Город любви. Я иду по планете

Непутевые заметки.

  Однажды сев на качели судьбы, тяжело себе представить, что взлет может закончиться падением.
    Я все брожу по свету. Мне интересно, как люди живут. О чем думают. Как любят и за что ненавидят.  Люблю бродить пешком, изумляясь новым подробностям и граням, ракурсам и деталям и своим собственным открытиям, несмотря на их незначительность.
  Я родилась в золотые дни осени. Вышла замуж осенью. Осенью родилась моя дочь Седа.
  Обожаю бродить по аллеям осеннего парка, перелистывая страницы ушедших дней. Собираю букеты из опавших вычурных пожелтевших листьев клена, как когда-то в детстве.
  Моросил мелкий дождь,  жилетка промокла насквозь, а я стояла с огромным букетом из красно-желтых кленовых листьев и ждала, когда белочка спустится за желудями. Потом долго болела. Но ту экскурсию и первую учительницу Спивак Елизавету Александровну помню и люблю.  И с какой завистью на меня смотрели одноклассники, из-за того, что учительница завернула меня в свой серый плащ и посадила к себе на коленки, когда мы возвращались домой.
  Город  детства и отрочества, юности и молодости занимает особое место в моей жизни. Несмотря на свое грозное название, он оставался удивительно гуманным, соразмерным человеческим силам и возможностям восприятия.
  Совсем маленькой с удовольствием каталась на трамвае, который вез меня к дедушке и бабушке.
  Меня наряжали в белое капроновое платье, завязывали огромный бант и доверяли маленькое ведерко с сочной клубникой. Эти ягоды я везла  дедушке, который на лето перебирался жить в город из высокогорного селения Ушкалой. Он радовался мне и моим гостинцам, будто он ничего более ценного не получал никогда. Я прижималась к дедушке, целовала его в щеки, глаза. Шептала, что соскучилась по нему и огромному черному коту, который каждый раз пожирал меня своими оранжевыми глазами. Потом  весело бежала в другую комнату, где треугольником  выставлены огромные подушки, накрытые воздушными накидками. А меж этих гор подушек всегда лежал белый китель деда. Знала, что в одном из  нагрудных карманов этого кителя всегда лежит для меня рубль. Целое состояние - в моем представлении.
  На обратной дороге домой в полупустом трамвае можно  залезть на сиденье и ждать, когда  буду проезжать мост через реку с обаятельным названием Сунжа. Она мне казалась такой широкой и глубокой, что думала, я еду через океан. В теплый летний вечер вода текла в реке изысканно-прихотливым меандром. В районе площади Орджоникидзе мне с мамой надо  пересаживаться на автобус. Около величавого здания филармонии находилось кафе, у самого входа которого сидели мишка-мама и мишка-сын с мороженным. Напротив кафе через дорогу возвышалось здание нефтяного института. А если пройти через мост, который дрожал под стук трамвая, то можно  увидеть фонтан и красивое здание с колонами в стиле памятников римских времен. По крайней мере, мне так казалось. Строгая геометрия парковых аллей вела к кругу площади. Через дорогу находился кинотеатр им. Челюскинцев. От него вдоль улицы Первомайской тянулся кирпичный забор республиканской больницы. На аллее стояли деревянные лавочки. На них можно  забираться и слазить сколько душе угодно. Здесь я чувствовала себя вольготно. Злая кондукторша с ярко накрашенными губами не кричала и не показывала на меня пальцем.
  Росла я. Вместе со мной рос и мой город. Удивительно зеленый  самый красивый город на земле.
  Поездки к дедушке на автомобиле "Победа" не так радовали меня, но родителям так  удобнее. Небесную голубизну покраски машины помню до сих пор. Помню, когда в городе появился первый троллейбус и первый чешский трамвай.
  Особое место моего паломничества - парк отдыха имени Кирова. И если вам посчастливилось там бывать, то никогда не забудете магическую энергетику того места. Как манило  «чертово колесо»,  как тянуло на пруд, где можно  прокатиться на лодке.
