Столкновение Бездн. 5 Болезнь

Весь вечер Неверов отлёживался дома. Он часто подходил к зеркалу, ему казалось, что он до сих пор не смыл с себя грязь, хотя в душе пробыл не менее получаса. Красная кожа лица, рук, груди, как после солярия, не давала ему покоя. Постоянно подташнивало и раскалывалась голова. Уже нечем, а его всё равно непрерывно тошнило, поэтому он пил подсоленную воду и не отходил от туалета. Ложась на некоторое время, он вспоминал недавние события. Ему было жалко Свету, к которой проснулось странное ощущение в его душе. После окончательного разрыва с женой, он вдруг почувствовал, что всё же способен любить, хотя раньше думал, что это чувство потеряно безвозвратно. Эта милая девушка, что так же пострадала от пришельцев, надёжно осталась в его памяти, ведь не зря же он лично сопровождал её в больницу, когда девушке сделалось особенно плохо. А потом, попрощавшись коротким, дурацким кивком, они расстались. И машина привезла Неверова домой. Позже звонил Грушин, он сообщил, что находится на месте столкновения автотранспорта с мастодонтом, и что последний нырнул в реку.

«Угораздило же туда лезть, чёрт возьми!» - в отчаянии думан Неверов, чувствуя, что подхватил не обычную там простуду, а что-то значительно поражающее. Нет, простым сном тут не выкарабкаться, надо идти в больницу. А он до жути не любил эти мрачные заведения, где из весёлого только шутка хирурга, от которой мороз идёт по всему телу. Нет, надо было идти, и идти срочно, потому что он начинал чувствовать такое головокружение, что начинались галлюцинации. В падающей куда-то влево и вниз картинке перед глазами, ему привиделся Годзилла, но уже с головой и почему-то с крокодиловой пастью. И что он находится за окном его дома, притаившись, словно кого-то подстерегая. Неверов нервно тряс головой, сбрасывая наваждение, и снова валился на диван, рассматривая свою полупустую комнату. Неожиданно остро вспомнился сегодняшний разрыв с супругой. От всех этих потрясений капитану сделалось особенно тошно – уткнувшись головой в подушку, от тихо скулил.

Колокольным звоном в голове загудел дверной звонок. Кое-как поднявшись, Неверов отправился к двери, ощущая тяжесть во всём теле. Открыл, даже не заглядывая в глазок – не до этого было. Перед ним стоял Грушин, и вид у него был мягко сказать не очень. Осунувшееся красное лицо, как у пьяницы, слезящиеся глаза, блуждающий, расплывчатый взгляд. Взгляд человека, которого сегодня должны повесить.

- Заходи, чего стоишь, - первым сказал капитан, отступая внутрь. – Видок у тебя не очень…

- Сам-то давно в зеркало смотрелся? – слабо усмехнулся лейтенант. – Ничего, я твоих не потревожу?

- Ничего, «моих» дома нет. И, наверное, больше не будет. Чувствую, хана скоро всем нам!

- Э, ну-ка возьми себя в руки! Пойдём на кухню, поговорить надо. Чай ставь…

Грушин оказался совсем простым человеком, начисто лишённым какого-то мнимого превосходства, как поначалу показалось Неверову. Он деловито оглядел квартиру, ухмыльнулся чему-то своему, потом, развернувшись, едва не упав, прошёл к холодильнику, открыл его, поинтересовался:

- Водка есть?

- В морозильнике глянь…

Неверов устало прислонился к дверному косяку, наблюдая, как Грушин хозяйничает у него на кухне, рыщет по шкафам рюмки, заглядывает в тот же холодильник в поисках закуски. Вынимает бутылку «Путинки», смотрит зачем-то на этикету, ставит на стол. Потом разливает, садится на табурет и удивлённо посматривает на хозяина.

- Садись, чего стоишь. Силы нам ещё понадобятся. Что-то ты совсем раскис, капитан!

