И только

Скачок напряжения был таким сильным, что моментально ее состояние, с трудом сегодняшним утром приведенное к стабильности, какому-то даже умиротворению, изменилось на сто восемьдесят градусов. Сердце ухнуло куда-то вниз, да еще сжалось в нервно дергающийся комок, вместе с сердцем сжались зубы, задергались скулы, слезы уже выстроились наготове стройными рядами, плечо к плечу, готовые прорвать слабую, как оказалось, оборону и вольно выплеснуться на простор внешнего мира. Проснулось и подскочило бешенство, радостно закричало «Сейчас я всех на куски порву! Убью!» Этот крик заполнил внутреннюю оболочку и заставил сжаться кулаки. Отдельные отросшие ногти, еще вчера с удовольствием подпиленные и покрытые бледным лаком «Умная эмаль от обгрызания», впились в кожу ладоней, оставив на ней красноватые изогнутые вмятинки.
На ходу она пыталась как-то выровнять себя, снизить напряжение, пока не выбило пробки. Получалось плохо. Она шмыгала носом, дышала глубоко и часто, пытаясь не дать слезной лавине прорваться. Но отдельные передовики, конечно, уже пробрались и скопились на глазах и на мешках под ними.
Она быстро шла к своей электричке, среди толпы спешащих на работу людей и вышипетывала через сжатые зубы свой внутренний крик- монолог « Это нормально!? Всем все равно?!!!»
Хотелось опуститься на землю, закрыть лицо руками и, наконец, вольно зарыдать, выплескивая все, что жило внутри последнее время, что она пыталась вывести из себя через стихи, прозу, внутренние диалоги, но, кажется, еще больше вырастила.
Она продолжала чувствовать свой изумленно-испуганный взгляд широко раскрывшихся глаз, которым она обводила стоящих полукругом от эпицентра события людей, и который потом остановился на рядом стоящем мужчине солидного вида. Прорвался, дрогнув, голос « И чего? Это всем нормально?! Всем – нормально???».
 Всем, похоже, и вправду было нормально. Мужики посмеивались, несколько человек снимали происходящее на телефон.
И она почувствовала, что сейчас ввяжется в ситуацию, возбужденная вспыхнувшим бешенством. И уже сделала несколько шагов назад, навстречу эпицентру, черной воронке, как в фильме «Ночной дозор».
Но ситуация быстро разрядилась, так же быстро, как наверное и вспыхнула, это действительно было нормально для этого места и времени. И, слава Богу, что закончилась, ибо еще несколько секунд – и она бы была там, трясясь от бешенства и выброса адреналина, распустила бы руки, и досталось бы ей самой, это уж точно.

Она сидела, вставала, ходила на работе. Ее внешняя личина что-то отвечала коллегам, даже пыталась шутить, смеяться.
Слегка трясло. Хотелось курить, хотелось до дрожи в руках, хотя это бывало крайне редко – она не курила уже лет двадцать. Хотелось тихо раскачиваться. Хотелось домой.
Но ни в тот дом, где она жила сейчас, и ни в тот дом, где жила раньше своей семьей. Для нее «хочу домой» - сказанное, прошептанное самой себе со слезами на глазах, всегда означало одно – хочу оказаться там, в отправной точке осмысленной жизни, точке у крыльца своего дома детства. Почему-то не сам дом, комната, кухня…. А именно вход в него, крыльцо или побеленная завалинка. И чтобы там был конец лета или начало осени, солнечно и не жарко, комфортно и совершенно пустынно. Чтобы никаких людей. Только трава, сосны за штакетником, жуки, гусеницы, божьи коровки и она. Чтоб молчать, прищурив глаза при взгляде на небо. Чтоб не притворяться. Чтобы плакать вволю, в голос, если придет такое желание, от жалости ко всему миру, или от умиления красотой своего маленького личного мирка.
Но чуда никогда не происходило. То есть она иногда посещала это место, но посещение растягивалось во времени, никакого сиюминутного переноса в пространстве в минуту скорби не получалось, и как-то там задержаться надолго для полной релаксации тоже не выходило, всё боялась, что кто-то живущий сейчас во дворе подойдет и спросит, а что, собственно, делает незнакомая тетка у заброшенного, пустого дома.
Так что все оставалось в мечтах да стихах.

