Танюшины птички

 

                «Я начал с удовольствием следить за жизнью птиц…
                и в своей простоте удивлялся, как это каждый               
                джентльмен не делается орнитологом…»
                       Чарльз Дарвин

                      1
Я снова в Израиле. На этот раз поездка деловая, и я живу у младшей дочери Татьяны в Рамат-Гане. Она снимает квартиру еще с двумя девушками. Татьяна очень занята: она учится в Бар-Илане на биологическом факультете, выполняет практическую работу на территории сельскохозяйственного института в Ришон-ле-Ционе и работает три раза в неделю с вечера до ночи (иногда глубокой).
 
К моему приезду в Израиль у Танюши в клетке жили две птички: зебровые амадины, самочки, альбиноски. Она назвала их Шилгия (от ивритского «шелег» - снег) и Зеброчка, у которой от глаз отходила вниз коротенькая яркая черная линия. Они были очень дружны и все делали вместе или повторяли друг за другом. Если, например, одной вздумалось попрыгать по клетке с одной жердочки на другую, то другой непременно нужно было проделывать именно это. Оставалось лишь удивляться, как эти две ракеты избегали столкновений. Если Шилгия начинала клевать зерна, Зеброчка тут же к ней присоединялась. Когда одна из них плескалась в купаленке, вторая становилась в очередь на обливание. Правда, Зеброчка не решалась принимать водные процедуры с таким же самозабвением – она лишь пила из купаленки водичку и, повернувшись к ванночке спинкой, полоскала хвостик. Самое большее, на что она решалась, это «помочить ножки».

 Они были неразлучны: вместе спали на жердочке, тесно прижавшись друг к другу, вместе путешествовали по салону, выклевывали мелкие камешки из цветочных горшков, чистили перышки на шейке одна другой и переговаривались на своем милом щебечущем языке.

Шилгия была явным лидером в этой парочке, инициатором всех их действий, а Зеброчка тут же все повторяла. Когда Танюша, по моему предложению, начала давать птичкам зелень: укроп, петрушку и сельдерей, оказалось, что они ничего не имеют против дополнения к обычному рациону. Правда, иногда они ссорились, из-за укропа, например. Шилгия стягивала его с жердочки и, увидев, что и Зеброчка не прочь им полакомиться, наступала на него ножками и поворачивалась к подружке спинкой, не желая ни с кем делиться доставшимся ей деликатесом. От толстых стеблей сельдерея они получали особое удовольствие и подолгу клевали их своими миниатюрными красными клювиками.

И вот случилось несчастье. Танюша, уходя на занятия, поручила мне выпустить птичек на прогулку по салону. Я, как обычно, предварительно проверила, все ли окна закрыты, нерешительно раскрыла дверцы клетки и отправилась на кухню готовить салат. Через некоторое время я решила проверить, где птички. Вернувшись в салон, я с ужасом обнаружила, что одно из окон салона чуть приоткрыто и они сидят на перилах решетки за стеклом. Я похолодела: что делать? Что будет с Танюшей? С самими птичками – ведь они родились в неволе и ничего не умеют. Я стояла, не шевелясь, в надежде, что они залетят обратно. Раскрыть окно пошире было невозможно, так как оно двигается с ужасным грохотом. Вскоре они улетели. Я поставила клетку с полными зерен кормушками  на столик возле распахнутого во всю ширь окна. Все напрасно. Соседние дома похожи на наш, как близнецы. Я сама-то не всегда нахожу сразу наш дом, чего же ждать от беглянок, которые всю свою коротенькую жизнь провели в клетке? В слезах позвонила Танюше.

Танюша вернулась домой грустная, вынула из коробочки новую, купленную в магазине амадину, надеясь, что та криками приманит Шилгию и Зеброчку. Дочь стояла возле окна, смотрела в бинокль и всхлипывала. Сердце у меня разрывалось, но мне нечем было ее успокоить, и чувство вины терзало меня.
Мы оставили окно раскрытым на всю ночь, несмотря на холод в квартире. Весь следующий день я провела дома, у окна, собираясь тут же закрыть его, если беглянки вдруг залетят. Они не залетели.


