Роберту Энсону Хайнлайну и
Тимоти Зану посвящается
Глава 1. Удачный налет.
Партизанить – дело приятное. В этом всегда есть что-то от игры, пусть даже враг настоящий, и смерть тоже настоящая. Выходя из города в лес, всегда чувствуешь себя кем-то вроде Чингачгука или Робина Гуда. За спиной взрывчатка, в руках автомат, рядом друзья. Заметьте, друзья, а не «бойцы» и не «сослуживцы». Отсутствие армейской субординации и дружба придают большую эффективность нашим действиям. Может быть, поэтому, армии, и профессиональные, и призывные исчезли – а мы остались. Пусть наши операции – не более чем блошиный укус для врага, но и блохи могут закусать насмерть! Мы минируем дороги, обстреливаем машины Сил Правопорядка, ведем агитацию всеми доступными нам средствами. Лучшей нашей операцией следует признать взрыв у здания райотдела СП. Тогда мы, практически на виду у всех, заложили в урну килограмм пластида и химический взрыватель, который подействовал вечером, в тот момент, когда сотрудники СП уходили домой с работы. Урна была чугунная, и взорвалась как бомба. На следующий же день все урны вокруг заменили на пластмассовые, прозрачные.
Если у кого-то возникнет вопрос, откуда в тихом подмосковном городке мы взяли пластид (вещь под ногами не валяющуюся), и как сделали такой эффективный взрыватель (в школе этому не учат), я отвечу: нам их просто передали! Широкое партизанское движение невозможно без тщательной координации и планирования операций. Вместе с тем, партизаны связаны с местными жителями и не должны подвергать их опасности в случае провала. Поэтому была придумана сетевая организация. В условленных местах мы получаем задания и снаряжения, взамен оставляя отчеты и просьбы. Иногда мы общаемся через курьеров, обычно подростков. Казалось бы совершенно ненадежно? Отнюдь нет. Никто не будет отслеживать условные места, устраивать провокации, засылать лже-курьеров, чтобы уничтожить группу из пяти-десяти человек. Тем более, что за то время, пока ловишь одну группу, две других появятся наверняка.
Так вот и живем. Наносим мелкие удары, причиняем незначительный урон – и не даем спокойно жить пособникам оккупантов. На этот раз мы получили задание опробовать новую модель переносного зенитного комплекса. То есть, сам комплекс-то старый, а вот ракета модернизирована. Это задание мы получили потому, что в отряде есть человек, умеющий обращаться и с таким. Макс – бывший спецназовец, успевший в свои сорок с небольшим повоевать в Чечне. Без него мы не смогли бы стать по-настоящему боеспособным подразделением. Он научил нас и маскировке, и тактическим основам боя, и даже стрельбе. А вот командовать наотрез отказался, и этим пришлось заняться мне. Я был старше остальных (кроме Макса) и был одним из основателей отряда, вместе с Никитой, своим одноклассником, который попался патрулю СП с оружием после того самого взрыва. Он отстреливался до конца, а когда патроны кончились, подорвал себя гранатой. С тех пор я командую в одиночку, если это можно назвать командованием – мы же все-таки партизаны!
Подобраться к локальной базе СП и попробовать сбить улетающий катер – это предложил Сергей. На такое больше ни у кого не хватило бы злости. У мальчишки восемнадцати лет полгода назад произошла трагедия. Он несколько лет дружил с одноклассницей, они хотели пожениться, когда им исполниться восемнадцать. На их беду она была умной и красивой. А это, по нынешним временам, отнюдь не предмет зависти и гордости. Ясное дело, девочку забрали «для улучшения человеческой расы». А с кем и где – как обычно, не сообщили. Сереже после этого предлагали пройти тест и пойти в Слуги, без каких-либо гарантий вновь увидеться со своей Катей, но он отказался, и, к его чести, отказался весьма вежливо и корректно, не вызвав никаких подозрений. А еще через два дня он пришел ко мне с запиской, брошенной в окно. В записке было лишь «иди к такому-то, он поможет» и код нашего Локального руководителя Движения (коды меняются по сложной схеме, действуют лишь по несколько дней, и подделать их вряд ли возможно, так что мы им верим). Его история уже распространилась по всему городу, и я без колебаний принял его в отряд. Теперь его приходится чуть ли не силой вытаскивать из операций, когда надо уходить.
После тридцатикилометрового марш-броска мы расположились неподалеку от базы в противоположной стороне от ворот, у леса, там, где меньше сенсоров. А сенсоры стоят очень чувствительные, правда работают на небольшом расстоянии – так Макс говорит. Катера садятся и взлетают по несколько раз в день и со всех направлений (я специально считал год назад), поэтому надо было только дождаться летящего в нашу сторону. За два часа ожидания мы чуть не взбесились, но катера все-таки дождались.
Макс встал на одно колено, и, почти не целясь, нажал на спуск. Ракета вышла с негромким шипением и почти беззвучно понеслась за катером. Катера, вообще, не слишком быстроходны, а этот даже еще не успел разогнаться, когда ракета вошла в его двигатели. Вместо ожидаемого взрыва блеснула вспышка, видимая даже от нас, и катер стал заваливаться вниз. Мы вскочили и побежали в лес, куда и падал катер.
– Макс, что там за хренотень была? – спросил я на бегу.
– Я думаю, вместо взрывчатки там установили одноразовый лазер.
– А что, взрывчатка хуже?
– Корабли чужих взрывчатка не берет. Когда это обнаружили, уже столько хороших ребят погибло, что говорить не хочется. Чтобы такой катер взорвать, тола надо килограммов сто, не меньше. А вот теперь они почешутся.
Мы вышли к месту падения через двадцать минут. Катер лежал на боку, сломав при падении несколько берез. Видимо, он упал носом вниз, так как лес вокруг был не тронутый. Мы пошли не маскируясь, и чуть не поплатились за это. Когда мы только разрабатывали операцию, я рассчитывал, что нам удастся уничтожить кого-нибудь из руководителей СП области, они постоянно летают на таких катерах от баз к базам и районным отделам. Действительность же оказалось настолько неожиданной, что мы и представить себе такого не могли.
