В плену

ПЛЕН. Роман "ТАКАЯ ДОЛГАЯ ЖИЗНЬ."
В феврале сорок третьего года все немцы надели на рукава черные повязки. На три дня закрылись все кинотеатры, все увеселительные заведения... Это был траур по 6-й армии Паулюса, погибшей под Сталинградом.
Ни одна немецкая газета не выходила без упоминания этого города на Волге...
Немцы произносили его с ударением на первом слоге: «Шталинград!»
Впервые Германия задумалась о возможной расплате.
Для рабов, томившихся в лагерях, Сталинград как бы разделил войну на две половины: первую, в которой немецкое оружие, казалось, не знало поражений, и вторую, послесталинградскую...
Слово «Сталинград» передавалось от одного к другому, шелестело на устах у русских, французов, поляков, бельгийцев, чехов, голландцев, у всех иностранцев, бывших в Ростоке.
В сердцах рабов, заключенных, рождалась надежда: не гибель ждет нас в лагерях, не гибель!.. Пусть не все доживут... Но те, кто доживет, увидят Победу!
Как-то в марте в погожий день колонна из «Спорт-Паласта» встретилась на улице с колонной русских военнопленных. Немецкий фельдфебель, начальник конвоя, крикнул военнопленным:
-- Зинген! Зинген! (Петь! Петь! Запевай...)
Немцам нравились русские песни. И вот послышался молодой, звонкий, чистый голос:
Если завтра война, если завтра в поход,
Если темная сила нагрянет,
Весь советский народ, как один человек,
За свободную Родину встанет...
Припев так дружно, так крепко подхватили остальные, что казалось, запело само небо:
На земле, в небесах и на море
Наш напев и могуч и суров,
Если завтра война, если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов...
Колонна подобралась. Звонко хлопали о брусчатку деревянные колодки: тах! тах! тах! тах! Будто не тысяча человеческих ног шла по дороге, а шел один -- Великан. Так четок и слажен был шаг военнопленных. Изменилось выражение лиц. Глаза горели злостью, непокорностью. Это были уже не рабы, это были бойцы!
У Володи Путивцева от волнения перехватило дыхание. Проглотив ком, подступивший к горлу, он тоже запел. Вся колонна «восточных рабов» пела.
Песня летела над притихшими, острокрышими немецкими домами:
...Полетит самолет, застрочит пулемет,
Загрохочут могучие танки,
И пехота пойдет, и линкоры пойдут,
И помчатся лихие тачанки...
На земле, в небесах и на море
Наш напев и могуч и суров,
Если завтра война, если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов...

Немцы почуяли: что-то неладно!
-- Швайне! Руиг! -- заорал немецкий фельдфебель, стараясь перекричать русских.
-- Швайген! Хальтен мунд! (Молчать! Заткнуть рот!) -- заверещали вахманы. Заплясали над головами гуммы. Солдаты орудовали прикладами, избивая военнопленных. А песня не умолкала. Сразу на всех резиновых дубинок и прикладов не хватало. Так и несли русские песню почти до самого «Мариене».
За проходной колонну разогнали по рабочим местам.
«Транспортники» идут в свою будку -- буду, как называли ее немцы. Она сбита из старых деревянных ящиков. Посредине грубо сколоченный стол и лавка у стены. На полу -- стружки.
Рядом с будкой домик для мастеров немцев. По ту сторону дороги -- несколько железнодорожных путей. Туда подают вагоны для разгрузки. Вдоль дороги справа и слева коробки цехов. Меж ними высится несколько железобетонных башен, сделанных на конус. Это убежище для немцев. Если бомба попадет в башню, она соскользнет по наклонной плоскости и разорвется у подножия. Даже крупная бомба не сможет перевернуть такую башню -- стена у нее полутораметровой толщины…