Среди лунного света

     Дом моей подружки Али находился ровно посередине нашей единственной деревенской улицы, представлял он собой неказистую избёнку, непонятно каким образом вмещавшую в себя немаленькую русскую печь и крохотную импровизированную кухоньку, отделённую от остальной части избы ситцевой занавеской. Во второй её половине, в переднем углу под образами, стоял сколоченный из струганных досок маленький стол, во всю оконную стену тянулась неширокая лавка, ближе к порогу располагалась самодельная деревянная кровать, и даже этажерка с книгами нашла свой скромный приют в том же переднем углу; свет в избушку проникал через два небольших оконца со шторками из белого коленкора. В отличие от Али я с мамой и братом жила в пятистенке*, и моё житьё-бытьё в плане свободного перемещения по дому было гораздо приятнее.

Зимой с утра до вечера мы гоняли с Алей на коньках, что привязывались верёвочным креплением к валенкам, и они носили нас по обледеневшим уличным дорогам, пока не спадали с ног. Летом частенько катались на велосипеде, который одалживал наш друг Колька, иногда к нам присоединялся и Ваня, – брат Али.

Однажды зимним морозным вечером к моей маме должны были прийти её подруги, и она попросила меня побыть у Али, но при этом обещала, что тётя Маруся, мать Али, после окончания вечеринки проводит меня обратно, и я ушла к Николиным ещё засветло.
Когда я вошла в избу, тётя Маруся хлопотала с едой: только что снятая с  железки** небольшая кастрюлька с картошкой, дымясь тоненькими струйками горячего пара, стояла на лавке около шкафчика, а тётя Маруся, открыв крышку подпола***, собиралась спуститься туда за солёными огурчиками.
- Проходи, - приветливо сказала она, - снимай пальто и садись за стол. Слышишь, Аля с Ваней ложками гремят? Присоединяйся к ним, а я сейчас огурчиков достану.

Мы благополучно расселись на лавке, а тётя Маруся, водрузив на стол нехитрую снедь вместе с огурчиками, надела фуфайку, переобулась в валенки и, повязав тёплую шаль на голову, взялась за ручку двери. Ваня спросил:
- Мам, ты надолго?
- Да нет, сынок, часа на два, не больше, - сказала она и добавила, - но вы, смотрите тут, не балуйте, играйте, сколько влезет, только не шалите.

После её ухода в течение нескольких минут были слышны лишь позвякивания вилок о тарелки да безобидное чавканье, что не мешало нам гримасничать и строить друг другу рожицы. Когда с едой было покончено, Ваня предложил игры. Сначала играли в жмурки, но из-за того, что негде было развернуться, они вскоре надоели. Мы взялись рисовать, но и это занятие быстро надоело, да и холодно стало, – решили залезть на печку. И здесь, пугая друг друга разными страшилками, принялись рассказывать жуткие истории, особенно преуспел в этом Ваня, потому что он был старше нас с Алей на целых три года, а это само собой предполагало кладезь знаний в его голове.

От его рассказов мне стало страшно, и я сказала:
- Ну тебя, Ванька, запугал совсем, домой хочу! - и, опустив ногу на приступку, стала слезать с печки, а было уже около десяти часов вечера.
- Ты куда это? - спросил Ваня. - Ночь за окном, – не видишь что ли? Скоро мама придёт, она тебя и проводит.
- Не буду ждать, - заупрямилась я, - мне надоели твои истории, Ванька!
- Как хочешь, только я тебя провожать не пойду.
- И не ходи! Я ведь знаю, что ты боишься.
- А вот и не боюсь, просто не пойду, и всё.
- Ну, и не ходи, я сама дойду.

Слезши с печи, я натянула валенки, оделась и вышла, прикрыв дверцу, ступила на снег. Он звонко захрустел, – так звонко, что казалось, его звук  был слышен на самом краю деревни. Холодный воздух тут же ущипнул за нос и щёки, я плотнее закуталась в шаль и, задрав голову, посмотрела на небо. Как всегда в такие ночи оно было высоким и светлым, и как всегда в полнолуние среди мерцающих звёзд ярким кругом на нём сияла луна, только на этот раз она была окружена бледно-сиреневым ореолом. Её сферический свет распространялся повсюду: он падал на меня, на снег, маленький домик и особенно хорошо освещал калитку, к которой я всё ещё боялась подойти. Тишина стояла такая, что кроме лунного неба, снега и меня, да ещё этой неказистой избушки, из которой я только что вышла, в мире, казалось, ничего больше не существует.

В эту минуту  в загоне шумно вздохнула корова.
От неожиданности я вздрогнула, даже метнулась назад, но вовремя остановилась. И хотя саднящее чувство страха всё ещё шевелилось где-то у самого сердца, ценой невероятных усилий я заставила себя подойти к калитке. Тронув засов, тихонько открыла дверцу и уже хотела было выйти наружу, как вдруг среди лунного света, искрящегося мириадами звёзд на снегу (будто они упали на землю), прямо перед собой увидела... деревянный крест.
 
Это был настоящий крест, – такой, какие стоят на кладбищенских могилах. Закопанный в снег он стоял в двух метрах от меня в кювете строго вертикально и на фоне голубого света казался магическим изваянием. Перед его тайной, страшной и необъяснимой, будто перед неизведанной силой, сокрытой в недрах Вселенной, равно как и в тайнах душ человеческих, я – шестилетняя девчушка – почувствовала себя маленькой беззащитной песчинкой.
 
Опомнившись, рванулась назад, больно ударилась о калитку и, почти перевалившись через неё, взлетела на крыльцо. И хотя дверь избы была не заперта, забарабанила в неё так, что в хлеву заблеял ягнёнок. Когда Ваня открыл, я упала на порог, прямо ему под ноги...

     ЭПИЛОГ

     Много воды утекло с тех пор.
В девятнадцатилетнем возрасте вместе с родителями я уехала из деревни, о Николиных с тех пор ничего не слышала. Лишь спустя четыре года, кое-что узнала о них из письма родственников.

В двадцать один год Аля вышла замуж, работала в соседней деревне в школе учительницей. Однажды летом, возвращаясь на велосипеде домой, она разминулась со встречной машиной, и та, проезжая мимо, обдала её густым облаком пыли. Спасаясь от пыли, Аля захотела свернуть на противоположную сторону дороги и не заметила трактора, идущего следом за машиной. Она не только не заметила трактора, но в шуме только что проехавшей машины не услышала звук его мотора.
Аля погибла. Вместе с ней погиб и её малыш, которого она носила под сердцем.

И вот, спустя много лет, меня неотступно преследует одна и та же мысль, – взаимосвязаны ли между собой в судьбе Али эти два события: крест, странным образом появившийся у них под окнами в ту лунную ночь, и её страшная гибель, спустя пятнадцать лет?  Или же её гибель – случайность? Но как известно, в жизни ничего случайного не бывает, любая случайность – это ни что иное как необходимое звено в единой цепи закономерностей, и вполне возможно, что эти два события связаны между собой одной нитью. Только зачем она была протянута между ними, и почему этот жуткий крест я должна была увидеть первой?.. Вопросы, на которые нет ответа.




* Пятистенка – в просторечии деревянный дом их двух комнат.
** Железка – маленькая печурка, изготовленная из листового металла, во времена моего детства применялась в деревенских домах Сибири в качестве отопительного приспособления, отапливалась берёзовыми поленьями.
*** В просторечии – подполье.