Высадка нашего десанта в Крыму. Декабрь 1941года

ДЕСАНТ.25.12.1941.Роман "ТАКАЯ ДОЛГАЯ ЖИЗНЬ".
* * *
"Войска Закавказского фронта получили приказ провести высадку десанта на Керченском полуострове в ночь с двадцать пятого декабря на двадцать шестое.
Ночь выдалась темной. Черные тучи обложили небо. Шел мокрый снег. Видимости почти никакой, но враг тоже не видит. Плохо то, что море штормило. Холодные, злые волны били в борта баркасов, шаланд, каюков, которые на буксирах шли за моторными судами. Ледяные брызги окатывали тех, кто находился на палубе или на юте.
Шли крадучись, в полной темноте. Маленькие сигнальные огоньки горели на корме у моторных судов. Огоньки были открыты только в сторону нашего берега -- Тамани, для ориентировки.
Волна крепчала.
-- Михаил сидел на палубе неподалеку от мачты на расстеленной политруком Никипеловым плащ-палатке. Разговаривать не хотелось. Да и окружающие молчали: кто сидел, а кто полулежал. Тревожно всматривались в темноту.
По времени уже прошли три четверти пути, а немцы, похоже, ничего не заметили.
«Только бы добраться, только бы не заметили!» Последние минуты были тягучими, медленными. Но вот моторные суда стали разворачиваться. Отцепили буксиры. Шаланды, баркасы и баржи какое-то время шли по инерции. Явственно слышался прибой. Темная полоса берега вырастала на глазах.
. И в это время ослепительная ракета взмыла ввысь, пронзая низкое, хмурое небо. Все озарилось мертвенно-бледным, призрачным светом. За первой пошла вторая ракета, и тотчас же с берега раздались выстрелы.
-- Приготовиться! По команде прыгать в воду. Не мешкать! Промедление смерти подобно! -- загремел где-то совсем близко командирский голос.
-- Первое отделение, приготовиться!
-- Второе отделение!..
-- Пошли!
-- Пошли!
-- Пошел!..
Вода ледяным панцирем сковала тело Михаила. От холода зашлось сердце. С берега велась беспорядочная, хаотическая стрельба.
Немцы не ждали десанта в такую ночь, в такую погоду.
Первые цепи уже выбирались на сушу. Михаил бежал вместе со всеми и в темноте стрелял наугад, на вспышки вражеского оружия. Бег постепенно разогрел его.
-- Ура!.. Ааааааа, -- крики слились в сплошной гул.
Из блиндажа выскочила белая фигура -- немец в нижнем белье. Хорошая мишень. Михаил выстрелил. Немец упал...
Завладев первой линией обороны, наши остановились перегруппироваться.
Рассвет тускло пробивался сквозь морось и пороховой дым. Заработала артиллерия, стараясь подавить огневые точки врага, которые обнаружили себя.
Через двадцать минут снова сигнал -- атака!
За пригорком наступающие попали под обстрел вражеских пушек. Пушки били прямой наводкой, картечью. Пехота залегла.
Михаил плюхнулся в грязь. Рядом упал Никипелов. В правой руке у него был фотоаппарат.
Над головами, противно завывая, летели осколки. Неподалеку в воронке залегли артиллеристы-корректировщики. Слышимость по рации, видно, была плохой, и артиллеристы кричали во всю глотку:
-- «Резеда»! «Резеда»! Я -- «Орел». Как слышишь меня?.. Передаю координаты: Квадрат 3, X -- 02400, У -- 20050... Батарея противника...
Время тянулось медленно. Но вот заработали наши тяжелые пушки с таманского берега. Черные грязевые фонтаны стали, вздыматься на вражеской стороне, и время будто сдвинулось с мертвой точки, пошло…

* * *
Старший лейтенант Бандуристов сначала получил приказ переправиться на тот берег и корректировать огонь, но потом командир полка свой приказ изменил -- Бандуристову надлежало остаться на восточном берегу и обобщать все разведданные.
