Две правды

Секундная стрелка безжалостно превращала мгновения настоящего в прошлое, равнодушно пробегая круг за кругом по пожелтевшему от времени циферблату. Смешно. Часы - символ, инструмент времени – пожелтели от времени. Парадокс. Хотя, пожалуй, ничего странного в этом нет. Ведь устаёт же, в конце-то концов, жизнь от жизни, а любовь – от любви. Игорь, проснувшись, смотрел на большие настенные часы с треснувшим стеклом, что висели напротив кровати. Болело сердце. Уже почти неделю он не может спать от этой боли. Мысли противно копошились, ни на секунду не оставляя его в покое. Сегодняшнее утро не стало исключением. Меланхолия услужливо подкидывала новую пищу для размышлений. Правду, к примеру, можно убить лишь правдой. Другой. Чужой, отличной от твоей, но – правдой. Сказки всё это – что гибнет она ото лжи. Её можно извалять в грязи, вымазать сажей, рядить в лохмотья, и ничего с ней не станется. А вот сразить наповал правду может только её же сестра…
*************************
… Всё началось больше года назад. Первомайские торжества давно уже канули в Лету. И всё равно, влекомый яркими детскими воспоминаниями о веселье и радостной приподнятости настроения этого дня, Игорь после завтрака отправился в городской парк. Погода стояла удивительно тёплая, практически летняя. Навстречу рекой текли улыбчивые лица таких же, как и он, соскучившихся по ощущениям праздника, горожан. Инвалидная коляска, в которой он передвигался из-за полученной шесть лет назад в автокатастрофе травмы, сегодня по-особенному легко катилась по тротуарным плиткам. Вообще-то самостоятельно передвигаться он мог, но только, как правило, в пределах собственной квартиры. Боязнь, что ноги смогут подвести его в самый неподходящий момент, заставляла Игоря более или менее уверенно чувствовать себя на улице, только находясь в кресле на колёсах. Оно позволяло ему достичь обычной для полноценной ходьбы скорости и не представлять собой печальное зрелище еле ковыляющего на костылях калеки.

Нагулявшись, или скорее, наездившись вдоволь и получив достаточный заряд позитива, Игорь направил колёса к расположенным тут же нескольким столикам крохотной уличной кафешки. Жаль, что не звучит сейчас как в былые дни музыка на весь парк из развешенных на деревьях репродукторов. Приходилось компенсировать этот недостаток наушниками МР3-плеера. Бутерброд с ветчиной, рюмка водки и чашка кофе под ласковыми лучами весеннего солнца без особых трудов заставили Игоря забыть в этот час о своей ущербности.

- У вас свободно? – вывел его из благостной расслабленности звонкий голос. У столика стояла симпатичная девушка. Озорно прищурившись, она улыбалась настолько лучезарно и искренне, что ответить отказом не пришло бы в голову даже самому отпетому на свете буке. Смешно растопыренными пальчиками она держала бутылку колы, стакан и креманку с тремя разноцветными шариками мороженого. Через пять минут они уже непринуждённо болтали, словно были знакомы целую вечность. Настя, так звали девочку, сама говорила мало, больше слушая соловьём заливавшегося мужчину. При этом она забавно склоняла голову чуть назад и к правому плечу. Её заразительный смех, позволяющий Игорю наслаждаться видом умильных ямочек на щеках, служил лучшей ему наградой в этот праздничный день. Будучи по природе своей человеком неглупым и достаточно начитанным, обладая развитым чувством юмора, он самозабвенно и, надо признать, весьма успешно развлекал и веселил собеседницу.

Когда солнце спряталось за набежавшие к вечеру облака, Настя естественно и непринуждённо встала за спинкой Игорева кресла, и, не прекращая разговор, начала катить его впереди себя. Игорь, наверное, впервые за последние годы не ощутил обычного в подобных случаях чувства неполноценности. Зато он узнал, что в этом городе Настя в командировке. На двенадцать лет младше Игоря. Замужем. Снимают с мужем квартиру, поэтому детей пока нет. Работает в соседней области менеджером отдела снабжения на кондитерской фабрике. Ассортимент их продукции, как объяснила девушка, достаточно велик, а его реализация, к сожалению, прочно связана с капризами цен на рынке и сменами поставщиков сырья. Вот и приходится ей периодически лично отправляться в поездки для обеспечения бесперебойности поставок. В свою очередь, Игорь поведал ей, что хоть и номинально женат, но практически с момента выписки его из больницы, отношения с женой пошли на убыль, и вот уже почти четыре года, как вместе они не живут. На жизнь зарабатывает он, полуофициально выполняя на дому архитектурную часть проектов частного котеджного строительства. Деньги, конечно, не ахти какие, но вполне достаточные, чтобы жить вполне сносно в крошечной однокомнатной квартирке на первом этаже малосемейного общежития.