- Зато ты бодрячок, - произнёс Неверов, морщась от головной боли и боли в животе. Пить совершенно не хотелось, но было почему-то необходимо. Грушин принёс какие-то известия. Хозяин дома подошёл к столу, прикоснулся к холодной банке с маринованными огурцами.

Разведчик, слабо кашлянув, оглядел владения капитана.

- Давно ушла? – спросил он, смягчая тон.

- Сегодня, - вяло махнул рукой Неверов, другой, вылавливая огурец в банке с рассолом.

- От меня тоже, но два года назад. Не смогла жить с человеком, который на работе проводит по восемнадцать-двадцать часов в сутки. С сыном вот только не даёт видеться, стерва! Специально на север смоталась от меня, даже точно не знаю куда, то ли в Айхал, то ли Мирный, да просто не узнавал. Захотел бы – из-под земли достал бы!.. Ну да ладно, что-то я раскричался тут у тебя. Перейдем к делу. Ты в курсе, приятель, что мы тяжело больны?

Неверов устало кивнул, усаживаясь напротив, надкусывая выловленный огурец.

- А знаешь чем? Я тут к нашему доктору смотался, он меня и порадовал, что у меня лучевая болезнь и в довольно серьёзной стадии. Уколол меня какой-то дрянью, посоветовал выпивать, но ложиться в клинику отговорил, мол, незачем это мне уже…. Понимаешь?! Мы с тобой ходячие мертвецы!!!

Капитан почувствовал, как страх сковывает его мышцы, сдавливает дыхание, крутит в животе, подбирается в очередной раз к желудку. Он ожидал чего угодно, но не лучевую болезнь. От неё-то точно нет спасения. Как жалко, именно сейчас, когда он встретил её…. Так ведь Светлана была с ними, а значит, тоже хватанула радиации, и ей угрожает гибель! Надо что-то предпринимать, ехать в Москву, к профессорам, пусть что-нибудь делают! Продавать всё что нажил, брать кредит, вернуться жить к матери в деревню.… Но главное – выжить, выжить…

Казалось, от переизбытка эмоций, Неверов начал теряться в пространстве, и только сильный толчок в плечо, вернул его обратно в действительность.

- Некогда раскисать. Надо кое-что делать, раз мы так основательно влипли. Давай сначала выпьем за Виталия Полева. Это тот парень, которому мы делали искусственное дыхание, ну тот, кто пытался сфотографировать сгусток, ну помнишь…

- Да.

- Час назад он умер от облучения.

Внутри у Неверова что-то оборвалось. Это наше будущее, подумал он. Как глупа, показалась ему пройденная жизнь, как неверно он использовал её годы, делал какие-то незначимые поступки, всё как-то по беспутному, неправильно. Не оставил никого после себя, никто не придёт, не уберётся у него на могилке, ничего этого не будет. Как жалко…. И, вдруг, он по настоящему испугался смерти. Это ерунда, если говорят, что не боятся умирать. Уйти из этого мира навсегда, навсегда, навсегда…. Безвозвратно исчезнуть, раствориться в пустоте, стать нечем…. Всё-таки зря мы ругаем нашу жизнь за несовершенство: эта жизнь прекрасна, ничего лучше её быть не может! Но если мы ошибаемся, и за пределом есть ещё пределы, и жизнь перейдёт в другую форму? Быть может, более подходящую нам, людям?... И от этой мысли, ему стало значительно легче.

Они выпили, и Неверов неожиданно почувствовал себя ещё лучше. А Грушин тем временем повторил, что доктора сделали ему инъекцию какого-то экспериментального препарата, напрочь уничтожающего печень и селезёнку, зато значительно продлевает бодрость и жизнь. Он выпросил у них ещё одну дозу, якобы для себя, но на самом деле он принёс её с собой для того, что б сделать укол капитану. Неверов ухватился за эту соломинку.