Перед рассветом передовые части высадились в Крыму, возле Камыш-Буруна и Эльтингена. Вскоре на крымском берегу началась пальба. Противник выдвинул свои батареи на самый край обрыва и стал вести прицельный огонь по судам, которые везли подкрепления. Наша тяжелая артиллерия тотчас же открыла ответный огонь по вражеским пушкам.
Стреляли прямой наводкой. Установили прицел на дальность четырнадцать километров, панорама -- тридцать и, наводя перекрестие на цель, палили.
Стрельба разгорелась ожесточенная. Немцы из дальнобойных орудий тоже били по западному берегу.
В этом артиллерийском бою все решали выучка, сноровка, быстрота, с которой орудийные расчеты вели огонь. Ну и, конечно, точность стрельбы.
Облака низко висели над раскисшей землей. Время от времени крупными хлопьями сыпал мокрый снег, заволакивая перспективу, скрывая противоположный берег. Но артиллерия не умолкала. Вслепую стреляли, конечно, реже. Как только развиднялось, артиллерийская пальба набирала силу.
От корректировщиков, высадившихся с десантом, стали поступать первые данные о противнике, теперь некоторые батареи вели огонь по опорным точкам в глубине обороны.
В середине дня командир полка послал Бандуристова на НП третьего дивизиона, связь с которым прервалась.
Вместе со старшим лейтенантом пошли связисты. Это был их первый бой. Шли в полный рост, как в мирное время. Страха смерти еще никто не испытывал, никто из них еще не видел ни одного убитого..
Из черной снеговой тучи вывалились три немецких самолета. По конфигурации Бандуристов определил -- «Хейнкели-111». Бомбардировщики высыпали бомбовый груз в залив, на суда с подкреплениями. Неточно, ни одного попадания! Появилось второе звено. Эти разбили две шаланды. Наши 37-миллиметровые зенитные орудия открыли по ним огонь -- один бомбардировщик подбили. Он круто пошел вниз и с воем плюхнулся в воду у самого уреза восточного берега, в нескольких метрах от группы, которую вел Бандуристов. Все, как по команде, закричали «ура». Это был первый увиденный ими сбитый немецкий самолет.
Неподалеку от батареи третьего дивизиона связисты обнаружили порыв провода -- рядом разорвался снаряд.
Связь с третьим дивизионом была восстановлена. Командир полка приказал Бандуристову оставаться на НП дивизиона. Дивизион получил приказ уничтожить батарею противника на левом фланге.
Вторая батарея дивизиона, на которой только что был Бандуристов, подверглась сильному сосредоточенному огню вражеской артиллерии. Командира батареи убило, убит был и командир первого взвода.
-- Давай, старшой, на вторую! Принимай команду! Взводный, что остался, только что из училища... Выручай.
-- Есть, товарищ капитан.
Бандуристов козырнул комдиву, повернулся по-уставному и побежал по полю. Особенно, правда, разогнаться было нельзя: ноги то и дело разъезжались в разные стороны. Два раза Николай упал... Но вот и боевые порядки батареи.
Два орудия на батарее вышли из строя.
На учебных стрельбах Бандуристов всегда имел отличные оценки и потому сейчас сам стал у одного из уцелевших орудий. Орудия здесь тоже вели огонь прямой наводкой.
-- Ну, ребята, слушай мою команду... -- закричал Бандуристов, стараясь перекричать грохот выстрелов и разрывов. -- Фугасным заряжай! Огонь!.. -- скомандовал он сам себе и дернул шнур.
Раздался оглушающий выстрел. Казенник с лязгом откатился назад, выплюнув горячую гильзу.
Стреляли на полном заряде, и потому выстрелы были оглушительными. Через пару минут Николай уже ничего не слышал -- уши будто ватой забило.