Боковой люк катера распахнулся, и из него выскочило несколько жуков-солдат. Видимо, они пострадали от удара при падении, потому что их скорость, превосходящая скорость обычного человека, была невелика, и мы успели поднять автоматы. Выстрелить успел только один жук, и то промахнулся. Я жестом направил Макса вперед, сам пошел за ним. Макс вскарабкался на катер, держась за открытой дверкой, как за прикрытием. На брюхе катера было достаточно желобов, за которые можно было уцепиться, и я влез по ним наверх, пусть и не с такой легкостью как Макс. Я махнул рукой, подзывая остальных, и приготовился к броску внутрь. Макс поднял руку, и резко опустив ее, перебросил себя через дверь в открытый люк. Я так сделать, конечно, не мог, но залез внутрь быстро, хотя и не достаточно, чтобы помочь ему разобраться с теми, кто внутри. Внутри было два безоружных солдата и еще один жук, которого я никогда раньше не видел. На полу лицом вниз лежал человек в комбинезоне руководства СП без знаков различия. Он, похоже, дышал. Макс осторожно перевернул его, и мы оба ахнули от неожиданности: у него не было глаз, хотя это нуждается в объяснении. Там, где у людей глаза и брови, у него находилось нечто странное, как бы наклеенная полоса, чуть выступавшая над уровнем лба. Она была сантиметров шесть шириной, и казалась выросшей естественно. Полоса сходила на нет к вискам. Кожа облегала ее без шрамов; там, где у людей находятся мешки под глазами, была такая же ровная, как на щеках, кожа. По середине полосы проходил ряд… Не знаю как сказать… Глаза? Может быть, но это выглядело как маленькие драгоценные сверкающие камни, выложенные в ряд. Эти камни проходили по всей полосе, начиная от тех мест, где у людей внешние уголки глаз.
Мы с Максом поглядели друг на друга.
– Макс, его надо обязательно допросить. Как ты думаешь, он сможет говорить?
– Попробуем. Я – за носилками. Отсюда надо убегать.
Он одним изящным движением подпрыгнул, подтянулся и вылез наружу.
– Носилки, быстро!
Носилки разворачиваются очень интересно: две короткие телескопические трубки раскладываются на два метра, на них накидывается тончайшее прочное полотно – и они готовы к переноске людей. Надеюсь, вопросов, откуда они у нас, не будет?
Кое-как мы вытащили человека, если его можно так назвать, из катера, положили на носилки – он так и не пришел в сознание, и побежали вглубь леса. Сергей, было, потянулся к оружию жуков, но я молча погрозил ему пальцем, а Макс наставительно произнес:
– Оружие чужих брать категорически запрещается, потому что они могут отслеживать свои стволы на большом расстоянии. А, кроме того, в человеческих руках могут разрядиться батареи. Это как разряд электрошокера, только посильнее. Ясно?
– Ясно, – нехотя ответил Сережа и отвернулся.
Уйдя на четыре километра, мы остановились. Риск, на который мы шли, был огромен, подобного слугу начали бы искать, но я решил все-таки рискнуть. Мы надели на пленника наручники, так, на всякий случай. Жуки могли значительно изменять своих слуг, он, даже серьезно пострадавший, мог оказаться опасным. Макс раскупорил аптечку и колдовал над неподвижным телом. Через несколько минут он отодвинулся, и пленник зашевелился. Он застонал, потом сел и поднес скованные руки к лицу. Несколько мгновений он сидел неподвижно, затем пошевелил головой и неожиданно уверенным и спокойным голосом сказал:
– Ну, господа партизаны… Или, может, вас называть «товарищи»?
– Гусь свинье не товарищ, – недовольно бросил поигрывающий штыком Леха.
– Ну, тогда, может быть, вы отпустите меня в свободный полет?
Сергей, сидящий рядом с пленным, вскочил и отвесил ему оплеуху.
– Он, подлец, еще и шуточки шутит!
Я попытался вернуть ситуацию под свой контроль.
– Если он хочет пошутить перед смертью – это его законное право. Не можем же мы, в самом деле, отказать ему в такой мелочи. А товарищами нас называть не надо. «Господа» для вашей породы звучит, я думаю, привычнее. Кто ты такой?
– Я Слуга высшего класса.
Кто-то охнул. Слуг высшего класса на всей земле было не больше сотни.
– Чем ты занимаешься?
– Я начальник Цитадели один.
– Что это за Цитадель?
– Учебный центр.
– Где она находится?
– В сибирской тайге.
Я задумался. Понятно, что он ничего не знает о структурах СП в нашем регионе. О Цитадели спрашивать его бессмысленно: к ним невозможно подобраться. Если только расстрелять его сразу?
Паузу прервал сам пленник.
– Я полагаю, сейчас вы хотите узнать у меня страшную тайну, которая позволит вам изгнать инопланетян с Земли? А потом вы, конечно, на радостях простите меня, или, скорее посадите в секретную лабораторию, чтобы я создал абсолютное оружие, с которым вы покорите галактику?
Мне стало немного стыдно, такие мысли, конечно, появляются у каждого, особенно после просмотра старой фантастики.
– Насчет страшной тайны – не знаю, но ты расскажешь достаточно, чтобы мы лучше боролись с оккупантами. И с их пособниками – тоже.
– Я не знаю ничего, чем мог бы вам помочь. А если бы и знал, то не сказал бы.
Леха многозначительно повертел ножом.
– Существуют способы помочь человеку вспомнить… Даже если он уже и не совсем человек.
– Да… С помощью пыток можно заставить человека говорить, но говорить можно и не только правду. Проверить же вы меня не сможете? Кроме того, – он дотронулся до полосы вместо глаз, – здесь есть специальный механизм. Я могу мысленным приказом убить себя.
– Нет, вы только поглядите на этого героя, – вмешался Сергей, по-прежнему сидящий рядом. – Ради своих инопланетных хозяев он с радостью откажется от сытой, уютной жизни, от своих девочек, от возможности издеваться над людьми. Да кто в это поверит?
На лице пленника впервые отразилась какая-то эмоция. Он ответил резким, срывающимся голосом:
– А ты бы хотел, чтоб я валялся у вас в ногах, умоляя о пощаде? Я тоже русский, я тоже знаю, как надо умирать. И у меня есть за что умирать.
– Ну, и за что же?
– За человечество.
Такой ответ просто поразил всех нас. Я спросил:
– Поясни, что это означает?
– Пристально взглянув на историю человечества, – вновь спокойным, лекторским голосом, начал пленный, – мы не можем не заметить одного любопытного факта: дарвиновский отбор идет в другую сторону. Поднимаясь от всех форм дикости к варварству, человек все улучшался и улучшался. Предводители и вожди, как правило, были лучшими людьми племени. Начало разложения варварского строя – есть начало разложения человечества. Цивилизация лишь усугубила этот процесс. Многочисленные войны косили цвет человечества, самых сильных, самых храбрых. Династии вырождающихся царьков создавали условия, когда самыми приспособленными к жизни оказывались воры, подлецы и подхалимы. Ум, честность, правдивость, храбрость, независимость – все то, что позволило человеку выйти из животного состояния, стали ненужными, а то и попросту опасными. Технический прогресс только создавал новые средства уничтожения и способы управления массами. Некогда, жрецы подчиняли забитые и невежественные толпы, пользуясь астрономическими явлениями, затем на их место встали средства масс-медиа. Теперь же мы взяли естественный отбор за шкирку и повернули его в нужном направлении. Только теперь мы можем сказать, что людьми управляет интеллектуальная элита. Только теперь занимаемый пост зависит исключительно от ума и опыта. Только теперь мы заботимся о том, чтобы новое поколение людей было значительно лучше прежнего, и генетически, и культурно, и по степени образованности. Мы дали невиданные никогда возможности для творчества и среди Слуг, и среди вас.
