краху деловых и интимных отношений. Ведь лесбиянки - тоже немножко женщины...
- Голову отдам на отсечение! - истерично всхлипнул Тихон.
Ингу было не унять:
- Через пару минут мы продолжим наш многообещающий разговор. Мне - очень - нужен - писатель - Тихон Громак. Мне 36. Коллекционировать положено то, что не положено. Я, к примеру, коллекционирую книги писателей, которых… отыскала лично я, и которых лично я вывела в люди. И у тебя, Громак, есть шанс стать очередным ценным экземпляром на моей книжной полке.
Громак недоверчиво склонился к Инге и невесело спросил:
- За работу?
- Аглая Яновна до смерти мечтала издать что-нибудь не для детей. Хоть что-нибудь не для детей… И издала бы. Не будь она одержима непролазной готикой.
Сталинская премия за пионэрские вирши задавила карьеру писателя-мистика. С 1949 года любимица советской детворы не имела права на буржуазную шизофрению Майринка или Лавкрафта.
Мы встречались с Аглаей Яновной. Однажды. В Стокгольме. Я заклинала ее возвратиться к сюжетам, которые она вынашивала лет сорок. В конце концов, кое-что в России изменилось.
Но Аглая Яновна была непреклонна. В восемьдесят шесть - люди не меняются.
На, почитай… Комментарии потом… Кроме этой статьи в неизвестном шведском журнальчике - ничего…

«Сон Гамлета о неведомом Кадате

       Быть иль не быть, вот в чем вопрос.
       Достойно ль
       Души терпеть удары и щелчки
Обидчицы судьбы иль лучше встретить
С оружьем море бед и положить
Конец волненьям? Умереть. Забыться.
И все. И знать, что этот сон - предел
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть. И видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся
Когда покров земного чувства снят?
Шекспир. Гамлет (пер. Б.Пастернака).

       Что есть сновидение?
       С досужей точки зрения - неверный отблеск грядущего. Для уверовавших во Фрейда, и едва ли познавших его, - это мимолетная тень счастливо позабытых кровосмесительных связей; зачатых, но мертворожденных желаний; портрет нашей похоти работы Пикассо. Поборник здравого медицинского смысла скажет, что сновидение, как архивная картотека или компьютерная программа растаскивает нашу повседневность по разным участкам головного мозга; или, того лучше, как рачительная хозяйка, которая, стоя перед холодильником, сортирует продукты: и кладет мясо в морозильник, зелень в пластиковый лоток, а на прочих полках между ними мешает масло, сыр, сковороду с рыбными котлетами.
       Итак, что же есть сновидение?
       «Вот беспокойный час, когда подростки спят,
       И сон струит в их кровь болезнетворный яд», -
       Привиделось Бодлеру.
       Лавкрафт дает свое толкование предмета. Сновидения его героев - это инобытие, точнее сказать, снобытие. Ушедший в мир снов персонаж Лавкрафта есть Гамлет ХХ века, переживший наяву, по ту сторону сна, гибель «Титаника», мучительное послевкусие Великой войны, феерический подъем и опустошающий кризис новорожденной американской империи, утверждение фашизма, крушение межличностных отношений, крах общественных устоев, обрушение нравственных опор и традиционных ценностей.
       Диагноз: отторжение человеческой личности окружающим миром.
       Рецепт: либо летаргия, либо смерть.
       Но мертвец не видит снов, поэтому герой Лавкрафта обречен на жизнь, скорее, на существование, ради снов. Не случайно же и шекспировскому Гамлету мысль об избавлении от ужаса жизни приходит в виде цепочки: умереть (нет!) - забыться (нет!) - уснуть (да!) - и видеть сны (вот спасение!).
       Нет ни Ктулху, ни Нарьялатхотепа, ни кошек Ультара, ни морока над Инсмутом. Их нет, и они есть. Они снятся. Вернее, герой их себе снит. И чем страшнее сон, тем действенней лекарство. Как воскликнул когда-то Беранже:
       «Господа! Если к правде святой
       Мир дороги найти не сумеет,
       Честь безумцу, который навеет
       Человечеству сон золотой!»
       В этом сне герой волен выбрать спутников по своему усмотрению. Кошмар длится годы, века, тысячелетия: но это всего лишь мгновения фазы быстрого сна, ради достижения которой требуется полноценный 6-8 часовой сон. Четверть, а то и треть жизни должна быть посвящена тому, чтобы состоялось это путешествие в поисках неведомого Кадата, длиной в час, вмещающий всплески и сломы десятков эпох межгалактического масштаба.
       Но герой никогда не достигнет своего неведомого Кадата, ибо достичь конца путешествия означает умереть.»
       
- …Аглая Яновна с младых ногтей увлекалась паранаучными исследованиями. Мы говорим Аглая Яновна Громак - подразумеваем Анна Арнольдовна Дубасова… Помнишь экспедицию 1974 года? Где пропали твои родители? До сих пор непонятно, ради чего… профессор Дубасова созвала под свои знамена девятнадцать авторитетнейших археологов планеты. А вот о том, что Аглая Яновна - через подставные международные фонды - финансировала пропавшую экспедицию… Короче, телевизор смотреть надо… Прочел?
- Угу… Я только «Культуру» смотрю, - с извиняющейся улыбкой отозвался Громак. - …Лавкрафт… Здорово она про него…
Инга саркастически вскинула брови:
- Да-да. По каналу «Культура» и показывали документальный фильм о загадках дубасовской экспедиции. - Инга достала из сумочки серебряный портсигар и извлекла из него самокрутку с анашой. Прикурила и продолжила:
- Аглая Яновна была со мной непредсказуемо и неправдоподобно откровенна. В ее стокгольмской квартире - я… впервинку услышала о некоем внуке, коему она жаждала отписать свое литературное хозяйство. Она была убеждена… Рано или поздно… этот ее внук - возомнит себя писателем. И тогда читающий мир оценит, - чего стоит готика Аглаи Громак…
«Лавкрафт. В Стокгольме с бабкой встречалась? Ей - не 36… Но хороша!», - мечтательно подумал Тихон, отобрал у Инги самокрутку, затянулся и ехидно спросил:
- Неужели бабуля не достала тебя ни одной своей байкой?!
- Не обижай меня, - хмыкнула Инга. - Идея новеллы о серийном убийце по прозвищу Каменщик - это не байка.
Тихон вздрогнул и дробно рассмеялся.
- Каменщик... - Он ущипнул себя за кадык и принялся вспоминать вслух:
- Нормальным детям перед сном колыбельные поют. Максимум - сереньким волчком пугнут. Но с фантазией бабушки Аглаи… Ты про черного волхва, который вечно слоняется по белу свету, ищет грешные души и прячет их в волшебные камни? Про него?.. Корин - из-за Каменщика на мистике сдвинулся. И Золовский… И я… Из-за них, придурков, разучился трезвым засыпать. Думал, обзовусь писателем, трезвее заживу…
- Дописать за бабушку… - оживилась Инга. - Не твой ли это долг? И не ее ли эта воля?
- Долг, воля… Один живи и здравствуй, другой, напротив, сгинь… - саркастически продекламировал Громак. - Я с подгузников исполнял ее волю. От человека моего возраста этого трудно ожидать. И кстати… Ты, кажется, претендуешь на роль медиума?
- Ты меня демонизируешь, - обелилась Инга. - Я всего-то обещала Аглае Яновне приглядеть за ее внуком. И потом. Роскошествуя на ее деньги, должно испытывать благодарность. У тебя самого - две дочки подрастают.
- Да, две… Две! - пробурчал Тихон. - Зачем мне чужие мысли? От своих череп пузырится...
Ретировавшись к холодильнику, отец двух дочек - с двумя бутылками шампанского наперевес - окликнул Ингу:
       - Эй, меньшинство, пойдем в кабинет бабушки Аглаи. Каменщика поищем...

Войдя в кабинет, Тихон оседлал единственный стул и несмело завел нараспев, покачиваясь в такт словам:

- Тук, тук, тук, тук.
Ходит Каменщик вокруг.
Тот, кто дурно поступил -
Свою душу погубил.
Ночью явится за ней
Старый Каменщик-злодей...

Замершая на пороге Инга - недовольно фыркнула и демонстративно поежилась. Сморщив нос, она почти равнодушно обозрела обширную комнату. За неимением выбора - она прошла к письменному столу и плутовато притулилась в троноподобном кресле.
- Бабуля была крупным человеком, - сострил Тихон. - С чего начнем?
- С…
- Верхний ящик справа от тебя, - посоветовал хозяин.
Через минуту Инга - выложила на инкрустированный стол толстую кипу нотных тетрадей.
- Я-то, дура…
- В напрасном гневе калории не сжигаются, - обрадовался Тихон. - Ты не знала, что бабушка Аглая творила, исключительно, на нотных тетрадях?! Вот она - ее недостроенная готика.
Инга - тотчас реорганизовалась и, посмеиваясь над собой вместе с Тихоном, погрозила ему загорелым кулачком. Показав Тихону язык, она кокетливо провозгласила:
- Я рада, что ты… возомнил себя писателем. Иначе… пришлось бы тебя убить.
Тихон дурашливо нахмурил брови:
- Убить.
- Деньги надежней любого оружия.
- Я мог отказаться.
- Верю. Для тебя деньги не манок. Я бы… выкрала эти ноты.
Вместо ответа - Громак напомнил о деле, постучав указательным пальцем по стопке пожелтевших за десятилетия тетрадей.
- Может, тетрадки полистаешь? Ты из-за них собиралась моих девочек сиротками сделать.
- А они не сиротки… при живом отце? - буркнула Инга. - Полистаешь?! У меня от твоих… кобелиных взоров уже вмятины в сиськах, - приговаривала она, деловито расстегивая пурпурную шелковую блузку. - Почему я, старая, больная лесбиянка, обязана бросаться на амбразуру твоего неудовлетворенного либидо? - Невесомая блузка опала на пыль нотных тетрадей. - При бешеных деньгах, с супружницей ****овитой за плечами, не пристало угрюмо дрочить, оплакивая утраченные иллюзии. - Пунцовый шелковый бюстгальтер, которому Тихон безошибочно присвоил 3-й номер, повис на резном подлокотнике его стула. - Учти, Громак, сегодня ты употребишь меня в первый… и последний раз. Рекомендую оттрахать меня чрезвычайно изощренно… Завтра же, после подписания контракта, найдем тебе… приемлемую любовницу, - взыскательная анти-дева слегка замешкалась в рыхлом кресле, стягивая полупрозрачные, кружевные трусики…
Хищная нагота Инги Сарги - в одночасье - обратила смиренную и шаткую волю Тихона - в эфирный фантом. Он блаженно простил Инге ее недавние, унизительные выпады. Он даже отвлекся от колотящегося в висках имени жены. И - не хотел видеть полых, - не желавших его, - глаз Инги, - которая проказливо ползала на четвереньках по облысевшему кашмирскому ковру, и мимонотно напевала:

- Тук, тук, тук, тук,
Ходит Каменщик вокруг...

Тихон самнабулически отпихнул стул - и пошел на Ингу. Каблуки его черных ковбойских сапог безжалостно топтали - расшвырянные по полу и пожелтевшие от времени, - как прокуренные зубы, - нотные тетрадки бабушки Аглаи...

Глава пятая.

Какой секрет в тебе?
Какая тайна в нас?
И что такое с нами происходит?
Пабло Неруда

Выпито достаточно. Ни Влад Палыч, ни Игорь - за руль не сели. Поехали в Жуковку на служебном внедорожнике Паркина-старшего. Серийный убийца, омочив руки в крови, - непредумышленно воссоединил две родные души. Воистину, - кровное родство. Кровь кричала. Кровь звала. Кровь - неминуемо - принуждала их ступать по жизни - след в след, - по своим бурым следам.
Черный внедорожник бесшумно мчал по мокрым улицам ночной Москвы. Паркины вальяжно расположились на заднем сиденье - и перебрасывались малосодержательными фразами. Прыткие дворники хлестко стирали дождевую муть с лобового стекла. А за ним - теплый майский ливень убаюкивал грандиозный город: неугомонный и немилосердный, как вечный ребенок.
Влад Палыч, искоса поглядывая на сына, мысленно и незлобиво брюзжал на судьбу - эту зашуганную и взбалмошную служанку природы. Влад Палыч - хотел бы родиться с любовью к женщине в сердце. Десятки лет он брезгливо дрался с врожденным инаколюбием. У него даже есть сын. Но - люди всегда остаются лишь забавными игрушками в детской комнате природы. Сын - и без отца - вырос мужчиной. А отец… Стареет. И водитель его. Поменять бы…
Позвонила Аглая Ранина.
Она сообщила Паркину-старшему, что получила второе письмо от Каменщика.
       «Твой камень не созрел еще, и Каменщик твой дом пока минует».
Вывод, который сделала Аглая из этих слов, - взбеленил отставного полковника. С каким напором она настаивала, чтобы он начал самостоятельное расследование по «делу Каменщика»! Какие беспрецедентные меры безопасности был вынужден он применить под ее унизительным нажимом - с целью уберечь, спасти и сохранить… И кого?! Обычный режим?! Опасность миновала?! Ян Ранин…
Бесцеремонно отключив Аглаю, Влад Палыч второпях наябедничал на нее Игорю и набрал номер ее супруга. В отличие от жены, тот не выказал бравады и бесстрашия. Напротив, - умолял Влада Палыча поскорее прибыть в Жуковку. Ныл, ныл, ныл… Потом - сбой связи.
Ян Ранин…
Сколько боли…
Сколько лет…
…
Пробил час Паркина.
Объявился Каменщик.
Только бы сын… Только бы Игорь… Нельзя его потерять…
       - Сноха твоя звонила, - голос сына еле пробился сквозь суматошливые мысли отца. - Перед уходом ты что-то сказал про дачу…
- Я сам организовал их побег на природу. Мои внучки плюс свежий воздух… Равняется что? Или - чему… Дедушкино счастье, короче.
Похлопав отца по плечу, Игорь заметил:
- Мне… нравится быть… Паркиным-младшим.
Паркин-старший признательно рассмеялся - и снова набрал номер Яна Ранина. Короткие гудки…
Позвонили Паркину-младшему. Это был его заместитель. Глеб Голованов. Каменщик - убил четвертого.
Влад Палыч - приказал водителю разворачивать автомобиль…
       - Ты чего, Кирилыч? - Влада Палыча взбесило такое жесткое торможение.
       И это его водитель?! Поменять бы… Смотреть гадко. Стареющий, обрюзгший, сальное пятно на галстуке…
- Ежики, Влад Палыч. - ответил водитель. - Взгляните…
Минут десять - Влад Палыч с сыном - прочесывали зелень, граничащую с полотном Рублевского шоссе. Камни-кочевники, - как сквозь землю провалились.
Водитель - ошибся. Никаких ежиков. Оба Паркиных - явственно видели - именно - камни. Именно камни - на их глазах - пересекли Рублевское шоссе.
- Отец? - задал риторический вопрос, присевший на придорожную траву Игорь.
- Давай… сойдемся на том, что хулиганы выбросили на дорогу пригоршню булыжников… Да… Три штуки… Три штуки…

