Глава двенадцатая. Встреча

Прошел месяц со дня приезда Мираниса в замок. Весна вступила свои права мягко, но верно. Не было в этом году ручьев и грязи – снег медленно, как бы нехотя сошел с полей, оставив покрытую прошлогодней травой землю. Миранис уже давно смирился со своим даром и вновь крепко подружился с Белеаном. Принц чувствовал себя своим огромном и дружном доме, да и колдунья была довольна умным и сообразительным учеником, делающими несомненный успех в магических науках. При этом юноша оставался все таким же религиозным и часто посещал замковый храм, молясь о душах умерших родителей и близкого друга, молился он и о томящемся в темнице двоюродном брате, о дяде, застрявшем в столице, о многострадальной Алиссии.
Изредка до них доносились скупые новости от отца Белеана. Как и предполагал Миранис, его двоюродного брата пощадили и заперли под надежной охраной в замке повелителя. Отчаявшись добиться чего-либо от Мираниса, Ансегол уведомил свое семейство о скором возвращении домой, и Миранис с некоторой тревогой ждал приезда дяди, которому остереглись рассказывать о судьбе настоящего повелителя. Впрочем, рассуждал он, ему все равно недолго осталось здесь находиться – лето приближалось, а вместе с ним и начало нового путешествия. И теперь уже никто не в силах его остановить.
Все также регулярно приходили и донесения Скрадмана, в которых то и дело мелькали намеки на тоску Нирины. Миранис упорно отказывался понимать эти намеки, читая все остальное с несвойственной ему жаждой. Как ему надоело в этой деревне, как ему хотелось вновь вернуться в столицу! А Скрадман все так же выражал свою радость по поводу удачного, по его мнению, выбора повелителем нового убежища. Там же были и краткие отчеты о деятельности Саржа. Читая их, Миранис недоумевал – зачем этому несчастному надо играть в доброго повелителя? Или маг спрятал далеко в душе правду и тешил себя неосуществимыми иллюзиями? Тем не менее, большинство его решений было мудрыми, и Алиссия процветала при власти нового повелителя, как никогда дальше. Жаль только, что недолго ей осталось процветать.
Как только сошла слякоть, Миранис пристрастился к долгим верховым прогулкам в сопровождении одного Агора. Там, в лесу, он чувствовал себя по-настоящему свободным, там ему было хорошо, и мысли о Сарже отходили на второй план. Возвращался он, как правило, в приподнятом настроении со счастливо-озорной улыбкой в глазах. Вернувшись с одной из таких прогулок, он привез Сладу уже подросшего олененка с подбитой ногой. С тех пор маленькое животное стало мальчику лучшим другом.
Слад к тому времени пополнел. Здесь, в замке, где было так немного детей, за мальчиком ухаживала целая орава соскучившихся по материнству женщин. Одна принесет мальчишке пирожок с варением, другая – сунет еще не успевший остыть кусок мяса, третья накормит наваристым супом – и ни одной Слад не мог отказать, слишком уж истосковалось его сердце по чьей-то любви. Но Слада больше прельщал Миранис, чем все женщины замка. Он же видел, как умеет драться господин, и это запало постреленку в душу. Даже Валессий с Агором не могли вызвать у него такую преданность, как вечно находившийся в мире своих мыслей принц. Слад всегда был рядом, всегда был готов исполнить любое приказание. Мальчик собственноручно ухаживал за лошадью Мираниса, пронизывая как стрелой ревнивым взглядом любого конюха, осмелившегося приблизиться к добру обожаемого господина. Взрослые мужчины смотрели на причуды мальчика снисходительно, тем более что постреленок и в самом деле неплохо справлялся, а Миранис слыл среди слуг колдуном, а значит – потенциально опасным.
Однажды, вернувшись с очередной прогулки, Миранис с удивлением заметил во дворе странное оживление. Суматоха не спугнула Слада, как всегда, ожидавшего господина на ступеньках парадного входа. Почувствовав, как руки мальчика приняли поводья, Миранис спрыгнул с лошади и оглянулся, надеясь понять причину неожиданной беготни в обычно спавшем замке. Увидев, как слуги выносят чьи-то вещи из кареты, Миранис понял, наконец, что приехал хозяин и с замирающим сердцем поспешил в дом: у юноши не было причин затягивать неотвратимое.
Но тут случилось неожиданное: что-то упало, разбилось на мелкие кусочки, раздался тихий вскрик, и чьи-то теплые руки обняли юношу, а губы коснулись холодной щеки. Миранис понял, что пропал. Этот запах ему был знаком, еще как знаком...