-- Огонь!.. Огонь!..
На позиции стало жарко. Бойцы скинули шинели. Артиллеристы работали споро. Молодые, как и Николай, они еще не боялись смерти. Горячка боя захватила всех. Не пригибаясь, бегали солдаты от ящиков со снарядами.
Батарею слева они, очевидно, подавили -- она замолчала. Но противник выдвинул другую батарею на обрыв, правее первой. И с ней началась артиллерийская дуэль, смертельное соревнование в скорости и точности попадания.
Поначалу пороховая гарь даже казалась приятной, но после получаса интенсивной стрельбы стало подташнивать.
Задульное пространство после каждого выстрела становилось суше. Черные от пороховой копоти и теперь уже и от пыли, которая поднималась впереди орудия, артиллеристы продолжали свою тяжелую работу.
Наконец и правая батарея замолчала. Над восточным берегом установилась относительная тишина. В ушах только по-прежнему звенело от недавней пальбы.
Вскоре должны были прекратить стрельбу и другие дивизионы -- не хватало дальности стрельбы. Но всем было ясно -- задача дня выполнена, десант на западном берегу Керченского пролива высажен и закрепился.
-- Товарищ батальонный комиссар, вас комбат наш кличут!..
Путивцев и Никипелов на ночь расположились вместе с бойцами в траншее, отбитой у немцев. В траншее сыро, но зато затишно. Под ногами -- доски, с удобствами сделана траншея.
-- А где ваш комбат, далеко? -- спросил Путивцев.
-- Та не, недалече. Я провожу...
-- А что ему нужно? -- спросил Путивцев.
-- Та не знаю... Кличут та и все. Пиды, кажуть, боец Гриценко, покличь батальонного комиссара, он там дэсь у траншее...
-- Ну, пойдемте...
Чтобы не мешать бойцам, которые улеглись отдыхать, вылезли и пошли верхом. Ночь стояла темная. Изредка кое-где раздавались редкие выстрелы. С немецкой стороны время от времени ввысь взмывали ракеты. Но мрак был густым -- ракеты освещали плохо.
В блиндаже на табурете сидел молодой командир с тремя кубиками в петлицах и боец, видно, ординарец.
Старший лейтенант поднялся навстречу Путивцеву, представился: комбат-один Цыганков. Был он смугл от природы, худощав...
-- Располагайтесь здесь, товарищ батальонный комиссар, квартира, как видите, большая... В такой квартире и перезимовать можно было бы... А вы из Глав ПУРа? Мне о вас командир полка еще утром сказал.
-- Спасибо за приглашение, но я не один. Со мной еще младший политрук, он там в траншее остался...
-- Ягодка! Приведи младшего политрука! -- распорядился комбат.
-- Это ваш ординарец? Забавная фамилия, -- сказал Путивцев.
-- А в моем батальоне, как на подбор: есть Буряк, есть Семечкин... а замполит мой был Колокольчиков.
-- А почему -- был?
-- Убили его сегодня, -- просто сказал комбат и отвернулся. Пришли ординарец и Никипелов.
-- Ну-ка, Ягодка, сообрази нам поужинать... Немцы рождество не допраздповали, -- обратился комбат к Путивцсву и Никипелову. -- Не дали им допраздновать... Елку вон даже, видно, из Германии привезли. Чудно... Искусственная!.. Все у них, видно, искусственное...
Путивцев только сейчас увидел в углу на деревянной полочке маленькую елку. Блиндаж освещался слабо. Вверху торчала лампочка, но она не горела. На добротном дубовом столе коптила «катюша».
Вскоре тут же, на столе, появились мясные консервы, сало, и трофеи -- голландский сыр, марокканские сардины, швейцарский шоколад, бутылка французского коньяка...
-- Вот еще взяли -- листок. У меня в батальоне один боец немецкий знает, с немцами на Урале до войны работал, так он сказал, что это молитва солдата... Только вместо бога -- там Гитлер! -- Комбат протянул Путивцеву листовку, на которой Михаил прочел: «Мюнхен».
