Совесть

Узнать ее в таком виде было практически невозможно. Так что особой вины неузнавания я не чувствую. Любой на моем месте мог ошибиться, не раскусить, не обратить внимания, и не связать эти события между собой, несмотря на похожесть ситуации.
Узнавание пришло гораздо позже, через пару лет…Размышляя о прожитом, пытаясь понять себя, разложить по цветам, с огорчением, и даже каким-то страхом понять, что в моей цветовой гамме преобладают темные, мрачные и противные по внутреннему ощущению цвета, я, наконец, узнала ее, принявшую несколько странный, но вполне объяснимый облик. Точнее, узнала даже не облик, а ее голос.
Я узнала голос своей совести.

Моя совесть смоделировала ситуацию, которую я подсознательно хотела забыть.
В темную летнюю ночь, когда окна в нашей комнате распахнуты, и голоса двора, машин, поздних или ранних поездов становятся фоном ночных сновидений, со двора донесся истошный крик « Люди! Спасите! Помогите! Люди!». Через пару минут громкого жалобного крика, произведенного мужским, на слух - пьяным, но очень выразительно- жалостливым голосом, я высунулась в окно и стала вглядываться в темноту. Двор наш небольшой, зеленый, живущий довольной мирной жизнью среди двух стареньких пятиэтажек. Взывали как раз в нашем углу, со стороны лавочки и песочницы.… Приглядевшись, я распознала одиноко сидящую на лавке фигуру, в окрестностях которой никаких нападавших не наблюдалось. Между тем фигура замолкала только чтобы набрать в грудь воздуха и снова возопить: « Люди! Ну что же вы?! Эх, люди…. Вы же люди! Помогите! Спасите! …» Стенания продолжались, люди молчали. Терпели за стенами, одеялами, толстыми шкурами…. А глубина и эмоциональность призывов все усиливалась… «Нельзя же так… Вы же люди-и-и… А если Ваши дети будут звать на помощь… и никто не придет! Эх, люди, люди…».
Угомонился он часа через два. Наступила особо радостно ощущаемая тишина. Как будто вместе с замолкшим голосом замолкли и наши страхи, проблемы, угрызения… Но ведь это не так.
Тем летом он устраивал такие душещипательные ночи несколько раз. Пробуждал. Не знаю, пробудил ли …
Прозрение пришло не сразу. Вот только недавно я поняла, что каким-то мифическим образом в этого, может быть, чудесного человека, но явного пьяницу, вселилась моя совесть. Чтобы напомнить мне о той ночи, когда на моих глазах убивали людей, а я…..
Та ночь тоже была летняя, теплая, ночь открытых окон и жарких постелей…. В наших жарких постелях парились мы вдвоем со старшей дочерью. Младшая отдыхала на море, в детском оздоровительном лагере, и через пару дней мы тоже должны были уехать в то же место, на дальнейший совместный отдых.
Не спалось. Мы тихо и лениво переговаривались, обсуждая предстоящую поездку. А во дворе шумела летняя ночная жизнь, традиционно приносящая раздражение жителям домов, чьи окна выходят во двор. Лето располагает к долгим ночным беседам, как молодежь, так и более зрелое поколение. Конечно, уютные тихие старушки с наступлением темноты расходятся по квартиркам, и тут же ложатся спать, почти не зажигая света - экономят. Их насиженные места занимают более активные и, как следствие, шумные граждане, часто – любители горячительных напитков, музыки и разговоров с употреблением сорных, но столь любимых нашим народов слов и выражений.