Паркины вернулись в машину. Но с места не тронулись. Влад Палыч - жестом - не дал водителю нажать на газ. Он зачем-то распахнул заднюю дверцу. Что он задумал, - выяснить не успели. Акулоподобный «Bentley» - срезал стальную дверь «Вольво»…
Паркин-младший - внутренне подобрался, выбирая между удостоверением и табельным оружием. Кто бы ни вылез из - давшего задний ход «Bentley», - разговор ожидался обстоятельный.
Влад Палыч пресек воинственные приготовления своих спутников:
- Ребят, без нервов. Не скажу, что это свои… Но и не лишние. Пойдем, Игорь, познакомлю тебя с Наследником. Знаменательный повод.
Вышедший из «Bentley», высокий, крепко сбитый блондин - с деланно виноватой улыбкой - подошел к Паркину-старшему и дружественно приобнял его за локти. Тот - представил ему сына.
- Влад Палыч, бес попутал, - озорно оправдывался одетый с иголочки Клементьев-младший, он же - Наследник, сын главы «калинковской» ОПГ. - К утру Ваш «Вольвец» будет, как новенький.
- Юлий Трифонович, госпожа Ранина озаботится. Ты… сына моего на Маросейку подбрось.
Майор взбудоражено переглянулся с отцом.
- На Маросейку, - присвистнул Юлий Клементьев. - Согласен. Каменщик - личность притягательная.
- Вынужден откланяться. Может статься, мне вскорости потребуется твое приватное знакомство с эзотерическими культами. Игорь, позвони. - Влад Палыч пожал руки сыну и Наследнику и сел в искореженный внедорожник.
Спустя полчаса - Влад Палыч потягивал коньяк в просторной гостиной Аглаи Раниной. Сидевшая рядом с ним - на неохватном, обитом розовой лайкой диване - красивая сорокапятилетняя женщина, еще не успевшая принять душ после интенсивных занятий в тренажерном зале, - обиженно молчала. Вопреки обычаю, сегодня высказывался ее супруг. Он нервическими машистыми шагами мерил розовый кашмирский ковер и голосом, закаленным бесчисленными судебными процессами и бурной политической карьерой, обосновывал резонность своих треволнений.
- Опыт моей работы дает мне все основания предполагать, что беда неотвратимо устремилась на штурм моего несчастного дома. Вспомните, сколько уголовных паутин я расплел. По единодушному мнению, мои клиенты - самые опасные люди страны. Я достаточно повидал серийных убийц. Но, судя по тому, что мне известно о Каменщике, он - последний человек на Земле, которого я пожелал бы себе в подзащитные. Слава Господу, что я не доработал до того дня, когда нашелся тот… Есть в этом Каменщике… нечто… потустороннее...
- Яночка, ставь точку, - раздраженно прикрикнула Аглая. - Ты не на трибуне. Не царапай нам мозги своим рвотным пафосом. Наложил в гипюровые подштанники, и помалкивай.
- Тебе… - огрызнулся супруг-депутат. - Не ты нужна… этому… каменному гостю.
- В твои шестьдесят… пора уж понимать, для чего мужику задница. Трахай жену, и живи безмятежно.
Поздно сообразив, что чувство такта ей изменило, - Аглая неповинно улыбнулась Владу Палычу и похлопала его по колену.
- Ты-то не оскорбляйся. Не о тебе речь.
Паркина - немало растрогал ранинский скандальчик: уютный, насквозь карнавальный и - по-семейному - нонконформистский. Он прекрасно знал, что взаимоотношения Раниных не столь элементарны, как выглядят. Ян Альбертович, будучи завидным адвокатом, - в свое время - помог Аглае оборотисто выпутаться из первого брака и подсобил во втором, - ставшим уже очевидным взаимным расчетом. Не был Ян Ранин, - ни Марлоном Брандо, ни Джеком Николсоном. Скорее, - голова профессора Доуэля прижилась бы на его шее. Но ум - как бесценное качество мужчины, - пока никто не аннулировал. В 1999-м - Аглая протолкнула его в Думу, где Ян Ранин, - сколотив вокруг себя компашку из молодых людей демимодельного обличья, - всеми правдами и неправдами лоббировал интересы ее бизнеса. И насчет любовных утех… 60 лет мужику. Бывало, он палил из обоих стволов - и в ус не дул. Но Аглая - ультимативно уняла его всеядный пыл. Никаких женщин, кроме жены…
- Знаю, Аглая, недолюбливаешь ты наших, - невозмутимо констатировал глава службы безопасности "Аглара". - У тебя-то… зуд - не в заднице.
- Повторяю, не о тебе речь. Можешь хоть морскому коньку под хвост заправлять. Твоя сексуальная блажь не мешает тебе быть сильным мужиком. А мой рохля от страха… скоро в натуралы побежит записываться.
Ян Ранин дипломатично махнул на жену прирученной дланью и засеменил к бару.
- Забирай бутылку, и отправляйся спать. У нас - мужской разговор.
Ян кивком головы простился с Паркиным и отправился спать.
Аглая придвинулась поближе к Паркину и доверительно заговорила:
- Палыч, осмысли, сердце разрывается, как зыркнешь на Янкиных прихвостней… Какие поганцы пропадают… - Аглая тонкими, динамичными пальцами требовательно сжала ногу Влада Палыча. - Нет. Не верю. Не верю я в стопроцентных гомосексуалистов…
Влад Палыч понимающе поморщился.
- Может, хватит играть в кошки-мышки?
И Аглая - с голубиным выражением лица - пустилась в фарисейство:
- Не представляю, что творится в голове моего благоверного. Не удивлюсь, Палыч, если он сам и сочинил эти бездарные стишки в свой адрес.
- Не думаю, - хмыкнул Влад Палыч.
И задумался…
Ян Ранин…
Ян Ранин - и его корявая стихотворная лирика в домашнем сейфе Паркина. Эпистолы. Оды. Поздравления… Любил его Ян. Любил. Зачем же прогнал?!.
Паркин встал с дивана и прошел к барной стойке: из початой бутылки чешского абсента, - без парижских выкрутасов, - как водки, - налил себе стопку. Выпил. Повторил. Расправил плечи. Прокашлялся. Мысленно уличил себя в трусливом позерстве… Стареет?..
- Понимаешь ли, Аглая… - рискнул Паркин. - Ян… как мальчишка… влюблен в твоего старшего…
- В моего Федьку?! - Аглая зарделась, скрестив на груди руки, откинулась на спинку дивана и угрожающе задержала дыхание.
Влад Палыч сделал предостерегающий жест.
- Мои ребятки вычислили слету. Оба письма отправил Федор. Увидел репортаж по телевизору… или заметку в Интернете… Вот и решил припугнуть твоего сластолюбивого супруга. Выгорело. И… я тебя прошу, - забудь об оргвыводах. Ян напуган до мозга костей. Поверь, ему сейчас не до Федора.
- Дурак ты, Паркин. Я ж… мать…
- По дороге в Жуковку я ненароком пересекся с Наследником. Накоротке, - но с пользой. Наследник в курсе про Каменщика. У Яна - весьма доверительные взаимоотношения с Клементом…
- Паразитское мясо! Сколько мне он крови попил!.. Думаешь… Юлик…
- Я ничего никогда не отрицаю. Он с детства якшается с любой нечистой силой. И он у меня - в долгу. При КГБ… я, буквально, спас ему жизнь, когда он чересчур увлекся черной магией. Юлий Трифонович помешан на выродках сродни Каменщику. Землю будет рыть, чтобы заполучить его в свой монстрариум… А Клемент… Не лукавь. Дело прошлое. Живая легенда. На дворе - 21-й век. Бандиты - в музее… У власти - власть, Мать ее! Наследник с дипломами МГУ И Кембриджа. Валенский с его миллиардами. Ты со своим «Агларом». А я с чем? С простатитом и комплексом стареющего красавца-гея?!
- Опять?! - взбодрилась Аглая. - Да. Твой низкорослый наставник на днях тоже меня заверил, что Клемент ушел на покой и сдал дела Наследнику… Эх… Устала я, Палыч. Устала. Уехать бы…

Глава шестая.

Скажи теперь, мой друг Аглая,
За что твой муж тебя имел?
Александр Пушкин

Игорь Паркин добрался до своего дома необыкновенно уставшим. В подъезд он не вошел: жена с дочками на даче, - торопиться не к кому. Майор примостился в беседке на детской площадке, достал из бумажного пакета пару чизбургеров, стакан «Кока-колы» из ближайшего «Макдональдса», - и приступил к иллюзорному холостяцкому обеду. После прощания с Юлием Клементьевым - Игорь присел впервые и едва не уснул с чизбургером во рту. Звонкий смех пятилетнего малыша, забежавшего во двор, отколол Игоря от неуместной дремоты.
- Мам, - потешно спросил мальчуган свою молодую родительницу, - помнишь, ты мне вчера сказку… про этого… про Змей Горыныча читала? - Мама улыбчиво кивнула. - Мам, скажи, а если у Змей Горыныча три головы, у него пиписьки тоже три?
Измотанный ночными похождениями, - Паркин зашелся истерическим хохотом. Молодая родительница обаятельно покраснела от заковыристой любознательности сына и поторопилась увести его с площадки. А Игоря, - доедавшего обед, - вновь охватили хаотичные мысли о Каменщике…
Четвертый труп нашли рядом с гей-клубом «Розовый треугольник». На его руке - входная печать… В оны дни - Каменщик был нагло, хронически разнообразен и непредсказуем. Казалось, он выбирал очередную жертву - невесть как… Может, - тут и нет показного безрассудства серийного убийцы? Может, - и труп Сани Афиши, найденный в Колпачном переулке в полуметре от сургутского гея, - примитивное совпадение? Что он там делал?! На какой огонек забрел начальник службы безопасности Клемента… Вернее - Наследника…
Позвонил Глеб Голованов:
- Игорь, у нас ЧП… Камни из лаборатории исчезли…
- Жди, - прервал его майор, надул бумажный пакет, досадливо хлопнул его об колено и пустотело побрел к своему подъезду.
Надо переодеться…
Вынимая ключи, - Игорь вдруг обмер, как парализованный.
- Ты пойдешь со мной, - послышалось у него за спиной. - Я - Каменщик…

Снова и снова просматривал Паркин-старший агностическую видеозапись; ее доставили со Спасо-Наливковского переулка, - где прописан его сын. Камера наружного наблюдения - вещь непредубежденная. Игоря - похитили. Факт.
Прошли сутки. Прошло похмелье. Прошел шок. Буквальнее - он был задавлен: жестко, стремительно и бесповоротно.
Пробил час Паркина.
Объявился Каменщик.
Только бы сын… Только бы Игорь… Нельзя его потерять…
Влад Палыч отчетливо понимал, что самокопание и душевное кровотечение не помогут вызволить из беды единственного сына. Понимал он и то, что его Игорь - превратился из матерого сыщика в тривиального живца. Это удручающее открытие спасительно окрылило Влада Палыча. Чревоточащее бессилие - притупилось.
Каменщик - бросал вызов бывшему шефу Отдела по раскрытию нетипичных преступлений при КГБ СССР. Паркину-старшему - было почти лестно осознавать, - кто именно является заклятым врагом Каменщика.
Но Игорь?!
Спасти.
Спасти.
Игоря надо спасти…
И чтобы спасти его, - Влад Палыч неотлучно вглядывался в плазменный экран домашнего кинотеатра.
Трехминутный триллер с собственным сыном в главной роли.
…Вот он, - высокий, стройный, наглядно утомленный бессонной ночью, - подносит ключ к замку, и вдруг...
Невидимый удар нечеловеческой силы обрушивается на майора Паркина. Он отлетает метров на пять - и пропадает в распахнутых дверях сероватого микроавтобуса, - который возникает в поле зрения камеры на несчастную долю секунды. Поймать его призрачный контур клавишей «Pause», - никак не получалось…

Прошли сутки. Прошло похмелье. Прошел шок. На смену бездеятельному беспокойству за судьбу Игоря - пришел инициативный и хладнокровный навык профессионала. Глеб Голованов, официально принявший «дело Каменщика», - беспрекословно воспринял Паркина-старшего в качестве тайного советника.
Система безопасности «Аглара» функционировала, - как песочные часы: беззатейно и неизбежно. Влад Палыч уже давно стал в хозяйстве Аглаи Раниной фигурой символической. Он слыл всевидящим оком, дамокловым мечом и признанным мастером редкого искусства выживания. А потому - в его распоряжении имелось столько времени и средств, сколько потребуется, чтобы найти кровного врага даже в другом измерении.
К сожалению, - видеозапись похищения Игоря только прибавила нетипичности преступлениям Каменщика; эксперты не колебались: качество ее скверно, а подлинность - бесспорна. Почему же тогда - не обнаружили более одушевленных - нежели камера слежения - свидетелей данного злодеяния?!
Помниться, за словом суггестия - кроется дар внушения. Как еще можно истолковать навязчивый мистицизм истории с Игорем?! И, похоже, этим неприятным для его загонщиков даром обладает Каменщик. Причем сила его - подавляет: и сравнима с гипотетическим потенциалом «снежного человека»…
Разозлившись на себя за то, что снежный ком его мыслей дорос до размеров гоминида, - Влад Палыч выключил видеомагнитофон и измождено отвалился на кожаную спинку массивного дивана.
Расслабился.
Настроился…
Владу Палычу прискучило его депрессивное жилище. Он заварил кофе без кофеина, отхлебнув глоток, вылил его в раковину и спустился в подземный гараж. Необходимо навестить Аглаю Ранину. Не сумев оградить от Каменщика единственного сына, - Влад Палыч должен был обезопасить дом единственного друга.

…Влад Палыч - познакомился с Аглаей около десяти лет назад. Тогда она стыдливо носила фамилию первого мужа и бесперспективно заведовала детской районной библиотекой. У нее подрастали два сына, брошенных родным отцом - безработным актером, докатившимся до побега в Лос-Анджелес, - а она, втихаря спиваясь, знать не знала, как обеспечить им счастливое будущее.
Москва - образца 1992-го года - была сущей кузницей сиюминутного, подсолнечного счастья. И подлунного - тоже. За ним-то и воротился из Мюнхена колбасный магнат Клаус Шренк. Престарелого, бочкообразного немца - уже не занимали поставки баварских колбасок: с ними он навозился при старом режиме. Новый режим - вожделел инвестиций нового порядка.
В Баварии - Клаус Шренк почитался добропорядочным бюргером, примерным семьянином и справным спонсором Христианско-Социального Союза. Правда, его сексуальные пристрастия - балансировали на грани законности: barely legal. На родине он рисковал быть изобличенным - не всего-то - в гомосексуализме. Клаус Шренк - страдал от эфебофилии. Говорят, чтобы выпить свежего пива, - не обязательно приобретать пивную. Но состоятельный немец придерживался противоположного мнения. Он замыслил открыть в Москве гей-клуб, - куда его потенциальные любовники притопают сами: и никакой беготни за ними, никаких опасных связей и антисанитарных ухаживаний.
Поскольку похотливый делец панически боялся огласки своего альтернативного гешефта, - ему понадобился подставной владелец клуба. Им - по анекдотичному стечению обстоятельств - и стала Аглая. Ее невероятное везение заключалось лишь в том, что в свое время она оказала посильную услугу приятелю, - безвозмездно приютив его с любовницей на захудалой библиотекарской дачке. Приятель добро не забыл: через пару лет, став миллионером, он отблагодарил Аглаю, - сведя ее с колбасником Шренком.
Как следствие, - Аглая повстречала Влада Палыча. Отставной полковник КГБ недолго мыкался без работы. Давний дружок Ранин, осуществлявший прикрытие клубного проекта по линии юриспруденции, - результативно отрекомендовал его Шренку на должность начальника охраны. Паркин не отнекивался. Конечно, его беспокоило, - что в задних комнатах клуба, помимо прочего, проводились конспиративные кастинги для немецких, чешских и шведских порностудий. Конечно, его тревожило, - что где-то в переломной Москве у него есть сын, ровесник продажных пареньков, хозяев которых он защищал с неотъемлемым профессионализмом. Но иногда - благоразумнее испачкать сделкой с совестью ее мизерный краешек, чем утопить в нищете целую жизнь…
После преждевременной кончины невоздержанного в сексе Клауса Шренка - Аглая внезапно оказалась распорядительницей непомерно доходного - по меркам библиотекарши - дела. И она - не подвела. Возможно, случай пробудил в Аглае фамильный талант купцов-староверов Семигиных, раскулаченных большевиками. Возможно, в ноосфере над Россией радикально изменился баланс между Инь и Янь. Пока русские мужики выменивали здоровье на польскую водку, пока гастарбайтеры, не гнушаясь черной работы, преображали московские окраины в жалкие подобия далеких неласковых родин, - тысячи и тысячи русских женщин, очертя голову, - устремились в бизнес. Кому-то - повезло: кому-то - нет. Аглая, - войдя во вкус еще при Шренке, - убедительно втиснулась в судьбоносно ограниченный контингент везунчиков. Ах, с каким безудержным натиском, - не считаясь с расходами и методами, - Аглая преступила фатальную черту между серой мышкой и властной феминой, источающей запретную сексуальность. За месяц - Аглая растопила лет во взаимоотношениях с Паркиным. Ранина она вообще, в конце концов, на себе женила, - усыновив с ним третьего ребенка, когда ей понадобилось вывести мужа в большую политику.
Злые языки уверяют, что женщине дано сделать карьеру исключительно через постель. Аглая с продуктивной меркантильностью оценила ситуативную иронию сего бытового шаблона; ей было без нужды ложиться в койку самой: ей предписывалось следить, - чтобы остальным лежалось сладко! И клиентура прирастала в обнадеживающей прогрессии. Номинальная, а затем и фактическая владелица скандального клуба, - Аглая оборотисто заводила лакомые знакомства. Возделывать приватный сад смертных грехов у нее выходило в высшей степени плодотворно. Изворачиваясь и хитря, очаровывая и огрызаясь, надавливая на безотказные пружины, завлекая и отбиваясь, - она в итоге слепила «Аглар» - и с легким сердцем избавилась от гей-клуба.
 Молью побитая - тридцатипятилетняя женщина - к исходу десятилетнего марш-броска - стала эталоном преуспевающей русской бизнес-бабы, - которая в сорок пять - не опять, - а в первый раз в жизни…
 
Глава седьмая.

