Елизавета Петровна

Елизавета Петровна высвободилась из объятий мужа и прошла на кухню. Кухня располагалась в соседней хижине, и муж туда не заглядывал. Елизавета Петровна села на земляной пол (ибо мебели в кухне не было), достала из-за пазухи радиотелефон и набрала номер.
- Слушаю, моя радость, - ответил приятный мужской голос на местном наречии.
- Луй, - громким шепотом произнесла Елизавета Петровна, - сегодня ночью ты убъёшь этого... этого... я не знаю, как его ещё можно назвать.
- Ван Гога, - подсказал Луй. – С удовольствием это сделаю, а затем мы насладимся друг другом. Хорошо?
- Хорошо, - прошептала Елизавета Петровна.
Елизавета Петровна спрятала телефон и начала стряпать. Муж любил пельмени, и она приготовила штук двести. Пусть поест напоследок, мерзкая тварь, пусть насладится, наполнит кишечник – пусть. Муж Елизаветы Петровны был весьма устойчив ко всем ядам, что она регулярно подмешивала в пельмени. На сей раз пельмени были без яда – обычные пельмени из мяса питона и свинины. Сварив пельмени в оцинкованном ведре, Елизавета Петровна понесла дымящееся ведро в столовую. Ручка ведра жгла ладонь, но она терпела, ибо знала – это в последний раз. Было около семи часов вечера, и было темно.
Муж сидел за столом и терпеливо ждал. Муж был красив, умён, образован, но внушал отвращение Елизавете Петровне. Женщины из соседних деревень приходили любоваться её мужем. Девица Ямбуку несколько раз пыталась его изнасиловать, но он, двухметровый красавец, без труда оказывал сопротивление, и Ямбуку испытывала жестокие фрустрации. Он любил Елизавету Петровну и всегда жаждал насладиться ею, ибо Елизавета Петровна была неописуемо красива, умна, приветлива и невероятно деликатна. Природа обделила её чувственностью, но щедро наделила неиссякаемой добротой и редкой способностью к истинному состраданию. Люди ведь довольно черствы и бестактны, а также грубы, завистливы, глупы, жадны, упрямы, мелочны, невежественны, истеричны – язык устанет перечислять все гнусные свойства человеческого рода, да и нужно ли этим заниматься?
Муж взял вилку, сунул её в ведро и наколол пельмень. Лицо его светилось предвкушением. Он изящно откусил и бесшумно проглотил. Примерно за два часа (Елизавета Петровна поглядывала на свои часики) он съел все пельмени.
- А ты почему не ешь? – спросил он.
- Что-то не хочется, милый, - отвечала Елизавета Петровна.
- А знаешь, Лиза, я ведь сегодня весь день писал, и, по-моему, недурно получилось.
- Можно посмотреть?
- Конечно!
Он вытер губы салфеткой и взял с каминной полки толстую тетрадь. Елизавета Петровна начала читать. Через несколько минут она вскричала с отчаянием:
- Но ведь это «Пиковая дама» Пушкина!
- Именно так! - и он захлопал в ладоши.
- Какой же ты подонок! – она швырнула тетрадь в пустое ведро, и ведро загудело.
Он вынул тетрадь из ведра и тщательно вытер её салфеткой.
- Елизавета, - произнёс он твёрдо, - я не понимаю, что с тобой происходит – объяснись, пожалуйста. Я работал весь день, я вглядывался в каждую букву гения. Разумеется, это всего лишь копия, но делать копию с Пушкина, поверь, не просто. Это акт сопричастности, и далеко не каждый способен на такое. Ты сама прекрасно понимаешь, что после Пушкина сочинять что-либо уже бессмысленно, и нам остаётся только...
- Ничтожество!
- Елизавета, я подозреваю, что твоё отношение ко мне испорчено тем обстоятельством, что ты не способна испытывать оргазм. Прости, но я в этом не виноват – это злая шутка природы. Полагаю также...
- Пошёл ты в жопу со своим оргазмом, кобель! У тебя одни оргазмы на уме. Не нужны мне твои оргазмы и хрен твой вонючий мне не нужен...
 - Елизавета, ты бы следила за своим лексиконом...
 - В гробу я видела твои лексиконы с твоими оргазмами! Писарь! Пушкина, видите ли, переписывает! Да ты идиот! Какой ты мужчина? Сучка с хреном!
       - Отлично, Елизавета. Отложим наши интеллектуальные дебаты до лучших времён. Я немного знаю женщин. Все они ****и, извини за выражение. Думают только об одном, но говорят как лютеранские священники. Конечно, их не интересует секс, но именно о сексе они только и думают...