Понемногу легчало, напряжение все-же понижалось, наваливалось опустошение, усталость, ныл желудок.
Ситуацию уже можно было как-то отпустить, главное - не притянуть сюда еще кучу своих проблем и эмоций. Сейчас они стояли в сторонке, наблюдали обиженно -удовлетворенно. Вот так, раз на нас не реагируешь должным образом, не колотишься в слезах и соплях, не жалишься налево и направо - получи, вот порвись на кусочки из-за чужих проблем, раз свои, кровные не милы.
Она старалась ходить осторожненько, и говорить осторожненько, поддерживая по мере возможности рабочие разговоры. Но любая лазейка использовалась своими же предателями – проблемами. Не найдя прохода через контролируемую голову, они пытались прорваться через руки, ноги, глаза. Руки в коридоре, в стороне от чужих глаз, норовили сжаться в кулаки и долбануть по стене, ноги дрожали, глаза прикрывались, запирая входы и выходы во внешний мир.
Но все же напряжение спадало.
Пробки на этот раз выдержали, и вроде выдержали все внутренние системы жизнеобеспечения – не сгорели, не взорвались.

Только:
Она продолжала чувствовать свой изумленно-испуганный взгляд широко раскрывшихся глаз, которым она обводила стоящих полукругом от эпицентра события людей, и который потом остановился на рядом стоящем мужчине солидного вида. Прорвался, дрогнув, голос « И чего? Это всем нормально?! Всем – нормально???».
 Всем, похоже, и вправду было нормально. Мужики посмеивались, несколько человек снимали происходящее на телефон.
А в центре полукруга происходило обычное, нормальное действо.
Пьяная молодая грязная бомжиха пыталась ударить в лицо ногой стоящего на коленях пьяного молодого бомжа- чурку.
Бомжиха заносила ногу, взмахивала ею вперед, целясь в голову, но промахивалась. Раз, другой…. С третьего раза попала в лицо, снова замахнулась…
И она почувствовала, что сейчас ввяжется в ситуацию, возбужденная вспыхнувшим бешенством. И уже сделала несколько шагов назад, навстречу черной воронке эпицентра…
Но бомжиха отошла к своим, сидящим и лежащим на парапете подземного перехода, народ начал расходиться, тут же забыв от этом развлечении. Подумаешь, бомжи подрались.
И только.

       19.07.07
 
Послесловие: Физика и Лирика.

Рюмка за рюмкой…Подливают и подливают противной, горькой водки. Не хотелось и раньше, уже совсем не хочется теперь…Но отказаться практически невозможно – таковы жестокие правила игры.
Рюмка за рюмкой – и наступает полное насыщение, переполнение всей твоей емкости, кажется, еще глоток - и выльется из горла, но…
Вступают в силу законы самосохранения. Наступает рвота, сгибающая тебя пополам, изрыгающая сначала всю эту выпитую ненужность, потом желчь, потом кровь….
И кажется, уже больше никогда… Ни за что…
Но снова несут… И уже хочется….

Капля за каплей…Каждый день бытия… Вижу, слышу, ощущаю…Не хочу, но приходится - таковы жестокие правила жизни.
Капля за каплей… Каждый день я прохожу мимо скопища горя, слез, грязи, вони, ненависти и зла…Вокзальные бомжи, через которых я пробираюсь из одного намного более светлого мира к другому.
Капля за каплей я впитываю в себя коктейль их эмоций, и, наконец, наступает полное насыщение, переполнение всей твоей емкости, кажется, еще капля - и ты лопнешь, но…
Наступает ломка, выплескивая из тебя сначала неестественную смесь жалости и ненависти, потом слезы, потом… Хорошо, если без потом.
И кажется, уже больше не буду… Плевать на всех и на все…Пусто и чисто изнутри.
Но снова наступает утро…
       19.07.07

       ***
Сесть на землю. На крылечко. Босиком.
Никого. Ни человечка чтоб кругом.
Очень плохо. Я шепчу «Хочу домой…»
В это место. В эту точку. В домик мой.
Там не давит вся махина бытия.
Там покой. И там гармония моя.
Там – защита, там уютное тепло.
Там не бита. Там цела я всем на зло.
 
       ***
Кругом безумие. И нету края.
Я всё придумала. Я всё играю.
И много выпито игры пьянящей.
Из жизни выбита, из настоящей.
А где критерии, а где разделы?
Черна материя, а свет весь белый,
Где настоящая, кому досталась,
Где ж я, пропащая, подзадержалась?
В далекой дальности, где слов не слышно.
В другой реальности. Сюда не вышла.
В застывшем возрасте. Я – малолетка,
Преградой взрослости – березы ветка.
Забором – сосенки, оградой – клены,
В начале осени желто-зеленой.
Темница сладкая, свобода – горькая.
Гляжу украдкою, и как-то больно мне.
Нет, нет, не вылезу, пусть все отвяжутся.
Мне там не вынести. Вот так мне кажется.