Под старость спохватятся.
Женщина мажется.
Мужчина по Мюллеру мельницей машется.
Но поздно.
Морщинами множится кожица.
Любовь поцветет,
поцветет -
и скукожится.
Владимир Маяковский

Аглая и Влад Палыч - привычно и обстоятельно осели на кухне. Никакого снобизма: сказывалась рефлекторная прихоть советского человека. Для тех, кто родом из СССР, задушевный разговор и кухня - понятия синонимические. Дом Аглаи Раниной, - отстроенный из розового кирпича, - имел форму равнобедренного треугольника. Как и большинство его помещений, - кухня была также треугольной. Розовое дерево меблировки - пополам с алюминием - сияло замерзшей глянцевой чистотой. Розовый мрамор пола, кафельная голубизна стен, тонированное стекло без пятнышка, - все здесь возбуждало назойливое желание питаться только экологически чистыми продуктами. Но хозяйка и ее гость - предпочитали вредоносную холестериновую стряпню быстрого приготовления, сдобренную дозой произвольного крепкого алкоголя. Поэтому и сегодня - подготовка закусочного стола заняла у Аглаи минут 15.
Достав из холодильника поленницу знакомых бутылок, - Влад Палыч сноровисто воспроизвел фирменный коктейль Аглаи Раниной, который она окрестила «Рублевской лихорадкой». Два бокала, - в равных долях наполненные шампанским, коньяком, мальвазией и абсентом, - брызжа пузырьками, приняли в себя по две ложки растворимого кофе, и призывно пригрелись в ладонях припозднившихся антигурманов.
- Жрать хочу, как миллион китайцев, - призналась Аглая. И изрядно отхлебнув коктейля, напустилась на еду. Уже с набитым ртом она добавила: - Молодцом держишься, Паркин.
Влад Палыч бегло ухмыльнулся и выпил до дна. Закусил столовой ложкой копченых морских коньков и утвердительно произнес:
- Игорь - боец.
- Хорошо, - согласилась Аглая. - Наливай и сказывай, Гомер, свои каменные песни.
Влад Палыч начал:
- Когда Воробьевы горы не именовались Воробьевыми, а Москва была захолустным городишком, - в тамошних лесах хоронились язычники. Верой и правдой служили они злокозненному Дрерогу, богу подземных сфер. С незапамятных пор прослыли они на Москве и окрест ее всеведущими и всемогущими колдунами. До Ивана Калиты… никто из московских князей не осмеливался бороться с этим очагом идолопоклонства у себя под боком. Великий собиратель земли русской избыточным мистицизмом не терзался. И взялся он огнем и мечом извести бесовскую заразу.
Подойдя с дружиной к воротам центрального поселения язычников, где находилось главное капище Дрерога, - повелел им князь… до рассвета отступиться от истуканов своих, сдаться и окреститься. Да еще пожелал Калита, чтобы выдали ему волхвов Дрерога.
Язычники отвергли условия князя, чем накликали гибель свирепую. 12 человек, выживших после непродолжительной, но кровавой осады, дружинники побросали в глубокую яму, закидали хворостом и запалили…
Едва очистительное пламя взметнулось в равнодушные к людским бесчинствам небеса, - приключилось диво дивное. Прямо из огня… к облакам… взлетела дюжина воробьев. В страхе бежали дружинники Калиты прочь от адской ямы. У пепелища остались лишь… сам Калита да горстка смельчаков. Разворошив остывшую яму, они не нашли ни единой человеческой косточки. Зато… нашли 11 круглых камней… размером с кулак…
Влад Палыч осекся… глотнул коктейль и угнетенно прищелкнул языком. Стареет… Рассказчик из него - никудышный. Вряд ли его негармоничный дайджест древнеславянских мифов подтолкнет Аглаю к правильным выводам…
Аглая…
Неужели и она прогонит Паркина?
Как ей доказать, что без него - нельзя?!
Однако… пауза затянулась.
Стареет…
- 11 каменных сердец волхвов Дрерога… - приглушенно и как-то одышечно заговорил Влад Палыч, - вновь очутились на земной поверхности в середине прошлого века. В период строительства высотного здания МГУ… Ленинские… то есть… Воробьевы горы… скрупулезно исследовали археологи. Среди обилия уникальных находок… наши артефакты выглядели слишком невзрачно. И если бы они не попали в руки некой… Анны Арнольдовны Дубасовой...
Эта юная амбициозная аспирантка… позднее завоевала непререкаемый авторитет в области изучения эзотерических культов. С благословления компартии и подконтрольной ей официальной науки… Анна Арнольдовна систематически колесила по свету… под предлогом разоблачения антиматериалистических суеверий…
Не оптимальное прикрытие для международной торговли бесценными артефактами… Но, тем не менее, партийное золото преумножалось. Правда, Анна Арнольдовна… иногда… кое-что не докладывала на алтарь социалистической археологии… И, сдается мне, - это было страшно раритетное «кое-что»…
В 1974 году… академик Дубасова бесследно исчезла в дебрях амазонских джунглей. Вместе с ней пропала и интернациональная экспедиция, которую она возглавляла…
Ля-ля-тополя… Органы всю ее недвижимость вверх дном перевернули… Вдруг… империалистической провокацией запахнет?! Вместо провокации… нашли богатейшую коллекцию мистических артефактов. Вот тебе и икона советской археологии…
- А камни? - опомнилась Аглая.
- И камни, - помедлил Влад Палыч. - По младости… я не участвовал в выемке награбленного… Эту историю я узнал в 1991-м. Мой ОРНП… обезвредил тогда - действительно - опасную секту сатанистов. Камни хранились у их главаря. У майора КГБ в отставке. С его слов… в 74-м году… он побывал в тайнике Дубасовой и упаковывал там такие жуткие безделушки, что камни с Воробьева капища… попросту похерили.
Вкратце… камни обрели нового хранителя… и скоренько свели его с ума. Потом - секта, оргии, реальные человеческие жертвоприношения и самоубийство в КПЗ…
- А камни?! - настаивала Аглая.
- Исчезли. Непосредственно из хранилища вещдоков. Как и вчера…
- Ты уверен, что… камни - те же?
- Я - уверен.
Хозяйка дома громозвучно встала из-за стола и, захватив бокал с ядреным коктейлем, озлобленно зашагала по кухне.
- Ты - бесчувственный кусок мужской деградации, - вскипела Аглая, охваченная жаром «Рублевской лихорадки». - Пощупай, недотрога…
Ухоженная, эффектная сорокапятилетняя женщина подошла к Владу Палычу и неуклюже обронила ему на колени великолепное, искусно реконструированное тело. Обняв друга за шею, Аглая взяла его правую руку и прижала ладонью к своей левой груди.
- Разве мои сиськи… хуже цыплячьих грудок ваших рахитных красавчиков? Не спорю, они не торчат… как прежде и не грозят сосками небу. Помню, в институте… карандаш под сиську приложишь, а он падает… Сейчас хоть батон колбасы клади… Не упадет.
Мужское естество Влада Палыча непредвиденно напружинилось и предрекало непоправимый конфуз.
- Аглаюшка, дать бы тебе!..
- А я возьму…
- По заднице!..
Нетрезво отмахнувшись от ханжеских несогласий отставного полковника, - Аглая опустилась перед ним на колени, и ее резвящиеся пальцы артистически сцепились с его ремнем и ширинкой.
- Дети увидят...
- Ты же знаешь… Младшие - на Барбадосе... Федька в Интернете трахается... Ян - пьян и спит... Оба до утра не объявятся...
       Когда все было кончено, - довольная собой женщина - до багрового глянца вылизала головку долгожданного члена, подняла лоснящееся от пота и спермы лицо - и благодарно улыбнулась старому другу.
Влад Палыч дергано схватил со стола бумажное полотенце и, отводя глаза, обтер Аглае лицо. Потом - поднял ее с пола и усадил на стул.
Хозяйка дома пройдошливо хохотнула и кротко попросила:
- Плесни-ка мне, Палыч, водки, и трахни… на сон грядущий.
- Поеду я. Старики ложатся рано...
Наблюдавший за кухней Федор подумал: «Ничего себе старик. Я бы под него сам лег».
Старший отпрыск Аглаи покинул свою компьютеризированную келью, чтобы разжиться пивом, - но материнский минет отвлек его от холодильника.
- Может, старики лягут вместе… - для проформы осведомилась Аглая.
Влад Палыч - податливо встал навстречу непримиримо красивой Аглае. Стареет… Скучает… Дожил…
- Что он в ней нашел? - пробормотал Федор и, плюнув на пиво, пошлепал обратно в «чат».
Ян Ранин, надзиравший за грехопадением друга со двора - через стеклянную стену кухни, - высказался резче. Передумав курить, он в сердцах бросил незажженную сигарету в треугольный мрак пустого бассейна - и обескуражено побрел в свою спальню.

Глава восьмая.

Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустою забавою.
Козьма Прутков

Каменщик отпустил такси у ресторана «Кижи». Вес спортивной сумки - тут же изменился. Наклевывается работа.
В Калинках вечерело. В небе - над самым молодым районом Москвы - испуганно жалось нервозное и какое-то немосковское солнце. Оно и не пробовало пробиться через клубы пара, выплевываемые из циклопических труб недавно открытой ТЭЦ. Эти три колосса ядовито нависали над районом, всего-то за три года снискавшим непромокаемую репутацию криминального центра столицы. Воздух здесь - никогда не достигал приемлемой для человеческого глаза прозрачности: но Каменщику - картинки с видами Калинок, которые неизменно смотрелись чуть размытыми, как фотоснимок, сделанный из окна движущегося автомобиля, - пришлись по нраву. Он шел по Калинкам с возбуждающим спокойствием избранного: камней в сумке - семь штук; четыре - уже использованы; до достижения туманной пока цели остается забрать - семь чужих жизней, семь чужих смертей, семь чужих бессмертных душ.
Близнецовая планировка Калинок не сбила Каменщика с толку. Ступив на нужную ему улицу, он ходко распознал дом №11. Бесстрастно вдыхая пыльный ветер, лупцевавший его обоняние запахами стройматериалов и неистребимым мусором новостроек, - Каменщик пытливо ждал, к чему же сегодня приведут его каменные метаморфозы. Сумка с камнями тяжелела с каждым шагом. Такой же тяжестью - мерно наливалось его сердце…
Во дворе дома №11 - по 3-й Калинковской - Каменщик ненамеренно задержался на живописной детской площадке. Он подошел к разноцветным качелям и раздумчиво примостился на подвесном стульчике в форме клоунской перчатки. Кругом играла и резвилась ребятня, возвращавшаяся с родителями из пестреющего неподалеку детского сада…
Каменщику - нравились - дети. Он умел находить с ними общий язык; умел их слушать. Дети - никогда не ломают голову над причинно-следственными связями детских поступков. Они не чувствуют - ни вины, ни ответственности. Необходимость совершать что-либо - на них - просто - нисходит. Результаты детских поступков бывают ужасающими. Но смысл наказания за них - им неведом. И это сближало Каменщика с детьми. Он благословлял безымянные силы, отягощавшие его сумку с камнями, - что работа Каменщика - не касается детей…
- Дядя, а если Вы не отгадаете мою загадку, Вы уйдете? - осведомился упитанный мальчуган, юлой крутившийся возле Каменщика.
- Угу, - улыбаясь, промычал Каменщик.
       Мальчуган деловито покопошился в кармашках перепачканных одуванчиками брючат, и что-то из них достал. Показав дяде зажатый кулачок, он потешно нахмурил бровки и спросил:
- Что у меня в кулаке… э-э-э… Камень, козявка, конфета или червяк?
- Червяк! - не угадал Каменщик.
- Камень! - возликовал малолетний дипломат.
Каменщик уступчиво рассмеялся и освободил качели.
Пора…
Проигранный спор принес Каменщику нескрываемую радость.
Жаль.
Пора…
Направляясь к подъезду №11, - он дважды оглядывался на предприимчивого мальчонку. У дверей Каменщик приостановился и снова обернулся на детскую площадку. Расстегнув сумку, он вынул красочную книжку. Сборник стихов Аглаи Громак. Каменщик всюду носил с собой целую стопку ее книжек.
Он чуть было не повернул к качелям, чтобы презентовать один экземпляр огольцу с камешком в кармане. Но - передумал: следившие за детьми родители - могли его неправильно понять. Нынче повсеместно столько маньяков...
- Извините, не подскажете, где Вы купили эту книжку? Аглая Громак… С «Колыбельной про Каменщика»… Есть?..
- Есть… - застопорился Каменщик.
Откуда взялся этот безотвязный незнакомец? В распахнутых дверях подъезда - они могли бы сшибиться с Каменщиком лбами, если б не его превосходная реакция… И ему еще неймется поболтать об Аглае Громак?!
- Продайте, а? Я заплачу отличную цену! - хам, вынырнувший из подъезда, вместо того, чтобы убраться восвояси, вытаращился на Каменщика, как на живого Деда Мороза.
Каменщик сунул в руку хама заветную книжку, и, молчком двинулся к лифту.
- Я Вам заплачу, подождите! - крикнул ему вдогон растерянный поклонник Аглаи Громак.
- Дарю! - прошипел Каменщик - и был таков…