- Это ты, интеллектуал, думаешь, как бы поизящнее переписать Пушкина. А я только о твоём хрене мечтаю, козёл. Конечно – он всечасно пред моим мысленным взором, твой кривой хрен.
- Лиза! Как ты можешь говорить такое! Ты единственная женщина, кто вызывает во мне определённые эмоции. Я посвятил тебе жизнь, я тебя прекрасно понимаю – это всё женское...
 - Сам ты баба! Ты просто боишься других женщин, ты боишься подойти к ним – а вдруг кто из них возьмёт тебя за твой дивный хрен? Что ты будешь делать? Да, все женщины ****и и сучки, но я не *****.
- А кто же ты?
- Я человек! И мне нужен человек, а не писарь.
- Хорошо. Я – писарь, а твой Луй – он, конечно, Гиппократ?
- Какой Луй?
- Да такой Луй – фельдшер из Килиси. Я уже год за вами наблюдаю. Какая гармония. Он, чёрный, конечно, способнее меня по части женских нужд. Чёрные ближе к природе, Пушкина не переписывают.
- Я не знаю никакого Луя.
- Конечно. И Пуя ты не знала и Дуя, и прочих.
- Какой ты пошляк!
- Какая ты святая!
- Ты же знаешь, что я не испытываю оргазма. Зачем мне луи и дуи?
- Вот именно затем, что надешься с очередным луем всё-таки испытать оргазм. Это элементарно, Лиза. Ты просто нимфоманка.
- А ты импотент. Я не испытываю оргазма с тобой не потому что природа не снабдида меня этим дивным ощущением, а из-за твоей импотенции.
Муж грациозно встал со стула и влепил Елизавете Петровне театральную пощёчину. Елизавета Петровна отлетела к противоположной стене, и в этот момент в столовой появился невысокого роста чёрный мужчина лет сорока – это был Луй, и было десять часов вечера. Луй держал в правой руке нечто вроде мачете. Он подпрыгнул и точнейшим ударом отсек мужу голову. Голова с изумлённым выражением на лице покатилась по земляному полу. Кровь быстро впиталась в землю.
- Вот так, - произнёс Луй на местном наречии и вытер мачете о брюки мужа. – Ты свободна.
 Елизавета Петровна, жаждавшая смерти гнусного мужа, была всё же сконфужена.
       - Что ты натворил, бандит?! – завизжала она.
- Я освободил тебя, любимая. – произнёс Луй.
- Что мы будем делать с этим мясом? – продолжала визжать Елизавета Петровна.
- Сварим из него пельмени. – предложил Луй.
Елизавета Петровна немелодично завыла.
Луй подошёл к Елизавете Петровне и положил свою чёрную руку на её бюст. Елизавета Петровна попыталась высвободиться, но Луй не уступал. Луй был красивый чёрный мужчина. От него пахло топлёным молоком – он был настоящий африканец. Елизавета Петровна беспомощно билась в железных объятиях Луя, и вдруг впервые за 12 лет супружества вдруг осознала, что любила мужа. Её муж, импозантный подонок, бездарность и прочее, был единственным близким ей человеком. А кто этот Луй? Сексуальная машина. Женщины ужасны, подумала Елизавета Петровна, ради оргазма они готовы на всё. Но ведь это императив природы. Верно. Она вспомнила свою шотландскую подружку, которая за 9 миль каждый вечер бегала к гнусному китайцу, ибо китаец обладал исключительной мужской силой и мог предоставить подружке до 15 оргазмов за вечер, сам при этом не испытав ни одного, ибо китайская хитрость, таосизм, тантризм и прочее. Елизавета Петровна однажды спросила подружку – может быть, удобнее просто стимулировать себя, скажем, бананом, а не бегать за 9 миль к ужасному китайцу? Нет, твёрдо ответила подружка, банан – это совсем другое. Ибо я нужна китайцу, но совершенно не нужна банану. Всё дело в нужности. Женщине на самом деле нужен не оргазм, но нужность, хотя бы китайцу. А если ты нужна другому мужчине? – поинтересовалась Елизавета Петровна? Но другой мужчина не может предоставить мне столько оргазмов – важны оба обстоятельства: оргазмы и нужность. Ты сейчас только что сказала, что тебе не нужен оргазм, упрекнула её Елизавета Петровна. Я не правильно выразилась, беспечно отвечала подружка. Какие они животные, эти женщины, подумала Елизавета Петровна. Ведь никогда не знают, что им действительно нужно. Это хаос. Я миллионы раз наблюдала этих влюблённых женщин. В кого они влюблены? Получив оргазм, они, как правило, начинают ненавидеть тех, кто дал им этот несчастный оргазм. Но затем вновь требует презренного оргазма. Что же делать – природа. Я же хотела вырваться из этого порочного круга, сотворённого природой. Я хотела любить мужчину не за оргазм – и не получилось. Любить его за ум, красу – глупость. За что любить? За нужность? Почему меня так тянет заглянуть в эту кошмарную пропасть человеческой психологии? Человек никогда не бывает самим собой – это истина. Он – субъект, который в данный момент чем-то одержим: жаждой оргазма, жаждой возвыситься на себе подобными, жаждой быть исключительным, жаждой давать счастье себе подобным, жаждой быть объектом обожания со стороны себе подобных и всеми бесчисленными жаждами. Да он просто маньяк со своими жаждами. Он постоянно чего-то жаждет и никогда не может утолить свои жажды. Просто скотина, верблюд, который заглатывает неизвестно сколько воды – на всякий случай. Наслаждайтесь жизнью – советуют эти идиоты психологи. Как ей наслаждаться, если жажда наслаждения бесконечна, если она превращается в манию? Елизавета Петровна исторгла стон и Луй в испуге отпустил ей бюст.
