Перевернутый мир

Перевернутый мир
Эпиграф:
Тамо далеко, далеко од мора,
Тамо је село моје, тамо је Србија.
Песня сербских патриотов

Алекса любит играть в футбол. Ему 9 лет – какой мальчишка не любит? В его команде два друга-ровесника. Односельчане. Нет… уже нет команды. Да и мяча нет – он так не понравился пришедшим солдатам, что те вспороли его штыком. Тогда мир перевернулся. Команда распалась. Влада убило осколком, при артобстреле. Алекса видел, как друга хоронили, прямо перед его домом. Все кричали и плакали. Алекса молодец. Он не плакал. Положил на могилу другу вагончик от своей железной дороги. Молча.

Петра его дед спрятал в тайной пещере, в горах. И Алексу хотел взять, мама не пустила. После того, как солдаты куда-то увели отца, мать все время держала мальчика за руку, не отпуская от себя. Да и играть негде. Уже давно они живут в подвале. Там сыро и холодно, зато не так страшно. Дом, построенный прадедом, который стоит над их с мамой подвалом, давно сгорел. И если тайком от мамы приоткрыть люк, слышно, как гудит ветер в черных, обожженных каменных руинах. Из всех игрушек остался у Алексы паровозик от железной дороги. Родители подарили ему эту дорогу на день рождения. Как жаль, что это случилось в последний мирный день! Не наигрался.

Все началось ночью. Страшно выли снаряды. В темноте было видно, как летят трассирующие пули. Тогда они спустились в подвал.

Он не помнит, сколько прошло времени. Но однажды утром пришла югославская армия, а те, которые перевернули мир, убежали. Алексу с мамой вывели из подвала и усадили в машину. Настоящую военную машину! Если бы не усталость, которую люди почему-то называли голодом, Алекса бы получше рассмотрел, на чем едет. Нет, не интересно. Спать хотелось сильнее. Мама что-то ему рассказывала, заставляла смотреть в сторону исчезающего в синей дымке родного дома… Он все равно не слышал, что она говорит. Молчал.

Потом его осматривала врач. Иностранная тетя в белом халате с красным крестом. Качала головой. В глазах ее вдруг заблестели слезы. Она что-то хотела узнать, может быть, что у него болит. Но перевернутый мир заставлял Алексу молчать. Действительно, разве может мужчина жаловаться на свои болячки?

Они с мамой в самолете. Летчик сказал, что отвезет их в Москву. Первый раз такое название услышал. Странное слово какое-то – и свистящее и квакающее одновременно. И где она, Москва, тоже не понятно. Белград или Загреб – известное место, даже про Книн, Пулу и Дубровник Алекса знал. Но вот Москва…

Самолет сделал круг над этой Москвой, заходя на посадку. Внизу были огромные разноцветные прямоугольники и квадратики, а мама сказала, что это – дома. Вот и посадка. Подан трап. Какое огромное поле! Ведь это же опасно. Их видно со всех сторон… Мальчик тревожно озирался, тянул мать за руку, чтобы быстрее спускалась. Разве она не понимает? Сейчас те, перевернувшие мир, откроют по ним огонь!

- Алекса! Здесь нет войны. Те солдаты сюда не доберутся. Мы будем здесь жить. В мире.

Мальчик кивнул головой и крепче сжал в руке свой паровозик. Молча.

Поселили Алексу с мамой на служебной квартире. Дядька, говоривший почти понятно, нес его, ослабевшего от долгой дороги, на руках и, вздыхая, сетовал:
- Худенький у тебя мальчишка, как пушинка легкий. Кормить его надо получше…

Мама достала из кармана и принялась комкать в своем костяном кулачке серый комочек ткани (когда-то он был белым платком, в уголке которого они с бабушкой вышили к Рождеству мамины инициалы. Надо же, все вещи исчезли, а платочек остался).

Из всех впечатлений от Москвы самым замечательным был Храм. На Петровско-Разумовском проезде. Правда, имя святого, в честь которого он основан, Алекса не помнил, но это был добрый и хороший святой. По его храму видно – так красиво, да и вокруг цветочки, порядок… Их храма, в маленьком городке, рядом с родным селом, больше нет. Католический собор - как новенький. А православный, стоящий рядом, сожгли. И восстановить оказалось некому, потому что священника и старосту убили.

Здесь, в Москве, все прихожане так красиво поют хором… Жаль, Алекса подпевать не может. Просто рот не открывается. Так и стоит он всю службу, и поет молитвы. Молча…

Мама и сын каждый день ходили на работу. Мама убирала комнаты в офисе, а мальчик носил воду. Больше всего ему понравился пылесос – невиданная в их селе вещь! Но поработав, мальчик сильно уставал… Мама огорчалась, бормотала что-то. Алекса не мог разобрать, что ее так волнует. И вот однажды утром она взяла сына за руку и привела в какой-то странный кирпичный дом. Он стоял отдельно, за большим высоким забором. А за ним – Алекса уже там был – располагалась станция юннатов, которые выращивали растения и ухаживали за животными в вольерах. Мальчик мечтал скорее убежать туда, где в огромных клетках – певчие птицы, а по сторонам узенькой дорожки заросли диковинных цветов… Но мама об этом не догадывалась. По своему обыкновению, перевернутый мир запрещал Алексе говорить…

Мать с сыном вошли в комнату, на двери которой была табличка с надписью «директор». Правда, Алекса не знал такого слова, но по тому, как мама почтительно объяснялась с молодой женщиной с цепкими глазами, он понял, что директор – очень серьезный человек. Вдруг женщина встала и подошла к Алексе. Наклонившись, она посмотрела... нет, не в глаза, залезла в самое его сердце…

- Алекса, ты понимаешь по-русски?