Они успели поговорить обо всём. Начиная от банальной погоды и заканчивая готовящейся выставкой именитого столичного художника. Темы для разговоров спонтанно возникали и органично перетекали одна в другую. Оба собеседника не стеснялись высказывать собственное мнение, горячо при этом споря между собой. Боязнь оказаться непонятыми или предстать перед новым знакомым полным дилетантом в том или ином вопросе, даже не возникала. Постепенно, разговор сам собою приоткрыл им двери друг в друга. То и дело, в запале беседы, наклоняясь к голове Игоря из-за кресла, Настя в увлечении не замечала, как щекочет своими длинными волосами лицо спутника. Сердце его, проваливаясь в бездну, замирало в упоении от этих прикосновений и пьянящей близости её, казавшихся перевёрнутыми, чёлки, глаз, губ. Похоже, что оба они в этот момент были искренне счастливы.

Незаметно для обоих, день подошёл к концу. Добравшись до общежития, Настя без тени смущения и сомнений, как нечто само собой разумеющееся, толкнула дверь в подъезд малосемейки.
***************************

Время для Игоря изменило свою размерность. Оно исчислялось теперь не в минутах, часах, днях, а в череде смен мучительно бесконечных периодов между Настиными приездами и пулей проносящихся крошечных отрезков времени её нахождения в этом городе. Она старалась использовать любой предлог для получения сюда командировки. Выходило не менее трёх раз в месяц. Руководством фабрики такое рвение только приветствовалась, а мужу её, похоже, было, по большому счёту, всё равно.

Связь эта, как ни парадоксально звучит, была для Игоря и раем и адом одновременно. Юность, красота, непосредственность и бьющая ключом энергетика Насти окрыляли Игоря, вселяли в него желание жить, а не просто кое-как влачить существование. Они возвращали его самого в свою собственную, полную здоровьем и силами, молодость. Но именно они же больше всего на свете пугали его. Как мог он - инвалид, неполноценный по своему глубокому убеждению, мужчина, позволить молоденькой девчонке связать с ним свою жизнь? Через какое-то время неотвратимо стать ей обузой? Влюблённость, как ни крути, рано или поздно пройдёт. Врачи однозначно подписали ему приговор: пожизненная инвалидность, которая с годами будет только прогрессировать. Пока он ещё может, хоть и немного, но всё же самостоятельно передвигаться. Затем, паралич начнёт прогрессировать, наверняка затронет нижний отдел малого таза. И что тогда? Придётся навсегда распрощаться ещё и с мужской своей состоятельностью, доказывать которую уже сегодня становится ему всё труднее и труднее? Зато представится возможность подружиться с памперсами и клеёнкой. Перспектива, что ни говори, безрадостная.

Игорь гнал от себя печальные мысли. Им пока хорошо вместе. Здесь и сейчас. Это – главное. А что будет завтра, если оно, конечно, у них будет, не имеет сегодня значения. Важно лишь то, чтобы не допустить перехода ни одной из сторон на более высокую ступень отношений. Не дать заступить за черту. Влюблённость пережить можно. Любовь можно только прожить. И горе тому, кто не видит пропасти, лежащей между этими двумя, такими созвучными, понятиями. Всеми своими силами пытался удержаться он от возникновения в себе этого великого чувства. И неоднократно, полушутя, твердил Насте: «Смотри, не вздумай в меня влюбиться!». На что слышал неизменный заливистый смех: «Боишься? А может быть, поздно уже! Вдруг, я успела влюбиться?»