– Сар! – вскричала Сарина, прижимаясь к “брату”.
Миранис, не зная, куда деться от стыда и смущения, неуверенно обнял девушку и вопросительно посмотрел на появившегося в дверях Белеана. Тот лишь пожал плечами, давая брату понять взглядом, что он не знал о возвращении отца, и, тем более, о приезде в замок Сарины.
– Быть не может! – раздался громогласный голос дяди. – Я же сам видел, как его хоронили!
Миранис рассеяно посмотрел на прибывшего родственника, невольно подумав, что его детские впечатления были правдивы – дядя и в самом деле был огромен. Белеан, более пошедший в мать, казался маленьким и хрупким рядом с отцом, хотя на самом деле таким не был, скорее подходя под определение «средний».
– Это не все сюрпризы, отец, – тихо шепнул на ухо мужчине Белеан.
– Уж не знаю, хочу ли я знать обо всех сюрпризах. Меня уже и этот пугает, – так же тихо ответил тот. – Но ведь ты все равно не угомонишься, пока все не выложишь, я правильно понял? Вижу, что многое потерял, задержавшись в столице...
– Сарина, милая, ты задушишь моего гостя, – вмешалась Мирина, буквально отдирая девушку от воскресшего из мертвых юноши.
– Его мало задушить! – возмущенно ответила та.
Теперь Миранис мог убедиться, что за это время она расцвела, превратившись из немного угловатого подростка в красивую, тоненькую девушку с огромными, немного печальными глазами. И сердце Миранис замерло, затем екнуло, и лишь тогда изволило забиться, да и то неровно.
– Родители как страдают по нему – кучу денег в храмы отдали, сами в паломничество уехали, а он – свинтус такой – на природе отдыхает! И не стыдно?!
Миранис не ответил – теперь ему не было стыдно. Ведь родители Сарины давно знали правду и молились за Алексара, за настоящего Алексара. Да, он частично виновен в смерти друга, но лишь частично. А в том, что уберег Сарину от страшной правды, он виниться не хотел.
Позже Сарина рассказала о внезапном возвышении Сирила. Теперь служитель забросил свой сан, и дошло до того, что многие мамаши предлагали ему в жены своих дочерей. Но Сирил не торопился, а выбирал тщательно, то ли привередничая, то ли и в самом деле не спеша охомутать себя молодой женой и новым семейством. Тем не менее, он был теперь сказочно богат, а также вхож к молодому повелителю. Поговаривали, что Миранис все свои решения согласовывает с новым советником, что вовсе не удивляло слушателей, с трудом вынимающих ценные новости из непрерывной болтовни Сарины.
От девушки Миранис узнал, что родители Алексара уехали из Алиссии, мечтая посетить святые места, и отдали свою теперь единственную дочь на попечение старого друга. Так Сарина и появилась здесь, поэтому и сидела она сейчас рядом, такая желанная и недосягаемая, и с жаром рассказывала, что юный повелитель до сих пор посещает их семейную усыпальницу и подолгу стоит возле саркофага Алексара. Говорили, что там он проводит гораздо больше времени, чем на могиле родителей.
Это озадачило Мираниса, дав новую пищу и так нелегким размышлениям. Неужели и Саржу знакомы муки совести?
Но вскоре мысли юного принца заняло совсем другое – и этим другим стала Сарина. С одной стороны, Миранис искренне радовался ее приезду, с другой – ощущал все большее и большее беспокойство в ее присутствии. Что-то странное проснулось в его сердце. Это было не так, как с Лейлой – новое чувство заполнило его тоской, обреченностью. Но что он мог сделать с этой странной любовью? Ведь Сарина думала, что он – ее брат, и доверяла ему все девичьи секреты. Вот и получалось, что девушка расцветала с каждым днем, а Миранис с каждым днем хирел. А как же иначе – Сарине так нравился вечно улыбающийся Белеан. Хотя последний, почему-то, не сильно-то поощрял увлечение девушки, разумно держась в стороне.
Но и это не помогло. В один прекрасный день Миранис понял, что он уже на грани, что больше не выдержит этого ада. Понял, стоя с Сариной у реки и выслушивая ее хвалебные песни Белеану. Понял, что если так будет продолжаться, то из ревности, он наконец-то нашел название терзавшему его чувству, он возненавидит собственного брата, а это делать нельзя, никак нельзя.