Новая птичка сразу завоевала наши симпатии. Она была смышленая, веселая, живая. Тут же забралась в поставленную купаленку и долго и с явным удовольствием барахталась в воде, обдавая все вокруг фонтаном брызг. Быстро распробовала огурец и сельдерей. Пулей срывалась с жердочки прямо в большую кормушку и ракетой взмывала из нее, поднимая вихрь из зерен. Мы назвали ее Цилькой: должно же в ней быть что-то еврейское, если она живет в Израиле. Уже на другой день Танюша выпустила Цильку из клетки. Я считала, что она поторопилась, но Цилька оправдала ожидания своей хозяйки. Помедлив немного у раскрытой дверцы, она вылетела и принялась совершать короткие перелеты в поисках мест приземления. Такими местами оказались цветы у окна и этажерка. Нагулявшись и проголодавшись, она быстро нашла свой дом, смыла дорожную пыль в купаленке, поклевала зерен и затихла на жердочке, переваривая еду и впечатления от путешествия.

Мы с Танюшей разговаривали с Цилькой. Танюша обещала принести для нее друзей, созвонилась с Шаем из университета, работающим над докторской степенью по птичкам. Он сообщил, что одну клетку с амадинами собираются ремонтировать, поэтому часть птичек переселяют в другие клетки, а нескольких разбирают по домам. Оказывается, и птичий народ испытывает дефицит в мужском поле, поэтому Шай дал нам не совсем полноценного самца: что-то у него было не в порядке с крылом, а по-моему, еще и с одной ножкой. Зато он настоящий красавец.У него серенькая спинка, по краям крылышек - коричневая полоса с белыми крапинками, полосатая шейка и черный «шарфик», а под глазками – коричневые пятнышки. Животик беленький, а хвостик – в черную и белую полосочку.

 Танюша везла его из университетского зоосада в мешочке и давала мне потрогать, как он трепыхается внутри.
 
Мы запустили его в клетку и стали ждать, как пройдет первая встреча жениха и невесты, но жених был так измотан дорогой и стрессом, что ни на что не реагировал. Он сидел, нахохлившись, на жердочке и безуспешно предпринимал колоссальные усилия, чтобы не свалиться с нее. Однако, как только начинал задремывать, тут же камнем летел вниз. Там он отряхивался, принимал независимый вид и изображал дело таким образом, будто спрыгнул специально - поклевать с пола зерен.

 Цилька сразу взяла над ним шефство: летала вокруг него, старательно выщипывала что-то у него на шейке и без умолку щебетала. Он устало молчал и бессильно отмахивался от ее назойливой хлопотни.


На другой день утро началось, как это было и у Шилгии с Зеброчкой, со стремительных перелетов и перескакивания Цильки с одной жердочки на другую. Ее дружок прижался к стенке на одной из жердочек и испуганно вздрагивал и моргал, когда Цилька ураганом проносилась над его головой. Иногда он даже сваливался вниз, но тут же принимался склевывать зерна с пола. В отличие от Цильки он ел совсем мало. Когда садился в большую кормушку склевать несколько зернышек, Цилька норовила разделить с ним трапезу, но так как место оказывалось занятым, была вынуждена присаживаться на бортик кормушки и есть интеллигентно, как это и пристало воспитанной девушке на выданье.
В течение дня он несколько раз пытался за компанию с Цилькой перескакивать хотя бы на ближайшую жердочку и к вечеру достиг определенных успехов в этом нелегком для него занятии. Когда Цилька слишком донимала его своими заботами, болтовней или скаканием, он начинал с досадой трещать, как будто одергивая ее, как улегшийся после длинного рабочего дня на диване перед телевизором муж в ответ на упреки жены, что он не помогает ей вымыть посуду и выбить ковер (так мне во всяком случае казалось). Однако Танюша раскритиковала мою версию и объяснила, что я приняла за недовольное ворчанье его песню. Конечно, ей как будущему биологу виднее, но я пока остаюсь при своем дилетантском мнении: по-моему, эта сорочья трескотня даже отдаленно не напоминает песню.
 