Их отношения нельзя было назвать безоблачными. Однажды, готовя на кухне ужин, Настя случайно подслушала разговор Игоря с одной из его заказчиц. В те дни он терпеливо, благо деньги та платила нешуточные, воплощал на бумаге все её амбициозные представления о дворце, достойном «знойной женщины – мечты поэта» – хозяйки ряда торговых точек на местном вещевом рынке! Как показалось тогда Насте, разговор слишком изобиловал уменьшительно-ласкательными эпитетами. Это натолкнуло её на, ставшее впоследствии почти маниакальным, подозрение о возможном присутствии между Игорем и этой мадам более близких, кроме исключительно деловых, отношений. К слову сказать, не совсем хорошая (это надо честно признать) многолетняя привычка Игоря всех более или менее симпатичных и молодых женщин называть «птичками, рыбками, зайчиками» не имела под собой никакой целевой эротической окраски. Происходило это, скорее, на автоматическом уровне, нежели на осознанно применяемом. Тем не менее, такое, казалось бы, невинное происшествие послужило то ли поводом, то ли причиной для самых серьёзных сцен ревности с Настиной стороны.

- Я ненавижу твою торгашку! – задыхаясь от злости, кричала она. – Я не верю, что между вами ничего не было! Немедленно разорви все чертежи, что ты для неё нацарапал, и порви все с ней свои отношения! – с обезумившим видом требовала Настя. Игорь пытался, было спокойно объяснить девушке, что между ним и этой заказчицей, впрочем, как и со всеми другими, ничего нет, да и быть не может, кроме рабочего общения. Что ему никто на всём белом свете сейчас не нужен - ведь у него есть Настя! Бесполезно! Вначале ситуация даже несколько забавляла, и он не принимал её всерьёз. Однако идея-фикс настолько прочно засела в Настиной головке, что выбить её оттуда обычными методами не представлялось возможным. Если не воочию, при встречах, то в нескончаемых телефонных разговорах та упрямо твердила о своей безрассудной ревности к мнимой сопернице. Тут нужны были более радикальные меры.
- Всё! Мне надоели твои постоянные скандалы и претензии! – не выдержал однажды Игорь. - Видимся раз в неделю, да и то - в лучшем случае, так и эти мгновения встреч ты отравляешь своей дурацкой ревностью! Я устал тебе повторять, что никто! Слышишь? Никто мне в этой жизни кроме тебя не нужен! Так же как, впрочем, и никому не нужен инвалид-любовник! Пойми же ты это, наконец!
Настя упрямо, нет, пожалуй, упёрто твердила в ответ:
- Ну и что? Мне же ты нужен! Значит, и всем остальным бабам – тоже! Я готова убить каждую из них, кто хоть на шаг приближается к тебе! Ты должен выбросить из своей жизни эту страшилку!
- Настенька! Девочка моя! Она для меня – только заказчица. Причём, не самая скупая. Аванс мною давно получен и так же давно потрачен, - уже еле сдерживаясь, пытался ей хоть что-либо втолковать Игорь. – Никаких реальных причин для ревности нет, и никогда не было!
В ответ опять неслись упрёки в его адрес и угрозы в адрес застройщицы. Терпение Игоря подошло к концу.
- Отлично! Если тебе не представляется возможным переделать себя и своё ко всему этому отношение - давай расстанемся! - слова его громом звучали в мгновенно наступившей тишине, - Я не могу так дальше жить. Ты истерзала всё мою душу!
Настя бросилась к нему. Её тело содрогалось от рыданий.
- Миленький мой! Любимый! Самый-самый хороший в мире! – осыпала она его лицо поцелуями, - Как ты можешь говорить такое! Дорогой мой! Я люблю тебя! Слышишь ты меня, счастье моё?! Жизнь моя! Я люблю тебя. Только тебя! Одного тебя!
Сердце Игоря сжалось в приступе. Зашлось болью насмерть простреленной жертвы. Мысли его смешались. Сознание завертелось, закружилось, вихрем унеслось далеко-далеко…

Незаметно для Игоря Настя стала занимать все его мысли. Хоть и не признавался он сам себе в этом, а упорно продолжал считать себя человеком с холодным и трезвым умом, не подверженным бурным страстям, юная особа редко исчезала из его головы. А уж в сердце его она успела основательно и прочно обосноваться. Он, конечно, понимал, что не имеет права на поощрение каких-либо серьёзных Настиных чувств, но та так страстно и убедительно твердила ему о своей любви, что стены неприступной до недавнего времени крепости, окружавшей его от старательно забываемого им чувства, рухнули. Он выбросил белый флаг и сдался на милость победительницы. Жизнь понеслась кувырком, и ему оставалось лишь зажмуриться и, задыхаясь от восторга, отдаться во власть судьбе.

