Какая попа, черт...

Сначала впереди ничего нет, только пустая чернота, несущаяся на меня с огромной скоростью. Один вираж, второй, а потом где-то вдалеке начинает брезжить тусклый желтоватый свет. Вот он приближается и приближается, пока, наконец, совсем не поглощает собой свет фар. Я врываюсь в маленький залитый светом мир, где такая же, как я, но другая уносится в обратную сторону, освещая на какое-то мгновение узкую пустоту подземелья. Еще минута, и я делаю то же самое, уносясь все дальше и дальше от нее… Она вышла из меня, красивая, а теперь я уезжаю, а она остается. Как так?



Как получилось, что такая красивая девушка осталась одна, совсем одна на станции метро, где-то далеко от центра, в шесть часов вечера в пятницу? Где тот кавалер, в черном светящемся костюме, с блеском роскоши и уверенности в глазах, поджидающий её вот уже четверть часа возле колонны? Где радостное выражение на его лице, с прищуренными глазами и желанием обладать ею, и ее улыбка, смущенная, слегка наклоненная голова и ножка в черной туфле, приподнятая от сладкого ощущения его губ и щек? Где ее руки, нежно обвивающие его шею, и темные вьющиеся волосы, падающие на его плечи?

В такие минуты всегда хочется подойти и сказать: «Привет». А она улыбнется в ответ, ничего не ответив. А ты потом: Пойдем гулять. Конечно, ведь делать больше нечего. Возьмешь ее за руку, и пойдете гулять. У нее теплая нежная кожа, такая, как должна быть у девушки, темно-каштановые волосы так мило блестят на солнце, а ресницы все-время порхают, как бабочки. И все время ждешь, когда закроешь глаза, а они сядут тебе на веки.… Так прекрасно держать ее за руку, размахивать ею навстречу заходящему солнцу, щуриться от мух, и быть ужасно довольным собой и ею.

Но ничего не меняется. Люди все-время закрывают ее от взгляда. Урод, не можешь встать в другое место – какого черта ты загородил мне ее? Они все время бегают мимо, а потом ты вдруг понимаешь, что некоторые из них постоянно ходят туда-сюда. В этом что-то есть, безусловно, это просто значит, что каждый маленький кусочек нашего мира – метро? – состоит из таких, как я и таких, как они. Становится похоже на то, как будто ты здесь лишний, гость что ли. Интересно почувствовать себя гостем на родной станции метро, там, где ты регулярно бываешь много раз в неделю. Ведь каждый раз ощущаешь себя хозяином – смотришь вперед, вот они, идут и идут навстречу. Я тоже здесь жду встречи. А настроение все портится, черт побери, портится с каждым уродом, загораживающим мне вид на нее.
Она очень красиво улыбается. Смотришь на эту улыбку и начинаешь чувствовать ее губы и даже язык. Почему-то кажется, что ты хочешь поцеловать ее.

- Можно я вас поцелую? – плохой вопрос, конечно же, такой же плохой, как и «можно с вами познакомиться». Конечно нельзя, черт побери. Она ведь даже не посмотрела на тебя, ни разу! будешь как идиот, как идиот как всегда…А потом все эти друзья вселенной, ползающие и переваливающиеся на своих волосатых, но сильных ногах – они всегда появляются в самый неподходящий момент, когда ты уже почти почувствовал вкус ее слез у себя на губах. Их можно отличить от нас – они носят целлофановые пакеты везде, где только можно – на голове, на спине, на ногах, на гениталиях. И даже если сверху одета ткань, можно не сомневаться, что где-то глубоко есть пакет. Может быть, это хорошо держит тепло? А потом вдруг всплывает у тебя в голове: How does it feel to be without a home like a complete unknown like a rolling stone? И, черт побери, этот Боб, слишком много о себе думающий. Вообразил о себе слишком много! Да, это так – хочется ударить со всех сил кулаком по колонне, - таких, как он, этот Боб, всегда видно! Они всегда небритые и ездят на мотоциклах! Это потому, что возомнили о себе всякого!

Черт, милиция. Откуда, откуда этот панический страх перед милицией? Желание скрыться, спрятаться, стать маленьким и ничего из себя не представляющим? Чтобы они не обращали на тебя внимания, чтобы можно было ходить, как вздумается по метро, пить пиво, где и когда хочется, улыбаться и ничего не бояться. Нет, конечно, все это стало бы совсем не интересно – куда бы тогда делся этот гангстерский кураж, наполняющий тебя с каждый новым глотком пива. Эй, друг, доставай свою пушку, постреляем немного, что нам стоит с тобой! Мы же должны, наконец, почувствовать себя мужчинами!

Ушла? Нет, стоит, слава Богу. Почему, когда я смотрю на нее, я забываю, кого и чего я жду. Забыть всю правду.

- Правда в том, - эй друг, ты же знаешь это кино, я вижу у тебя по лицу, - что мы едем в Вегас пришить одного наркобарона по имени Савадж Генри! Тут самое время снова достать пушку и потыкать ей в воздух. Чтобы она, наконец, обратила на тебя внимание, поняла, кто ты такой, что ты представляешь из себя личность, что у тебя есть чувство юмора, и проч. Эх, слабость, а какой пушке идет речь, вообще..