Лифт отнес Каменщика на одиннадцатый этаж. Превозмогая волнение, он подступил к двери 87-й квартиры и нажал на звонок. Тут же заголосил его мобильник. Каменщик недовольно ответил.
- Нет мне прощения! Но против "пробок" не попрешь… Дура я, ключ тебе не оставила... Только никуда не уходи... Умоляю, дождись!.. - второпях оправдалась та, кого Каменщик уже две недели мнил своей возлюбленной.
Каменщик - не огорчился, не обиделся, не разозлился; присел на корточки под дверью подруги; утвердил у ног черную спортивную сумку - и приготовился ждать.
Каменщик - любил - ожидание. Ценил его. И берег. Ожидание наделяло его силой. Оно смиряло разлуку с близким человеком. Ожидание укрощало надуманное одиночество Каменщика. Лучше любых слов и дел - ожидание роднило его с ожидаемыми им людьми…
Наконец, сумка Каменщика пошевелилась. Он бережно потрогал ее мерзлявыми пальцами - и сквозь плотную ткань ощутил пульсирующий жар камней. Внешне - поза Каменщика не изменилась; внутренне - он мгновенно перевоплотился из романтического влюбленного в непобедимого бойца…
       По лестнице поднимались два здоровяка в спортивных костюмах. Первый из них, взойдя на площадку, разочарованно поглядел на Каменщика и криводушно справился:
- Че, горемыка, ключи посеял?
- Я жду свою девушку, - не соврал Каменщик.
- На улице подожди. Там погода… Неграм и не снилось.
- Я пообещал ждать здесь, - твердо сказал Каменщик.
- Эй, гуманист, - обращаясь к напарнику, заговорил второй «спортсмен»: - Челом больше, челом меньше...
- Извини, горемыка, не моя идея…
Извинившийся «спортсмен» - чинно извлек из-за пазухи пистолет с глушителем и…
- Саня, че, бля, за полтергейст? - Бесцельно водя пистолетом по сторонам, он оторопело отступил к лестнице.
Каменщик, - будто испарился.
- Ты, Лех, парня вали, а не дело!
Саня, сочтя участь случайного свидетеля предрешенной, дважды нажал на звонок 88-й квартиры. Леха запустился прочесывать подъезд.
Дверь - отворилась. На пороге приветливо улыбалась невысокая симпатичная блондинка. Лет двадцати. Сквозняк вольно дразнился ее коротким шелковым халатиком, накинутым на голое тело. Взглядом Саня о чем-то спросил фигуристую привратницу.
- Проходи без нервов, - выговорила она с не отторгаемым прибалтийским акцентом. - Разве Сабина делает… что плохо или поздно?
Саня неблаговидно отстранил хорошенькую Сабину и прокосолапил в единственную в квартире комнату. В ней - из обстановки - лишь двуспальный надувной матрас: а на нем - спящий и голый депутат Государственной Думы.
- Было? - уточнил Саня.
- Было! - поалела Сабина. - Кто придумал, что этот жеребец… гей?
- Ты своей точилкой любого извращенца заточишь! - прокомментировал запыхавшийся Леха и сбивчиво отрапортовал: - Санек, его как закрасили… Коза-то его… в 87-й живет! Через нее забодаем?
       Босая Сабина безучастно хмыкнула и, скрестив коротковатые руки на пышной груди, засеменила к зашторенному окну.
- Остынь, - посоветовал Саня. - Надо с товарищем геем домутить.
- А кто он по жизни, в натуре? И…
Пулевое отверстие во лбу Лехи поставило точку над его «и»…
Время и пространство, - словно объявили антракт.
Сабина затравленно сдавливала руками свои узкие плечи.
Каменщик - засадливо коченел за стеклянной комнатной дверью.
Саня - в резиновых перчатках - вкладывал в левую ладонь спящего Яна Ранина пистолет, прекративший бандитскую карьеру Лехи…
Прикрутив глушитель к дулу второго пистолета, - Саня глумливо подмигнул слившейся со шторой Сабине…
       После детей - Каменщик свято чтил женщин...
Вызывая огонь на себя, он ногой разбил дверное стекло. Саня автоматически выстрелил в звон посыпавшихся осколков, - но успел нажать на курок только единожды: его кисть сковала непереносимо болезненная судорога. Одеревеневший Саня был исключен из событийного ряда…
В отличие от него, - Сабина прыснула прочь, как подраненная серна. Вслед за ней метнулся и Каменщик.
…А Саня - снова впал в действительность…
Завязалась погоня. Лестница загудела под шагами беглецов и их преследователя.
Прикрывая Сабину, - Каменщик пригнулся и прыгнул назад: навстречу рассерчавшему Сане; тот - споткнулся и кубарем покатился с лестницы; Каменщик догнал Саню и обрушил на его бычий хребет сумку с камнями…
На уходящем вниз лестничном пролете - послышался стук женских каблучков. Это торопилась домой возлюбленная Каменщика. Ради него она не забрала из почтового ящика газеты для отца; ради него не угостила сосиской бездомную кошку Дусю; ради него - ничем не помогла зареванной, полураздетой девушке, с которой едва разминулась…
Когда на линии пистолетного огня несломимого Сани возникла подруга Каменщика, - он и сам находился под прицелом. Правда, с его прожорливыми розовыми амулетами - свинцовая истерика Сани - была для него пустым звуком…

Дым от выстрелов рассеялся.
- Кто ты, мать твою? - заморочено спросил Саня у Каменщика.
- Бери труп и неси в 88-ю квартиру.
Сдавшийся Саня - повиновался; Каменщик, спустившись двумя этажами ниже, взял на руки перепуганную Сабину и, - не забыв про сумку с камнями, - тоже вернулся на одиннадцатый этаж. Войдя в квартиру, Каменщик заботливо уложил на пол Сабину и жестом приказал Сане последовать его примеру. Саня не послушался.
- Что ты с ней сделаешь? - прохрипел он.
Каменщик посуровел и ответил:
- Разлюблю... Я не умею любить мертвых.
- Ладно, Кио, твоя пруха! - Саня уронил перед Каменщиком труп его бывшей возлюбленной и, рухнув на колени, выхватил у спящего Яна Ранина пистолет.
И снова - Саню обуяла гипнотическая свистопляска. Забытье и исступленная осознанность беззащитно чередовались в его гудящей голове. Каменщик играючи перехватил у него оружие: Саню выстрелом отшвырнуло к окну. Пролетев, как бумажный самолетик, через всю комнату, он лбом ударился о батарею и обмяк: Каменщик тотчас забыл о нем. В его ноющий затылок опять тарабанили камни. Их алчная перекатистая песня захлестнула его холодеющие вены.
Он присел на корточки и зажал полыхающие огнем уши. Его гвоздило как в лихорадке. Мерно наливалось тяжестью сердце. Безымянные силы - в конце концов - указали Каменщику на пятую жертву. Сжав выбритые до синевы щеки депутата, - Каменщик жречески занес над ним гландово-розовый камень. Молниеносный удар маленького метеорита - сокрушил божью тварь по имени Ян Ранин.

Саня и Сабина очувствовались синхронно. Зрелище незапамятного языческого жертвоприношения - потрясло даже их: воли были сломлены; нервные системы шкварчали подгорающими клетками, - обнадеживая недалеким безумием.
Покончив с Раниным, - Каменщик почти со щенячьей нежностью взглянул на Сабину:
- Отныне я буду любить тебя.
- Сейчас?!
Сабина опасливо, - но с профессиональной готовностью, - приотдернула халатик.
Каменщик малодушно замотал головой:
- Оденься и подожди. Я должен покарать убийцу твоей предшественницы…

- Ножичек имеется? - спросил Каменщик подстреленного киллера.
Саня сонно достал самодельную выкидуху.
- Годится.
И после серии лезвийных взмахов - Каменщик мастеровито стянул с правой руки Сани рукав спортивной куртки, а за ним и кожу, поймав этим кровавым сачком сползшие с запястья часы: Саня незряче уставился на свою освежеванную плоть - и помешался
- Сдох?! - подобострастно охнула Сабина.
- Погас.

Вечером того же дня - Каменщик привез Сабину в свой недостроенный особняк на окраине Жуковки. Его нескромный приют - привел в восторг нерусскую Сабину. Пока только подвал был пригоден для жилья, но и он пришелся по душе сметливой гостье.
- Клевый схрон, - оценила она. - Сауна как настоящая. Биллиардный стол есть. И свет… - Беспечно плюхнувшись в кресло, Сабина осваивала комнату отдыха.
- Нам надо выспаться, - приказным тоном изрек Каменщик и величаво улегся на узком диване, подложив под затылок сумку с камнями.
- Спокойной ночи! - смирилась Сабина и, подтянув под себя слегка полноватые ноги, приготовилась к изнурительной бессоннице.
- Я должен закончить работу, - сказал Каменщик с закрытыми глазами.
- Мне тесно в джинсах… - пожаловалась Сабина, интуитивно нащупывая рубежи допустимого поведения. - Не сердись, пожалуйста, но… на работе… ты… сущий маньяк!
- Да. Я маньяк, - с неподдельной гордостью согласился Каменщик. - А ты… Ты похожа на Анне Вески.
Сабина, - ободренная перспективным комплиментом саморазоблаченного маньяка, предвкушено заерзала в кресле.
- Она моя землячка.
Каменщик открыл глаза.
- Я тоже из Таллинна… Всего четыре года в Москве.
- Тебе не придется больше бояться за свою жизнь, - ультимативно заявил Каменщик.
Сабина испытывающе улыбнулась:
- Я запорола подставу с важным старичком. Саня страшил, что заказ поступил от… людей из клана… Клемента… Мне не жить…
- Саня тебе соврал.
- Ты у нас маньяк… Тебе виднее, - раболепно протянула Сабина.
Сверившись с часами, Каменщик выдал:
- Мое вмешательство уже продлило тебе жизнь на два часа…
Он вынул из сумки книжку со стихами Аглаи Громак и бросил ее Сабине.
- Почитай перед сном.
- Хм! Мой любимый… в детстве поэт!
Сонливая фанаберия Каменщика - улетучилась.
Сабина - утешено срывала банк:
- Я на ее книжках выросла… А однажды… я… тусила в компании с ее внуком!
Узнав, что его возлюбленная переспала с внуком святой для Каменщика Аглаи Громак, - он не преисполнился - ни ревности, ни злобы. Прошлое Сабины - его не беспокоило. Озадачивала несвоевременная кутерьма совпадений…
Тихон Громак…
Остаток ночи - Каменщик изводил Сабину расспросами о нем. Выдрав из нее искомую информацию, - он закрыл глаза и попросил Сабину напеть ему «Колыбельную про Каменщика».
- Она на одиннадцатой странице, - засыпая пояснил Каменщик.
- «Колыбельная про Каменщика», - зевая прочла Сабина. - …Я не знаю мелодии… Ну… ладно…
Когда Сабина уснула, - слова страшной песенки звучали и без ее участия…

- Если вздумаешь бежать,
Будет Каменщик искать.
Он везде тебя найдет,
И под землю унесет…

Глава девятая.

Пришла -
деловито,
за рыком,
за ростом,
взглянув,
разглядела просто мальчика.
       Владимир Маяковский

Дни напролет - Инга Сарга не отходила от новоявленного фаворита. Радикально сократив пребывание в Москве, - она ревностно пестовала Тихона Громака, - чая ускорить сложные роды его писательской личности. И Тихон - оправдывал ее надежды.
Истек дождливый май; моросящая хандра июня замутила подмосковную природу; большой неказистый дом Аглаи Громак слился с прохладным и душистым запустением соснового леса: - а Инга Сарга часами бродила по припорошенным хвоей дорожкам сонного царства покойной сказочницы, - пока Тихон корпел в ее кабинете. Он закончил два рассказа: их идея принадлежала не ему, - но он уже не сетовал на заниженную самооценку. Нотные фантазии его бабушки и напористость литературного агента приоткрыли Тихону потайную дверцу его собственного творчества: ключи от нее призывно бряцали в кармане его креативной памяти. Однако, - незаселенные миры Аглаи Громак молили о помощи. Покинутые создателем, - они требовали довершения акта творения…
       Вернулись из Хатанги мороженщики Русаковы. Их состав - поредел: две старшие дочки Анатолия и Галины - готовились к заполярным замужествам. Между остальными и Тихоном - Инга Сарга прочертила полосу отчуждения. Они почти не пересекались, скрашивая досуг - водкой и анашей. Они и Ингу снабжали шалым табачком, - им приторговывала младшенькая сестричка Катя, - чтобы не менять жилье.
Тихона не заботили капельные неурядицы отставных собутыльников. Страшные сказки бабушки Аглаи и изысканные ласки элитных проституток, - которых дважды в неделю подвозила ему Инга, - кроили дни и ночи Тихона.
Его лето началось с того, что третий рассказ - из задуманного Ингой мистического цикла - никак не клеился. История жизни и смерти серийного убийцы Каменщика - читалась тяжко и без настроения. Снова, - отложив неподатливый сюжет, - Тихон реинкарнировал бабушкино вдохновение.
Удалось.
Обрадовался.
Позвонил Инге.
Та скомандовала отметить благосклонность муз совместным поеданием «жарёхи».

Обжаренная на чугунной сковороде анаша, - пузырчато захлебывалась в тающем сливочном масле. Помешивая злоухающее зелье, Инга добавила в него сахар и, не оборачиваясь, огласила:
- Сегодня у тебя случка с порядочной женщиной.
- Без «дури» нельзя? - играя словами, спросил Тихон.
- Заморим червячка, заглотим по ложечке «жарёхи»… И в путь! - Инга Сарга спорить не любила.
Путь был не утомительным. Тихон с Ингой прошли метров семьсот. В Жуковки их пункт назначения - нарекли «розовым треугольником».

- Моя лучшая подруга, - без обиняков призналась Инга, когда они с Тихоном неприютно разместились на краю пустого бассейна во внутреннем дворе фешенебельного особняка. Чугунные кресла каслинского литья, шахматный столик со столешницей из полудрагоценного змеевика, остывший кофе…
Тихон броско нервничал.
Инга профилактически ворчала:
- Обеспеченные мужики - у нее - не в чести. Ее слабость - нищие непризнанные гении…
Из-за спины Тихона - хозяйка «розового треугольника» вопросительно посмотрела на Ингу. Подруги обнялись и, изображая поцелуи, четырежды соприкоснулись загорелыми щеками.
- Аглая, позволь тебе представить…
Вдавив ладони в чугунные подлокотники, Тихон разоружено приподнялся в кресле и обернулся.
- Добрый день, - сдался он.
Инга покровительственно подбоченилась и заключила:
- Вы знакомы.
- Тихон, я полагаю… Ты славно потрудилась, подруга. Два года назад он одевался не так тщательно.
Инга заливчато рассмеялась:
- Тихон, найди кухню и напейся. А ты, Аглай, сядь и слушай…

На кухне - Тихон ограничился чашкой растворимого кофе с примесью чешского абсента.
Аглая…
Они повстречались два года назад. Когда Тихону Громаку взбрелось повкалывать курьером. Не ведая, что предпринять для сохранения семьи, Тихон, - прочтя однажды объявление в газете «Работа для Вас», - устроился в сомнительную международную корпорацию, втюхивающую всевозможные товары через телемагазин. С 09.00 до 21.00 - Тихон гонял по Москве и Московской области: и - круглосуточно - по России. Богатенький Громак развозил по несусветным адресам дорогостоящий китайский хлам, отбояривался от выходных - и честно зарабатывал 200-300 долларов в неделю. Эти деньги были ему по боку. Хотя, нет-нет, - да и воспламенялись в голове обрывки революционных кличей пращуров, впитанные с молоком матери. Что-то вроде… «в борьбе обретешь ты счастье свое»… Ей-богу, стоило претерпеть, если «счастье» - через два поколения - измерялось уже гектарами.
Тем не менее, - главным фактором, регулярно толкавшим Тихона в дорогу, - являлась иллюзия возвращения к семейному очагу, - давно затушенному срамными адюльтерами жены и его ответными изменами…
Так и влюбился Тихон в Аглаю: выполнял заказ на Старом Арбате - и влюбился.
Нет. Тихон полюбил Аглаю - не сердцем, не душой, не умом; не пещеристое мужское вожделение притянуло его к этой взрослой и мудрой красавице. Ее женская видность - разила наповал, корежила рассудок, - но не она сверзла Тихона в постель Аглаи: будто нерассекречиваемый сочинитель человеческих судеб, сжалившись над Тихоном - и создав для него свежую повесть любви, - пожадничал отрешить его от протухшей…
Но не вышибся у Тихона клин клином. Он съехал от жены в Жуковку; отказал ей и ее любовникам шестикомнатную квартиру в центре Москвы: едва же мопасанновскому роману с Аглаей исполнился месяц, - ушел и от нее. Ушел не навсегда: на работу, - за расчетом. Расставаясь с рискованной курьерской службой, Тихон причинно напился; ночь провел на целлофановых простынях вытрезвителя; лишился денег и сотового телефона: как следствие, - Аглая не сумела предупредить гуляку, что срочно покидает столицу. В память о брани с мясниками в прозекторских униформах, - Тихону достались синяки на шее, сошедшие только через полмесяца; а Аглая - сгинула: бесследно и неулеченно.

