Я - казанец...

Перекатившись к ближайшей машине (точнее, к тому, что осталось от нее), я перезарядил автомат. Использованный рожок с несколько жалостливым звуком упал на прожженную землю.

Отдышался, закрыл глаза. Через десять секунд аккуратно выглянул из-за багажника разбитой "пятерки".

Передо мной открылось небольшое пространство, девять лет назад называемое площадью Свободы. Памятник Ленину уже который год лежал на земле, постамент был разрушен наполовину. Бывшее здание театра Джалиля, из которого палили по мне, был в состоянии ожидания ультракапитального ремонта: у него три колонны были полностью разрушены, скульптуры уцелели ровно наполовину, само здание было все сплошь в трещинах.

Около меня свистнула пуля. Я вновь спрятался за машину, лихорадочно соображая, что мне делать.

За моей спиной возвышалось красивое в прошлом здание кабинета министров. Его вид был еще плачевнее, чем у театра - все стекла разбиты, несколько самых верхних этажей разрушены процентов так на девяносто. Странно, что никакая из группировок не заняло это здание.

Справа были руины одного из зданий КГТУ им. Туполева, однако, в них можно было бы попробовать спрятаться. В кабинет министров меня почему-то не тянуло - уж очень подозрительным мне казалось заброшенность такого лакомого куска.

Я оценил расстояние от моего временного укрытия до руин справа. Нужно было бежать зигзагами - тогда снайперам из театра будет сложнее попасть в меня. За "пятеркой" же оставаться было опасно: в любой момент меня могли окружить.

Только я подумал об этом, как справа раздался выстрел. Пуля ударилась об землю в десяти сантиметрах от меня. Значит, меня уже окружали.

Налево бежать было бессмысленно - я как раз бежал с Большой Красной улицы от отряда американцев, преследовавших меня. Оставался только один вариант - бежать в кабинет министров. Иначе из меня могли сделать отличный фарш за моим временным укрытием.

Помолившись Аллаху, без всяких расчетов я рванул к крыльцу, до которого было метров пятьдесят. Были выстрелы или нет - я не слышал. Я видел только ступени и большой вход из стеклянных дверей. Весь мир сузился до этих дверей и пространством до них.

Я не помнил, как оказался внутри, в темном коридоре. Минут пять глаза мои привыкали к темноте.

Прислушался. Вокруг была мертвая тишина.

До захвата Казани американцами, лет так десять назад я часто ходил сюда, будучи журналистом на различные круглые столы и заседания депутатов. От воспоминаний о светлом прошлом где-то глубоко в сердце натянулась струна.

Третья мировая наступила так же неожиданно, как и Великая Отечественная. Наш президент Медведев, несмотря на все дипломатические и прочие ухищрения, не смог уберечь страну от вторжения разносчиков демократии. Восьмого июля 2010-го года с нескольких точек американцы вторглись в нашу страну. В Казани они оказались в начале 2011-го.

Большая часть жителей была эвакуирована на Урал. Те немногие оставшиеся, начали вести партизанскую войну. Все враждующие когда-то друг с другом группировки казанской гопоты объединились против общего врага.

«Казанская стена», как называли себя ребята, были хорошо экипированы – по своим каналам защитники города получали отличное снаряжение, оружие, боеприпасы. Разделившись по районам, они держали оборону особо важных мест в каждом и все ждали подход к столице федеральных войск, дабы освободить город от америкосов.

Я не состоял в «Казанской стене», однако поддерживал с ними связь и иногда участвовал в их рейдах. Я был одним из тех безумцев-одиночек, которые не хотели быть ни в какой системе, пусть даже и обороны родного города.

Иногда я жалел об этом, особенно когда попадал в передряги, подобно сегодняшней. Если б я был в рядах «КС», я мог вызвать поддержку, прикрытие, подать сигнал бедствия… Однако чаще всего я был рад тому, что никто не стоит надо мной и я могу делать так, как велит мне сердце, а не начальник моей бригады.