Мне казалось, что у него что-то вроде нароста на ножке (имени мы еще ему не дали, ждем, когда он адаптируется и как-то проявит свой характер, поэтому зовем его пока «он» или «хамуд», что в переводе с иврита означает «миленький»). Вечером Танюша, вернувшись из института, решила обследовать его ножку. Мы внимательно рассмотрели ее через лупу, и в то время, как наш красавец притих у Танюши в руке, она решительным движением сняла нарост из сухой кожи и обработала ножку спиртом (мне она доверила роль ассистента). Нам показалось, что, когда после очередного стресса он пришел в себя, его движения стали чуть более ловкими.

На следующее утро он принялся прыгать вместе с Цилькой. Тягаться с ней он, разумеется, не мог, но подключил к прыжкам третью жердочку. Цилька настолько увлеклась своей новой ролью невесты-мамаши, что даже забыла о прогулках на свободе. Делая вид, что чистит ему перышки, она яростно клевала шею и голову дружка в досаде, что он не уделяет ей достаточно внимания. Со стороны же нам было очевидно, что его не раздражает теперь ее заботливость и суета. Он иногда тоже чистит ей перышки на шейке, но более нежно. Стал чаще трещать. Может, это и вправду его пенье, а я его не оценила и неверно интерпретировала.

Между прочим, не летает-не летает, а когда Танюша приоткрыла дверцу, чтобы подвесить купаленку, он моментально выскочил из клетки, как-то неловко скатился на пол и попрыгал в сторону окна, Танюша за ним, а он развернулся, дунул в другой конец салона и забился под стол. Танюша подсунула туда руку, он тут же воспользовался ею, как подставкой, однако был схвачен твердой, но нежной, любящей рукой и водворен на место.

На четвертый день он скакал по жердочкам бодрее, но быстро утомлялся. Под утро я слышала, как он свалился с жердочки, на которой спал, может быть, на бок или на спинку и захлопал крылышками в попытке встать на ножки. Он больше трещит, то есть поет, сидит на жердочке рядом с любимой, крылышко к крылышку.

Войдя очередной раз в салон, я с удивлением застала его на пороге купаленки, оставшись, однако, в неведении, купался он или просто любопытничал, куда скрывается время от времени его подружка.

Танюша решила выпустить обеих птичек на прогулку и распахнула все дверцы. Цилька в сомнении, отправиться ли полетать на свободе или остаться в клетке с милым дружком, металась взад-вперед, но в конце-концов все же выпорхнула. Он, ничтоже сумняшеся, скатился на пол, где и совершал свой моцион. Бедной Цильке хотелось и полетать, и поддержать дружка, у которого с полетом не ладилось. К тому же он все время нервно призывал ее. Кончилось тем, что они оба прыгали по полу, а мы, когда заглядывали их навестить, входили в салон с опаской, чтобы ненароком не наступить на них.
 Было ясно, что до клетки ему не добраться, поэтому Танюша поставила клетку на пол, и через минуту они уже клевали зернышки внутри нее.

В тот же день Танюша придумала для него имя. Дело в том, что он все дольше пел свои трескучие песни, что отдаленно напомнило нам звуки духовых инструментов. И тут родилось имя Джазик. Мне оно тоже показалось удачным – на нем мы и остановились.

Мы с Танюшей надеемся, что рано или поздно у нашего Джазика отрастут перышки, которые позволят ему совершать головокружительные полеты вместе с подругой, а она, Цилька, подарит ему замечательных красивых птенчиков!