Я не выдержал:
– Ты создал совсем уж райскую картину. Я вижу все совсем по-другому… Почему ты здесь оказался?
– Я курирую Подмосковье и еще несколько соседних областей. В руководстве СП области возникла конфликтная ситуация, и меня попросили помочь разобраться.
– Мне неудобно разговаривать, не зная имени своего собеседника. Как тебя зовут?
– Мое имя не имеет фонетических эквивалентов в человеческих языках, – как-то высокомерно заявил наш пленник.
– То есть?
– Я общаюсь с Хозяевами телепатически, у меня есть имя на их языке, которое могут произнести только они, да еще слуги высшего класса.
– Но тебя как-то звали раньше, до прилета чужих.
– Я сменил имя. И сменил его насовсем.
– Но как-то тебя надо звать?
– Зовите как хотите, мне это безразлично.
– Хорошо, тогда я буду звать тебя обер-лакеем. Надеюсь, тебя это обидит.
Он мягко улыбнулся.
– Неужели ты думаешь, что меня можно обидеть словами? Видит бог, вы не обидели меня даже своими делами. Вы ребята вполне симпатичные, и я надеюсь, что мне удастся убедить вас заняться чем-нибудь более полезным.
– Более полезным? – молчавший всю дорогу Данилка начал заводиться. – Чем вообще у нас можно заниматься, если вся промышленность в округе умерла. Я кончил университет – и дальше что?
– И, конечно, твоя семья голодает и страдает от холода. Соседские дети ищут остатки пищи на помойках, их старшие сестры все поголовно пошли в проститутки, и только их скудные заработки позволяют всем не умереть. Так? – с иронией спросил пленник.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать. Конечно, пособие достаточно, чтобы на него прожить. Но работы-то все равно нет! Можно, правда, пойти прислуживать СП. Это – не для нас.
– То, что работы нет, это естественно. Здешние заводы работали исключительно на армию. Теперь, когда нет ни войн, ни армий, переоборудовать их на мирное производство оказалось слишком невыгодным. А пособие… До прилета чужих у меня зарплата была немногим больше, а я считал, что зарабатываю неплохо. Да найдите себе дело! Займитесь музыкой, живописью, книги пишите. В Интернете уйма сообществ, занимающихся программированием, дизайном, анимацией. Если хочешь что-то, всегда найдешь.
Даниил сменил тему.
– Я не пойму, тебя так изуродовали, а ты их во всем оправдываешь.
– Изуродовали? Да ты просто не представляешь себе, что такое – смотреть на мир МОИМИ глазами. Я могу видеть как в микроскоп или в бинокль. Я могу видеть в инфракрасной и ультрафиолетовой областях спектра. Я могу видеть электромагнитные поля. В Цитаделях я могу телепатически разговаривать с Хозяевами и Слугами высоких классов. И это все вы называете уродством?
Наступила тишина. Мы не знали, что можно сказать. Тишину нарушил сам пленник.
– Вы все-таки решили, что будете делать со мной? Я рекомендую решать быстрее, потому что меня обязательно будут искать, и скоро здесь за каждым кустом будет по жуку-солдату.
Леха ухмыльнулся.
– Мы сделаем их так же, как и тех, которые были с тобой.
Пленник усмехнулся.
– «Сделали»… Не вы их убили, а они позволили себя убить.
– С чего ты так решил?
– Эта информация вполне открыта. Покопайтесь в Интернете – найдете.
– А если сразу?
– Для ленивых объясняю. Солдаты относятся к полуразумной касте. Если рядом нет никого, кто принимает решения, они практически небоеспособны. Когда я потерял сознание, они не знали, что им делать, а ведь и одного хватит, чтобы уничтожить весь ваш отряд. Сейчас же ситуация изменится. Отдающих приказы будет достаточно для полной зачистки леса. Решайте.
Мы с Максом переглянулись. Ребята, наверное, решили бы его сразу шлепнуть, но надо было подумать о последствиях. Максу это тоже пришло в голову, и он напрямую спросил:
– Если мы тебя расстреляем, какие будут репрессии?
Тот сделал попытку развести руками, забыв о наручниках. Обычно Слуги, надо отдать им должное, говорят правдиво и открыто, но его ответ прозвучал уклончиво.
– Откуда мне знать, что придет в голову другим? Может что-то и будет.
– У вас что, нет никаких правил на этот счет?
– Правила нужны только тем, кто не в состоянии ничего сам решить, – с гордостью произнес он. – Мы принимаем решения в каждом конкретном случае. Я пользуюсь достаточным уважением, и, не исключено, что Совет примет решение предпринять какие-то действия.
– Ну что, ребята, – я поднялся на ноги, – что будем делать?
– Расстрелять его, – выкрикнул Сергей, пожалуй, чересчур громко.
Макс ответил категорическим тоном.
– Отпустить. Его смерть не принесет нам ничего полезного, но может оказаться опасной.
Сергей не отставал.
– Сколько чужих ты убил? Ты что, веришь, что они это простят?
Пленник вмешался в разговор.
– Эти полуразумные не интересуют никого. Отношение к ним – даже не как к служебным собакам. Скорее, как к скотине на ферме. Они полезны, но если гибнут – ничего страшного. Если честно, нам, Слугам высших классов и Хозяевам, вы не интересны. А я могу гарантировать, что и СП не будут вас искать.
Я, наконец, решился.
– Уходи. В спину тебе мы стрелять не будем. Но и ты должен будешь выполнить свое обещание. Макс, сними с него наручники.
Пленник поднял руки, чтобы Максу было удобнее, и коротко сказал:
– Обещаю.
– Да что же это такое! – со слезами в голосе воскликнул Сережа. – Мы чуть не обнимаемся с этой сволочью. Их надо убивать без разговоров!
– Я вижу, у тебя есть личные мотивы, – мягко сказал пленник, – может я смогу тебе как-нибудь помочь?
Из Сережи как будто выпустили всю решимость. Внезапно вспыхнувшая надежда может погубить любого, и он смотрел на нашего пленника уже умоляюще.
– Моя девушка… Ее забрали… Я не знаю, где она и что с ней…
– Имя?
– Сизова. Екатерина Владимировна.
– Сколько ей?
– Восемнадцать недавно исполнилось.
Пленник смутился. Переделанное лицо и отсутствие глаз не позволяли следить за его эмоциями, но смущение было заметно.
– Действительно, узок этот мир.
– Ты знаешь ее?
Пленник повертел головой, словно пытаясь увидеть где-нибудь нужные слова.
– Более чем знаю.