Сарина на мгновение умолкла, любуясь, как по реке плывет веточка цветущей рябины, и в этот момент, глядя на ее пленительный профиль, Миранис принял решение – единственно верное в данной ситуации. Он решил покинуть гостеприимный дом гораздо раньше срока, указанного колдуньей. Решившись, Миранис уже без волнения мог смотреть на стройную фигурку рядом с ним, ошибочно полагая, что разлука поможет ему выкинуть из головы юную красавицу. Он даже вполне спокойно смог снести прощальный поцелуй в щеку и ее счастливый смех, смог даже погасить огонь ревности в груди... потом, потом он отдастся во власть глупых чувств, когда ни ее, ни Белеана не будет рядом.
Прислушиваясь к бешено стучавшему в груди сердцу, юноша направился к замку и уже на ступеньках встретил почуявшего неладное Белеана.
– Что случилось, братишка? Что у тебя с лицом? – ласково спросил его молодой мужчина, увлекая друга в свои покои.
– Я хочу, чтобы ты узнал первым, – начал Миранис, когда они остались одни.
– Узнал что? – нахмурился Белеан. – Не пугай меня... Опять не можешь справиться со своим даром? Позвать колдунью?
– Я уезжаю. Завтра на рассвете. – Белеан опешил от подобной новости. – Зима кончилась, грязевая весна тоже, и у меня нет более причин подвергать твою семью опасности.
– Бред! Мою семью!? – взвился Белеан. – А ты, скажи на милость, – кто? Кто, если не часть моей семьи? Что ты несешь, Нис? Какая угроза? Вот если с тобой что-то случиться, это будет угрозой. Для всех нас!
– Это не бред! – возразил Миранис. – Не бред, слышишь? Одному мне не одолеть мага, и ты это знаешь! Мне надо уходить...
– Ничего я не знаю, кроме того, что ты делаешь глупость, Миранис!
– Белеан, – застонал юноша, пытаясь достучаться до брата, – ну не могу я, понимаешь, не могу...
И тут Белеан понял:
– Дело не в повелителе, не так ли..., – прошипел он. – Ты ведь не просто поглупел, да еще так внезапно. Ты – влюблен!
Миранис потупился, не в силах справиться с дрожью...
– Ну, ты и влип..., – Белеан засмеялся и тотчас осекся, прочитав гнев на лице юноши. – Ты, Нис, это брось! Неужели не понимаешь, что нельзя бросать в огонь свою жизнь и жизнь своей страны, и все ради неудобства, причиненного красотой одной девушки!
– Ты ничего не понимаешь, – прошептал Миранис, но Белеан гневно оборвал его:
– Все я понимаю! Мой двоюродный брат решил погубить себя и всех нас только потому, что испугался смазливой девчонки! Или ты думаешь, я не заметил взглядов, которые ты на нее бросаешь? Да, я знаю, что тебе больно, но, уехав, ты поступишь, как обычный трус. Ну же, ну – беги, как побитая собака! Бросай все – меня, мать, отца, моего брата – что мы для тебя? Что для тебя Алиссия? Набор звуков?
Миранис более не слушал. Юноша побледнел как мел – так с ним никто еще никто не разговаривал. Но Белеан уже не в силах был остановиться – оскорбления все сыпались и сыпались на голову едва владеющего собой Мираниса. С каждым словом Белеана Миранис бледнел все больше, вскоре юноша уже не искал себе оправдания и гнев затмил все вокруг.
Поняв, что еще немного, и он не выдержит, Миранис сжал кулаки и молча вышел из комнаты брата. Голос Белеана несся ему вдогонку, но юноша не слышал слов. Выйдя на улицу, принц вырвал повод из рук изумленного Слада и вскочил на лошадь, но чья-то сильная рука грубо стащила его с седла.
– Ты никуда не пойдешь, понял! Ты выслушаешь меня! – орал Белеан, и гнев Мираниса, так долго сдерживаемый силой воли, вылился-таки наружу...
До того, как выбежавшие на зов Слада Лансард и Валессий успели разнять дерущихся, оба брата умудрились хорошенько помять друг друга. Миранис медленно приходил в себя в медвежьих объятиях телохранителя. Поняв, что принц более не будет лезть на рожон, Валессий отпустил своего пленника, и Миранис, отирая кровь со своего лица, с удивлением посмотрел на алую влагу на своей ладони:
– Да что же это? Что с нами стало! Ты..., – Миранис недоуменно посмотрел на брата, и телохранитель схватил его за локоть, надеясь избежать еще одной драки. – Да перестань же, ни на кого я не собираюсь больше набрасываться...
Вырвавшись, юноша коротким жестом вытер нос, внимательным, долгим взглядом посмотрел на брата и направился в замок. Это отрезвило Белеана – поняв, что натворил, он оттолкнул стоявшего рядом Лансарда и бросился за Миранисом, но молодому человеку преградила дорогу огромная фигура отца.