- Она не сбежала от тебя. И не бросила, - приговаривала Инга. - Когда ты пропал, она сутки разыскивала Тихона Громака. Перетрясла всю твою курьерскую службу. Зря ты их объегорил. Адрес в анкете переврал, фамилию исковеркал… Аглая и свинтила… Не до того… Налоговая - как банный лист… Намертво. Почти год в Объединенном королевстве просибаритствовала. К слову… В уединенном шотландском замке, который она расточительно арендовала… - и тебе, пентюху, спаленка предназначалась…
- Ну, и?.. - просветлел Тихон, постукивая по зубам серебряной кофейной ложечкой.
- Ну, и…- подзадоривала Инга. - Ну, и… Тихон Громак - снова ей впору. Сентиментальная дуреха…
- Ну, и?.. - продолжая постукивать ложечкой по зубам, переспросил Тихон.
- Ну и мудак ты, Тихоня! - вспылила Инга. - Лень помочить шишку в мультимиллионной промежности?!
Инга спорить не любила.
Как у допекшего мамашу ребенка, она отняла у Тихона ложку и, всучив ему рюмку абсента, подручно вывела к бассейну, где вселила его обмякшее тело в заскрежетавшее кресло…
Перед побледневшим Тихоном - с макиавеллевским выражением лица - восседала Аглая Ранина… Закинув ногу на ногу, она выжидательно потягивала портер. Вместо привычной дамской курительной трубочки - ее пальцы теребили гаванскую сигару… Из-под задравшейся юбки розового делового костюма - чернела кружевная резинка чулка… Застегнутый на единственную пуговицу пиджак Аглаи - был надет на голое тело… Она сидела, чуть подавшись вперед… Лацканы пиджака соблазнительно оттопырились…
Тихон побагровел от стыда за свое нехладнокровие.
Инга победоносно сладила кофе.
Тишина пахла овсяным печеньем и избытком подсознательных желаний…
- Злой, трезвый, без галстука и без звонка. У нас неприятности, - переменилась Аглая.
По выпуклому булыжнику треугольного двора чеканил шаг высокий статный мужчина в безукоризненном белом костюме. Он сухо поздоровался, бесцеремонно сел между Аглаей и Тихоном, напротив Инги, и сцепил на столешнице длинные боксерские руки.
- Влад Палыч, Вы манеры не теряли? - съязвила Инга.
- У нас неприятности, - обелился Влад Палыч и дружественно протянул ладонь соседу справа. - Вы, стало быть, и есть Тихон Громак, внук знаменитой сказочницы? Рад, чистосердечно рад.
Тихон обменялся рукопожатиями с осведомленным гостем и отбубнил приличествующие случаю банальности.
- Влад Палыч, тебя бы уволить, - пожурила Аглая. - Не доложить боссу о таких аборигенах…
- Ой, Аглай, - перебила подругу куражная Инга, - ты не на совете директоров. Можно я?..
- Мой старый… - Аглая с властной нежностью взглянула на Тихона, - новый любовник.
Влад Палыч понимающе усмехнулся и философически потер переносицу.
- Рад, что ты нашелся. - Влад Палыч похлопал Тихона по плечу и с напускной суровостью погрозил ему кулаком. - Не обижай ее, она нам - очень, очень дорога.
- Это вы мне очень, очень… недешевы, - вознегодовала запальчивая Аглая. - Паркин, не надо конторских замашек. В нашей дезориентировано сплоченной семье - полезное пополнение. Полезное - для меня…
- В твоем «розовом треугольнике» даже ежики голубятся…
- Погоди, подруга, - Аглая взяла под локоть Влада Палыча и вкрадчиво спросила: - Ну?.. И что за враг у врат нашего Содома?
Паркин демонстративно покосился на Тихона.
- Палыч, - возмутилась Аглая.
- Аглая…
- Влад Павлович!?
- …
- ..!
- Яна в Калинках убили!

Тихон, - незнакомый с Яном Раниным, - бледнея, выпил, наконец, абсент Инги.
       Инга Сарга, вонзив ложку в сахарницу, - конвульсивно вспоминала, как плачут женщины…
       Скептически следя за их потугами соответствовать нестандартной житейской ситуации, Аглая недвусмысленно высказалась:
- Бог свидетель, я и бровью не шевельну. Ян был свиньей. Никто из нас… его не любил. И не надо паясничать. Доживем вечер по старинке…
Тем временем, - неловкость, насытившую воздух, и поднывающее под ребрами чувство насажденного извне сопереживания, - никакими увещеваниями не вытравишь. Не отвергая это, Аглая пригласила гостей - на кухню. Она благопристойно бодрилась: но, переодеваясь в субтраурный костюм, - расслабла и всплакнула по-бабьи.
Покойный Янка.
Супруг, мать его!
Покойный супруг…
Щепетильный в профессиональных вопросах и беспутный в жизни… Загоравшийся от любой упругой мальчишеской попки… От любой аккуратно выстриженной мальчишеской потылицы… От приторной порочности розовощеких сопляков…

Когда накрыли стол для тризны, Аглая выговорила:
- О мертвых говорят или хорошо, или ничего. Коль нам нельзя сказать о Яне ничего хорошего, - мы имеем право хорошо выпить за упокой его грешной… кургузой душонки!
Не чокаясь, выпили по двухсотграммовому бокалу «Рублевской лихорадки».
 - Почему бы тебе не полюбопытствовать, как погиб твой супруг? - не воздержался Влад Палыч:
       - Не хочу поминать к ночи имя Каменщика...
- Какого Каменщика?! - Инга Сарга ущипнула Тихона за ляжку и с хмельной хрипотцой профальшивила:
- Тук, тук, тук, тук,
Ходит Каменщик вокруг.
Камень он с собой несет.
В рот тебе его забьет...

И Аглая, и Паркин - синхронно ткнули в Ингу указательными пальцами. Какая там смерть Яна Ранина?!
- Ну?! Чего… глазищи выпучили… - опешила Инга. - Плохо пою…
Инга пожалела, что связалась с «Рублевской лихорадкой». Перехлестнувшись в ее организме с «жарёхой», коктейль вступил с ней в неизбежный тошнотворный конфликт… Инге грезилось, что к центру ее позвоночника приделали дверной звонок, - и какой-то проходимец звонит в него до потери пульса… Стенки ее черепа колыхались, - как если бы их прилепили к гигантской кисти, которой по часовой стрелке - снизу вверх - окрашивают изнутри Царь-колокол... И до жалости к Яну - было не ближе, чем до трезвости рассудка…
- Да это колыбельная такая, - благодарно выхвалился Тихон. - У меня с собой… целая книжка страшилок… моей бабушки. Ее из печати в 50-е годы изъяли. В Москве тогда Мосгаз орудовал. Маньяк, знаете ли…
В Инге оклемался литературный агент:
- Книжицу-то - никогда не переиздавали. Мы с Тихоном огребем кучу бабок… Переиздадим! На бабуле… бабулек… огребем! - Инга издала хрюкающий смешок. - Сейчас я принесу. Она на столике… у-ук… у бассейна!
Инга нетвердо приподнялась, - но сердобольный Тихон ее опередил.
И пока он ходил за громоподобным образчиком затемненной гениальности бабушки Аглаи, - ее тезка и отставной полковник стоически напивались. Инга Сарга не встревала, - раскуривая папиросу анашой…

Дождались.
Вот она!
Запретная книжка Аглаи Громак, - от которой зависит жизнь единственного сына Влада Палыча.
Изобильно иллюстрированные, перенесенные на добротную бумагу стишата…
Стареет… Боится… Дожил…
Влад Палыч впился разбухшим взглядом в отворенный, безвкусно оформленный форзац. На нем был изображен уродливый, гиперболически высокий горбун в допольном грязно-розовом пальто. В костлявых, крючковатых пальцах он зажимал округлый камень, - как сказал бы Паркин-младший, - цвета гланд или стариковской плеши. Вокруг него - в зеленоватой дымке - покачивалось 11 детских кроваток со сладко спящими малышами…
 
- Вынужден вас покинуть, - попрощался Влад Палыч.
Аглая воспротивилась. Но его безапелляционный тон ее урезонил. Без лишних проводов - он удалился в гостевую спальню.
- Мужику надо переварить информацию, - объяснилась за друга Аглая. - Начитались. Его сын… в лапах сказочно невменяемого ублюдка. Что за колыбельная? Не приведи Господь!.. Мне надо и вас напугать…

И с пьяной дилетантской лапидарностью - Аглая посвятила Ингу с Тихоном в «дело Каменщика». Дымя анашой, - Инга почтительно ловила каждое слово подруги и строила грандиозные планы. По ее задеревеневшему телу поземилась гаденькая дрожь. Потустороннее давление Аглаи Громак, - реальность и силу которого она вдалбливала в Тихона, - настигало и ее. Невсебешная семейка Громаков - изловчилась впутать рациональную и прагматичную Ингу Саргу в свои мистические шарады… И черт с ними! Пускай Аглая Громак продлится в Тихоне… А! А его литературный агент получит достойные дивиденды…
- А… почему, подруга, ваш… наш Каменщик… Короче, где СМИ?! - сконцентрировалась Инга.
- Была парочка сообщений. Потом… он похитил Игоря…
- Складно. В интересах следствия… Но твой Ян - не безымянный, захолустный педик, - деликатность не являлась добродетелью Инги Сарги. - Ранин - депутат Госдумы. Его прогрессивная морда - известней Хрюши со Степашкой. Не по ранжиру Яну Ранину пополнять число жертв маньяка-антигомика. Народу - не понравится.
- Правильно. Паркин того же мнения. Это он живого Янку недолюбливал. А мертвого… - в обиду не даст.
- Железная ты баба, Аглая! - вместо рюмки Инга подняла за подругу окурок самокрутки. - Бедный Каменщик…
- Барышни, - вмешался Тихон, - допустим, раритетную книжку про Каменщика раздобыть у кого-то получилось. А нотные тетради?
- Какие тетради?
- Твоя тезка, Аглай, завещала нам с Тихоном золотое дно сюжетов. На их костя… костяках… и под моим чутким руководством… - ее внук пишет цикл готических новелл. Среди них есть и сюжет о маньяке по прозвищу Каменщик... Не давал он ей покоя, как малолетки Набокову. Впрочем, наш «нотный» Каменщик не слишком разнится с «колыбельным». - Инга протяжно затянулась. - А творила госпожа Громак… исключительно… на нотных тетрадях. Да, Тихон?!
- В «Колыбельной про Каменщика» не описаны размеры камней и перемена их цвета после жертвоприношений! - в Тихоне взыграла фамильная сопричастность, граничащая с уязвленным самолюбием неофита.
- Не ссориться! - призвала к порядку Аглая. - Если солдафону Паркину невдомек, что в этой истории мистики выше крыши, не надо ему уподобляться. Главное - не переусердствовать! И не надо отрицать, что Каменщик и моя тезка - черпали вдохновение из одного источника.
Выпив водки, Громак признательно кивнул, - и тут же его осенило:
- Калинки… Ранина нашли в Калинках!
- Ересь… - оглоушенная кухонными полемиками и анашой, Инга затушила окурок в рюмке нетронутого канабиса и затараторила: - Книжку Тихон привез из Калинок. Проводил до дома проститутку. В ее подъезде врезался в странного мужика, который во гневе размахался сказками бабушки Аглаи. Тихон хотел купить. Тот даром подарил. Мол, у него их полным полна коробочка...
- Надо Паркина будить! - кое-как соотнесла факты Аглая.
Инга с Тихоном безыдейно потрусили вслед за хозяйкой «розового треугольника».
Паркин же, - как испарился.
В его телефонах - белый шум.
Прочесывая дом, Аглая даже сына Федора из Интернета выудила: и снова снарядила всех на кухню. Федор перекинулся парой фраз с Ингой, - прилежнее, чем диктовали обстоятельства, пожал руку Тихону, - выпил кружку чешского пива и откланялся.
- Федька-то - писаный красавец, - скомплиментировала Инга.
- Да? И каково матери сознавать, что от моего писаного красавца не родится ни мышонка, ни лягушки, ни неведомой зверушки? - Аглая намекающе потерла сонные веки. - Хотя... Я его уже предупредила, что пусть одного внука, а я из него вытрясу...
- Железная ты баба, Аглая! - зевнула Инга.
- Железная, - Аглая хищно раздула маленькие ноздри и поглядела на Тихона, откровенно предлагая себя. - Но, чтоб железная баба не заржавела, пора ее смазать. Да, Тихон?! - Тихон безгласно рвался с цепи.
- Подруга, - взмолилась Инга, - а… я одиночество не заказывала.
- Наведайся в комнату прислуги. Не пожалеешь.
Воспрянувшая Инга пожелала им жизнерадостной ночи и, скинув опостылевшие туфли, растворилась в бессветных коридорных зигзагах «розового треугольника».
Аглая подошла к облокотившемуся на барную стойку Тихону, и, облапив за талию, прижалась к его груди.
- Как долго я ждала тебя, болванчик, - прошептала Аглая. - Не исчезай больше. - Отстранившись, она расстегнула пиджак... - И к проституткам больше не ходи, - помедлив, добавила она. - Не нужны они тебе.
Меж тем, Аглая и не мыслила осыпать Тихона ревнивыми упреками. Минутой спустя, - на ней не осталось ничего, кроме не искаженной годами наготы. Тихон - ностальгически залюбовался ею. Ему вспомнилось, как, впервые увидев обнаженную Аглаю, он едва не потерял сознание, - настолько она, реальная, из плоти и крови, совпала с тем представлением о настоящей женщине, на котором в свое время настаивала его перевозбужденная, догреховная юность. В их предыдущем романе с Аглаей - это томительное и желанное созерцание почти превратилось в ритуал. Говорят, женщины любят ушами. А благодаря Тихону, - Аглая научилась любить наготой.
- Смотри, мальчик мой, смотри... - заклинала Аглая. - Смотри, сколько хочешь. Я буду стоять здесь… Сколько скажешь... Смотри...
- Смотри-смотри… Куда смотреть-то? - резонерски передразнил мать Федор и, опять, не солоно хлебавши, на цыпочках, отступил в гей-чат.

