No Hope, No Harm

Моя старая кожаная куртка всё так же пахнет куревом и сотнями пролитых на неё пинт. Я об этом не помнил, пока не уткнулся носом чуть ниже воротника. Я так давно этого не делал, что запах уже не кажется моим собственным, и навеивает какие-то совсем неуместные мысли. И на автопилоте я вру себе, что вовсе не ощущаю слабой до призрачности примеси – должно быть, она никогда не отстирается – аромата кошачьей мочи. Да, чёрт побери, именно поэтому я ни за что не заведу кошку. И от кошатников у меня одни неприятности.

Я третий час насилую себя, пытаясь заснуть. Я кутаюсь в куртку и еложу на заднем сиденье, смотрю на звёзды в навеки пыльное окно и шмыгаю простуженным носом. Я гнал этот дряхлый «шевроле» шесть часов подряд без отдыха, выбрасывая за борт окурки и мечтая завалиться спать. Сейчас впереди у меня ровно столько же, а может и меньше – до ближайшей придорожной забегаловки. А я, как идиот, мучаюсь от бессонницы.

Когда окончательно становится ясно, что сон мне сейчас не светит, я отворачиваюсь от окна и смотрю на Тима. Отдохнувший и невыносимо бодрый, он беззаботно крутит руль, вполголоса подпевает какой-то ерунде по радио и периодически прикладывается к банке диетической колы, живущей между сиденьями. С последним я до сих пор не могу смириться, но одно точно радует – мне не приходится делиться с ним выпивкой.

Выпростав руку из-под куртки, я тянусь за бутылкой, торчащей из кармана на спинке водительского сиденья. Через секунду передумываю и со вздохом возвращаю руку на место. Что толку, если виски давно уже действует на меня не лучше воды из-под крана. Дожили – даже в этом больше нет смысла.

Если лежать на спине и видеть только свистящие мимо верхушки деревьев да кусочек неба, то легко можно забыть, что это никакая не Англия. Если сесть, прислонившись лицом к стеклу, и смотреть на эти чудовищные южные заросли по обочинам дороги – как там они называются? – вспоминаешь о том, что ты на полпути в никуда посреди Северной Каролины.
Собственно, на это мне наплевать. Это так же неинтересно и бессмысленно как Jameson, вкус которого уже не чувствуешь.

Я хочу, чтобы моя жизнь была простой как песни The Beatles. Вместо этого она запутывается всё сильнее, становясь навороченным затянутым гитарным соло какого-нибудь би-сайда Led Zeppelin. Кого мне ещё ненавидеть кроме себя?

Тим говорит, что мне надо в Новый Орлеан. Тим вообще много чего говорит, и если не очень прислушиваться, звучанием его голоса можно успокаивать сумасшедших. Меня, то есть.

Четырнадцать дней и семь часов назад я прилетел к нему в Лос-Анджелес, пропитый, прокуренный и душевнобольной настолько, что едва выбрался из самолёта. Тим заставлял меня спать на балконе, принимать душ два раза в день и смотреть вечерние телешоу. Тим покупал мне гамбургеры, потому что я отказывался жевать траву, которой у него забит весь холодильник. Тим отпаивал меня колой и читал мне на ночь. Тим разговаривал почти непрерывно и танцевал под музыку кажун.

Жанр требовал от нас путешествовать автостопом, но Тим сказался старым и раздобыл где-то ископаемый «шевроле» взамен своего респектабельного «форд фокуса». Эта дребезжащая колымага с разбитым стеклом у пассажирского сиденья немного сроднила нас с эпохой Керуака; Тим заботливо заклеил остатки окна скотчем, и мы удрали из Лос-Анджелеса. И теперь мы добираемся до Луизианы самым идиотским способом – делая крюк через Северную Каролину. Просто Тиму не хочется обратно домой.

Это не то чтобы очень удивительно, скорее просто странно – что всё здесь именно так, как в кино, в рекламе, где-то уже в подкорке головного мозга. Страна-клише, где изумляешься тому, что она такая, какой ты её себе представлял. Сколько раз я уже всё это видел – мили, съеденные колёсами «шевроле», застиранные пятна на фартуках престарелых официанток придорожных закусочных, неоновые отсветы над кроватями в мотелях, мерцающие в свете фар указатели и неискоренимый призрак вывески «Route 66». Я становлюсь параноиком.

Честно говоря, я брежу. Просто я слишком долго функционирую в тупом режиме «как во сне», мой мозг дуреет и впадает в панику, дорожное однообразие Америки кажется ему ночным кошмаром в стиле дня сурка. Будь я более адекватен, я конечно заметил бы разницу между Калифорнией и Северной Каролиной.

Но сознание фиксирует только «перевалочные пункты» перехода из одного состояния в другое.