Слова признаний в любви к ней, совсем недавно впервые робко и боязливо произнесённые им вслух (сам себе он давно уж кричал об этом), стали чаще срываться с его губ, при этом становясь всё сильнее и жарче. Он забывал с ней о своей инвалидности, так убедительно и правдиво твердила она ему про то, что не замечает в нём никаких недостатков. Жизнь начинала приобретать давно потерянный полноценный смысл.
*********************************

Так сложились обстоятельства, что Настина фабрика, в очередной раз, сменив собственника, изменила и приоритеты партнёров. Её приезды в этот город стали чуть реже, зато стали появляться командировки в другой, более крупный, промышленный город. Оба они с неподдельной болью переживали вынужденную разлуку. Причём, те дни, когда Настя просто находилась в своих родных местах, воспринимались более спокойно и привычно, нежели те, которые она проводила в иногородних командировках. Часами говоря по телефону, они жалели, что не могут, как обычно бывало, когда Настя уезжала из дома, засыпать, обнимая друг друга. Каждое утро, звоня ей в подобные дни, Игорь искренне говорил: «Здравствуй, любимая!», слыша в ответ неизменное: «Любимый мой, желанный мой, здравствуй!» От таких слов душа Игоря начинала петь. Казалось, ещё немного, и он сможет летать! Лучше бы, конечно, он смог ходить, но чудес, к сожалению, не бывает.

Трудно говорить определённо, существует ли телепатия, или ещё что-либо в этом роде, но Игорь интуитивно чувствовал всё, что происходило с Настей, не смотря на сотни разделяющих их километров. Он не знал, как объяснить всё то, что происходило с ним в моменты их телефонного общения, но смог бы поклясться в том, что со стопроцентной уверенностью может определить, в каком эмоциональном состоянии она находится, как бы тщательно это её ни маскировалось. Происходить это с ним начало не вдруг и не сразу, но по прошествии некоторого времени вероятность ошибки подобных определений стала равняться нулю. Игорь неохотно говорил об этих своих неожиданных способностях Насте. Во-первых, потому что сам не мог найти им рационального объяснения, а во-вторых, боялся продемонстрировать таким образом лишнее подтверждение своей к ней безмерной любви.

Здоровье его постепенно ухудшалось, арсенал хронических заболеваний медленно, но уверенно пополнялся, и он по-прежнему считал себя не в праве привязывать девушку к себе. Однако, каждый свой приезд, каждый звонок по телефону Настя сопровождала таким сокрушительным напором заверений в своей любви, требуя в ответ точно таких же слов и от него, что Игорь постепенно успокоился и смирился, отбросив все сомнения по этому поводу.

В один из летних дней Настя сообщила Игорю, что в очередной раз уезжает на неделю в командировку в тот самый промышленный центр. Ожидались какие-то серьёзные проблемы с отгрузкой больших партий сырья, поэтому ни отменить саму поездку, ни вырваться из неё чуть раньше не представляется возможным.
- Я не смогу без тебя так долго, милый мой, любимый, - рыдала она в трубку телефона, - Скажи же что любишь меня! Ч то хочешь меня! Я хочу это слышать!
Игорь сам порой удивлялся своему внезапно берущемуся красноречию. Похоже, что слова лились не из каких-то там левых-правых полушарий, а напрямую из самого сердца! На одном дыхании рассказывал он ей, какой бесцветной и безрадостной кажется ему его жизнь. Никто, ни единый человек в мире не нужен ему, кроме неё, повторял он в который раз. Счастливые от услышанного, и расстроенные от неимения возможности видеть глаза друг друга, завершили они разговор. Несколько раз в последнее время Игорь пытался, как бы отстранённо, завести с ней разговор о том, не желает ли она уйти от мужа. Категорический отказ служил ему ответом. Настя даже слышать не хотела об этом, хоть часто сама рассказывала о том, каким бездушным и чёрствым был её супруг. Вопрос даже гипотетического переезда воспринимался ею в штыки. За всем этим скрывалось что-то непонятное. Сами собой, после подобных разговоров, возникали вопросы, ответы на которые Игорь получить не мог, и даже придумать для этого хоть какую-нибудь подходящую версию был не в состоянии.