Черт, надоело уже здесь торчать. И эта девушка, не обращающая на тебя никакого внимания, зачем она вообще нужна? Зачем она существует, если между тобой и ее вниманием ничего нет? Если можно сделать акробатические номера, помыть пол или даже, в правду, достать пушку – ее прекрасные глазики не посмотрят на тебя ни разу.

Зато эти барыги, недоделанные друзья вселенной, торчки, будут постоянно совать нос не в свои дела.
- Нет, не нужно, - конечно, ему будет недостаточно одного ответа. Он будет преследовать тебя, пока ты перемещаешься с одной лавки на другую, и будет задавать тебе один и тот же вопрос.
- Сам откуда?
Из Подмосковья. Че сидишь тут один? Девушку жду. Нельзя здесь одному сидеть, текай отсюда, текай из этой страны, из этого города, этот город тебя погубит.
- Я сойду с ума!!! – вот что произойдет здесь, за эти полчаса, черт, полчаса, это ведь довольно много. Да, но, наверное, мало для того, чтобы сойти с ума. Я надеюсь, что мало…

Потом начнет казаться, что свет тускнеет, эти люди бегают туда-сюда, абсолютно ничего не понимаю, стою, жду, красный шарф, черные каблуки, у, какие высокие, боже как она на них ходит, такая размазня.. Какие классные камушки на этой стене, это что, мрамор? наверное, это мрамор, он такой серенький, черненький, с белыми и красными полосочками. Как птица. Что интересного в этой птице, прилепившейся к стене метро, размазанной по стене, и превратившейся в мрамор, в такую красоту. Чем она меня привлекает? Так и хочется потрогать рукой каждый кусочек, каждый камушек, чтобы почувствовать это – то, как он касается твоей руки. А потом ощущать, как мраморный водопад внутри тебя уносит что-то такое, чего у тебя никогда не было. Просто всегда об этом мечтала – ждала, плакала по ночам, пыталась угадать, где и когда. Но потом просыпаешься и понимаешь, что больше ничего нет…

Как кружится голова от его поцелуев, - черт, нужно сесть, - как желтые осенние листья приклеились к подъему ботинок, маленькие и желтые. Но этого никто никогда не увидит, это будет только наша тайна, наше сокровище, наше надежда.. Почему? Сколько можно думать о надежде, не имея ничего вокруг, а, главное, внутри. Чего стоят все эти желтые листья и мокрые от дождя волосы, если ничего нельзя прекратить.

Сколько можно на меня смотреть? Я что, разве даю повод?
Какие красивые черные волосы.
А, может быть, это и не мрамор вовсе? А какой-то другой камень, мало ли камней на свете – красивых, с застрявшими в них маленькими разноцветными штучками. А вдруг это все сделано из слоновой кости. Вот это да.. Откуда вообще берутся эти камни? Наверное, они осаждаются на дне морей. Это так интересно.
Зачем они, в их возрасте, красят волосы в фиолетовый цвет? Это очень пугает, это превращает фиолетовый цвет в цвет старости. Что он там должен означать на самом деле, цвет мышления? Фу, какая ерунда.
Ага, наконец-то, теперь он перестанет на меня смотреть. Жалко, грустно будет, очень грустно. Какая красивая жена, вот это да.. Такие теплые волосы.. Да, с такими волосами можно опаздывать..

В какой-то момент, когда едешь в метро, забываешь, где ты сел, и куда, вообще направляешься.

-Где мы, черт побери, - так и хочется упасть и заплакать. А потом выезжаешь из туннеля на платформу, эти люди, стоящие между колонн, один, второй, третий, четвертый, пятый, с цветами, шестой, какая красивая. Поезд остановился. Он как будто дает тебе возможность полюбоваться ею. Смотри, ты ведь больше не увидишь никогда ее. Ведь это даже не девочка, это проста остановка в метро. А нужно вспомнить, куда ты едешь.
А потом видишь, как к ней подходит ребенок, маленький совсем, года три. Ковыляет на своих ножках, надо же, пришел на встречу с мамой. Черт, разве так бывает? Да, правда, она берет его на руки, улыбается, треплет по макушке, целует в лоб – она очень рада встрече – и идет в противоположный поезд. Какая попа, черт. Какой счастливый ребенок, все…


Каждый следующий поворот дает тебе что-то новое. Так, с годами, приобретаешь столько понимания, что можно уходить на пенсию. Тебя поставят в вонючий гараж и будут отвинчивать винтики постепенно, по одному, пока, наконец, пол не проржавеет, а стекла не треснут. Сами по себе, как это всегда бывает в старых гаражах, где хранятся списанные вагоны. Но это все равно лучше, чем расплавиться в печи. Еще много лет можно смотреть на эти черные стены вокруг и сырой потолок, и плесень, залезающую тебе за шиворот и на колеса. И на паука, спустившегося на паутине с потолка прямо перед твоими фарами. Совсем не страшно. Хорошая примета – даже улыбнуться хочется…

5.10.2006