Цыганков по жестяным кружкам разлил коньяк.
-- Ягодка, давай твою. Ты, небось, такого коньяка и не пивал?
-- А вам приходилось? -- спросил Никипелов.
-- Да нет, не приходилось, -- смутился комбат. -- Ну, чтоб этому Гитлеру пусто было!.. Нет, не за это! Давайте моего Колокольчикова помянем... Хороший был парень, веселый, как колокольчик... По русскому обычаю.
Выпили молча, не чокаясь,
-- А вы русский? -- спросил Путивцев, понюхав корочку хлеба.
-- Цыган я...
-- Фамилия, значит, у вас соответствующая...
-- Точно, соответствует... Фамилию мне эту в детдоме дали... Ни отца, ни матери я не помню, не знаю. В детдоме знали только, что я из цыган. И вроде дразнили так: «Цыган». А потом это стало моей фамилией... Слышал я, товарищ батальонный комиссар, что немцы цыган расстреливают?. Это правда?..
-- Не только цыган, -- ответил Путивцев.
-- Ну, меня они не возьмут, -- с загоревшимися злостью глазами сказал комбат. -- Что-то этот чертов коньяк меня не берет... Давайте нашей хлебнем. До утра еще далеко. В Краснодаре купил. Держал до случая. Ягодка!..
Ординарец достал бутылку водки.
Водка приятно обожгла горло, потеплело в желудке. Разыгрался аппетит. Все пошло: и свое, и трофейное. Уже заканчивали ужин, когда снаружи послышались выстрелы.
-- Ну-ка, Ягодка, узнай, в чем там дело!..
Ординарец мигом исчез. Быстро вернулся:
-- Немца поймали... -- От удивления у ординарца глаза стали круглыми.
-- Кто поймал? Где?
-- Та тут недалече, в канаве, кажись...
-- Разрешите? -- В блиндаж ввалился младший командир с тремя треугольниками в петлицах. -- Товарищ комбат, разрешите доложить? Немца взял, живьем...
-- Везет тебе, Скоробогатов... В бою отличился и теперь вот... Как же ты взял его?
-- Отошел по нужде, подальше. Буерак там такой небольшой... Чую, кто-то вроде чихнул... Потом еще. «Кто тут?» -- спросил. А он в меня из этой штуки... -- протягивая парабеллум, продолжал рассказ Скоробогатов. -- Мне бы стрелять, а я кинулся на него. Ну, и взял... Помял, правда, немного...
-- Считай, медаль «За боевые заслуги» ты заслужил. Давай твоего немца, и Сабурова позовите, уральца.
Ввели немца. Под глазом у него синело, губа рассечена. Шинель порвана.
-- Здорово ты его! -- Но в словах комбата не было осуждения.
Пришел переводчик Сабуров.
-- Спроси у пленного: какой части, звание, где воевал раньше?
На первые вопросы пленный ответил сразу. Держался спокойно, даже нагловато. Назвал номер батальона, воинское звание -- ефрейтор. Воевал в Польше, во Франции...
-- Какие части и соединения находятся на этом участке фронта?
-- Не знаю, но если бы и знал, не сказал бы... Мою часть вы все равно узнаете, раз у вас моя солдатская книжка... Скажу вам только одно -- дни иудо-большевистской России сочтены... Германская армия непобедима...
-- А это вот ты видел?! -- Цыганков поднес дулю к носу немца.
-- Погоди, комбат, -- сказал Путивцев. -- Кто бежал от Красной Армии под Ростовом, под Москвой?..
-- Русские воюют не как цивилизованная нация, а как бандиты... Все цивилизованное человечество сегодня празднует рождество. Только большевики, безбожники... -- Немец что-то сказал такое, что переводчик не понял. -- И потому вы здесь, но это на короткое время, -- закончил немец.
