Повесть о... Разд. 54 Тридцатые годы

 Начало Повести http://proza.ru/2008/01/27/182

54 Тридцатые годы

       - Так… понятно, - сказал я. - Сейчас двух твоих хлопцев быстро переодеть в форму этих связистов… Надо задержать мотоциклиста.
Я опять стал прослушивать линию, но она молчала. Ко мне подошли два переодетых партизана.

       - Ребята мне он нужен живым…
       - Запросто… дело знакомое, - сказал один из них. Взяв автоматы, вышли на дорогу.

Послышался звук мотора мотоцикла. Один из "солдат" поднял руку, мотоциклист плавно затормозил на мокрой дороге.

       - Parole! - сказал другой "солдат".
И не дожидаясь ответа, ребром ладони вышиб унтер-офицера из седла, и подхватил его под руки, чтобы не упал в грязь.

Очутившись под дубом, Эрнст Кумпель был страшно удивлен происшедшим с ним. Но сразу заявил Лесному, что не будет отвечать ни на какие вопросы. Я стоял за другим деревом и скрытно наблюдал за ним. Это был тот самый Кумпель…

Это был тот самый Эрнст…

Это были тридцатые годы двадцатого столетия. Страна Советов поднималась из разрухи. Для приемки заказываемых в Германии различных технических устройств (начиная от конных плугов, до высокотехничных агрегатов и машин) были командированы советские инженеры и техники. В их числе были и мои родители. Вместе с ними по Германии, из города в город, кочевал и я, меняя школы и товарищей.

Разговорный немецкий язык давался мне легко, ибо с моего раннего детства мы, жившие, в одно время, среди немцев Поволжья, свободно владели им. Небольшие проблемы грамматического порядка решались без труда. А при общении со сверстниками на футбольном поле или на боксерском ринге это не мело никакого значения. Там были другие правила, исключающие грамматические.

Одноклассница Жюльена была самой красивой девочкой нашей школы. Её отец был баварским немцем, а мать - француженка из Лотарингии. Мы жили недалеко от них, на одной улице. Её всегда после уроков провожала толпа мальчишек из нашей школы. Как мне хотелось быть в их числе… Но я был не их…

Она всегда посещала наши школьные боксерские турниры. И каждый из старшеклассников-боксеров выкладывался в поединке до конца, втайне надеясь обратить на себя её внимание. На этот раз это были соревнования по боксу между школами города. Я в своей весовой категории вышел в финал. Моим соперником был Эрнст Кумпель, задира и драчун из соседней школы.

Теперь он стоял со связанными руками, с расстегнутой кобурой, из которой кто-то из партизан уже вытащил пистолет.

Его отец был инженер, и их семья некоторое время жила на Урале. Однажды у нас в спортзале меня познакомили с ним, сказав ему, что я русский. Он тогда, снисходительно улыбаясь:
       - Ну, что ты хоть отъелся тут?
Его русский был совсем неплох. Я ответил:
       - Да и ты продолжаешь, как видно, питаться русской колбасой и украинским салом, что мы поставляем отощавшей Германии.

Он хмыкнул, повернулся и ушел.

В последнее время я заметил, что среди провожавших Жульену из школы стал бывать и Эрнст. С его появлением контингент других провожателей стал стремиться к нулю. И наступил такой момент, что однажды они пошли вдвоём. Но зато по утрам я иногда шел вместе с ней, так как все, обычно поджидавшие её, исчезли.

Однажды случилось так, что небольшой группой школьников вместе с Жульеной и Эрнстом пошли после занятий в кино. До начала сеанса оставалось несколько минут, и мы очень спешили, почти бежали. Как сейчас помню, это был фильм с участием в главной роли Государственной Актрисы Третьего Рейха, любимицы Гитлера - Ольги Чеховой.

Мы почти подошли к кинотеатру, как вдруг из-за поворота, нам навстречу вышла мама Жульены. Её миниатюрная фигура буквально уменьшилась вдвое от двух тяжелых сумок в руках.
       - Мути! - воскликнула дочь и бросилась к ней, забирая из её рук сумки.

 Вся, идущая впереди меня компания, не сбавляя темпа движения, промчалась вперед. Только Эрнст, слегка приостановившись, громко сказал:
       - Жули! Мы тебя ждем…

Я остановился и… на французском:
       - Bonsoir, madame Storm! Je vous prie… (Добрый вечер, мадам Шторм! Прошу Вас…).
И забирая сумки, сказал её дочери:
       - Ты можешь бежать в кино… Вот мой билет - отдашь кому-нибудь…

Она взяла и, отдав, матери свою школьную сумку, убежала. Мы поднялись на третий этаж. Мадам открыла входную дверь:
       - Проходите, молодой человек… Спасибо большое… Они такие тяжелые.

Я зашел, поставив сумки в прихожей, по указывающему жесту хозяйки и представился:
       - Меня зовут Алекс… Мы с Вашей дочерью учимся в одном классе… Я - русский.
       - О-ля-ля! Меня зовут Сюзане. Мне Жули что-то говорила о тебе… Знаешь что? Давай я тебя угощу настоящим бразильским кофе.

Я стал отнекиваться, но она настояла, и мы стали пить кофе с булочками. Разговор начался о кино, а потом плавно перешел на любимых артисток. Мы поговорили о Кристине Людендорф, Лилиане Харви, Марике Рокк, и, конечно же, об Ольге Чеховой, слегка посплетничав иносказательно об её отношениях с фюрером.