                2
Теперь, кроме меня, Танюшу каждый день ожидают дома две птички: Джазик и Цилька, которая пару дней назад внезапно снесла яичко, обнаруженное совершенно случайно Танюшей в углу клетки. Поскольку Цилька молода и неопытна, она не обратила внимания на это событие, чего нельзя сказать о Танюше: как опытный орнитолог, она тут же подложила треснутое яйцо в отдельную кормушку, и вскоре скорлупа была Цилькой съедена. Таким-то образом вопрос покупки гнезда перешел в разряд актуальных.

 
После трудового дня мы заехали в зоомагазин и приобрели там новый, рекомендованный продавцом корм и гнездо для наших драгоценных амадин, Джазика и Цильки.
 
Вернувшись домой, Танюша тут же закрепила гнездо в клетке и весь вечер, не считая короткого интервала времени, отпущенного на ужин перед клеткой же, снимала все, что там происходило. Цилька, по молодости лет, совершенно проигнорировала появление в жилище незнакомого предмета. Совсем по-другому реагировал Джазик. Видимо, в университетской вольере, откуда он попал к нам, он уже был хорошо знаком с гнездом, так как тут же уселся на его «крышу» и вскоре залетел внутрь. Танюша спешно стала готовить строительный материал, то есть набросала клочки ваты, прикончив все ее запасы в доме, и всякой-разной травы. Джазик тут же благодарно приступил к делу.

 Вначале работа у него не ладилась, он то и дело вместе с ватой падал с жердочки, или с таким трудом доставленная к гнезду ватка в последний момент летела вниз. Но мало-помалу дело стало спориться, и количество клочков ваты на дне клетки заметно поубавилось. А Цилька между тем с удивлением наблюдала всю эту суету и никак не могла взять в толк, чем это ее супруг так занят, что и про еду забыл, и про посвященные ей романсы. Я надеялась, что Танюша сядет за свой реферат, который ей нужно было сдать в университете еще два месяца тому назад, но не тут-то было: через каждые пять минут из салона неслись восторженные вопли:
- Мам, иди скорее сюда, посмотри, как Джазик несет в клюве ватку!
- Иди быстрее, посмотри, как он запрыгивает с ватой!
- Смотри, как он там сидит! Какой умненький! Какой хорошенький! Вот он теперь покажет Цильке, как щипаться: будет ночевать в гнезде, она его не достанет!

Кроме того, каждые 15 минут состоялся просмотр новой серии свежих фотографий Джазика во всех ракурсах и коротеньких, насколько позволяла короткая память фотоаппарата, клипов.

На мои робкие попытки напомнить о реферате Танюша с возмущением воскликнула:
- Мам, такое бывает лишь раз в год, как ты не понимаешь?!

Когда Джазик вместо того, чтобы сидеть, как обычно, бок о бок с Цилькой, забрался в гнездо с совершенно очевидным намерением провести в нем ночь, супруга не выдержала и протиснулась туда же. Несмотря на тесноту, уютное гнездышко, обустроенное Джазиком, ей явно пришлось по сердцу, и она разделила с ним ночлег.

В половине первого Татьяна, с трудом оторвавшись от пристальных наблюдений за крылатыми питомцами, пошла принять душ. Было ли этой ночью уделено хоть какое-то время и внимание реферату, осталось для меня тайной, поскольку перегруженная впечатлениями прошедшего дня я заснула, не дождавшись появления моей чисто вымытой дочери.

                       3
Цилька-то наша! В течение пяти дней одно за другим снесла пять яиц! Выстелив все дно гнезда подсобным материалом, предоставленным Танюшей (клочки ваты, трава), Цилька и Джазик строго по очереди высиживают птенцов. Ночью они сидят на яйцах вдвоем.