Глава десятая.

Если во сне Вы видите работающих каменщиков, то Вас ждет неминуемое разочарование.
Сонник

Влад Палыч возвратился в «розовый треугольник» в половине девятого утра. Похозяйничал на кухне. Приготовил безыскусный, но калорийный завтрак на четыре персоны. Заварил крепчайший кофе.
После этого, презрев субординацию и пренебрегая деликатностью манер, отправился прямиком в розовую спальню хозяйки, где она еще сладко посапывала в объятиях Тихона, и разбудил обоих. А они в свою очередь стащили с молоденькой домработницы Ингу Саргу. Подъем миновал одного Федора, которому снились мускулистые красавцы Голубого Дуная. Все остальные, изнемогая от похмелья, матерясь, спотыкаясь и плюясь зубной пастой, стекались к кухне.
Кофе с коньяком, профилактическое внушение и всеобъемлющая, со слов отставного полковника, угроза - довершили мобилизацию. Влад Палыч норовил подвигнуть Аглаю и на введение чрезвычайного положения в отдельно взятой усадьбе, но его леди-босс снизошла лишь до утренней планерки. Конечно, она боялась Каменщика: но боялась пока только по-женски, рефлекторно; а как владелица благоденствующего бизнеса, - Аглая Ранина не могла позволить корректировать свои жизненные планы никому: ни маньякам, ни товарищам по несчастью. Повинуясь субординации, - Влад Палыч лаконично рассказал последние новости о «деле Каменщика»; лапидарно обрисовал картину зверского убийства супруга Аглаи; и отчитался об успешной фальсификацией якобы заказного покушения на депутата Государственной Думы, известного правозащитника - и просто хорошего человека - Яна Ранина…
СМИ - неспесиво уписали смачную наживку. Страна с усладой, замаскированной под скорбь, обсуждала обретение гламурного новомученика. Дальнейший ход событий легко представим: вспотевшие рейтинги, серия горячечных ток-шоу, расцвеченных глицериновыми слезинками, ритуальный раскат грома с Боровицкого холма, театрализованные похороны, метафорические виновники, - а после исконное российское забытье.
Вдова и ее тайный советник - закрыли для себя «дело Ранина» за чашкой кофе: два часов подготовки и 10 минут на подведение итогов. Разумеется, Аглае еще предстояло отбыть церемониальный срок на специализированных мероприятиях, ибо позиционирование вдовства - процесс неминучий. Но это - позже... Пока - Влад Палыч - с новым восприятием нетипичной действительности - снимал мысленную накипь с «дела Каменщика».
Его сын томился в заточении почти месяц. Факт - горький. Правда, не горше того, что томление Игоря - глас его вопиющего в пустыне отца. Коллеги Паркина-младшего уже поставили на нем крест: никаких требований, никаких следов... Да и вообще не доказано, что Каменщик причастен к похищению Игоря Паркина…
Информационная связь с Глебом Головановым и его следственной бригадой, к сожалению, вещь сугубо символическая. Не по зубам им Каменщик. С их навыками - его «дело» скоро развалится...
И зацепка, единственная зацепка появилась - из детской песенки…
«Колыбельная про Каменщика».
Ее сочинила Аглая Громак.
Аглая Яновна Громак.
Родная бабка Тихона Громака.
Ее биография изобиловала колоритнейшими фактами.
Аглая Громак дружила с Анной Дубасовой. Именно она достала из-под земли камни Дрерога? Немудрено домыслить, откуда растут ноги сказочного Каменщика ее лучшей подруги. А вот, - как эти «ноги» приросли к реальному маньяку?..
Влад Палыч был согласен с психологами-криминалистами: Каменщик совершает убийства - спонтанно.
Он не подготавливает их.
Он - всегда к ним готов.
Он не ищет потенциальных жертв и не выслеживает их.
Каменщик, - будто натыкается на них: внезапно, непоследовательно и неотступно.
Правда, вопреки психологам, Паркин - видел в Каменщике и его кровавых эскападах - не типичное отклонение от нормы, а нетипичное следование ей...
       И, тем не менее, все его жертвы - гомосексуалисты…
Стареет… Боится… Дожил…
       Кроме того, - из досье на Громака, - всплыли и иные сюжетные линии: пока - побочные.
       К примеру, выяснилось, - что нынешней хозяйкой гей-клуба «Розовый треугольник», неподалеку от которого погиб Миша Карлов, является некая Ольга Хапцова, - бывшая жена Тихона. Громак при разводе отписал гражданке Хапцовой целое состояние: частично потраченное ею на приобретение клуба, - некогда принадлежавшего Аглае Раниной. Но от Ольги до Каменщика - никакой веревочки. Очередное совпадение…
       Какой-то он этот Каменщик - двухмерный, что ли…

Влад Палыч вымуштровано поделился своими многослойными соображениями с Аглаей и ее гостями. Они сочли их несколько сумбурными и натянутыми.
- И напоследок, - сказал Влад Палыч, - Еще вчера я полагал, что эпицентром поступков Каменщика служим - либо я, либо Аглая. Теперь же я убежден, что он целит в Тихона Громака.
- Или к Аглае Громак, - подхватила Инга, - или к дому Громаков.
- Парадокс - не враг абсурда, - скривился Паркин.
- Влад Палыч, вчера Вы ушли по-английски. Я не смог у Вас кое-что уточнить.
- И что же, Тихон?
- Кажется… я лицезрел Каменщика.
Влад Палыч вскинул голову и потрясенно сглотнул слюну.
Стареет… Боится… Дожил…

- Да-да, Паркин, - поддакнула Аглая. - Тихон вчера помянул, как к нему попала книжка его бабушки. Ему подарил ее субъект, которого он невзначай встретил в Калинках. - Влад Палыч раздраженно заиграл желваками. - Я-то, стерва бессердечная, и не спросила, где конкретно в Калинках… моего Янку… Когда ты сегодня назвал адрес… 3-я Калиновская, дом 11...
Влад Палыч не выдержал:
- До чего ж бабы любят вокруг да около ходить! Тихон, поможешь составить фоторобот.
Тихон замялся:
- Это прозвучит странно… Но я абсолютно не помню, как он выглядел...
- Хорошо, - почему-то сразу примирился Влад Палыч. - Тогда, пожалуйста, Тихон, не сочти за конторское буквоедство... Ты ведь пишешь про него рассказ? Я почитаю? Там есть описание Каменщика?
- Опишем, как живого, - патетично заверила Инга Сарга. - Рассказ почти готов.
- Боюсь, рассказ романом станет, - невесело пошутил Влад Палыч. - Ну, мои Чуки, мои Геки, нам с Аглаей пора ее вдовьими делами заниматься.
- Тихон, Инга, - скомандовала Аглая. - Остаетесь за главных! - Подойдя к Тихону со спины, она с кричащей нежностью обняла его за шею. Целуя мочку его уха, она шепнула ему: - Дождись меня, милый. Отблагодарю. - И, колко повысив голос, добавила: - Проследи за Ингой. Иначе эта кобылица ухайдакает мою домработницу. У девочки имеются и другие обязанности по дому...

…Каменщику - надоело.
11 часов - он неотлучно находился рядом с врагами.
Милейшие люди.
Немного не в себе; хотя какая ему разница?
Бессонный дозор себя исчерпал.
И Каменщик, - незамеченный никем и ничем, - отправился в свое логово. Сабина и Игорь, наверное, здорово соскучились.
 
Глава одиннадцатая.

- Каменщик,
Ответь мне
На такой вопрос:
Сколько y тебя
На голове
Седых волос?
       Джани Родари

Удовлетворенный собой и новыми знакомыми-врагами, Каменщик сошел в добротный, многофункциональный подвал. Пленник и Сабина - спали.
Игорь Паркин воинственно храпел на дне бассейна. Каменщик невольно залюбовался его крупной головой, - во сне особенно похожей на слепок с античного героя или философа. Похититель испытывал к спеленатому майору неподдельное уважение: он был честным офицером и отцом двух славных дочек.
Сабина разметалась в соседней комнате на красном водяном матрасе. Она лежала ничком. Ноги широко раскинуты. Из одежды - коротенькая майка и черные шелковые трусики. Ее беззаботная поза инициировала у Каменщика нечастое, - но неистребимое самецкое желание. Покоряясь ему, он рывком перевернул Сабину на спину: стянул с нее трусики, а затем и майку.
Померещилось?
Сабина - проснулась?!
Повезло.
Померещилось!
Каменщик - пока не умел спать с бодрствующими женщинами. Он умел многое. Почти все. Жаль только спать с бодрствующими женщинами, - не выходило.
Как правило - выручали снотворные.
Но - не сегодня.
Сабина - не просыпается…
Должно - посметь.

И Каменщик - жестко, безотказно овладел Сабиной.
Валтузя ее по хлюпкому матрасу, - Каменщик самозабвенно блистал перед Каменщиком неотъемным у него даром - быть с живой спящей женщиной. Сабина - выгодно отличалась от полудюжины лопнувших под ним надувных красоток. Сабина - была теплее, глаже, тверже. Сабина - дышала...

Откачнувшись от истекающей в сонном оргазме возлюбленной, - Каменщик, воровато озираясь, отлучился в душ. После душа - к пленнику.
Подойдя к краю глубокого круглого бассейна, Каменщик снова уважительно закивал.
Игорь Паркин.
Отец двух славных дочек.
С ног до головы обмотан крученым канатом и схож с громадным веретеном.
Однако, - спит…
 
Каменщик дивился, - как безропотно и неприхотливо устроена нервная система его несгибаемого пленника.
Разве Каменщик хотел измываться над отцом двух славных дочек?
Нет.
Каменщик - сам мечтал бы стать отцом двух славных дочек.
Но если отец двух славных дочек, которого он пленил и которого в течение календарного месяца содержит в курортных условиях, регулярно отнекивается от еды, - подобает иногда его вразумлять.
 
Каменщик сел в позу лотоса и - по-мальчишески опасливо - метнул в Игоря скомканной оберткой от бигмака. Никакой реакции. Впрочем, - грешно жаловаться. Враги Каменщика сплошь отличные ребята. Может, и обойдется с ними. Может, - камни смягчатся… Фартило же до сих пор Каменщику. Его жертвы - бесполезные нелюди. Возлюбленные - краше день ото дня. Живи, убивай и радуйся! Да нет... Муторно у Каменщика на душе. Мается он. Страждет. Страждет постичь свою зыбучую тайну. Накликал призвание, вымолил. А у кого вымолил?!.

Каменщик вырос в благополучной любящей семье. Он тихо, прилежно и незаметно учился в школе, где с десяти лет - ретиво натаскивался в боксерской секции. Не хватая звезд с неба, - закончил Московскую государственную консерваторию по классу фортепьяно. И, наконец, уважив родню престижным дипломом, - Каменщик приступил к осуществлению своей давней-предавней мечты, так как сам он - с детства мечтал стать маньяком.
Каменщик длительное время не находил свой индивидуальный стиль, свой маниакальный именной почерк, без которых людская память его не примет. Чтобы добиться удачи, Каменщик, - лишенный врожденного и бесконтрольного вожделения чужой смерти, - не щадя годов и средств, - заимел непредвиденное прикрытие, - притворившись популярным писателем.
Естественно, писал он исключительно триллеры про маньяков. Благодаря им, - Каменщик мог невозбранно коллекционировать и досконально исследовать многообразные способы маниакального убийства, подыскивая среди них наиболее эффектную манеру преступного поведения, - чтобы в итоге - прослыть Моцартом боли, Набоковым отчаяния и Аристотелем плотского катарсиса.
В итоге - Каменщик написал 11 жестокочтимых романов.
В итоге - Каменщик обеспечил себе надежный пожизненный достаток.
В итоге - в 34 года - Каменщик добился удачи…

В погоне за сюжетами Каменщик использовал любые источники: в том числе, не чуждался помощи старых знакомых, - хотя по натуре был типичным мизантропом. Как-то ему позвонил консерваторский приятель - Иван Дубасов - и посулил ему неповторимый сюжет. Через час - тяжелый на подъем Каменщик - был у него дома.
- Про годы разлуки после, - разняв скупое рукопожатие, Иван Дубасов повел гостя в библиотеку. - Разбирался надысь у бабушки в макулатуре и глянь, что откопал.
На кабинетный стол, подняв серенькое облачко, ухнула толстая стопка одинаковых детских книжек. С недоверчивой брезгливостью Каменщик смахнул пыль с верхнего экземпляра и взял его ознакомиться.
- Тебе нужна страница 11, - проинструктировал хозяин квартиры. - «Колыбельная про Каменщика»…

И явился миру - Каменщик.
С того дня, - а было это три месяца назад, - он отрекся от литературного псевдонима Василий Баженов, от обрыднувшего писательства, от притягательного диктата Инги Сарги: и умиротворенно зажил в подвале своего недостроенного дома на окраине Жуковки. Спустя неделю - Каменщик начал убивать.

Первое убийство.
Каменщик помнил, - как сейчас.
Запер подвал.
Завел минивен.
И - погнал его в морозную февральскую столицу.
Добрался без проволочек.
Мглистая громада древнего мегаполиса со снежным хрустом пожирала горизонт.
Хаотичные, колющие мысли прибывали как вьюжные снежинки. Каменщик еле удерживал руль дрожащими от предвкушения руками - и гнал прочь срывающийся на крик чрезмерно аналитический внутренний голос.
«А жертвы?» - слышалось ему.
«Я избирателен?! Дети - нет! Женщины - нет! Мужики… Настоящие мужики… Но без них не будет детей! Их - нельзя… Только пидоры. Пидоры и немощные старики… От них уже никто не родит. Но у пидоров тоже бывают дети!?. Надо убивать тех, кто мне противен. Надо убивать тех, кто мне противен… Дети пидоров - ущербны. Они ущербны по вине своих отцов! То есть… я, как в кино про маньяках, лезу в чужие божьи дела?! Как в кино… Я - не такой… Я - не такой! Мотив… У меня есть мотив?!.»
- Хватит! Хватит думать о мотивах! Нет их у меня! - уже вслух проорал Каменщик и визгливо затормозил минивен на автостоянке у гостиницы «Россия».
Выйдя из машины, - он конвульсивно зажмурился и, вдохнув прохватывающий воздух созрелой зимы, направился к Маросейке.
Безостановочно Каменщик миновал памятник героям Плевны.
Разбрасывать камни на этом прозрачном культовом пространстве - легкомысленно.
Каменщик вздумал окаменять гей-клубы. Их в Москве напоказ не выставляют.

Каменщик начал с «Розового треугольника», - с того, который прошлой осенью открылся после ремонта поблизости от белорусского посольства.
Вот и она - окаймленная розовым неоном арка.
Каменщик пружинистой скоротечной тенью шмыгнул в сквозной, приглушенно освещенный двор.
Высоченная железная дверь розового цвета; над ней ржавый козырек; под козырьком - поблескивал треугольный, розовый фонарик.
Надо сказать, - нищенский внешний облик данного гей-клуба сюрреалистично разнился с его утробным убранством. Об этом Каменщик осведомился в путеводителе «Злачные места Рима №3». Фотохудожник одиозного журнала - и его когда-то знавал Каменщик - уж больно наглядно выпустил «Розовому треугольнику» его гламурные кишки.