На второй день этой командировки Настя, традиционно объяснившись по телефону в любви и, рассказав Игорю, как сильно она по нему скучает, истребовав, в свою очередь, ответных признаний и заверений, сказала, что завтра местные власти организовывают празднования в честь День Города. Половина предприятий работать не будет, поэтому она со своими подругами сходит отдохнуть и развлечься в боулинг. Игорь знал, что Настя очень любит эту игру и у себя дома регулярно посещает боулинг-клуб. Какие-то смутные тревожные чувства посетили его в этот момент. Не придав им никакого значения, он, как обычно, пожелал любимой спокойной ночи, жалея, что не имеет возможности находиться сейчас рядом с нею, и лёг спать. Всё следующее утро Игорь не мог дождаться полуденного часа, что бы набрать Настин номер. Зная, что у неё сегодня неожиданный выходной, он не хотел разбудить её раньше времени, решив дать ей выспаться всласть. Наконец, волнуясь от нетерпения, услышал он в трубке её голос.
- Доброго тебе дня, любимая! – радостно прокричал он.
- Привет! – весело прозвучало в ответ.
- Привет? Я больше не твой любимый? – улыбнулся Игорь.
- Не говори глупости! Ведь мы всё и так знаем, правда? – достаточно нейтральным тоном ответила Настя.
- Ты не можешь сейчас говорить?
- Вот видишь! Правильные ответы всегда находятся вовремя.
- Ты едешь в боулинг-клуб? Когда ты вернёшься? Я так хочу скорее поговорить с тобой, не мучаясь от недомолвок!
- Да, всё верно. Пока не знаю. Конечно. Всё будет отлично! Пока!
Игорь призадумался. Неясные предчувствия противно свербели в его сердце. Бывало, конечно, что и раньше возникали ситуации, при которых Настя не могла свободно говорить по телефону. То, что он услышал сегодня, имело какой-то иной, отличный от всех предыдущих, эмоциональный окрас. Скорее, полное его отсутствие. Весь день он был сам не свой. Ближе к вечеру, не выдержав пытки терзающими его сомнениями, Игорь вновь позвонил ей. Не раньше десятого гудка Настя ответила скороговоркой:
- Извини, я сейчас в транспорте. Говорить неудобно. Едем к подружке в гости. Хотим скромненько отметить у неё дома праздник. Потом созвонимся.
- Настя! Настя!! Когда мне позвонить тебе?! – в трубке уже звучали короткие гудки.

Ему хотелось, словно раздразненному посетителями зоопарка льву, метаться по своей комнате, как в клетке, но ноги! Как предательски подводили они его! Подвижность их с каждым месяцем становилась хуже и хуже. Теперь даже доступные ранее свободные перемещения внутри квартиры давались ему с большим трудом. Тревога овладела им. Предчувствия чего-то страшного и неотвратимого сжимали грудь, не давали дышать. В который уже раз Игорь нажимал кнопку повторного вызова, но бесстрастный автоматический ответ был неизменен: «Ваш абонент находится вне зоны действия сети». Он не мог найти себе места. Его немощность лишь усугубляла ситуацию. Приходилось сидеть на одном месте, сходя с ума от возникающих в голове ужасных картинок. Вот ему чудится жуткая авария на общественном транспорте, толпы сгрудившихся зевак, сирены пожарных и «скорой помощи», вот видится выскакивающий из подворотни маньяк… Игорь тряс головой, но ничего не помогало. Картинки, одна страшней другой, приходили на смену друг другу. Внезапно, он вскрикнул от боли. Так, словно что-то пронзило его сердце. Сдавило виски. Глаза стали тяжёлыми. Не хватало воздуха. От осознания того, что он внезапно понял, расхотелось жить. Тоска захлестнула его. Он вдруг обмяк, сделался каким-то жалким, ненужным, беспомощным. Сама собой выкатилась предательская слеза. Игорь обхватил голову руками и тихо завыл, раскачиваясь в кресле.

Каждые полчаса, всю ночь, он упрямо набирал знакомый номер. Тупо смотрел на экран, не в силах больше слышать ставшие ненавистными слова операторского автоответчика, но долгожданного развёртывания окошечка при ответе абонента так ни разу и не последовало. Часов в шесть утра организм спасительно отключился, погрузив Игоря в тяжёлое забытьё. Около девяти часов он проснулся, схватил телефон, набрал номер.… Увы, прозвучало опять: «…вне зоны действия сети». Сильно болела голова. Еле добравшись до кухни и растворив пару шипучих таблеток, Игорь обессилено вернулся в кресло. Руки сами собой набирали повтор вызова. Никаких изменений.