Если бы Макс не успел сбить Сережу с ног, наша история могла бы быстро закончится. Бывший спецназовец был очень опытен, и отобрать у хрупкого паренька автомат для него было несложно.
Я вздохнул.
– А соврать ты не мог?
– Мы не любим говорить неправду. Кроме того, не нужно, чтобы у него были какие-то иллюзии. Надежда – глупое чувство, как говорил один литературный персонаж.
– Ты ничего не сможешь сделать? – Сережа все-таки пришел в себя.
– Ничего. Это не в моей власти. Для того, чтобы отправить ее назад, одного моего решения недостаточно, а никто меня не поддержит.
– Почему? Разве держать людей насильно…
– Никто никого у нас не держит насильно, – перебил Сережу пленник.
– Ты хочешь сказать, что она отправилась в ваши Цитадели добровольно?
– Я хочу сказать, что ее вполне устраивает та жизнь, которую она ведет.
– Но ты можешь сказать, что видел меня?
– Это не принесет ничего хорошего.
Я решил вмешаться.
– Пообещай, что передашь ей все, что он скажет.
Пленник повернул голову ко мне.
– Ты уверен, что это нужно?
– Это просто необходимо, – я вытащил пистолет из-за пояса, и щелкнул предохранителем, – иначе ты останешься здесь.
– Он обманет, – тихо произнес Сергей.
– Не буду я вас обманывать. Добра из этого не выйдет, но я передам все, что вы считаете нужным.
– Тогда скажи ей, что я ее люблю, и мы все равно будем вместе.
Пленник вздохнул.
– Хорошо, передам.
Я встал.
– Уходи.
– Проводи меня. Я не знаю, куда вы меня утащили.
– Не ходи с ним, он тебя сдаст СП, – Макс всегда считал, что лучше перестраховаться, чем расслабиться.
– Господи, да кому вы вообще нужны! Не тронет вас СП до тех пор, пока вы вновь не выйдете на тропу войны
Я молча поманил его и пошел по направлению к базе. Он шел быстро и легко. Похоже, что он мог передвигаться по лесу быстрее нас. Через несколько минут он заговорил.
– Хорошо-то как! Я уже давно не был в лесу. Здесь такой чудесный березняк.
Лес, действительно, был очень красив. Сквозь кроны берез пробивалось солнце, и лес выглядел светлым, легким и воздушным. Мы вышли к небольшой поляне, и тут он остановился и присел.
– Что случилось?
– Земляника. Присоединяйся.
– Нам надо спешить.
– У меня дел по горло, но я никуда не спешу. Надо всегда выкраивать время для отдыха. А это – замечательный отдых.
Собирать землянику и сразу же ее есть было действительно очень хорошо. Лишь через пару минут до меня дошла вся абсурдность ситуации. Я резко выпрямился.
– Хватит. Пошли.
– Боишься простого человеческого общения? – усмехнулся он.
– Не боюсь, просто неприятно.
Остаток пути мы прошли молча. У самого конца леса он остановился.
– Я бы хотел знать, как все-таки зовут того, кто не убил меня, а выпустил.
– Чтобы было легче потом найти?
Он вздохнул.
– Это не паранойя, случаем? Мне интересен не командир отряда, а человек, с которым меня столкнула судьба.
– С чего ты взял, что командир – именно я ?
– И ежу понятно, – буркнул он.
Я не стал врать. После того, что уже произошло, это действительно было не так и важно.
– Артемом меня звать.
– Я вижу, из тебя может выйти толк. Как это мы тебя пропустили десять лет назад?
– Я сам не пошел прислуживать оккупантам.
– Ну и зря. Если надумаешь идти к нам, подойди к воротам этой базы и скажи «два-двенадцать-сорок семь», тебя доставят ко мне.
Он дружелюбно помахал мне рукой и пошел к базе. Я лег на живот и осторожно пополз вперед. Аккуратно высунув голову из большого куста, я замер от изумления. Над кубом базы висел огромный корабль. «Тарелка» была намного больше самой базы. Прямо передо мной ровным квадратом стоял отряд жуков в боевой броне. Я представил себе зачистку леса, и мне стало нехорошо. Теперь оставалась одна лишь призрачная надежда, что наш бывший пленник сдержит свое обещание, и за нами не станут охотиться. «Надежда – глупое чувство» – почему-то вспомнил я, и тихонько отполз, чтобы предупредить остальных.
Глава 2. Первый день в Цитадели.
– Два-двенадцать-сорок семь!
Я впервые стоял у ворот базы. Не скажу, что это было легким решением, и уж тем более – не моим. Сразу после операции подробный отчет вместе с содержанием наших разговоров был оставлен в условленном месте. Через два дня я получил не приказ, а просьбу – принять предложение и отправиться в Цитадель. Информации о Цитаделях у Сопротивления почти не было, и любое новое знание могло сыграть важную роль в дальнейших операциях. Я колебался неделю. Никто помочь мне не мог. Ребята, как и я сам, были в растерянности и не знали, что делать. Наконец я решился и передал командование Максу. Тот не стал отнекиваться, и я мог не беспокоиться за отряд и кинуться с головой в это авантюру.
Лейтенант СП, дежуривший на проходной базы, услышав пароль, пробежал глазами по какому-то списку, висящему прямо под окошечком, после чего открыл передо мной дверь.
– Будьте добры, пройдемте со мной. Вас надлежит сопроводить к руководству базы. К сожалению, командира нет на месте. Вы желаете говорить с его заместителем?
Конечно, я ожидал подобного приема. Куратор нескольких областей, слуга высшего класса – чересчур влиятельная фигура, и его требования должны исполняться со всем возможным рвением, но, если честно, все-таки это было приятно.
Заместитель командира извинился, что свободных катеров нет, и мне придется подождать. В небольшой комнате без окон, но с большой картиной, изображающей водопад, на стене, на столике лежала пачка иллюстрированных журналов. Я посмотрел и улыбнулся: там было почти все, что выпускается, от «Мультики, мультики, мультики!» до «Пентхауза». Выбрав «Вокруг света», я больше двух часов просидел в этой комнате.
К катеру меня сопроводил лично заместитель командира базы. Я, конечно, никогда не видел стартовую площадку, занимающую всю крышу базы. Крыша была покрыта какой-то полупрозрачной пластмассой, достаточно шершавой под ногами. Сквозь нее ясно были видны цветные полосы, определяющие направления старта и посадки. Я вспомнил все, что знал о катерах. Им был необходим небольшой разбег, и чем тверже и ровнее была поверхность, тем он был меньше. Также и с посадкой, но поверхность, на которую катер садился, была не так важна, как при старте. Я обратил внимание на то, что на пластмассе не было ни каких следов. Это значило, что или она была сверхпрочной и термостойкой, или что катера стартовали и садились очень мягко, практически не используя двигателей. Одинокий катер стоял недалеко от края площадки, носом наружу. Боковой люк был распахнут настежь. Внутри катер ничем не отличался от того, который мы сбили, только в нем не было жуков. На переднем кресле сидел один пилот, который предложил мне сесть рядом с ним и пристегнуться. Он был одет в комбинезон СП, но без знаков различия. Катер взлетел, действительно, очень мягко. Основные двигатели включились только после того, как он покинул базу. Мне вдруг стало не по себе, когда я представил, что в лесу засел такой же отряд, как и наш, и кто-то сейчас наводит ракету на катер.