В минуты отдыха Цилька, разминая уставшие члены, носится по клетке взад-вперед, не преминув перехватить между делом несколько зернышек и огурец. Джазик, передав вахту супруге и поклевав немножко зернышки, садится на самую ближнюю к окну жердочку и подолгу с философским видом смотрит в окно.
Когда мы по секрету от сидящего на дежурстве супруга выпускаем Цильку полетать по салону, она быстро возвращается в клетку – теперь у нее совсем другие заботы. Сейчас, чтобы справить естественные нужды, птички поворачиваются передом к задней стенке гнезда и высовывают хвостик наружу. Вот какие чистюли! Цилька еще норовит заняться этим при прогулках по салону, сидя на своем излюбленном месте – на верху этажерки или на краю большого горшка с молочаем. Когда Цилька долго не возвращается на смену, Джазик выговаривает ей сварливым тоном, и она тут же послушно залетает в гнездо.
Гигиенические процедуры по взаимной чистке перышек проводятся прямо внутри гнезда.
 
Джазик часто падает с жердочек на спинку и сразу начинает биться, пытаясь перевернуться. Цилька, заслышав из гнезда характерные звуки, тотчас вылетает проверить, что с супругом. Она слетает вниз и взволнованно чирикает возле него, не зная, как выручить его из беды. Я спешу на помощь, открываю клетку и протягиваю руку к Джазику, намереваясь подтолкнуть его. Он, увидев приближающуюся огромную кисть, делает отчаянное усилие и переворачивается самостоятельно.

Любимое место отдыха Джазика днем - жердочка возле окна. Он долго-долго сидит на ней и с видом обреченного на пожизненное заключение узника смотрит на улицу. Если мы открываем окно, он сразу оживает, солнечные лучи согревают его, ветерок ласково обвевает, душа готова выпрыгнуть наружу, и скрипучая песенка сама собой вырывается из трепещущего горлышка. Вечером пристрастия меняются. Он усаживается на кормушку, заполненную песком и камешками, и время от времени склевывает эти несъедобные с человеческой точки зрения элементы. При этом он внимательно следит за тем, как я рядом переснимаю для Танюши книгу о насекомых, и иногда напевает для меня (такой во всяком случае мыслью я себя тешу) свою неизменную песенку.

Прошло уже три недели, а птенцов все нет. Танюша говорит, что Джазик, по-видимому, слишком слаб и не выполнил должным образом свои функции. Цилька иногда, забираясь в гнездо, бесцеремонно оседлывает мужа, не понимая, что явно перепутывает позиции. Одним утром мы находим яйцо на полу клетки. Очевидно, Цилька неосторожно утрамбовывала очередной клочок ватки, яйцо соскользнуло вниз и треснуло. Танюша провела визуальное обследование, вынесла неутешительный вердикт: яйцо не оплодотворено и отдала его на съедение несостоявшимся родителям, что они живехонько и проделали. Птички, кажется, и сами почувствовали тщетность своего занятия и все меньше времени проводят в гнезде. Танюша постепенно вынимает яйца и, разбив, отдает птичкам. Они охотно лопают страшное угощение.
Зато они стали еще более образцовой и дружной парой. Я предполагаю, что это от вместе пережитой неудачи. Танюша выдвигает иную версию: их сплотило совместное насиживание.

 Все время они проводят вместе. Сидя на жердочке, чистят друг другу перышки. Снова летают вместе, вернее летает Цилька, а Джазик быстро поворачивается передом к своей стремительно проносящейся мимо супруге. Иногда он, как видно, от ветра, производимого стремительным полетом Цильки, падает с жердочки, но вскоре методом проб и ошибок он нашел спасение от напасти на крыше гнезда. Они много и громко переговариваются между собой на разные голоса. Когда Цилька летает по салону, она непрерывно щебечет в ответ на тревожное скрежетанье Джазика из клетки, мол, здесь я, здесь, не волнуйся. Правда, иногда она флиртует с воробьем, повадившимся посиживать за окном возле клетки, но это не мешает ей помнить о супруге, с нетерпением ожидающем ее.