В ту ночь на лавочках еще с вечера расположилась компания незнакомых граждан молодого и среднего возраста, в основном мужского пола, но приукрашенная одной дамой несколько потрепанного вида. Сильно они не шумели, выпивали и беседовали, раздражающей музыки не было, и, в общем, под такой аккомпанемент вполне можно было и уснуть. Мы говорили о чем-то своем, девичьем, строили планы на отъезд….Голоса во дворе монотонно бубнили, и в какой-то момент раздался звон разбитой бутылки. И даже тишина наступила, и разговоры смолкли….Можно бы и на покой…. Но наш разговор с дочерью тихонько продолжался, и через это тихонько я уловила какие-то странные глухие звуки, вроде как ковер выбивают…Послушав их несколько минут, и ощутив смутное беспокойство, я попросила дочь выглянуть в окно…Конечно, в темени примерно часа летней ночи мало что разглядишь … «Да они какой-то мешок ногами пинают». Мне этот мешок совсем не понравился. Я встала, пробралась к окну, высунулась в попытках приглядеться и прислушаться. Звуки были. Эдакое молодецкое «Эх» в момент пинанья. И глаза привыкли к темноте.
Это был не мешок. Это был человек, тело человеческое, молчащее и пинаемое с разбегу двумя молодыми людьми в светлых костюмах. Они как бы разбегались, и с размаху ударяли ногой по телу, при этом с чувством восклицая что-то вроде короткого А или Эх…
Конечно, осознав происходящее, я еще больше высунулась и крикнула в темень «А ну, прекратите… Вы что там!? Сейчас милицию вызову…».
Пинающие подняли голову в моем направлении, один громко сказал « Это что там за сука со второго этажа выступает?». И сука замолкла. Страх…Почему то сразу представилось, что просчитать квартиру – элементарно… Придут, дверь подожгут или еще что, а нам через два дня уезжать, дома остаются беспомощные старики…. Если бы я сейчас была дома одна, или с детьми, я , вместо того, чтобы кричать в окно, начала бы названивать в милицию… Но будоражить спящих за закрытым, застекленным балконом, и ничего потому не слышащих, стариков, я не могла.
А о том, что можно позвонить по сотовому, из-под одеяла, мне, глупой бабе и в голову не пришло. И глупая эта баба замолчала, и вернулась в кровать, и забралась с головой под одеяло, и начала там горько рыдать, кусая губы. И через эти никому не нужные рыданья она, т.е. я, слышала глухие удары… Наверное, кто-нибудь уже позвонил в милицию, ведь не могут же все спать и ничего не слышать… Кое-где горели окна, и тишина…. Никто не высовывался, не кричал, не выбегал во двор. Я вылезла из кровати, снова начала вглядываться….Бессилие, злость на них и на себя…. Противно до тошноты. Что стоят настроенные тобой образы смелого, честного, отзывчивого человека? Ничего это нет, на моих глазах убивают человека – и я ….просто смотрю, отговариваясь обстоятельствами…
Под железной горкой раздался вроде женский голос. Один из бьющих перешел туда, размахнулся опять ногой… Голос вскрикнул и замолк….
А я снова пряталась под одеяло, зажимала уши, и плакала…
Наконец, наступила тишина. Бьющие ушли, битые лежали молча и неподвижно. И довольно скоро явилась милиция, стали бродить по двору с фонариками, переговариваться, материться... Подъехала скорая. Почему- то тоже с матом выволокли каталку на колесах, погрузили совместными усилиями, по очереди, тела…
Светало. Все разошлись. Тишина. Можно спать.
На другой день во дворе говорили, что забили двух пьяниц, мужика насмерть, баба вроде жива…
Мы уехали на юг. Всё забывается, утихает. Но я очень надеюсь, что где-то во мне, на мне, остались шрамы и незаживающие ранки … как можно жить дальше, если всё заживет и зарастет…А через пару лет в летние ночи во дворе Голос кричал «« Люди! Ну что же вы?! Эх, люди…. Вы же люди! Помогите! Спасите! …». Это - чтобы не зажило.

Иногда я ловлю себя на мысли, что мне тоже очень хочется поднять голову вверх, к светящимся окнам больших домов, и закричать «Люди! Ну что же вы….». Закричать от одиночества, от рвущего на части желания поговорить и рассказать, увидеть или почувствовать понимание и тепло сочувствия хотя бы от кого нибудь на этой земле…. Люди! Ну, кто нибудь….
Но я этого не сделаю. Я лучше буду давиться своими обидами, и твердить про себя «Ну и ладно… Ну и не нужно… Всё... Никому больше …. Ни стихов, ни души….».
Так мне и надо.