Зарисовки семейной жизни. Ночной звонок

/Продолжаю серию зарисовок семейной жизни, которые вела на старой авторской страничке под именем Мария Каро/


************************

Машка, простоволосая, в одной пижаме, длинной, кремого отлива и шёлковой, стояла у окна, прижав трёхмесячную дочку к себе, и мерно баюкала её, тихонечко напевая себе под нос едва слышным шёпотом невероятно мелодичную колыбельную собственного сочинения. Она всегда придумывала для своей ненаглядной доченьки разные песенки, причём каждый раз новую, непременно свежепридуманную, обязательно трепетную, полную тепла и неги, что бы выплеснуть посредством стихосложения всю силу любви к эому крохотному пищащему комочку живой плоти, её кровинушки, плоду любви к Роману Звереву, известному в Питере и самому лучшему хирургу, владельцу престижной клинике платической хирургии.

Спи, моя дочурка, спи мой ангелок!
Глазки ты закроешь, ротик на замок!
Ты не плачешь, детка, дышишь и сопишь,
Вот теперь я вижу, ты, родная, спишь!
Там, в чудесном граде снов твоих, малыш,
Босиком побегай, звон любви услышь!
Речкою журчащей, я тебе спою,
Доченька, родная, как тебя люблю!
Завтра будет утро, мы пойдём гулять,
Будм вместе с папой, мир вновь открывать...

Внезапно мобильный телефон, небрежно брошеный на прикроватую тумбочку, заставленную детскими бутылочками и смесями, беззвучно завибрировал, мягко сотрясая полированную поверхность, и Машка, которая ночью отключила все звонки на режим "тишина", за исключением номера своего мужа, чертыхнувшись, прервала пение, аккуратно, боясь не потревожить сладко спящую крошку, положила её в люльку, своей крутизной и помпезностью не уступающую царским колыбелькам из старинных сказок, метнулась к телефону, отжав зелёную кнопку и на цыпочках выходя в коридор. Зверев так и не появился после работы, извинившись перед ней, ссылаясь на срочные дела в клинике, и обещал быть не позднее полуночи, оставив дежурить своего водителя Григория на случай, если Марии что-нибудь будет нужно.
-Ромка, я Женьку только что уложила, ты где? Когда дома будешь? Я ужасно соскучилась!
скороговоркой выпалила она, вместо трдиционного "аллё", плюхаясь в кресло и вытягивая вперёд необутые ноги, трогая пальцами пушистый ворс белоснежного ковра.
-Не жди его этой ночью, дорогая! Роман со мной! -резанул по ушам надменный и чуть высокомерный тембр с лёгким придыханием, в котором она безо всякого труда узнала Нинель, бывшую однокурсницу, а ныне заместителя Зверев, занимющую должность заведущей клиники Зверева.
Горло сдавило словно тугим обручем, стало трудно дышать, а дыхание, стеснённое и прерывистое, со свистом вырывалось из лёгких, и Машка, осипшим и хрипловатым голосом резко выплюнула короткое, но неимоверно ёмкое и многообещающее: "Ну-ну!", прежде чем захлопнуть крышечку навороченной "раскладушки", усыпанной стразами "Сваровски".
Сердце, словно ненормальное, гулко колотилось о грудную клетку, норовясь выскочить из груди, а перед глазами всё плыло и мельтешило, и всю комнату молодая мама видела через кривую и замутнённую призму набежавших слёз тревоги.
-Ромка, Ромка, Ромка... -нервно выстукивало ритм её растревоженное сердце, а душа, словно пойманный зверёк, слёзно молила лишь об одном: "ВОЗЬМИ ТРУБКУ, и скажи, что это ошибка, скажи...", когда она, трясящимися и непослушными руками, волнуясь и не чувствуя под своии ногами твёрдой опоры, выбирала из книжечки имя своего мужа.
-Алло! -с первых же гудков откликнулась на том конце провода торжествующим голосом Нинель и Машка, отшвырнув от себя сотовый, словно в её руках находилась ядовитая гадюка, больно подвернув ногу, вскочила с кресла и, заметавшись по огромному пентхаузу, стала бесцельно курсировать по нему, хватаясь то за какую-нибудь деталь туалета, то подбегая к окну, близоруко всматриваясь в ярко освещённый двор, а потом, спотыкаясь и пошатываясь, влетела обратно в детскую, уставившись на колыбельку дочери словно на икону Божьей Матери, способной сию же секунду сотворить чудо и материализовать неверного супруга.
-Ромка, этого не может быть.. -непослушными губами прошептала она, отбросив вспотевшую от волнения тёмную прядь волос со лба и в сердце у неё кольнуло острым шильцем боли...

***
А в эту самую минуту, Роман Владимирович Зверев, гениальный врач и хирург-пластик, на операции к которому за пол года выстраивались дикие очереди Питерской элитарной прослойки, радостный и оживлённый, но уставший и самодовольный, уселся на заднее сидение своего роскошного "понтярского", как его называла Мария, "Хаммера" и, властно умыльнувшись, чуть надменно и высокомерно приказал водителю клиники: "Погнали!"...
Впереди маячила перспектива сладостного и головокружительного секса с женщиной, которую он не переставал желать с той самой минутой, как судьба свела его с ней, с его женой, и он даже не вспомнил о мобильном телефоне, оставленном на своём рабочем столе...