Ответ прозвучал совершенно неожиданно, примерно в три часа дня.
- Алло, - раздался глухой Настин голос.
- Настя! Настенька! Милая моя! Что с тобой, любимая?! Я места себе не мог найти. Ты в порядке?? Говори же, прошу тебя! Не молчи! – кричал от внезапного волнения Игорь.
- Не ори, прошу тебя, - вяло и устало попросила чужим голосом Настя. – Со мной всё в порядке. Не переживай.
- Почему ты не отвечала? Я звонил тебе всю ночь, всё утро и весь день! – из последних сил цеплялся он за последнюю надежду.
- У меня разрядился телефон. Зарядка осталась в гостинице. Чего, спрашивается, паниковать из-за пустяка? – На том конце телефонной связи сейчас говорил посторонний человек. Мучающийся похмельем. Уставший за бессонную и, очевидно, бурную ночь. Абсолютно равнодушный ко всему происходящему. Словно тот робот, который издевался над ним всю ночь, отказываясь установить соединение.

Игорь всё понял. Вернее, он уже и так всё знал. Сердце болело неимоверно. Тягуче. Глубоко. Желание обманывать самого себя пропало. К горлу подкатил приторный комок.
- Кто он? – сдавленно прохрипел Игорь.
- Ты о ком? – голос звучит устало.
- Ты знаешь о ком. Кто он?
- Игорёк, не говори глупостей.
- Я всё знаю. Что-то произошло сегодня ночью. Я даже знаю что именно. Он был с тобой весь вчерашний день? Ты поэтому не хотела со мной говорить? Не обманывай меня. Ты же знаешь - я всё чувствую, – слова предательски застревали на выходе.
- Тебе станет от этого легче? Не всё ли тебе равно, кто он, раз ты и так всё знаешь? – мозг отказывался верить в то, что это сейчас говорила его Настя!
- Скажи мне.… Это.… ЭТО было?
- Да. Было. Ну и что с того? Ты мне кто? Муж?
- Настя!!! Что ты говоришь???
- Ничего особенного. Ну, подумаешь. Было – и было. Что с того?
- Я… Я… , - слёзы сдавили горло.
- Давай позже поговорим, а? Я смертельно хочу спать…, - опять лишь такие знакомые и такие чужие гудки.
*******************************

Уже на следующее утро, Настя, очевидно, придя в себя и сообразив, что именно наговорила она вчера в состоянии полной прострации, сама на грани истерики звонила Игорю.
- Алло! Игорёчек! Миленький мой! Самый мой дорогой и любимый человек! Прости меня, за то, что я сделала! Я не знаю, что на меня нашло. Я не могу без тебя! Я не хочу без тебя! Я, я…

Подобные слова, с незначительными изменениями звучали в трубке всякий раз, как Игорь отвечал на звонки. Не брать трубку он не мог. Так же, как и не мог найти в себе силы произнести что-либо в ответ. Он ввязался в игру, не зная правил, поверил в её реальность. Теперь наступила расплата. Мир в его душе, который сумела-таки реставрировать Настя, она сама же и разрушила. Внутри сейчас - пустота. А в ней – только боль. Настя упорно твердит, что ни на секунду не переставала любить только его одного. Мозг Игоря взрывался. Ни на секунду? Даже ТОГДА??? В ту самую ночь? Судя по искреннему отчаянию, она верит своим словам, да, собственно, и врать-то она не умеет. Получается, Настя говорит... правду? Свою. Другую, отличную от правды Игоря, но – правду. Чья же правда «правдивей»? 

Правду можно убить только правдой. Они оба убили правду друг друга. Наповал. Каждый - с единого выстрела. Ясно одно: любовь устала от любви. А была ли она, любовь? И есть ли вообще – правда?

   Игорь лежал с открытыми глазами. Болело сердце. Проснувшись, он смотрел на большие настенные часы с треснувшим стеклом. Секундная стрелка равнодушно превращала мгновения настоящего в прошлое, выхватывая их из самого близкого будущего. Рассветные лучи падали на лежавшую в изголовье кровати открытую книгу со стихами какого-то незнакомого автора:

"Слова, теряя серебро, из уст слетая,
Вливались в сердце плавленым свинцом.
Их правды яд и лживой клятвы вязь витая
Казнили душу тЕрновым венцом.

Открылась истина... Теперь печать обмана
Накладывает памяти табу.
И застит будущего вид стена тумана,
Стекая ложью каплями по лбу.

Но парадокс! Как в воду брошенный котёнок,
Дрожа от страха, молит палача,
Так сердце ловит луч надежд из глаз-иконок,
От ревности стеная и крича".