От прежней Казани сейчас осталось мало чего. Многие дома были разрушены бомбежками, многие исторические памятники были сравнены с землей. Единственное, что осталось нетронутым в городе, была мечеть Кул-Шариф, в то время как практически весь комплекс казанского Кремля так или иначе пострадал от войны. Этот феномен некоторые объясняли тем, что святыню хранит сам Аллах.

Я отдышался и пошел к лестнице, ведущей наверх. Впервые со времени начала войны я оказался в кабинете министров и странные чувства теперь были в моей душе. Я перестал думать о том, как выбраться с районы площади Свободы к Горкам, где была моя база. Я уже не размышлял о том, подать ли мне сигнал бедствия «Казанской стене», которые, несомненно, придут на помощь, но потом сдерут с меня боеприпасов и еды не меряно. Я поднимался по лестнице когда-то поражавшего своей отделкой здания и ностальгия по безвозвратному прошлому терзала меня, мучила, душила, насмехалась надо мной.

Я вспоминал, как радовался выпуску из университета широким просторам для моего дальнейшего развития. В моей памяти всплывали картины, когда мы с друзьями на выпускном строили планы на будущее, обещали позвать друг друга на свои свадьбы. Потом мне вспомнилось, как мы вместе часто ходили пить пиво к берегу Казанки рядом с НКЦ, от которого сейчас уже абсолютно ничего не осталось. Еще я вспомнил, как я любил гулять с сестренкой по центру города – сначала по Баумана с непременным посещением «Макдональдса», потом – к Кремлю, потом спускались вниз к железнодорожному вокзалу, стояли на переходном мосту, смотрели на приезжающие и отъезжающие поезда и электрички…

Я прошел в заброшенное фойе второго этажа, сел на полуразодранное кресло. Воспоминания нахлынули как неожиданный летний ливень. Я закрыл глаза.

Вспоминалась Казань до войны. Мэрия все обещала достроить станцию рядом с Молодежным центром, а станция Проспект Победы несколько раз закрывалась после открытия. Город так и не получил права проведения Универсиады 2013 года, а посему готовился к получению права на проведение Универсиады 2016 года. В центре успели снести все заброшенные здания постройки начала двадцатого века, на месте которых выросли бесконечные торговые и бизнес-центры. Новая система автобусных маршрутов вконец запутала казанцев, и жители стали больше ездить на такси и собственных машинах…

Я чему-то улыбнулся. Может быть тому, что я обладал самым бесценным, что есть на земле. Я обладал бесценными воспоминаниями, которые грели мою душу и могли быть мне утешением в грустную минуту и стимулом для борьбы.

Под своим ухом я услышал передергивание затвора, которое вывело меня из воспоминаний.

- Who are you? – раздался вопрос, и в ту же секунду до меня дотронулось холодное дуло дробовика.

Где-то раздались еще шаги и тихие переговоры. Я понял, что попал в ловушку и то, что кабинет министров необитаем – не более, чем миф. Здание было занято американцами, которые, в отличие от сидевших в театре Джалиля, никак не выдавали себя.

Я почувствовал, как мой автомат кто-то потянул в сторону. Держать его было бессмысленно.

- Есльи тьи рьусскьий, то зньай, что твой партизанс убили сегоднья нашьих лучшьих солдатс… - раздался еще один голос.

Я молчал, смотря на фигуру, стоящую передо мной и сообщившую мне эту новость на ломаном русском. Больше всего хотелось плюнуть в рожу этого америкоса…

- Джон или как там тебя… - вдруг начал я. – Знай, ублюдок, что вам, козлам, не поздоровится – скоро подойдут наши войска и надерут вам задницу. И еще. Идиот, запомни, что я – не русский. Запомни, сукин сын, я что я – казанец. Я – казанец, понял?

Наступила секундная пауза. Потом прозвучал голос откуда-то сзади: «Kill him».
Дуло, висевшее над моим ухом, извергло пламя и смертоносную дробь.