Половодье

За полвека с лишним посчастливилось увидеть немало красивых мест. Это и Балтийское побережье, чарующее элегантным сочетанием морского прибоя и вековых сосен, с удивительными оранжево-розовыми стволами. Здесь же, вдоль всего побережья, разбросаны хрупкие дюны, меняющие свою конфигурацию под воздействием морского ветра, и солнечные слезинки янтаря, время от времени выбрасываемые на бархатистый песчаный берег вместе с водорослями, пахнущими йодом.
Мне довелось побывать в безбрежных, необозримых просторах степей Заволжья, радующих глаз серебряным колыханием ковыля, где всё словно застыло в немом величии. Лишь изредка нарушается здесь тишина посвистами сусликов. Десятками стоят они вдоль узеньких тропок, проделанных степными животными в жёсткой траве, в причудливо изогнутых позах, на задних лапках, подогнув передние, и выпрямив спинки, лоснящиеся на солнце. Они стоят так на всём пути нашего следования вглубь, словно приветствуя пришедших на встречу со степью…
В молодые годы, особенно в каникулы, сколько времени я провела в лесах Литвы, Белоруссии и в рощах средней полосы России! Поистине благословенное время! Мне кажется, что те, кто в своей жизни ни разу не бродил по настоящим дремучим лесам, не дышал манящими запахами лесной ягоды, не видел, как испаряется затерянное вдали от дорог и жилья болото, словно опушённое мягкими малахитовыми мхами, многое потеряли. Помню, как попала я под Минском в такой лес, где сосны будто упирались макушками в небо. А когда местный житель, вызвавшийся провести нас к грибным местам, поведал, что эти сосны были такими же высокими и в то время, когда по большаку, проложенному через лес, возвращался Наполеон после «Московской компании», мне захотелось прикоснуться к смолистым стволам великанов ладонями, чтобы ощутить свою сопричастность истории, свою связь с вечностью. Потрясающие ощущения. Удивительно, но после этого случая я стала как-то по-особому относиться к деревьям, особенно старым, и начала испытывать к ним что-то сродни уважения, подобного тому, которое всегда приходит при встрече со столетним старцем или дожившей до преклонных лет старушкой, не утратившими памяти и здравомыслия и охотно делящимися своими воспоминаниями о прожитом…
Однако одно из самых сильных впечатлений в жизни произвело на меня впервые увиденное половодье в низовьях Волги. Правда, почему-то здесь не принято называть этот процесс медленного заполнения волжской водой просторов Волго-Ахтубинской поймы половодьем. Местные жители называют это просто: «Вода пошла». Вот уже более тридцати лет я наблюдаю в мае это поистине грандиозное и величественное действо. Но тот первый раз, когда я оказалась на высоком левом берегу Ахтубы, и вдруг «пошла вода», мне не забыть никогда. Трепет, волнение, страх, ужас и восхищение силой и мощью воды – всё это обрушилось на меня водопадом доселе не пересекавшихся чувств, и мне подумалось тогда, как мал и беззащитен человек на планете, где есть такая неуёмная сила, как вода. А ещё я тогда удивилась, почему так мало людей пришло понаблюдать за этим потрясающим зрелищем.
Обычно это начинается в самом конце апреля или в начале мая. Стоишь на берегу, и наблюдаешь, как ещё недавно спокойная и величавая река вдруг становится неистовой, шумит, пенится, бурлит, пронося мимо ставшие островками кучи прибрежного мусора, с корнями вырванные из земли кустарники и деревья, ещё совсем недавно росшие на крутых берегах. То и дело слышатся гулкие уханья – так падает в воду огромными кусками подмытый берег. Каждое такое падение продолжается долгим эхом, несущимся вниз по течению. В реке поднимаются волны, которые, докатившись до пологого берега, зализывают его, отчего тот становится гладким и блестящим.
И не дай тебе Бог, в один из таких дней оказаться на правом берегу, в так называемом Займище. Не успеешь оглянуться – зальёт дороги и тропинки, стёжки и просеки, и не заметишь, как окажешься на маленьком островке посреди безбрежных вешних вод, что заяц в ожидании своего деда Мазая.
Но вот ведь что удивительно, хутор Никонов, что, казалось бы, находится вовсе не на возвышенности, а вровень со всей окружающей его поймой, крайне редко подмывается или заливается половодьем. Он так и продолжает целый месяц, а то и дольше, стоять градом-Китежем, похожим на сказку, вынырнувшую из воды. Я так думаю, что просто раньше люди знали, где в этих местах выбирать землю для обживания.
Пора и мне подальше отойти от обрывистого берега, а то, неровен час, рухну вниз вместе с краешком обрыва - тут уж самостоятельно не выплывешь, как ни барахтайся. И понесёт меня вниз по течению до первой коряги, уцепившись за которую только и можно спастись в этой пучине.