Но особенно фрау Шторм уделила внимание фильму "Мулен Руж" с участием Чеховой. Она спросила, смотрел ли я этот фильм. Получив утвердительный ответ, она как-то лукаво глянула на меня и сказала, что на такие фильмы нельзя допускать молодежь…

Потом, вспорхнув из-за стола, достала из буфета бутылку французского коньяка. Налив в две рюмки сказала:
       - Prosit! - и выпила…
Я, пригубив, сказал, что у нас послезавтра начинаются соревнования по боксу, поэтому должен соблюдать спортивную форму.
       - Да,… да, … конечно… Я заметила ты такой сильный… А можно мне придти?
       - Разумеется, приходите фрау Шторм… А сейчас, желаю спокойной ночи. Мне надо уходить.
       - Да, да… Я провожу… Большое спасибо за помощь, я очень благодарна тебе…

Она подошла и, обняв меня за шею, поцеловала в губы. Так меня еще никто не целовал…

Утром я не стал ждать Жули, вышел специально раньше, что бы не встретиться. На уроках старался не смотреть в её сторону, по окончании занятий быстро ушел в спортзал.

В день соревнований в школу не пошел, а явился только перед боем. Эрнст оказался техничным и грамотным бойцом. Он вел бой строго по установленным канонам. И первый раунд был за ним, второй он начал уверенно и четко. Мои удары правой почти не достигали цели.

В средине второго я почувствовал, что готовится какой-то подвох. Зал неистово орал, слышны были вопли: "Бей русского!… Бей русского!…"

И тогда, сделав ложный выпад правой, я перешел в левостороннюю стойку…

Здесь, в этом зале, никогда не тренировался в ней. Только дома с отцом. Это было полной неожиданностью для партнера, готовившегося к последней атаке.
 
И я весь ушел в удар, в приоткрывшуюся голову…

В охватившей зал тишине только слышался отсчет рефери над лежащим в глубоком нокауте моим противником… Поднырнув под канаты в своем углу, я покинул медленно ринг.

Меня бил какой-то озноб, и только после прохладного душа пришло спокойствие. Уже на выходе из раздевалки столкнулся с Эрнстом.
       - Мы еще встретимся,… - прошептал злобно он.
Посмотрев на его наливавшееся страшным синяком лицо, ответил:
       - Не советую…

За углом спортзала под фонарем стояла девушка с корзиной цветов, а дальше в тени дерева я узнал силуэт Жюльены. Её стройная миниатюрная фигурка в белом платьице четко вырисовывалась на фоне темного забора.

Купив букетик фиалок, подошел к ней и, протягивая цветы, сказал:
       - Он еще там,… в раздевалке…
       - Я жду…не его,… русский медведь… Тебе больно? - она, заглядывая в глаза, коснулась пальцем моей рассеченной брови.
       
       

Мы медленно кружили, болтая о всякой всячине, по вечерним улочкам города. Где-то собиралась гроза. Я нес свою спортивную и школьную сумку Жули. Она шла, размахивая боксерскими перчатками. Было уже довольно поздно.

       - Твои родители наверное уже беспокоятся…
       - Их нет дома,… они уехали…- беспечно ответила девушка.

Мы были уже около нашего подъезда, как Жули, споткнувшись, упала, подвернув ступню. Она плакала от боли, идти, конечно, не могла. Я взял её на руки и поднялся к нам на второй этаж. Открыв входную дверь, громко позвал:
       - Ма! Иди сюда!
 
Но ответа не было. Пронес всхлипывающую девушку в гостиную и положил на диван. Заглянул на кухню - на столе записка, под ней деньги: "Сын! Мы уехали на завод в Д. Будем через пару дней. Ужин на плите. Деньги ты видишь. Не проспи школу. Мы уверены, что ты победил сегодня. Извини, что не смогли видеть твой бой. Целуем. Мама. Папа.
P. S. Не проспи!!! Мама."

Я достал из шкафчика бинт, и подошел к Жули. Она продолжала тихонько плакать. Сняв ботинок и гольф, строго, чтобы мобилизовать волю пострадавшего, сказал:
       - Не хнычь! Пусть болит. Терпи. - и дернул за ступню обеими руками.
       - Ой1 Ой-ой! Медведь ты сломал мне ногу… Мути,… мути…
И она еще сильнее заплакала.

 Не обращая внимания на её плач и причитания, туго перебинтовал ногу. Потом принес стакан воды:
       - Выпей, малышка…
Сделав несколько глотков и продолжая всхлипывать, сказала:
       - Знаешь, как больно… Тебе-то хорошо… ничего не болит…
       - Ты не права… у меня очень болит душа за тебя…
       - А знаешь, я ведь не отдала твой билет никому…

Став на колени, взял ее руку и прижал к своим губам… Притянув меня к себе, и закрыв глаза  заплаканными ресницами, поцеловала меня в губы восхитительным поцелуем…

В два часа ночи я поставил грампластинку: "In der Nacht bleibt der Mensch nicht gern allein…" (Ночью человек неохотно остается один…) - пела героиня из кинофильма "Женщина моих грёз". Мы пили вино, кушали сосиски, и… мы проспали школу…

После обеда помог Жули добраться домой. На третий этаж занес на руках, ставшее таким дорогим для меня, это милое существо.

На другой день, еле дождавшись конца уроков, побежал к ней. Но мне никто не открыл дверь. Их не было дома…

Вечером вернулись мои родители, и мы, спешно собрав свои вещи, покинули утром Германию по распоряжению посольства… Над Европой собиралась гроза.


и далее: http://proza.ru/2008/08/31/229