Miserere mei...

       Я вырвался из липких объятий неприветливого подъезда, чтобы сразу угодить меж жерновов двух небес, одно из которых грозно-молчаливой глыбой нависло над головой, другое же сурово взирало сквозь зеркальную поверхность намокшего асфальта. Жернова с бесстрастной медлительностью и неумолимостью смалывали в невзрачную влажную муку мороси остатки красок, когда-то наполнявших мир.
       Опустив голову, я под самыми ногами поймал взгляд незнакомца, взгляд из глубины глазниц, до краев наполненных вздрагивающей, колышущейся, дышащей тьмой, изголодавшимся мраком, готовым поглотить последние крупицы моего сознания. Я почувствовал, как безвозвратно погружаюсь в эти черные дыры вслед за своим разумом, пока ненастье вокруг вершило свое серое дело.
       Кто я? Где тот свет, что прежде переполнял меня и заставлял мерцать мою кожу, свет, который я безотчетно раздавал окружающим? Он был слишком ярок, горяч и неуправляем, подобно лаве, изрыгаемой недрами проснувшегося вулкана. Он выжег меня изнутри, оставив обугленную пустоту, порожний сосуд, теперь способный наполняться только чужими чувствами, эмоциями и мечтами, оболочку, сохранившую лишь сияние тлеющих углей на месте былого костра. Но и это сияние постепенно угасало под неотвратимым пасмурным натиском небес, пока его источник растворялся в неторопливой обреченности стихии.