Для проформы - Каменщик затаился за зловонной грядой мусорных баков. Они загромождали вторую арку длинного и узкого двора. Через нее - завсегдатаи-конфиденты попадали на закрытую автостоянку.
В течение получаса - за облупленную розовую дверь просочилось 15 человек: 14 расфуфыренных детишек и величественный перезрелый детина в лисьей шубе. За ним - на розовый свет - слетелась стая смешливых дамочек, среди коих Каменщик признал Ингу Саргу.
«Опять мотив, - закипал Каменщик. - Лесбиянки - дрянные матери. Родить - рожают, а добра от них - не жди… Если я влюблюсь в Ингу, вряд ли заставлю ее всерьез взяться за детей. Зато из-за нее я пощажу лесбиянок… Мотив-мотив. Но я-то - не маньяк. Нет, маньяк, конечно. Каменщик - маньяк. Маньяк да не тот... Черт! Ну, что это за мысли такие? Маньяк я - или кто?! Я ведь не знаю, о чем думают полноценные маньяки. Мысли Каменщика в моей башке - это же бессвязный поток нереальных цитат из книжек Васьки Баженова. Он их из пальца высасывает, а не из мозгов прирожденных убийц…»

Каменщик медитативно потер переносицу и снова зажмурился. Промозглые грязные борта баков холодом массировали ему бока.
- Старичка бы замочить! Старичка… - истерично нашептывал окоченевший Каменщик. - Дети, бабы, дети, бабы… Как их камнем-то?!. Старичка бы…
По обледенелому двору прошуршали шаги. У двери стихли...
Каменщик - выглянул.
Треугольная стекляшка под козырьком невнятно очертила - то ли сутулую, то ли и впрямь горбатую фигуру без тени и возраста.
Каменщик - напружился...
Розовое допольное пальто.
В левой руке незнакомца - черная спортивная сумка, где поместится и низкорослый спецназовец...
Каменщик - передумал становиться маньяком: незнакомец - пристально смотрел в его зрачки.
И вместе с тем - Каменщик вдруг ощутил невиданную радость. Она, - по-детски безрассудная и неподсудная, - загоготала под его заходившей ходуном кожей. Ребра распирала жара. Мерно наливалось тяжестью сердце. Между ушами запрыгал микроскопический неподъемный мячик. Каменщик райски обмяк и осел на мерзлотную грязь. Нежданно захотелось взвыть от тоски по родителям, живущим неподалеку, на Тверском бульваре.
Каменщик потерял счет времени. Он - потерял - вообще - всё. Не потерял лишь неуловимый взгляд человека без лица, - явно не жаждавшего попасть в «Розовый треугольник». Столетья истлели, - прежде чем ожил однообразный дворовый ландшафт. Точнее, - ожила спортивная сумка незнакомца. Она - как-то противоестественно - подалась вперед. Незнакомец - наклонился к сумке, кивнул - и выпустил ее на льдистый асфальт. Затем - он с сановитостью сменившегося крупье развернулся и убрался восвояси. А брошенная им сумка - почти по-собачьи - зашаркала к арке Каменщика.

Каменщику - никто не подсказал. Но когда черная сумка уткнулась ему в колено, - он тотчас присвоил ее; присвоил на рефлекторном, бессознательном уровне. Левая рука Каменщика - по-хозяйски влезла в его карман: и заготовленный для первой жертвы камень, хлюпнул в мусорный бак. Правая рука Каменщика - расстегнула молнию на сумке, а его вспотевшая ладонь - бережно и бесповоротно - освидетельствовала полированную прохладу одиннадцати камней: иных, - не со стройки, - не с этого света. Неделимым потоком - по линиям ладони - заструилась чуждая ему вселенная. Аморфной точкой вспыхнула она в затылке Каменщика - и отрокотала там безболезненным взрывом.
Он обалдело сидел посреди позабытой им зимы. Наверное, он сильно замерз. Кто сотворил с ним - с маньяком! - столь безбожное маньячество?!

В желудке Каменщика гулко тикала тревога.
Как теперь жить?
Как теперь убивать?

- Каменщик… - дразнились сомкнутые в гусеницу губы Каменщика. - Надо смываться.
       Мышцы его, - будто ощетинились под давлением нераспознаваемых сигналов перерождающегося мозга.
       - Нет, - ожесточенно прошипел Каменщик. - Я не такой. Я сам пожелал стать маньяком. Я - сам - стал - Каменщиком. На роду мне - это не написано.
Оперевшись на левую руку, - Каменщик с нечеловеческой легкостью вскинулся на ноги.
Как и в книжке Аглаи Громак, - его сделали левшой.
Каменщик - передумал становиться маньяком.
       Взяв черную спортивную сумку, - он аморфно отряхнулся, свирепо поежился, хрустко свел лопатки - и побрел к своей машине.
       Возле подземного перехода у станции метро «Китай-город» - он повстречался двум дежурным милиционерам.
       Если обыщут, - неприятностей с законом - не избежать.
       Обошлось.
       Не иначе - камни отвели им глаза.
       Каменщику - не пригрезилось.
       Милиционеры разминулись с ним - не по своей воле.
       Камни - отвели им глаза.
       Излюбленный прием ленивых авторов мистических триллеров.
       Излюбленный прием Василия Баженова.
       Излюбленный прием Каменщика.
С того дня.
А было это три месяца назад…

С бурлящей в черепе пустотой - Каменщик промчался мимо станции метро «Кунцево». Аминьевское шоссе отблестело, как выплюнутый язык хамелеона. Дальше - на Рублевку…
Неприметная улочка академика Павлова. Справа и слева - дряхли смирные ряды хрущевских пятиэтажек. Свернув во двор, - за седьмым домом по нечетной стороне, - беспечный ездок выключил газ и потушил фары.
- Подождем, - почти с любопытством подбодрил он себя.
Сумка с камнями покоилась на пассажирском сиденье. Коротая неизвестность, - Каменщик достал из бардачка книжку Аглаи Громак. Страница 11…

- Тук, тук, тук, тук,
Ходит Каменщик вокруг.
Никого не обижай.
Ровно в девять засыпай.
Пусть игрушки отдохнут.
Буквы в книжках пусть уснут.
Ведь за детскою кроваткой
Каменщик следит украдкой...

Каменщик расстегнул сумку и убрал в нее книжку. Туда же он сгреб и остальные экземпляры из дубасовской стопки. Вылез из машины.
Двор вьюжисто тишился, - заткнутый снегом и пористой теменью полнолуния. В шеренгах пятиэтажных инвалидов - с десяток освещенных окон.
Внезапно - из ближайшего подъезда вынесся долговязый тощий парень. Привалившись спиной к борту минивена, - Каменщик выжидательно наблюдал за приближающимся бегуном.
- Мужчина, - задыхаясь, взмолил востроносый юноша, - Спасите, пожалуйста. Меня убьют. Я заплачу... Подонки!
- Накажем подонков - и поедем, - Каменщику вновь нравилось быть маньяком.
- Вы не понимаете, - жеманно роптал насмерть перепуганный беглец, - они сущие бандиты. Живодеры. У них - оружие! Поедемте, мужчина!?
Каменщик азартно скомандовал:
- Сядь в машину и подожди.
Беглец повиновался. Тут же - из подъезда вывалилось два полуголых здоровилы. Поравнявшись с Каменщиком, один из них с развязной учтивостью спросил:
- Слышь, земеля, ты тут «сахарка» не видал?
- Видал, - занозисто признался Каменщик. - Он в моей машине сидит. Зуб на вас точит. А вы ребят, в генерала Карбышева играете?
- Это шутка что ли?! - осатанел второй из догонявших.
- Давай его, вместе с тем пидором нагнем!
- Не-а, брателло. Нас такие телки ждут. Лучше я этим уродам гемморой монтировкой вправлю, и пускай до свадьбы заживает. Согласен, мудило?..

Имитируя согласие, - Каменщик пал в ноги гуманных гомофобов.
Время и пространство, - снова объявили антракт.
Незасекаемо высверкнуло из поземки зазубренное лезвие охотничьего ножа…

Беглец в кабине походил на аутиста.
Из огня - да в полымя.
- Куда изволите? - величественно устроившись за рулем, скромно справился Каменщик.
- В Братеево... - проблеял попутчик.
- Дороговато. - Каменщик взвинчено щелкнул ключом зажигания и отрядил свой минивен в противоположный конец Москвы.

Часы Каменщика - показывали 02.30 после полуночи. Настроение - прекрасное. В магнитоле - диск Анне Вески. Первая кровь, наконец, пролилась. Живи, убивай и радуйся! Да нет... Муторно у Каменщика на душе. Мается он. Страждет. Страждет постичь свою зыбучую тайну. Накликал призвание, вымолил. А у кого вымолил?!.
 
Притормозив у высотного дома спасенного им человечка, - Каменщик подмигнул ему и с присвистом шлепнул по рулю.
- Приехали!
- Сколько я Вам должен? - расцепенел его пассажир.
       Каменщик - безответно ощерился. Ошибочно догадливый парень - приветливо насторожился:
- Извините, я понимаю… Ради меня вы зарезали двух… людей... Я не против...
- Рот открой, - поменялся Каменщик.
- Я понимаю... Извините, можно я одену Вам...
- Рот открой. Пошире!
- Господин спасатель заблудших юношеских душ, а зачем… пошире? У Вас настолько ощутимые размеры?
- Просто открой рот, урод.
- Не нервничайте. Я могу и без гандона отсосать. Только у меня есть к Вам одна деликатная просьба… Будете кончать, не стесняйтесь. Прямо в рот... Не надо на волосы. У меня еще работа сегодня. Я девушка работящая. Знаете, сколько моя прическа стоит? А укладка, мама моя!..
Левая рука Каменщика вросла в вязко пульсирующий, накалившийся камень, - рефлекторно, бессознательно выхваченный им из черной спортивной сумки… Взглянуть бы сейчас в махонькие, домашние, краснопрожилковые глаза отца… Хлебнуть бы маминого чайку… Он не был у родителей три месяца… Мерно наливалось тяжестью сердце…
       
Глава двенадцатая.

- Каменщик, каменщик в фартуке белом,
Что ты там строишь? кому?
- Эй, не мешай нам, мы заняты делом,
Строим мы, строим тюрьму.
       Валерий Брюсов
Первое убийство.
Каменщик помнил, - как сейчас.
С того дня, - а было это три месяца назад, - он отрекся от литературного псевдонима Василий Баженов, от обрыднувшего писательства, от притягательного диктата Инги Сарги: и умиротворенно зажил в подвале своего недостроенного дома на окраине Жуковки. Спустя неделю - Каменщик начал убивать.
И явился миру - Каменщик…

Передумав будить своего пленника, - он, одухотворенный ностальгией по обездушенному на Борисовских прудах телу первой жертвы Каменщика, - разбудил Сабину.
- Знаешь… я ведь не спала… - жуликовато повинилась позевывающая Сабина. - Ты мой постельный бог. Надо мной так никто не изгалялся. А я - грамотная шалава.
- Ты - не шалава. Ты - возлюбленная Каменщика.
Сабина прыснула:
- Думаю как королева, поступаю как шалава!
- Ты - не шалава. Оденься. Я пока приготовлю тебе завтрак.
- Завтрак?! Каменщик - не умеет готовить, - подыграла Каменщику Сабина.
- А Сабина - не шалава. И хватит штампов. Я со штампами больше не работаю.
- О чем ты?!
- О тебе.
- Я…
- Жди.

Через час - Каменщик отпер кухню.
Выбросив в мусорное ведро шесть несъедобных омлетов, он позвал Сабину и посадил за стол напротив себя. Вместо прощального завтрака, - Каменщик указал возлюбленной на раскрытый сборник стихов Макара Вильденрейтера, бывшего знакомца по литературной поденщине.
- Прочитай, - нерешительно попросил он.
- Куда я денусь…

Когда тебя бросает женщина,
И не простая, а любимая,
И небеса вдруг дали трещину,
И в сердце боль непоправимая,
Когда тебя бросает женщина
В минуту самую неясную,
Когда тебя бросает женщина,
И негде спрятать нежность жадную,
Когда тебя бросает женщина,
Так необдуманно красивая,
Такая здешняя и прежняя,
И так нечестно несчастливая,
Когда тебя бросает женщина
И память бесится бедовая,
Когда тебя бросает женщина,
Поверь, - беда твоя не новая…

       - Хватит, - предостерег Каменщик.
- Зачем эти стихи? - нахохлилась Сабина. - Они… классные. Но они… Они - не про меня… Не про нас. Я никогда не брошу Каменщика…
- Придется, - отрезал Каменщик. - Десять минут на сборы. Не управишься, - убью.

…Через 7 минут за Сабиной клацнула металлическая дверь одомашненного подземелья Каменщика.
Первый этаж его особняка.
Анализировать смертельную ситуацию - поздно.
На каждом шагу надо через что-то перелезать, что-то переступать, протискиваться сквозь что-то. Неотделанная, лабиринтоподобная цитадель самопровозглашенного маньяка кишела несметными ловушками. Стройматериалы, инвентарь и мусор - занимали пространство с максимальной опасностью для передвижения.
Окна нигде не остеклены; дверные проемы пусты, - и подходы к ним безнадежно завалены, заставлены, заброшены. Всюду зачатки лесов, стремянки, бетономешалки...
И коридоры не кончались. И непересчитываемые комнаты - забаррикадированы. И лестничные пролеты - никуда недолетали…
Отфутболивая то паркетины, то банки с краской, то какие-то ящики, Сабина - наперекор мечте - продиралась наружу.
Вот - с мыслями о несклепистой судьбе эстонской девчонки - Сабина вторглась в пылищный атриум. Пересекла и его. А за ним - еще коридор. А в конце коридора - спасительная прорубь будущего парадного входа. А там - Сабина эвристически замерла на пороге своей мороковатой темницы.
Сабина не ждала погони. Она просто не верила, что ее может не быть. Впереди - солнечные картинки летней Жуковки. Сзади…
Сабина - оглянулась.
Она же эстонка!
Впереди - солнечные картинки летней Жуковки. Сзади - беспорядок…
Сабина с ним справится.
Она же эстонка…
Немножко пугали мужские игры ее подземного соблазнителя…
Но и у Адольфа Гитлера была жена.
Чем Сабина хуже Евы Браун?!.
Уперев кулачки в осиную талию, Сабина притопнула.
Замешательство рассеивалось.
Неопределенность и анекдотичность ее амурных казусов с Каменщиком показались лишь скомканной тенью чего-то значимого и красивого, - того, что она впопыхах проворонила.
Рачьей поступью Сабина любознательно попятилась к границам строительного участка.
Дом Каменщика представлял собой трехступенчатую пирамиду из хмуро-багряного кирпича. Каждая из трех ступеней - служила жилым этажом; как улей сотами, дом пронизывали шестиугольные прорехи окон. С улицы - он гляделся почти пригодным к эксплуатации.
- Черт! Месяц повозиться - и я богачка.
Сабина негодующе впечатала пятку в хлипкие дощатые ворота; по-беличьи юрко крутанулась и пихнула одну из створок. Петли ее ржаво скрипнули, и она отворилась.
Бежать?
Нет.
Она же эстонка.
Снова повернувшись на 180 градусов, Сабина категорично прошествовала к дому Каменщика.

- Напугал! - взвизгнула Сабина.
- Мне жаль, что ты не спала, - приговорил ее Каменщик.
Он строптиво поджидал Сабину на пороге своего бесприютного логовища, скрестив руки на груди, и его надменная угрюмость не располагала к романтической беседе.
Жара раздобрела - как забытое у растопленной печки дрожжевое тесто.
Сабина - поостыла:
- Мне… правда - очень понравилось. Все-все-все…
- Мне жаль, что ты не спала. Брось меня.
- Ты мне жизнь спас. Не заставляй тебя бросать. Хочешь…
- Мне нравится твой акцент, - Каменщик скорбно улыбнулся, ущипнул Сабину за остренький подбородок и покорно покраснел.
Сабина благодарно опустилась на колени.