Часы за рулём, сигареты, радио, пахучий южный ветер из открытого окна. Хочется спать.

Часы на заднем сиденье, урывки сна или перелистывание мятых журналов, оставленных прежним хозяином «шевроле», жестокий сквозняк из разбитого окна – скотч не спасает. Хочется спать.

Остановки в закусочных, жёсткое мясо в луже масла, похожего на машинное; диетическая кола Тима; салфетки, сожжённые в пепельнице. Хочется спать.

Привалы в мотелях, всегда в разное время суток; крохотные номера и скрипучие кровати, после ворочания на которых болит спина. Ожидание, пока Тим замолчит и заснёт – что случается одновременно, гениальные в своей конспиративности вылазки на улицу к телефонной будке, потому что аппарат на ресепшн всегда неисправен, сбивчивый подсчёт времени в Англии, непослушные пальцы, с третьей или четвёртой попытки набирающие нужный номер, созерцание одиноких клубков пара изо рта, пока гудки в трубке не прерываются одним сплошным. Хочется проснуться.

Я почти бросил пить и скоро явно перейду да диетическую колу. Пусть Тим порадуется.

Он улыбается, встречаясь со мной взглядом, и от этой улыбки я чувствую себя неизлечимо больным. Я стараюсь не замечать, как тяжело он смотрит на меня, когда думает, что я не вижу.

Притворяясь спящим на заднем сиденье, я неизменно кутаюсь в куртку. Из разбитого окна дует, и это достаточный аргумент, чтобы не вызывать подозрения в фетишизме. Потому что утыкаясь носом чуть ниже воротника, я дышу извращённой смесью запахов, среди которых и запах Пита тоже. Потому что он напяливал мою куртку при каждом удобном случае и щеголял в ней по квартирам, по барам, по набережным, по грязным и притонам и по тюремным камерам.

Всю свою чёртовую жизнь я строил из себя приземлённого циника, лишённого всякой романтики. Наивно, потому что если ты связал свою судьбу с Питом Доэрти, сам этот факт выдаёт тебя с головой. Только я всё равно не хочу, чтобы Тим узнал, что я нюхаю свою куртку.

Сегодня за завтраком я сообщаю Тиму, что хочу в Новый Орлеан. От удивления он вскидывает брови и едва не давится своим кофе, приобретая в целом очень смешной вид. Ещё бы, я впервые удосужился заявить, что чего-то хочу. Более того, это «что-то» к тому же совпадает с нашими планами. Тим явно растроган, он улыбается теперь совсем по-другому, а на выходе из закусочной неожиданно обнимает меня.

Он прыгает на водительское сиденье, втапливает педаль газа до предела и мы срываемся с места, не успевая выдохнуть. Он просто светится, довольный, что ему не придётся и дальше путешествовать с ходячим трупом, ради этого он готов даже гнать без остановки до самого Нового Орлеана.

Я валяюсь на заднем сиденье, положив куртку под голову, курю и ухмыляюсь шуточкам Тима. Шоссе радостно бежит перед нами, где-то позади в небе зависло солнце, маниакально раскаляя крышу нашей «крутой американской тачки». Вся природа зашлась в нездоровом ликовании, и даже мясистые, ядовитые на вид листья…

-Эй, Тим, как называется эта хрень у обочины?

-Пуэрарии.

…и даже мясистые, ядовитые на вид листья пуэрарии в солнечных бликах радуются и ликуют, становясь безобидными, как вьюнки. Идиллия, мать её.

Из кармана на спинке водительского сиденья рядом с бутылкой торчит свёрнутый трубочкой журнал. Не очередное дерьмо с полезными советами по улаживанию семейных конфликтов, а свеженький Rolling Stone. Я купил его в магазине на заправке, сам не знаю зачем, и уж тем более мне неизвестно почему я постарался сделать это тайком от Тима.

Через неделю мы уже наверняка будем в Новом Орлеане.

А через две у Пита там концерт. Его даже пустили в США. Возможно, он даже действительно сюда приедет.

Возможно, я окажусь в том самом клубе в восемь вечера.
Возможно, я буду пить виски с колой, ни о чём не подозревая, разговаривать с местными сумасшедшими и курить новоорлеанскую траву.
Возможно, я пролью на себя содержимое стакана, когда он выйдет на сцену.
Возможно, я буду стоять посреди зала и пялиться на него с по-идиотски отвисшей челюстью.
Возможно, я останусь до окончания концерта.
Возможно, прыгая в зал, он свалится мне на голову.
Возможно, после этого он будет не в состоянии дальше петь.
Возможно, через час-полтора мы столкнёмся за стойкой совсем другого бара.
Возможно, мы поговорим.
Возможно…

Я ни во что уже не верю. Мне просто нужно чего-то ждать.

Жми на газ, Тим.