Ещё неделька-другая – и к берегу Ахтубы не подойти: все множественные озера, ерики и речушки, рукава и заводи смешаются, сольются воедино, превратившись в некий гигантский живой организм, подобный сказочному исполину. Трудно вообразить и представить подобное, если не видел половодья в Низовьях Волги хотя бы один раз в жизни, а уж описать это тем более сложно, казалось, какие бы слова не подбирал.
Сворачиваю с шоссе недалеко от хутора Токарев и останавливаюсь у самой кручи, выхожу из машины, вооружившись биноклем, и смотрю вдаль…Кругом вода, вода, вода без конца и края. Правда, сейчас она успокоилась, словно вальяжно разлеглась по ложбинкам и оврагам, спокойно покачиваясь в такт мелодий весеннего ветерка.
В здешних местах жара приходит задолго до начала лета. Порой уже в апреле к полдню температура воздуха доходит до тридцати градусов. И вот, как только прогреется вода, рыба разбредается по бывшим лугам, ставшим на время разлива естественным нерестилищем. Тут-то и начинается настоящий рыбий праздник любви и жизнеутверждения.
Оставляю машину наверху, нахожу узкую тропку, ведущую по крутому яру к самой воде. Ступаю осторожно, хватаясь руками за колючую траву, сплошь покрывшую откос, чтобы не сорваться и не слететь кубарем вниз, угодив в воду. Наконец спуск закончился.
Если замрёшь, затаив дыхание, то можно наверняка разглядеть, совсем рядом, огромных размеров сазанов, наполовину выглядывающих из воды. Они усердно елозят брюшком по траве, чтобы выметать икру. В отдельные удачные дни можно наблюдать такое количество нерестящейся одновременно рыбы, что они скорее напоминают тучные стада кишащих на мелководье неведомых животных неземного происхождения. Чешуя их сверкает, словно тысячи маленьких зеркал отражают солнечные лучи. Повсюду слышно чавканье. Вода пенится и пузырится. Однако стоит издать резкий звук или хлопнуть ладонью плашмя по поверхности воды, как чудо мгновенно исчезнет. Не понятно, куда тут могут успеть спрятаться золотистые великаны, когда проглядывается каждая травинка от самого корня – наверняка, они находят ямки или вымоины в земле, а может быть, зарываются, так как со дна начинает подниматься муть. Всё вдруг замирает, рыба притаилась до тех пор, пока не исчезнет опасность быть вновь обнаруженными.
Во время половодья, когда идет нерест, по закону ловить рыбу запрещено, Но, скажите, кто из самых законопослушных, не соблазнился хоть раз в жизни нарушить закон?!
Как-то не удержалась и я. Привязала толстую леску к мощному бамбуковому удилищу, чуть ли не в руку толщиной, приладила крупный кованый крюк с пучком красных луговых червей, после чего установила поплавок из крупного куска пенопласта на расстоянии пяти-семи сантиметров от наживки и забросила наскоро приготовленную снасть между кустиками выступающей из воды травы. Присела в ожидании поклевки, боюсь пошелохнуться.
Вот поплавок резко дернулся в сторону, после чего он исчез под водой, а затем, точно так же неожиданно вновь всплыл, но уже совсем рядом. Ну, думаю, съела рыбина мою наживку и уплыла, поэтому поплавок оказался на поверхности. Но вдруг поплавок снова дёрнулся и начал исчезать, с большой скоростью уплывая прочь от берега между торчащих из воды травинок и стеблей. Пытаюсь поднять тяжеленное удилище, чтобы подсечь клюнувшую рыбу, но, увы, тщетно – мало того, что набухший в воде бамбук становится неподъёмным, леска тоже не поддаётся, а поплавок так и замер на месте. Делаю ещё одну попытку - вновь неудача, видимо, всё-таки зацепилась крючком за дно или за вымытое корневище какой-нибудь растительности. Ан, нет, поплавок снова начинает подёргиваться, и вдруг выворачивается сначала плавник, а затем и вся здоровенная спина сазана-великана. Туловище рыбины, не меньше метра длиной, извивается, сопротивляясь моим устремлениям сдвинуть её с места.
Сазан был настолько красив в лучах весеннего солнца, столь грациозен в своих движениях, что я даже обрадовалась, когда он изловчился и повернулся так, что верхним плавником смог разрезать леску и освободиться, оставив меня без улова. Впрочем, мне больше никогда не приходило в голову попробовать рыбачить во время нереста рыбы…
И то верно, ну, кто дал мне право лишать жизни этих дивных созданий в пору, когда им отпущено свыше выполнять самую важную миссию, отведённую им богом на земле – продолжать свой род…