Глава тринадцатая.

Ты на постель свою весь мир бы привлекла,
О, женщина, о, тварь, как ты от скуки зла!
Шарль Бодлер

Кофе Инга не нашла. Насвистывая мелодию похоронного марша, она сориентировала Тихона на электрический чайник, - а он спонтанно сфокусировал взгляд на ее характерной фигуре.
- Завтрак без кофе…
Безаппетитно поковырявшись вилкой в подгоревшей яичнице, Инга с призвоном отставила тарелку на розовое стекло стола и встала в свою излюбленную деловую позу: ноги на ширине плеч, руки сомкнуты замком на спине; с учетом утреннего туалета Инги, - ее деловитость приняла оттенок выверенной сексуальности.
Закрытый знойно-розовый купальник фривольно просвечивал сквозь мрачноватый пляжный платок. Мокрые после душа волосы - забраны к затылку в веникообразный пучок. Острые черты лица, как плотоядные орхидеи, высасывали из золотистой атмосферы ее энергетическую сущность. Всегда подсвеченные анашой глаза - синели вагнеровской дикостью валькирий.
- Не смей меня описывать, - уязвилась Инга. - Опять на Аглаю собьешься.
- Я не виноват, что вы так неописуемо и так… непохоже похожи, - парировал скучающий Тихон.
Он расслабленно горбился на барном стуле, и только лень да Инга Сарга не позволяли ему прикорнуть перед обедом. Вчера он разделался с четвертым рассказом на тему бабушки Аглаи. Теперь дописать бы «Каменщика». А как? Может, в бассейн?
На днях деятельная Инга Сарга, - не удовлетворившись изматывающими тренировками в зале, в которые она ухитрилась втянуть и Тихона, - настояла на его наполнении. Аглая дружественно сопротивлялась. Но ее занятость и легкомысленное отношение остальных к ее завиральным идеям - не дали восторжествовать ее водяной фобии.
- Я не хочу чаю, - сказал Тихон. - Достань мне, пожалуйста, выпить.
- Аглая достанет, - огрызнулась Инга и направилась к холодильнику.
- Вижу, рассказ тебе, действительно, понравился.
- Не будь Нарциссом, - поддела Инга и ввезла на стойку упаковку чешского пива.
Забравшись на стул одесную с Тихоном, она - принялась поучать обожаемого воспитанника.
- Признаюсь, твоей бабуле почти удалась ее реинкарнация. Ты пишешь, как маньяк. Только смотри, сам не стань маньяком. Научись абстрагироваться от того, о чем сочиняешь. Я боюсь за тебя. Признаюсь, я не ожидала, что с тобой произойдет столь разительная перемена. Ты остаешься рохлей по жизни, - параллельно мимикрируя в приличного писателя…
- Стивенсон был хлюпиком из «страны постели», - возразил Тихон. - Однако его мистер Хайд достаточно убедителен.
- Ты неблагодарно нивелируешь мою тревогу. Вспомни, страшнейшие литературные персонажи создавались безобиднейшими с виду людьми. Порой - просто человечками. Но внутри… все эти писатели были доподлинными стервецами. Иначе нам бы не посчастливилось прочитать на корешках книг имена… Джона Фаулза, Стивена Кинга, Брэма Стокера, Джона Ирвинга...
- Спасибо, что не упомянула всуе Достоевского с Гоголем, - подначил Тихон. - Инга, для меня твои сентенции чересчур выспренни. Давай без версалей, - На пол упали две пивные пробки. - Ты мне хочешь втолковать, что я живу, как беспружинный матрас, а пишу аки тореадор. Ты боишься, что в моей башке… неправильные весы… и если их не настроить, то я досочиняюсь до лоботомии. Кстати, отличный финальный саспенс для триллера моей жизни... Или прости, саспенс - он в кино. В литературе… енто… называется ретардацией.
Инга поощрительно чмокнула Тихона в щеку и чокнулась с ним бутылкой.
- Реплики Тихона Громака никогда не «срываются с уст». Его мозговой пиар-отдел преобразовал повседневную человеческую речь в маниакально отредактированный и завизированный поток слоганов. Хотя… Браво, Тихоня! Ты изобрел новый тип удовольствия. - Тихон недоуменно наморщил лоб. - Я следом за тобой начинаю радоваться своим же ошибкам. Берясь за тебя, я всего-то чаяла сорвать большой куш, использовать платиновый бренд Аглаи Громак, и сделать книксен. Позже я смекнула, что чуть, было, не сваляла дурака. Я держала тебя за приступочку к дверце с именем твоей бабушки, которая приведет меня к безбедной старости, обмахиваемой гривами златокудрых нимфеток…
…Если бы не эти «неправильные весы» в твоей башке…
…Примеры?..
…Смотри… Ты сто раз уходил и возвращался к жене. Вы с ней наставляли друг другу рога. А на выходе?.. Отписал ей хоромы в центре Москвы, отвалил ей охренительные отступные…
Инга прополоскала горло пивом.
Тихон и не думал оправдываться.
Он лишь изредка поддакивал с какой-то смазанной и лживо страдальческой улыбкой.
- Паче чаяния я частый гость в «Розовом треугольнике». Я Ольге твоей не близкая подруга. Но кое-что ведаю. Если бы ты не встретил мою Аглаю Святую, будь спокоен, Тихоня, Хапцовы бы тебя по миру пустили.
Словно подводя итог нелицеприятному разговору, Инга вытянула над полом руку с бутылкой и разжала холеный кулачок.
- Тара-то в чем провинилась? - Тихон отхлебнул пиво - и сам разбил бутылку.
- Тебе надо вернуться к жене, - сквозь бой стекла оглушила его Инга. - Аглая загоняет тебя... как племенного жеребца. Днем ты пашешь на меня… Ночью на ней…
- Снова синдром «неправильных весов»? - уныло и без надобности спросил Тихон. - Ольге я и с мешком золота не нужен.
Тихон вытащил из упаковки еще две бутылки пива. Передал одну хватко притихшей Инге; встряхнул ту, что наметил для себя...
 
…Бутылка и та за Ольгу.
Жалкие и бесполезные воспоминания о том, как он до Олькиного обморока вылизывал безрассудное межножье жены, помогая себе и ей такой же чертовой бутылкой любимого обоими чешского пива…
 Наплевав на мужские, а частенько и женские предрассудки, - Тихон самоотверженно приноровился к куннилингусу.
…С 16-ти лет…
…Он подзадоривал им даже проституток.
А уж жене перепадало…
Особенно ему нравилось делать это в самые критические из Олькиных дней, когда кровь лилась из нее так, - точно, обезумев от изысканной ласки, Тихон откусил ей клитор. На заре их постельной истории Ольгу настолько пугал менструальный вампиризм ее мужа, - что за Тихоном надолго закрепилось ласковое интимное прозвище Упырь.
Однажды, когда Тихон - полушутя-полусерьезно - заявил: мол, он лакомится ее омертвевшей кровью, практикуя магический ритуал вечного приворожения, - суеверная Ольга наотрез отказала ему в сем корыстном десерте. Но спустя отведенный природой срок, - она уже со слезами на глазах вырывала у Тихона его вурдалачьи нежности…

Пристрастно понимая, чье имя мусолит сейчас склонная к мазохизму память Тихона, Инга продолжила экзекуцию:
- Твоя Ольга - невыросший ребенок. Родители приучили ее жить принцессой… А как быть принцессой… Не объяснили.
И, тем не менее, твоя Ольга тебя любит. Нанося боль другим, она…
…Пойми, Тихоня, ребенку важна лишь его собственная боль. Ребенок уколет тебя булавкой: и рассмеется. Ты в ответ шлепнешь его по попке: он заплачет и надуется. Ребенок может эффектно изобразить чувство вины… Но… пропустить его через свое чуточное сердечко, забитое игрушками и конфетами…
- У нас с Ольгой патовая ситуация. Стать преуспевающим писателем… Идея гениальная. И запоздалая.
- Пойми, мудка, скоро ты будешь лепить куличики на горке, которая только снилась твоей бабушке… Ах, как я все живенько вижу!..
…Когда мы победим, твоя Ольга от злости перемену пола себе сделает.
- И зачем она мне такая?
- Затем, что ты умеешь прощать.
- Или… Не умею - не прощать…
- Ну, решай, Тихоня! Возвращаемся к Ольге?!
- Она до сих пор якшается с этим сучьим узбеком и не дает мне увидеться с дочками! - вскипел Тихон и верхом взобрался на барную стойку.
- А ты за них боролся?
- Я мог бы играючи отсудить у Ольги обеих дочек, - прихвастнул Тихон. - Зачем?! Я не радикал. Встречи с «субботним папой», выбитые через скандалы, до добра не доводят. Лучше прослыть невидимым отцом-подонком, чем отцом-неудачником, на которого мои дочки будут глядеть лютыми глазами своей запутавшейся в жизни мамочки.
По дурости Ольги… девчонки стали звать меня по имени. Она при них уничтожает мои фотографии… и вдалбливает им, что я для них… «чужой дядя»
Ладно, не надо о грустном. Помоги мне победить. Помоги, Инга. Победителей не судят…
- С победителями еще и не судятся, - добавила Инга и почти с уважением потрясла Тихона за плечо. - А ты, мой друг, не безнадежен в смысле мужских качеств. Пожалуй, я рискну починить твои «неправильные весы». И Ольгины заодно поправим.
- Я же просил… Не надо об Ольге.
- Ты простил ей измену. И не простил оскорблений. Чудное благодушие. Мой тебе совет, Тихон! Когда тебя оскорбляет любимая женщина, не нужно затыкать ей рот. Нужно заткнуть ей промежность. И вообще… На нас положено залезать, как минимум, каждую ночь. И тогда днем… мы будем заняты воспоминаниями о сексе, а не его поисками.
- Я не могу удовлетворять женщину, назвавшую меня… «домашним тапочком».
- Плюнь на нее. Удовлетвори - себя. Покажи ей оскал самца. Нагни ее в особо извращенной форме. Стервы это любят. И ценят.
- Я запутался... - процедил сквозь пиво Тихон и потянулся за обелискообразным графином с абсентом.
- Нет, Тихон. Это я запуталась. Я вывела тебя на разговор, не будучи ни в чем уверенной. Типичное бабское словоблудие. Нафиг я накинулась на тебя со своими нравоучениями? Ты, похоже, и сам все знаешь... Тихон Громак - способный ученик. Опасно способный… Все мои велеречивые тревоги ты свел всего-то к двум словам… «Неправильные весы».
- Я ценю твою заботу. И - признаю. Над перевоплощением «домашнего тапочка» в грязный сапог победителя придется попотеть. Но растолкуй… Зачем ты запихиваешь меня в клещи между Аглаей и Ольгой?
- Не я, - высокопарно поправила Инга, а Тихон мысленно взмолился: «Инга, не разочаровывай меня.» - Считай, что это небеса подбросили монетку, - а она, проказница, упала на ребро… И вертится, и вертится, и вертится… То Аглаей обернется… То - Ольгой…
- А ребро - Ингой кличут, - съязвил Тихон.
- Польщена, - подыграла Инга. - Заклинаю беречь эту монетку! А для затравки… надо срочненько избавится от соперников, что монетку твою располовинить сообразили.
- Узбек от Ольги не отстанет, - заверил заинтересованный Тихон. - Я по всякому с ним разбирался. Вроде успокоится.. Потом опять обострение. Я с глаз долой, - узбек ко мне домой.
- Эх, некому Ольгино сердечко в ежовых рукавичках попридержать. Наверное, фиговый из тебя «домашний тапочек» был. Из узбека он - поудобней сварганился. А, Тихон?
В мимолетной задумчивости Инга Сарга сблизила узенькие разлетные брови, шаловливо почесала затылок коктейльной соломкой и взяла со стойки графин с абсентом. Вытащив пробку-пирамидку, - она глотнула из горлышка хмельной бирюзы и сунула ее Тихону. Затем отобрала у него графин и ухарски шмякнула его об пол.
- Сарат Бабаев - не абсент, - неприхотливо намекнула Инга. - Заново не купишь.
- И у кого в башке «неправильные весы»? - Тихон непроизвольно зашевелил ушами. - Ты предлагаешь мне завалить узбека?
- Я предлагаю тебе починить «неправильные весы», - непорочно улыбнулась Инга, - а в ее синих глазах ощетинились огненные копья валькирий. - Вместе с Ольгой.
- А как же Аглая?!
- Переживет. Она - железная.
Разрушение заразительно.
Тихон - в сердцах - смахнул со стойки пару коньячных бокалов, малахитовую пепельницу и сотовый телефон Инги.
Инга уважительно взглянула на Тихона и подытожила:
- Я не зря рассказала тебе про чудо-монетку. Хапни ее. Не ерепенься. Иди и купи себе новую жизнь. А я… пойду, сыщу другой телефон. Мой ты угробил.
Тихон с регрессирующей сумасшедшинкой в глазах протянул Инге свой сотовый - и слез на пол, дабы оценить масштаб нанесенного ей и Аглае ущерба. Взяв телефон, Инга фыркнула и, балансируя поджарыми бедрами, проследовала к бассейну. Тихон подобрал с пола ее аппарат, счел его пригодным для дальнейшей эксплуатации и поторопился отчитаться перед Ингой. Он нагнал ее, когда она уже дозвонилась и, не желая того, впал в грех подслушивания.
Инга кого-то усердно увещевала:
- Мне нужно, чтобы ты полетел со мной на Франкфуртскую ярмарку... Через четыре месяца... Я знаю. Ты завязал с «пошлым, никчемным, неблагодарным писательским ремеслом»... Немцы хотят купить твой последний роман. Перевод почти готов... Ты подписал контракт. От тебя теперь ничего не зависит... Я в гостях у подруги. В «розовом треугольнике».
Инга, прощающе перекривив губы, вернула свой телефон: а трубку Тихона - запустила в бассейн; сняла обтекавший ее с плечей до голеней платок - и нырнула вслед за обреченным орудием связи.

- С кем говорила? - ревниво полюбопытствовал Тихон, когда Инга оперлась локтями о край бассейна и погрозила ему закапленным кулачком.
- Вразумляла бывшего клиента, - пригладив волосы, купальщица пошлепала ладонью по раскаленным от солнца булыжникам, намекая Тихону, что изрядно обезвожена.
Когда Тихон обходительно поднес ей бокал ледяного шампанского, она, наконец, соизволила ввести его в курс текущих дел:
- Ты умный парень, Тихон, и не утруждай себя покусыванием локтей. Во Франкфурт ты можешь поехать только за компанию. Ты еще не готов для выхода в большой литературный свет. Тебе пока нечего показать. Твоих литературных долгов перед бабушкой Аглаей маловато. Для дебюта. Покончи с ними и принимайся-ка за работу над собственным романом. А Франкфурт - это моя мишура. Тебе рано испытывать судьбу. После Франкфурта и не такие головки спивались.
- Угомонись, я не в обиде. Благодаря тебе… я в сомнениях… уже не нуждаюсь. Меня больше беспокоит… Не Аглая ли…
- Я бы и без Аглаи тебя морализаторством замучила.
Тихон приблизился к краю бассейна и опустился на колени:
- А кто дотумкался извести узбека?
Инга откинулась в воду и на спине отплыла к противоположному борту бассейна.
Тихон не поленился и побежал вдогонку за розовым купальником.
Привелось попотеть.
А статная пловчиха курсировала по водной глади, - всем своим видом демонстрируя, что ей не до расспросов. Правда, не на сто процентов.
В частности, выяснилось: после обеда будут гости…