- Давай мне препарат! – потребовал он, сверля взглядом лейтенанта, тоном, не терпящим возражения.

- Эге, какой ты шустрый! Я тебе его не отдам. Я тебе его поставлю, заголяй руку, - а сам он полез в карман за одноразовым шприцем, наполненным какой-то зеленоватой жидкостью.
 
Неверов насупился. Он ничего не хотел слышать. Он отчётливо вспомнил эту глазастую девушку, её красивый прямой нос, вздёрнутые брови средней, наилучшей толщины, и милую улыбку слегка налитых губ. Она понравилась ему сразу, мгновенно, едва он, отвлекаемый голосом, глянул в её сторону. И это в тот самый день, когда жена окончательно ушла от него!

- Ты отдашь мне этот шприц! Пойми же, я хочу, спаси жизнь одной девчонке…

- Слушай меня внимательно, - чётко произнёс Грушин, не думая выполнять требование милиционера. – Сейчас твой мозг настолько слабо питается нормальной кровью, что почти не соображает, по этому пока за тебя буду думать я. Пойми, это средство не излечивает человека от последней стадии лучевой болезни, оно просто немного продлевает его жизнь, что б он успел закончить какие-то незавершенные дела в этом мире, понял? Дав его Свете, ты только усилишь её страдания, заставишь дольше мучиться её и родственников, тогда как мне нужна твоя помощь. Крайне нужна! – подчеркнул он, внезапно скривился и сунул руку в рот, пошарил там, и вынул здоровый зуб, удручённо посмотрел на него, положил перед собой.

- А у неё разве нет незаконченных дел? – спрашивал Неверов, безотрывно наблюдая за зубом на столе в своей кухне. - Разве она не хочет подольше пожить на этой земле? Попрощаться с дальними родственниками, побывать в любимых местах? Ты всё решил за неё, да? Мы всегда пытаемся решить всё за кого-то! Отдай мне препарат, я намерен распоряжаться им как посчитаю нужным!

- Да пойми же ты, наконец, что без тебя я не смогу найти пришельца! Ты знаешь тут всё, ты тут вырос, а кто я – приезжий. Если мы отыщем его, то попытаемся с ним договориться, ведь его видели те четыре человека, он существует на самом деле! Предположим, раз он умеет делать телеприёмники из полиэтилена, то, может, попытается, каким-нибудь образом вылечить и нас, и твою журналистку, ради которой ты отдаёшь свой шанс. Красиво, конечно, но глупо и недальновидно. Повторюсь – тебя нельзя обвинять в этом: всему виною болезнь. Видишь этот зуб? Это только начало. Шатаются уже все…

Тут до больной головы Неверова что-то стало доходить. Постойте, а что если действительно попробовать найти этого пришельца и попросить его об услуге? Объяснить, умолять; неужели же он им откажет? Он же принадлежит к человеческой природе, ему не чужды сострадание или же они достигли такого уровня, где всем правит только холодный, рациональный разум, где нет места глупцам, полезшим не в своё дело? На гадания отведено слишком мало времени, надо заниматься поисками.

Бормоча что-то: «У меня где-то было… я тут пометочку состряпал», Неверов встал из-за стола и отправился на розыск своего блокнота. Тяжесть в теле, потливость и постоянная тошнота донимали его, но он перебарывал себя, потому как появилась самое главное – цель, а в месте с нею и надежда. Из-за спины капитан слышал слова Грушина, который интересовался, чего же он такого ищет. Однако милиционер не обращал на товарища внимания, обшаривая карманы служебного кителя. Вот он! Пробежал глазами по собственным закорючкам, едва разбирая смысл содержимого.

- Надо нам ещё раз поговорить со студентами – единственными людьми, с которыми, Гость вошёл в контакт. Они должны вспомнить детали. – Неверов тряс записной книжкой. – У меня тут адреса и телефоны этих людей. Ещё они говорили, что Гость уплыл в направлении Молодёжного, а прошло, значит, чуть менее суток... Далеко уйти он не мог. Значит, давай, я поеду по его следам с опергруппой, а ты навестишь молодых людей. Будем постоянно на связи.