Волшебная аура парка вселяла в людей надежду, радость. Казалось, что все посетители парка безумно влюблены.
  Старшеклассницей со своими одноклассниками ходила в музей изобразительного искусства. Конечно, там не выставлены работы Пизанелло, Веронезе, Тициана. Но можно увидеть картины Петра Захарова, Рубо, Куинджи.
  Помню, у входа слева стояла  белая мраморная статуя без руки. Там же у  входа в музей сидела немолодая женщина приятной внешности. Я знала, что она  - одноклассница моей мамы, когда они еще детьми ходили в школу в далеком Казахстане. Не знаю почему, но очень гордилась этим фактом. Во время    редких посещений  выставочного зала, она приветствовала меня и передавала привет  моей маме.
  Мамины туфли на высокой шпильке мне так и не пришлось носить, хотя очень часто мечтала поскорее вырасти и пройтись в них. Ростом пошла в отца, а мама у нас - маленькая.
  После школы я продолжила учебу в ВУЗе.  Третий учебный корпус университета находился в микрорайоне. С утра пораньше надо  успеть купить газету английских коммунистов «Морнинг Стар», которая продается в киоске напротив Аракеловского универсама.  Моя подруга, бывшая одноклассница Зайнап,  шла со мной до киоска. А оттуда - пешком через Сунжу по новому мосту. Он не дрожал под стук колес трамвая. Мы непременно останавливались  и любовались течением воды в реке. Делились своими историями, которые нам казались намного круче Шекспировских трагедий. Утром  казалось, что мы влюблены, а к вечеру  забывали тех, кто дарил нам улыбки и комплименты.
  Теперь, с годами  осознаю, что  никогда в своей жизни больше не увидела столько красивых лиц, как в Грозном.
  У нас удивительно красивый народ. Народ, который умеет любить. Друг друга. Родителей. Детей. Соседей. Просто прохожих. А самое главное - умеет любить свою Родину. Свои обычаи и традиции.
  Что с нами делает любовь? Любовь к Отчизне. Как красиво звучит это слово. Прислушайтесь! «ДАЙМОХК!» Так слегка и произносите: «ДАЙ…мохк - страна отцов». А потом добавьте: «Ненан-мотт». Нежно- нежно. Повторим? Ненан…мотт - родной язык, а дословно - «язык матери».
  Представляясь, мы непременно с гордостью называем имена деда и отца, знаем их до седьмого колена. А матерей - до восьмого.
  Маленький уютный северокавказский город.  У нас нет таких  названий улиц, как улица Капелло, что в итальянской Вероне. А это всего лишь улица Шляпная, несмотря на  певучесть слова. Но были и есть дома за номером 23, где жили свои Джульетты. И даже такие имена, как Джульетта, Индира  не редкость.   Русланы и Людмилы, Тристаны и Изольды... А как вам наши имена: Орца, Берд, Олхазар, Леча, Кюра, Жовзан, Собар, Седа?
  Стены домов не исписывали граффити с сотнями заклинаний, просьб и признаний в любви. Любовь свою не прятали, но и не выпячивали. На свидания бегали в сопровождении подружек или младших сестренок. Это сейчас стало модным просьбы и признания присылать в виде эсэмэсок, которые на экране бегущей строкой. Может это вполне в духе времени. В дни нашей молодости этого не было.  Но мы писали письма. Письма о чем-то своем личном. Посылали открытки, ничуть не жалея почтальона.
  А теперь самое время заметить, что мой город, город молодости и любви, был и остается потрясающе сердечным. Здесь люди обнимаются при встрече. От души. От всего сердца. И редкие поцелуи, которые мы дарим особо близким и избранным имеют свой вкус. Слишком сладкие. Наверное, этой сладости нам не хватает здесь, на чужбине. И мы, бросив все, бежим туда. Преодолевая тысячи километров.
  Что можно сказать о городе, который тебя любил? Я ведь тоже его любила. Вернее, люблю.
  Я еще вернусь, мой город Грозный. Потому, что люблю.