– Куда мы летим?
– Вас необходимо доставить в Цитадель двадцать семь. Эта Цитадель – ближайшая к нам.
Хорошо, что не надо было лететь через полконтинента к Цитадели один. Но я мог только гадать, что будет дальше. Останусь ли я в этой Цитадели, или меня все-таки доставят в первую? А если доставят, то как? Неужели пошлют за мной космический корабль? Все вопросы вылетели у меня из головы, когда далеко впереди показалась Цитадель. Экраны катера создавали полную иллюзию окон, и Цитадель наплывала на нас. Конечно, я видел их изображения много раз, но никакое изображение не могло сравниться с тем, что было перед глазами. Полукилометровая игла, составленная из сросшихся друг с другом колонн, заострявшихся кверху, пока они не сливались в один единственный шпиль, казавшийся пронзающим небо. Зеркально-черная поверхность отражала и искажала все вокруг. Цитадель была неуязвима для любого земного оружия. Один раз, в Америке, рядом с цитаделью была взорвана машина с десятью тоннами взрывчатки. Страшный взрыв разметал все вокруг, а на Цитадели не появилось и царапины. Может быть, ядерное оружие и смогло бы уничтожить Цитадель, но добраться до него Сопротивление не могло. Цитадели и космические корабли, висящие на околоземной орбите были основой власти чужих на Земле.
Я все-таки опомнился. Слишком много у меня вопросов и никаких ответов. Разговаривать с пилотом, готовящимся к посадке – не самый разумный поступок, но, может я смогу вытянуть из него хоть какие-нибудь крохи информации.
– Вы служите в СП?
– Нет, я Слуга десятого класса.
Он повернул ко мне голову и чуть-чуть грустно улыбнулся. Я увидел, что он мой ровесник.
– Не всегда заложенные способности удается развить. Я был прилежным учеником, но не смог далеко продвинуться. Надеюсь, тебе повезет больше.
– Ты уверен, что я лечу учиться?
– Конечно. Что еще может делать в Цитадели умный на вид новичок?
– Я действительно выгляжу новичком?
– Не стесняйся этого. Все мы однажды вот так начинали – кто искал знаний, кто новой жизни, кто власти и ощущения собственной значимости. Я шел за новой жизнью, непохожей на прежнюю, а за чем идешь ты?
– Не знаю. За знаниями, наверное.
Катер, кажется, замедлил ход. Мы уже подлетели вплотную к цитадели примерно на высоте ее середины. Вблизи она выглядела так, что захватывало дух. Мне пришла мысль о бесплодности всех наших попыток бороться. Цитадель подавляла, человек казался ничтожным по сравнению с ней. Дело было не столько в размерах, сколько во внешнем виде, абсолютно чужом и зловещем. Я все-таки попытался получить хоть еще какие-нибудь сведения.
– Слушай, а катерами управляют только Слуги?
– А как же иначе? Этим троглодитам из СП нельзя доверить ничего, сложнее каменного топора. Анекдоты про ментов слышал?
– Слышал, но я думал, что теперь-то положение улучшится.
– С чего? Умные ушли в Цитадели. А кто остался-то?
Я решился задать самый интересующий меня вопрос.
– А как полеты, безопасны? Сопротивление не обстреливает?
– Да нет. Я знаю, в районе вашей базы один катер сбили, но больше ничего такого не было.
На боку Цитадели открылся люк. Катер мягко влетел в него. Кажется, двигатели отключились еще до этого. Касание было почти незаметным. Люк катера распахнулся.
– Ну, вот и приехали, – с видимым удовольствием сказал пилот. – Давай, выходи.
– А ты?
– А у меня впереди еще долгий маршрут. Счастливо!
Я вымучено улыбнулся ему в ответ и выбрался из кресла. Выходить из катера было удобно, удобней, чем из машины. Дверь позволяла проходить в полный рост. Я перешагнул порог, оказался на небольшом пандусе, который составлял одно целое с полом, и огляделся. Я находился в ангаре размерами где-то пятьдесят на пятьдесят и почти такой же высоты. Макс заставлял нас измерять расстояния на глаз, и я был уверен в своей оценке. Меня уже ждали: от дальней стены ко мне шел человек моих лет или чуть постарше, одетый не в надоевший комбинезон СП, а в простые брюки и светлую рубашку.
– Добро пожаловать в Цитадель, Артем! – сказал он мне. Руки он не подал. – В Цитадели один Вас уже ждут. Пойдемте, я провожу.
Мы вышли из ангара через небольшую дверь, и я впервые оказался внутри Цитадели. Не считать же ангар, покрытый тем же материалом, что и крыша базы СП Цитаделью? Внутри не было ничего такого необычного. Все выглядело, как хорошо обустроенный офис: ковровое покрытие с геометрическим узором на полу, кожзаменитель на стенах, неярко светящийся потолок. На дверях были таблички с номерами, на стенах – указатели «Лифт», «Лестница» и еще что-то в том же духе. Лифтовых кабинок было штук десять, я не успел сосчитать все. Вместо обычных кнопок с номерами этажей, внутри маленькой кабинки, пожалуй, поменьше, чем в домах, была панель с надписями. Там были названия или номера секций и центров. Мой сопровождающий приблизил палец к надписи «Транспортный центр», но не нажал на нее. Я не понял, двигался ли лифт вверх или вниз: ускорения не чувствовалось. Ехали мы меньше минуты. Когда двери открылись, мы оказались в таком же в точности коридоре. С левой стороны над большой дверью висел светящийся указатель «Транспортный центр». Двери центра распахнулись перед нами автоматически, и мы вошли в небольшой тамбур с пультом управления.
– Входите в транспортную зону, я доставлю вас на место, – обратился ко мне сопровождающий и остановился у пульта. Я вошел через услужливо распахнувшиеся двери в круглую комнату высотой метра в три. Стены, пол и потолок были одинаково светло-бежевого цвета. Внезапно этот цвет изменился на светло-голубой. Из динамиков сверху раздался голос:
– Соколов Артем Андреевич?
– Да, – ответил я.
– Проходите.