- Смотри-ка, пришёл в норму, - уважительно проговорил Грушин. – Может, себе оставить препарат?.. На всякий случай.

- Коли. Знаешь, как мне хреново? Нельзя свалиться в самый ответственный момент! Да, ещё. Грушин, ты не дави сильно на ребят, расспроси их нормально, они тебе быстрее всё расскажут. Главное скажи, что от иноземца требуется помощь, что никто не собирается распиливать его на кусочки для анализов там…. Говори всю правду, без стеснения…

- Как скажешь, капитан.

После инъекции, Неверов пять минут находился без движения, прислушиваясь к тому, что происходит у него внутри. Непрерывно ныло в правом боку, ломило в дёснах, шатались зубы. Грушин тем временем кому-то беспрестанно названивал, потом бегал в ванную, бодря себя струями холодной воды, и снова брался за сотовый телефон. Мучительно прикрыв глаза, капитан старался ни о чём не думать. Только неисчезающее из головы лицо Светланы, продолжало его мучить. Случается же так, когда к кому-то начинаешь резко испытывать симпатию? Это был именно тот тип женщин, который ему действительно нравился. Придётся напрячься дорогой капитан, думал про себя Неверов, готовясь подняться. Препарат начинал действовать, слабость и тошнота уходила, в голове становилось ясно, как после продолжительного сна на свежем воздухе. Только продолжал ныть правый бок, а во рту появился привкус металла.

Сжав челюсти и кулаки, он, наконец, поднялся с дивана.



Светлану доставили в туже больницу, что и четырёх молодых людей сутками ранее. Врач, проводивший осмотр, был сосредоточен, даже хмур. Всё интересовался причинами её плохого самочувствия. По характерным симптомам больной он безошибочно определил третью, тяжёлую стадию лучевой болезни. Мощность облучения была около пятисот бэр. Потом всё подтвердилось с помощью дозиметра. Девушка находилась в сознании, дежурившие медсёстры, отмыли её лицо, руки и ноги от грязи, и получили, не исключено, лёгкую дозу облучения. Она жаловалась на боли в животе, рвоту, зуд по всему телу. Температура её тела возросла до сорока градусов – наступал критический момент.

Врач сделал ей несколько уколов, в том числе и жаропонижающий, плотно укрыл одеялом и поинтересовался, кого она хочет видеть. Пусть назовёт телефоны, родственники и друзья немедленно приедут её навестить. Поддержка их не будет лишней. Собираясь с мыслями, отгоняя галлюцинации при высокой температуре, девушка произнесла телефон своей сестры, и попросила выключить яркий свет. Доктор незамедлительно исполнил её просьбу и бесшумно удалился, выйдя в коридор. Там он остановился, тоскливо посмотрел в окно. Подскочившая медицинская сестра встревожено поинтересовалась:

- Пётр Петрович, ну как она?

- Как, как, Валюша…. Как чувствует себя человек, отхвативший около шестисот рад? Плохо ей, очень плохо. Хромосомный анализ покажет, конечно, точнее степень облучения, но даже по внешним признакам ясно, облучение это летальное. Ты часто не заходи туда, а то тоже можешь получить немного этой заразы. Если температура не начнёт снижаться в течение часа полтора, то кризис не минует. Если же её организм справится с этим (хотя маловероятно), то последует длительное, мучительное лечение в течение которого, она, вероятнее всего, погибнет, либо, если повезёт, станет инвалидом…

- Боже, - прошептала удручённая Валя. – И мы ничего не можем сделать?