- Лиза, - сказал он по-русски, - ты – удивительная женщина.
Луй обвёл взглядом столовую. Обезглавленный труп мужа валялся возле камина, голова лежала под столом, уткнувшись носом в пол.
- Надо бы его закопать, - произнёс наконец Луй, - а то начнёт разлагаться. Климат-то у нас очень гнилой.
Луй вышел во двор и с помощью мачете начал выдалбливать яму. Часа через три яма была готова. Елизавета Петровна с закрытыми глазами сидела на полу. Её красивое лицо имело непонятное выражение. Похоже было, что она умерла и оставила вместо себя фантом. Подол её сарафана высоко задрался и обнажил прелестные бёдра, и у Луя возникла сильнейшая эрекция.
Вот женщина, - подумал Луй, - о чём она думает? Что ей надо? Меня сейчас ей не надо, а ведь совсем недавно было надо. Какие слова она мне шептала, когда мы были близки, и я верил этим словам. Я, чёрный дурень, полагал, что я всё для неё. Уж как она меня любила. Кричала ведь в упоении. Вот животное. Принудила меня к убийству, и я убил хорошего человека. А чем был плох её муж? Пушкина знал наизусть. Ну не испытывала она с ним оргазма – велика ли беда? Я ведь ему намекал, что у женщин может быть и клиторный оргазм, а он, интеллигент, всё отшучивался. Доотшучивался. Когда дело касается женского оргазма – шутки в сторону. Это стихия. Пред женским оргазмом, товарищи, надобно по стойке смирно стоять и выполнять всё, что от вас требуется. Беда в том, что мужчины – козлы. Они не принимают всерьёз женский оргазм – вот вам результат. Они только о своём оргазме мечтают. Какая глупость. Китайцы вот тысячелетия посвятили разработкам изощрённейших методик, дабы женщина всё-таки получала оргазм, ибо, как и мужчина, имеет на него право. Остальные же мужики – глупые эгоисты. Это у меня хватило ума разобраться в структуре её оргазма, а вот у интеллигентного мужа не хватило.
Луй подавил эрекцию и перетащил труп мужа в яму, голову аккуратно положил в ноги. Затем забросал яму землей, заровнял и скоро от неё не осталось и следа.
- Спи с миром, дурень, - произнёс он с глубоким чувством.
Елизавета Петровна продолжала сидеть в своей прострации.
- Лиза, - сказал Луй, - я, пожалуй, пойду. Ты не беспокойся – никто ни о чём не узнает. Народ у нас добрый, не любопытный. Решат, что крокодил съел – дело обычное. Ушёл вечером прогуляться - и не вернулся. Ну, бывай.
Луй потоптался и исчез в темноте.
Елизавета Петровна просидела на полу до рассвета. Когда деревенские петухи пропели свои песни, она поднялась с пола, оправила сарафан и прошла на кухню. Елизавета Петровна сварила кофе, насыпала в него сильнейшего яда из своей коллекции и с удовольствием выпила. Через минут 15 она скончалась от остановки сердца. Примерно через час на кухню зашла жена Луя и увидела труп Елизаветы Петровны, который красиво лежал на земляном полу.
- Так тебе и надо, белая сучка, - произнесла жена Луя. – Только так тебя можно отвадить от чужих мужей.