Джазик не умеет и не испытывает особого желания купаться. Иногда мне кажется, что Цилька недовольна и как будто говорит ему:
- Не хочу сидеть в гнезде с таким грязнулей, отправляйся купаться!
И Джазик послушно направляется к купаленке. Там он подолгу сидит в раздумье на порожке, опускает клювик в воду и пьет, пьет, пьет... Может быть, таким образом он хочет снизить уровень воды до вполне безопасного. Потом нехотя запрыгивает внутрь и, постояв там тихонечко, выскакивает из «ванны» и просит у супруги разрешения вернуться в гнездо. Цилька милостиво позволяет.

На ночь мы накидываем на клетку платок, однако это не мешает птичкам просыпаться рано. Первым тяжело плюхается вниз Джазик и начинает тюкать клювиком бумагу на дне клетки, склевывая с нее зернышки. Цилька грациозно, почти бесшумно слетает прямо в кормушку и тоже завтракает. После этого она едва слышно, но не умолкая ни на минуту, чирикает, словно понимая, что людям-то еще охота поспать. Джазик сдерживается, но вот молчать уже нет мочи, и он запевает. В 8 часов, когда приходит моя очередь будить Танюшу вместо не справившегося после 5-6 неудачных попыток с поставленной задачей марша Радецкого (это мелодия будильника в мобильном телефоне Танюши), я снимаю платок с клетки в надежде на реальную помощь маленьких друзей. И они не подводят меня, поднимая настоящий птичий базар. Танюша, выплывая из темных сонных глубин, бормочет:
- Да-да, я уже встаю.

И я, сменив марш Радецкого, продолжаю аккуратно будить дочку каждые 10 минут и с такой же периодичностью слышать в ответ «я встаю».

- Мама, нужно заходить ко мне чаще, вот теперь я опаздываю, - ворчит дочь по дороге в университет.


В один из дней мне довелось стать свидетельницей удивительной картины. Джазик купаться не умеет, но все-таки уже несколько дней не просто сидит на порожке купаленки, пьет из нее водичку или опускает туда хвостик, а даже запрыгивает в нее. Вначале он просто стоял там некоторое время, как бы привыкая к воде, потом стал пытаться обрызгивать себя, подобно Цильке, но не очень успешно. А тут, когда он запрыгнул в купаленку, на ее пороге появилась Цилька и стала наблюдать за ним. Вскоре она соскочила с бортика к нему и, не разбрызгивая воду, начала показывать ему движения клювиком при купании. Я оторопела. Под впечатлением увиденного чуда немедленно позвонила Танюше в лабораторию, чтобы рассказать ей о неслыханном событии. Она тоже страшно удивилась и посетовала, что я не засняла уникальный урок. Потом Цилька вылетела, и они с супругом искупались по очереди. Он еще не в полной мере освоил преподанный урок, но старается, очень старается.


Мы с Танюшей заметили, что Цилька опять начала грызть мел.
- Надо посмотреть, не появились ли в гнезде яйца, - оживился мой умный биолог.
- Как! Ведь только что завершилось неудачное насиживание, – робко произношу я.
- Это ничего не значит. Может быть теперь Джазику удалось выполнить задачу, - говорит Танюша, подставляя стул поближе к клетке и заглядывая внутрь. – Ну вот, так я и знала – там лежит яйцо.
 
Пока они не очень прилежно его согревают, но опытный биолог говорит, что по-настоящему насиживание начнется, когда завершится вся кладка. Оборудование гнезда возобновляется с прежним усердием - ведь старую подстилку Танюша выкинула, оставив выстланным ватой и бумажками лишь "потолок". Снова птички натаскивают в свое жилище вату и травинки.

Цилька еще исхитряется для большего уюта отрывать кусочки от постеленных заботливой рукой на дне клетки листов белой бумаги, создавая этим для Джазика дополнительные трудности в передвижении по клетке.

Ну что же, возможно, на этот раз появятся птенчики. И мы вместе с нашими птичками не перестаем надеяться на счастливый исход.