- Радиация в больших дозах убивает человека и ничего он не может противопоставить против этого. Начнут выпадать волосы, зубы, потом наступает опустошение костного мозга – в крови снижается количество лейкоцитов, тромбоцитов…. Ну, а я что могу сделать? Колоть её антибиотиками, потом колоть восстанавливающие средства, пичкать её химией…. Нет, натворил я что-то, карает меня Бог, ох как карает! Иди, Валечка, иди к себе, попей чайку и успокойся. Нам всем нужен теперь покой.

Доктора не покидала мысль о погибшем племяннике, о том, что из-за его беспечности произошло это. Если бы он знал! Если б сразу побежал туда, и лично руководил бы реанимацией!.. Он бы смог, он бы сделал всё на свете что б оживить Гришу, этого славного, но немного запутавшегося в себе парня. Пётр Петрович удержался от соблазна во второй раз приложиться к графинчику в своём серванте. Нет, силы ещё понадобятся. Скоро приедет сестра больной, надо с ней будет говорить.

Раиса Мишина появилась уже через пятнадцать минут после звонка Петра Петровича. Она, узнав, где лежит её родственница, практически расталкивая медперсонал, ринулась по нескончаемым коридорам больничного комплекса. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Самый близкий человек в этом мире, тот, с которым можно было посоветоваться, поплакать, вспомнить детство, попросить о помощи, да и просто поговорить по душам, теперь бессильно лежал на кровати. Доктор, что разговаривал с ней, расставил сразу всё по местам, объяснив всю тяжесть положения. «Шанс всегда есть, помните это. Как бы тяжело вам не было, вы не должны показывать свою боль сестре. Подбадривайте ее, как можете, ведь очень много зависит от её психологического состояния, а от него – сопротивляемость организма. В общем, она не должна потерять тягу к жизни. Будьте в палате не более десяти минут…» - вспоминались слова Петра Петровича.

Когда Раиса вошла в палату, то испугалась не на шутку. Она ожидала увидеть сестру в плохом состоянии, но не ужасном. Красноватое, осунувшееся лицо Светланки, мокрое от пота одеяло, скомкалось, съехало в сторону, оголив худые ноги. Ещё в палате отвратительно пахло, было печально, хотелось плакать навзрыд. Рая была старше сестры на три года, она внезапно отчётливо вспомнила детские годы, когда они бегали по парку, и ей приходилось всегда присматривать за сестрой, что б та не залезла куда-нибудь. Ведь она так любопытна, ей многое было интересно, когда как Рая не разделяла её увлечение. Только предупреждала, что б та сильно не вмешивалась в грязные делишки сильных мира сего, когда Светланка стала журналисткой. Вот и теперь она куда-то залезла, ведь где в городской черте можно схлопотать столько радиации?! Недоглядела, стоило мне уехать в отпуск впервые в жизни за границу, как сестра вляпалась в историю! Как же так…

Борясь с тяжёлым запахом, Рая подошла вплотную к кровати и посмотрела в лицо Светланки. Та спала, находясь в тяжёлом болезненном забытьи. Но хоть сестра подходила практически бесшумно, больная слабо открыла веки и покрасневшими глазами взглянула на неё. В этих родных глазах читалась чудовищная тоска, но не боль, которой, судя по всему, было предостаточно.

- Привет, сестрёнка! – едва сдерживая слёзы, проговорила Рая. – Хорошо выглядишь!

Света едва заметно кивнула и даже попыталась улыбнуться.

- Я тебе фруктов принесла, покушаешь, ладно?

Рая погладила сестру по голове как делала это всегда, когда они встречались после долгой разлуки. Светлана попробовала улыбнуться, но сделала это так, что сестра заволновалась ещё больше. Милой улыбки больше не существовало на удручённом лице сестры, как не было на нём и признаков весёлого задора.