Я вышел назад через ту же дверь. Тамбур был уже пуст, я вышел в коридор и распахнул рот от неожиданности: коридор был другой. Нет, его конфигурация была такой же, но обивка стен имела другой оттенок. До меня наконец-то дошло, что это был за транспортный центр: меня каким-то образом за долю секунды перекинуло через полконтинента. Двери лифта бесшумно открылись, и мне навстречу вышел наш недавний пленник – руководитель этой Цитадели. Он был одет в комбинезон, отдаленно похожий на тот, что носили сотрудники СП, но черного цвета. Меня поразил его внешний вид. Там, в лесу он был каким-то растерянно-нахальным. Здесь же, в своей Цитадели, его фигура просто излучала уверенность и силу.
– Здравствуйте, – это вырвалось у меня само.
– Здравствуй, – ответил он с легкой улыбкой, – пойдем со мной, и запоминай дорогу. Схему Цитадели ты получишь, но лучше запомнить, чем долго рыться в картах.
Я вошел вслед за ним уже в другую кабинку. Его пальцы легко порхнули над панелью, почти дотронувшись до надписей «Командный центр» и «Секция 1».
– Нажимать необязательно, достаточно поднести палец, – пояснил он.
Мы вошли в кабинет с номером, как нетрудно было догадаться, один. Там оказался стол, пара диванов, кресла и шкафы – как в хорошем гостиничном номере. Дверь в соседнее помещение была почти не видна между деревянных панелей. Он уселся в кресло и кивнул на один из шкафов.
– Налей себе что-нибудь. Это помогает расслабиться и лучше думать.
Я послушно подошел к шкафу и открыл его. Внутри оказалась уйма бутылок с соками. Полкой ниже стояли бутылки с наклейками «Кофе» «Чай» «Какао». Я невольно улыбнулся.
– Мы находимся вовсе не в детском саду, – подал голос хозяин кабинета. Он, похоже, прочел мои мысли. – Но для серьезного разговора лучше не использовать алкоголь, а выбрать что-нибудь освежающее. Подай, пожалуйста, бокал и яблочного соку.
Я выполнил его приказ, и взял себе кофе со сливками.
– Садись на диван, ставь кофе на стол, – сказал он мне, – разговор будет долгим.
– Все-таки как Вас называть? Ведь не все могут говорить с Вами телепатически.
– Ко мне приклеилось прозвище Безымянный, можешь называть меня так. Это удобней, чем придумывать что-то свое, потому, что все поймут, про кого ты говоришь.
Я попытался перехватить инициативу в свои руки.
– Я все-таки не пойму, что заставило Вас предложить мне, участнику Сопротивления, обучение у себя?
– Я могу довольно точно определять уровень человека по тому, как он говорит и ведет себя. После обучения ты достигнешь пятого-шестого класса, а это немало. Мне бы не хотелось упустить способного человека, – он усмехнулся: – А что заставило тебя принять мое предложение: желание стать Слугой или приказ начальства?
Я стиснул зубы. Он усмехнулся опять.
– Можешь не отвечать, я же прекрасно знаю, что ты выполняешь задание. Меня это совершенно не волнует. Обучение всегда заключается не в механической передаче знаний, а в создании образа мышления. Не зря Ломоносов говорил: «Математику уж затем изучать надо, что она ум в порядок приводит» Когда ты закончишь учиться, ты будешь смотреть на многие вещи по-другому. Только не бойся: здесь тебе не будут насильно «промывать мозги», тебя не будут кормить наркотиками или гипнотизировать. Нам нужны люди: здоровые, умные, талантливые. С первого взгляда видно, что ты из таких. Ты сможешь принести пользу и нам и всему человечеству. Твое смешное партизанство – всего лишь следствие неправильных исходных предпосылок. Когда ты будешь больше знать, ты по-другому оценишь все происходящее.
– А что мне говорить о себе? Тут, я думаю, одна молодежь, и я буду выделяться среди них.
– Говори правду о себе. Ты, действительно, выделяешься среди остальных сокурсников. Одной особенностью больше, одной меньше, какая разница?
– Что, так и говорить «я командир партизанской группы движения Сопротивления и здесь нахожусь с разведывательными целями по приказу командования»?
Он фыркнул.
– Молодец, действительно быстро соображаешь. Один из американских политиков учил молодых коллег: «Всегда говорите правду. Говорите только правду. Никогда не говорите всю правду». Кто тебя заставляет говорить о каких-то заданиях? Это выглядит нелепо, будто ты Штирлиц какой-то. А ты говори, что ты был командиром партизанской группы, но согласился на мое предложение, допустим, из любопытства или, почему бы и нет, чтобы узнать о наших слабых местах. И то и другое правда, не так ли?
Я молча кивнул. Он буквально подавлял меня. Я начал понимать, что его слова об интеллектуальной элите там, в лесу, не были хвастовством.
Он отпил сока из своего бокала и продолжил.
– Здесь мы учим молодежь лет восемнадцати-девятнадцати. Обычно люди постарше проходят обучение в других Цитаделях, но я предпочитаю сам иметь дело с теми, кто мне понравился. Поэтому сегодня-завтра для тебя будет подготовлен индивидуальный план обучения. У тебя высшее техническое образование. С одной стороны, это хорошо, потому, что ты уже вполне привык учиться, с другой – плохо. Тебе придется расстаться со многими студенческими привычками, а также забыть почти все, чему научился раньше.
Только сейчас до меня дошло, что обо мне уже все знают. Там, в транспортном центре, когда меня назвали по фамилии, имени и отчеству, я не обратил на это внимания, потому что был чересчур взволнован и полон новых впечатлений. Но сейчас мне стало нехорошо: а что, если сейчас началась облава на наш отряд? Безымянный вновь будто прочитал мои мысли.
– Если ты беспокоишься о своем боевом братстве, то не волнуйся. Специально никто на них охотиться не будет, но случайно могут подстрелить во время очередной вашей операции. Это все-таки война.
– Я начинаю верить в чтение чужих мыслей, – буркнул я.
– У тебя на лице написано все, о чем ты думаешь. Надо только уметь это прочитать. Кроме того, ты у меня не только не первый новичок, но и не первый подпольщик. До тебя было уже двое, но, правда, командир группы мне еще не попадался.
– И что, – спросил я, – они оба стали предателями?
Он поморщился.
– Почему предателями? Когда они достаточно узнали о том, что происходит в мире, они изменили свои взгляды и нашли более достойное место в жизни.
– Не надейтесь, я останусь таким, какой есть.
– «Надежда – глупое чувство». Я уже говорил это. И могу сказать, что я не надеюсь. Я знаю. Человек непрерывно меняется – всю свою жизнь, иначе не было бы никакого развития. Сегодня ты не тот человек, что был еще позавчера. Пусть разница между тобой сегодняшним и позавчерашним ничтожна, но она уже есть. Ты не знаешь, каким ты можешь стать через год, а я знаю. Я видел много людей в начале обучения и в конце. Цитадель даст тебе знания, научит ими пользоваться, усилит твой интеллект. Что делать с этим – решать тебе самому. Этот выбор будет твой – и только твой. Но выбирать будет не тот, кто пришел ко мне сегодня, а тот, кто закончит свое обучение.