-- Смотри, идейный, -- заметил младший политрук Никипелов..
-- Какой там идейный, -- зло сказал Путивцев. -- Просто машина!.. Что вбили в голову, то и твердит!..
Живого немца видел он в первый раз. Видел он немцев и до войны, тех, что приходили к нему... Но как они были непохожи на этого «завоевателя»... Гадливое чувство у него было к немцу. Приказать расстрелять его... Посмотреть, как сдует с него эту спесь, когда увидит дуло... Но надо было сдерживать себя. Здесь говорить не хочет -- отправить на ту сторону. В Особом отделе люди поопытнее, может, там заговорит.
На этом и порешили.

* * *
26 декабря на море разыгрался десятибалльный шторм. Он продолжался и двадцать седьмого. Высадившийся десант больше суток был отрезан от восточного берега. Немцы яростно контратаковали. Но двадцать седьмого ветер стал слабеть. Десант получил подкрепление.
Командующий немецкими войсками в Крыму генерал Манштейн снял из-под осажденного Севастополя крупные силы и бросил их на уничтожение десанта. Воздушная разведка донесла об этом советскому командованию.
В ночь с 29 на 30 декабря в море вышли корабли Черноморского флота. Они сопровождали транспорты с новым десантом.
На рассвете 30 декабря эти корабли неожиданно появились на рейде Феодосии. Немецкая разведка, наземная и воздушная, прозевала этот маневр.
Корабли Черноморского флота открыли огонь. Беспорядочная стрельба немцев не могла остановить наступающих. Корабли и десантные суда с ходу причаливали к обледеневшим пирсам порта. Могучее русское «ура» сотрясало морозный, звонкий воздух.
Корабельная артиллерия в упор расстреливала вражеские укрепленные пункты.
Накануне выпал глубокий снег. Но и это не остановило наступающих. Первый эшелон -- морская пехота, сметая все на своем пути, не задерживаясь в городе, вышла на командные высоты за городом.
В тылу у немецких войск, сражавшихся под Керчью, оказались русские.
Войска, высадившиеся у Камыш-Буруна, Эльтингена, Керчи, тоже перешли в наступление.
Батальон старшего лейтенанту Цыганкова получил приказ овладеть немецким опорным пунктом за железнодорожной насыпью.
Путивцев и Никипелов бежали в первых рядах наступающих. Огонь, который вели немцы из всех видов стрелкового оружия, из минометов, из пушек, трижды прижимал советскую пехоту к земле. Трижды Цыганков поднимал своих бойцов в атаку. Трижды вражеские пули обходили его. А на четвертый он поднялся и успел только крикнуть:
-- За Родину! За... -- и будто поперхнулся. Секунду постоял и рухнул на землю.
Наступающие снова залегли. Кто в следующую секунду поднимет бойцов, встанет первым?..
Михаил поднялся. Зачем-то отряхнул полы шинели. И закричал:
-- За мной! За Родину!..
-- Ааааааааа, -- понеслось над землей, терзаемой снарядами. До вражеских окопов осталось совсем немного. Теперь уже казалось, никакая сила не может остановить наступающих.
Немцы стали выскакивать из траншей, побежали...
Наша корабельная артиллерия прекратила огонь. Корректировщики сообщили, что войска входят в соприкосновение с противником. И тут над полем появились немецкие самолеты. Они шли на бреющем полете. Огонь их был разящим. Батальон снова залег.
Михаил с наганом в руке кричал залегшим:
-- Встать! За мной! Встать... Михаил побежал. И в это время что-то остро и сильно ударило в спину. Огнем обожгло сердце. Разрывная пуля прошла навылет.
-- Товарищ батальонный комиссар! Товарищ батальонный комиссар! -- закричал Никипелов.
Путивцев лежал на спине. Из рваной раны на его груди медленно поднимался пар…