– Что здесь произошло? – взревел Ансегол. – Почему ты подрался с нашим гостем?
– Ничего, отец – уверил его юноша, – мы сами разберемся.
– Я вижу, как ты разбираешься! – проревел мужчина, показывая на вздувшуюся щеку сына. – Ты смотри мне! Нис сейчас очень уязвим, не дразни его! Тем более что это может быть опасно – что если он не сможет себя сдержать? Забыл, кто он есть? Забыл, какая в нем сила? Забыл, что он едва сдерживается? Что ж ты сын, творишь? Мало ему, что приходиться скрываться под чужим именем, так еще и ты хлопот добавляешь!
Белеан кивнул и умудрился пролезть в дверь между косяком и телом отца. Никто и не заметил, что у этой сцены был еще один зритель – более бледная, чем убежавший Миранис, стояла за колонной Сарина, пытаясь унять жар в груди.
Немного успокоившись, девушка побрела по коридорам замка. Без стука влетев в покои Мираниса, она на мгновение замерла – принц был здесь один все в той же заляпанной грязью и кровью одежде. Алая жидкость, лившаяся из носа, залепила белоснежный платок, на лбу вскочила огромная шишка, а на щеке зияла глубокая царапина от уха до уголка рта, но Сарина не обратила внимания ни на одежду, ни на кровь, ни на то, что юноша не готов к разговору. Тем более, к такому разговору.
– Где мой брат!? – прошипела она. – Что ты, сволочь, с ним сделал?
– Только этого мне не хватало! – прошипел Миранис, оборачиваясь к девушке. – Ну и кто тебе это сказал? Или вы приобрели привычку подслушивать чужие разговоры, госпожа...
– Где мой брат! – закричала Сарина, бросаясь на Мираниса с кулаками.
Тот даже не пошевелился, но к своему великому изумлению девушка наткнулась на прозрачную, но непробиваемую стену между нею и юношей. Там, за стеной, даже не обращая внимания на Сарину, Миранис задумчиво отер платком набежавшую на губу кровь и повернулся к окну. У него не было ни сил, ни желания начинать новое противостояние.
Юный повелитель перебирал в голове обвинения Белеана и понимал, что в чем-то брат прав... Прав!? Может ли он, повелитель и защитник Алиссии, променять свою страну на Сарину? Почему же ему так больно, как будто душу разрывают на куски неведомые силы... И он ничего не может поделать...
Очнувшись, Миранис удивился царившей в комнате тишине. Крики уже смолкли, а им на смену пришли приглушенные, едва слышные рыдания. Юноша похолодел, медленно повернулся, увидел, наконец, сломленную, бледную Сарину, плачущую у невидимой стены, и, мгновенно убрав стену, обнял ее, такую нежную и желанную, и так горячо любимую.
– Да пойми ты, глупышка, – шептал он. – Ну не убивал я Алексара, не враг я твоему брату... И тебе не враг... Но Алексара и в самом деле нет в этом мире, давно нет, еще до того, как мы с тобой встретились... Он лежит сейчас там, в вашей усыпальнице, и твои родители знают это – потому и поехали в то путешествие.
– Ну почему, почему ты..., вы, не сказали мне об этом?
– Потому что подобное знание – опасно, – мягко ответил Миранис. – Даже теперь я жалею, что ты узнала об этом.
– Даже, если я люблю тебя? – Миранис опешил от этого простого признания. – Как мужчину, не как брата? Даже если я страдала, думая, что я – испорченная кокетка?
– Ну не знал я, родная, прости меня, – срывающимся голосом прошептал Миранис, целуя залитые слезами щеки. – Не знал, не понимал... Прости, прости, дурака!
– Не уезжай! – взмолилась Сарина, цепляясь за Мираниса, как утопающий за соломинку. – Я так ждала тебя, пожалуйста, не уезжай! Ждала, плакала, когда думала, что ты... чуть не умерла от боли, а когда тебя увидела – от счастья. Не уезжай, люблю тебя больше жизни, больше брата, прошу, немного еще, ради... нас всех, не уезжай!
– Не уезжай, Миранис, – вторил ей незаметно вошедший Белеан. – Прости меня. Да и нет у тебя теперь повода уезжать, не так ли?
Белеан подмигнул своему родственнику и повелителю, и Миранис улыбнулся – он больше и в самом деле не держал зла на двоюродного брата. В данный момент он был счастлив, а дальше... было ли у них это «дальше»?