Я промолчал. Спорить было бессмысленно, но я не собирался меняться до неузнаваемости, что бы мне ни говорили.
Безымянный вернулся к текущим делам.
– Сегодня, да и завтра тоже, отдыхай, приспосабливайся к новым условиям. Сегодня ты привыкнешь к своей комнате, ужин тебе принесут. А завтра тебя возьмут за ручку и проведут по всем местам, в которых тебе нужно будет побывать – я распоряжусь. В лифте выберешь «Центр проживания», «Секция 4». Номер твоей комнаты – 18. На столе лежит брошюра, прочитай ее. Иди.
Я одним глотком допил кофе, встал, повернулся и вышел. Как я понял, лифт здесь работал как в любом учреждении, вызываясь одной кнопкой, а приезжала ближайшая свободная кабинка. Только выбрав нужные центр и секцию, я заметил, что выбранные надписи начинают еле заметно светиться. Когда двери лифта открылись и вышел, мне навстречу шел жук. Я смог рассмотреть его очень хорошо. Если солдаты похожи на лесных клопов, только темно-коричневых, этот был похож на огромную жужелицу, только шоколадного цвета. Шесть членистых ног росли не из головогруди, как у земных, а были распределены по всей длине туловища: первая пара – рядом с головой, вторая – посередине туловища, третья – ближе к концу округлого брюшка. Довольно длинные рукочелюсти были сложены под головой. Яркие фасеточные глаза сверкали и отражали свет как драгоценные камни. В отличие от земных насекомых, фасеток было немного, может быть, десятка два. Мне показалось, что именно такого Макс застрелил в шлюпке. Жук шел быстро, но совершенно бесшумно. Он посторонился, чтобы не задеть меня, и прошмыгнул в уже закрывающиеся двери кабинки из которой вышел я. Я остановился поглядеть, как жук длиной более полутора метров разместится в тесном лифте. Жук легко встал на задние лапки, слегка придерживаясь за стенку, и взмахнул рукочелестью над пультом управления. Двери закрылись, а я пошел дальше.
Свою комнату я нашел не сразу. В поисках номера 18 пришлось пройти по коридору сначала в одну сторону, потом в другую. На двери не было замка, только поворачивающаяся ручка. Я решительно надавил на нее, и дверь открылась. Войдя в маленькую прихожую, я осмотрелся: две двери, одна прямо, другая направо, шкаф во всю левую стену, обычного вида выключатель на стене. Я был слегка разочарован: ничего необычного, ультрасовременного. Даже неяркая бежевая краска на стенах и дверях казалась знакомой. Я включил свет, закрыл за собой дверь и приступил к исследованию своего на ближайшего время жилья. За дверью справа скрывался обычный совмещенный санузел: унитаз и здоровенная ванна. Стены и пол были выложены кафелем. Подойдя к ванной я присвистнул: на дне виднелись отверстия для гидромассажа, а в самой ванной легко можно было утонуть: длиной она была не меньше двух метров и соответствующих пропорций. Кроме кранов холодной и горячей воды там были еще какие-то регуляторы и, что особенно поразило меня, термометр. Между ванной и унитазом на стене висел шкафчик, набитый шампунями, лосьонами и прочей косметикой. Сбоку на вешалке висело несколько полотенец разного вида – как в гостинице. Мне приходилось жить в гостинице – в Питере, еще до появления пришельцев, и сходство было весьма велико. Правда в гостинице такой ванны тогда не было.
Налюбовавшись ванной, я перешел к другой двери. За ней находилась жилая комната метров пять на три, стены которой были выкрашены той же бежевой краской. В комнате было светло от большого окна в короткой стене. Подойдя к окну и отдернув занавеску, я вновь присвистнул: за окном был вид на какой-то горный пейзаж. Присмотревшись, можно было разглядеть, что это – искусно сделанная голограмма. Я не сомневался, что голограмму можно сменить на другую: о таких вещах в научной фантастике не писал только ленивый, а, значит, можно было придумать, как это реализовать. Вид гор (кажется, это были Альпы) почему-то раздражал меня и я задвинул занавески.
Широкий диван рядом с лже-окном уже был застелен и сверху накрыт покрывалом. На диване вполне могли спать и двое – не слишком толстых. Сам он был не очень мягким и приятно пружинил подо мной. Посидев на диване, я продолжил свое ознакомление. Напротив дивана располагался письменный стол с компьютером. Дома компьютер всегда был моей любимой игрушкой, и, не удержавшись, я щелкнул кнопкой включения на корпусе. Ничего особенного или удивительного я не увидел: компьютер как компьютер, никакой полезной информации, кроме обычных программ. Ни музыки, ни фильмов, ни книг, ни, тем более, игр. Компьютер я оставил включенным.
Между диваном и дверью располагались два кресла и журнальный столик между ними. На столике лежала брошюра, о которой говорил Безымянный. Ее чтение я отложил на потом. За дверью одного из многочисленных шкафов оказался небольшой холодильник, забитый фруктами и овощами в пакетах, какими-то коробочками. На дверце стояла целая батарея бутылок с минеральной водой и соком. За соседней дверью отыскался бар, а под ним скрывалась микроволновая печь, еще ниже – посуда.
Следующий шкаф был забит одеждой: на вешалке висели пара костюмов, черно-желтый комбинезон, рубашки и брюки. На полках лежало всякое белье. «С волками жить – по-волчьи выть», стало быть надо переодеться и ходить как все. Как и следовало ожидать, одежда была впору. Я сменил все, вплоть до носков. Вытащив из кармана старых брюк сотовый телефон, я со вздохом разочарования отметил, что он не находит никакую сеть. Значит, я остался без средств связи, а телефон стал почти ненужным. «Почти» потому, что я собирался использовать его как часы, будильник, записную книжку, ну, и как игрушку – мало ли что. Теперь стоило заняться брошюрой. Но, предварительно, следуя принципу вытья по-волчьему, я вытащил бутылку армянского коньяку, соответствующий бокал. В холодильнике отыскались и лимон, и черная икра. Порезав лимон на блюдце, я положил на ломтики икру. Вроде так это делают. Даже если бы оказавшийся рядом гурман и разругал приготовленное мной, это должно быть вкусным. Я расставил всю эту красоту на журнальном столике и сел в кресло. Глотнул из бокала, съел ломтик лимона с икрой, и только после этого раскрыл брошюру.
Глава 3. Осваиваюсь.
«Уважаемый коллега!