- Я умираю, - прошептала Светлана и мучительно закрыла глаза. Да, она чувствовала, как организм её вконец разладился, работал с перебоями, практически агонизировал. Ничего её не могло интересовать, всё окружающее было в чёрно-белых тонах, да и лица врачей, и вот сестры, не могли скрыть внутренней обречённости. Её сгубило это проклятое любопытство! Ну, и конечно, стечение обстоятельств. Будь она сегодня на выходном, или в командировке, или в отпуске, на больничном листе, то сейчас бы сидела бы в какой-нибудь кафешке, попивала бы чай, глядела б новости и смеялась над их абсурдностью. Да, жаль, что она не увидит, чем же здесь всё закончится…. Это угнетало её основательно, но больше всего то, что так бездарно она провела свою жизнь, и так коротка, она оказалась!

Она хотела плакать, сильно хотела, но сил даже на эту душевную роскошь уже не хватало. Тихо постанывая, она вновь посмотрела на сестру, полную страдания и горя, и сделала тщетную попытку улыбнуться, огорчая близкого человека ещё больше прежнего. Тогда Светлана пошевелилась, с трудом вынимая из-под одеяла руку. Раиса обхватила влажную и горячую ладонь и крепко сжала. И тут же разрыдалась, хотя каких усилий стоило ей сдерживать это!

- Да что ты такое говоришь, милая!.. Ты поправишься, я уверена!.. Сейчас медицина на высоте! Они ставят на ноги и не таких как ты… Ты не умрёшь, не умрёшь, не умрёшь!!! А знаешь, очень сильно влияет на организм психическая настройка…. Так что не надо! Внушай себе, что ты выкарабкаешься, внушай себе это, а не какую-то чушь про смерть…. Ну-ка, посмотри мне в глаза! Хорошо. Ты не умрёшь!

Журналистка снова сомкнула веки. В голове витали обрывки мыслей, жутких воспоминаний недавних событий. Слова сестры немного, совсем чуть-чуть, вернули ей кроху оптимизма. Но больший оптимизм, неизвестно почему, ей внушал тот милиционер, что вытаскивал её из эпицентра странного явления. Она припомнила сейчас про то, как он назвал её по имени, вложа в это слово особую заботу и тепло. Женщины это чувствуют. Светланка на многих мужчин действовала подобно электрошоку, поражала мгновенно и отпускала не сразу, хотя не проявляла для этого ничего из многих известных ей механизмов обольщения мужчин. Нет, это раньше, в студенческие годы, она меняла парней как перчатки – те, почему-то ей быстро надоедали. В основном своими пошлыми намёками и единственным желанием, поскорее затащить её в постель. Бросая одних, тут же подворачивались другие, но не менее жаждущие, обделённые женским вниманием…. И она решила, что займется, прежде всего, своей карьерой, а по мере течения жизни, будет присматривать себе состоятельного, серьёзного мужчину, тем более у неё есть все шансы заполучить такого.

Капитан Неверов…. Нет, он не был красавцем с журнальной обложки, а девушка хорошо понимала, что эти самые красавцы очень избалованные люди с непомерными амбициями. Так что, ей нужен был серьёзный и уверенный в себе человек, который не будет хватать с неба звёзд, а живёт по реальным законам современного мира. Ну и конечно, что б он любил её так, как никто прежде. А этот капитан, действительно, крепко запал на журналистку, и сделает всё, что от него зависит, что б она осталась жива. Она была почти уверена, что сейчас он думает о ней, что не только думает, но и ищет способ выручить из дрянной переделки… «Что ж, мой дорогой страж, если вы меня спасёте, то мне ничего не останется, как согласиться отдать вам свою руку и сердце, ничего не поделаешь! И я этому буду только рада!». Теперь она думала только об этом капитане, молилась за него, просила, что б у него всё получилось, ведь как бессмысленно умирать в начале жизни! Она думала о Неверове, думала и улыбалась.

Сестра видела теперь не перекошенное страданиями лицо, а нормальную, хоть и слабую улыбку близкой родственницы, приписывая её на свой счёт. И, не желая более тревожить её, Рая неслышно вышла из палаты.