Мальчик кивнул. Молча.

- Молодец. Ждем тебя 1 сентября. Я записываю тебя в 3-а класс. Договорились?

 Мальчик кивнул.

По дороге домой мама что-то рассказывала ему. И вдруг перед ними с неба упал погибший в родном селе МЯЧ! Тот самый, которым Алекса, Влад и Петр играли в футбол… Только совершенно живой. Глаза мальчика как будто кто-то заколдовал. Алекса перестал видеть. Двор, деревья, люди, машины – расплылись разноцветными облачками. Перевернутый мир торжествовал! Только мяч, переворачиваясь, медленно плыл перед Алексой.

Он пришел в себя уже дома. Мама поставила сына под горячий душ и терла мочалкой его выступающие как крылья лопатки. Алекса отплевывался от воды и мыла, кивал, соглашаясь с мамой.

1 сентября. Как же много в этой Москве детей! Миллион футбольных команд можно собрать!
Учительница понравилась. Очень добрая. Имя понятное, Людмила. Людям милая.

Поздоровавшись с ребятами, она поманила к своему столу Алексу. Мальчик вышел и растерялся: 30 пар глаз изучали его. С ног до головы.

- Дети, это Алекса. Он недавно приехал из Югославии, страны, где идет страшная война. Он - серб и не говорит по-русски. Вообще уже полгода не говорит ничего.– Учительница, опустив голову, растягивала слова. Дети знали – это она так слезы прячет… - Очень прошу вас, станьте ему настоящими друзьями.

Людмила посадила Алексу на вторую парту. На то же место у окна, где он сидел с Петром в своей сельской школе. До того, как мир перевернулся. Но в Москве рядом сидит девочка Карина. Совершенно непонятно, что у нее на душе… Зачем-то подсовывает в его парту то конфетку, то яблоко… Алекса почувствовал, что каждый раз улыбается.

Русский язык очень похож на сербский. И буквы почти так же пишутся. Просто некоторые слова по-другому произносятся. Не с тем ударением. А суть одна. На сербском – дал`эко, а по-русски – далек`о. Уроки физкультуры – праздник! Все бегают, прыгают. Когда в октябре похолодало, перешли заниматься в зал. В сельской школе Алексы о таком и мечтать не могли, да и физкультуры у них не было, ее негде было проводить.

Однажды Людмила сказала, что будет проверять тетради, а урок мифологии проведет Елена. Вот чудеса! В класс вошла женщина, похожая на маму Алексы… Только заговорила она по-русски. Или притворилась? Спросила, есть ли новенькие. Все указали на Алексу. Да еще закричали, что он из Югославии приехал, с войны. Вот уж это лишнее. С войны солдаты приходят, а дети к ней отношения не имеют. Алекса задумался. А тут Елена подошла к нему и с улыбкой сказала:

- Добардан, Алекса!
Ну, точно притворяется, что не знает сербского, - думал мальчик. – Да и урок у нее на другие не похож. Она достала из большой красивой папки картинки с греками.

- Да это же мои греки! – удивился мальчик. Они украшали стены его комнаты, вместо обоев. Их папа рисовал. Нарисует, а потом долго рассказывает сказку. Мама смеялась над папой и называла его сказочником. Он улыбался, и продолжал рассказывать. Алекса вспомнил: последний грек, которого папа нарисовал прямо над его кроватью, был Посейдон – бог моря. Такой бородатый, с вилами в руке…

- Что это она говорит? – Алекса вдруг услышал и понял, что говорит учительница Елена.
Это не вилы, а трезубец. Потому что у этих вил три зубца! Спрашивает, как его зовут? Знаю! Мне папа рассказывал.

И мальчик поднял руку. Елена, округлив свои черные глаза, вероятно, удивившись, прошептала:

- Алекса, ты знаешь ответ?

Он встал и, прокашлявшись, хрипло произнес:

- Посейдон – бог мора… Нет, моря, по-русски… - Ответил и сел.

Почему Елена заплакала? И Людмила, вскочив с последней парты, где проверяла тетради, кинулась его обнимать. Почему ребята – весь класс! – закричали «Ура!»??? Алекса не понял.
Когда все успокоились, а урок продолжился, соседка по парте спросила:

- Почему ты так долго молчал?

- Мир был перевернутым. Там разговаривают молча. – Ответил Алекса.

8-9 августа 2008 г.