Теперь Вам необходимо узнать об особенностях жизни в Цитадели. То время, которое Вы проведете здесь, должно оказаться не только полезным, но и приятным. Сразу же хотим Вас успокоить: здесь все бесплатно и ничего не запрещено. Вы можете брать что Вам угодно, не стесняясь, и ходить, где вздумается. Если в каком-то месте Вы можете по незнанию причинить себе вред (такие места есть в каждой Цитадели), Вы просто не сможете открыть дверь туда. В начале обучения доступ в Транспортный Центр пока закрыт, он откроется для Вас несколько позже. Ваша комната является только Вашей, и никто не может в нее войти. Для входа надо повернуть ручку на двери, а она настроена только на Вас.
Завтраки, обеды и ужины проводятся в столовой, общей для всех курсантов. Но Вы можете брать еду с собой, если хотите поесть у себя. В столовой Вы можете выбирать, что хотите, если врач не даст никаких рекомендаций. Не стесняйтесь брать понравившуюся Вам еду или спрашивать то, чего не приготовлено. Если это возможно, то Ваше пожелание будет учтено. Не забывайте: Вы должны жить с комфортом, чтобы ни на что не отвлекаться от учебы.
Витаминизированные коктейли пить ОБЯЗАТЕЛЬНО, даже если они не нравятся Вам на вкус! Они необходимы для стимуляции памяти и мозговой деятельности. Без них Вы не сможете эффективно обучаться.
Столовая является лишь частью Центра Обслуживания. Не менее важные его части – Медицинская Секция, Спортивная Секция и Магазин. Не стесняйтесь обращаться в Медицинскую Секцию даже «по пустякам». В здоровье пустяков нет! Плохое настроение, общая усталость, беспричинная тоска – все это может быть симптомами каких-нибудь серьезных проблем.
Ежедневные занятия в Спортивной Секции обязательны для всех. Поддержание себя в хорошей форме – обязанность каждого обучающегося или работающего в Цитадели. Выбирайте, что Вам по душе, если врач не дал каких-то рекомендаций.
В Магазине Вы можете выбрать необходимые Вам вещи. Вся одежда здесь – одноразовая, поэтому прачечные и повторное использование не предусмотрены. Использованную одежду и постельное белье приносите в Магазин и отправляйте в утилизатор. Новую одежду нельзя получить сразу, а только на следующий день после заказа, потому что ее необходимо сделать по Вашим размерам.
Компьютер в Вашей комнате включен в общую сеть Цитаделей. Он не имеет возможности выхода в сеть Интернет. В Магазине Вы, возможно, найдете то, что посчитаете нужным установить на него. Если чего-то не найдете, – заказывайте. В точности также Вы можете заказать то, чего в Магазине нет из других вещей. Не стесняйтесь заказывать вещи для своего удобства.
И, последнее. Вы уже знакомы со своим куратором. По всем вопросам обращайтесь к нему. Он назначен Вам специально для разрешения Ваших проблем.
Удачного обучения!»
Остальная часть брошюры представляла собой план Цитадели. План был составлен по этажам. В принципе, он был не нужен, так как система лифтов позволяла легко и быстро добраться до нужного места двумя взмахами руки.
Если мой куратор уже должен быть назначен, то им, наверное, стал Безымянный. С одной стороны, это было хорошо – от него можно было получить интереснейшую информацию, но он был слишком проницателен и безапелляционен, чтобы получать удовольствие от общения с ним.
От раздумий меня отвлек стук в дверь. Я вышел, чтобы открыть, и удивленно остановился на пороге. У моей двери стоял парень в черно-синем комбинезоне. Рядом с ним был жук, такой же, как встреченный мной в коридоре. Рукочелюстями он держал поднос с едой.
– Привет! – сказал парень. – Я тебе ужин принес. Заодно, и просвещу тебя немного.
Жук, приносящий мне еду – это как-то не совсем укладывалось в мои представления об инопланетянах.
Видя мою растерянность, парень взял у жука поднос и с улыбкой сказал:
– Ну, что, пустишь к себе?
Я растерянно пододвинулся, и он прошел внутрь, открыв дверь в комнату ногой. Жук развернулся и припустил мелкой рысью к лифтам, на ходу складываю рукочелюсти.
В комнате парень уже поставил поднос на стол, сдвинув мое хозяйство в сторону.
– Молодец, времени зря не теряешь, – похвалил он. – Меня зовут Всеволод, можно просто Сева .
– Артем, – я протянул ему руку.
– Начинаем просвещение, – сказал он, не обращая внимание на мою повиснувшую в воздухе руку. – У каждого народа свои приветствия. Американцам надо показать все свои зубы, у европейцев, в отличие от нас, руки пожимают и мужчины и женщины, а если мы поглядим на Восток... По японским традициям и мне, и тебе при виде Безымянного положено становиться на колени и кланяться до земли. Не буду упоминать об экзотике. Говорят, в какой-то Цитадели есть натуральный папуас, и он рассказывал чудеса про приветствия своего племени и соседей. Потому-то мы и отменили традиционные приветствия до той поры, пока не придумаем новые, удобные и приятные для всех.
– Понял, – лаконично сказал я и убрал руку.
– Ты ешь, не обращай на меня внимания, – сказал он, садясь в другое кресло. – Я займусь кое-каким ремонтом.
Он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Я не стал задавать ему вопросов: время для этого еще наступит, а поесть надо сейчас. Больше половины суток без еды и в постоянном напряжении – это вам не шутка. Еда была не совсем привычная, но вкусная: густой ароматный бульон, вырезка в какой-то острой подливке, кофе с пряностями. Кофе мне не понравился, но голод – не тетка, и я выпил и его. Кроме этого всего, на подносе был небольшой пластиковый стаканчик, до половины наполненный светлой жидкостью. Она пахла лекарствами, и я понял, что это и есть витаминный коктейль. Он оказался терпким и горьковатым, вполне сносным на вкус. Сева, похоже, внимательно следил за происходящим, потому что открыл глаза сразу же, как только я закончил есть.
– Я здесь ремонтник, – пояснил он, не дожидаясь моих вопросов, – командую толпой жуков третьей низшей касты.
– Я, в общем-то, совсем по-другому представлял себе взаимоотношения людей и инопланетян.
– Да уж, – он сочувственно кивнул головой, – представляю, каких глупостей ты мог наслышаться. Все совсем не так, Артем. Не знаю, как уж общаются Высшие с жуками первой высшей касты, а мы имеем дело только с низшими. С третьей высшей кастой ты скоро встретишься: их несколько штук преподают математику, физику и химию. Существа тихие и безобидные, я бы даже сказал, забитые. Отбарабанят лекцию, ответят на вопросы, если они есть, и быстренько убираются. Жуки четвертой высшей касты есть в Магазине. С ними удобней, чем с компьютерами: ничего, что надо, не забывают и все вовремя напоминают. А низших каст тут полно. Тебе на лекции расскажут о них поподробнее, а мне это скучно.
– А как ты ими командуешь?
Вместо ответа он повернул голову и взъерошил волосы: повыше правого уха в коже блеснул металл.
– Это антенна. Я отдаю приказы телепатически и получаю информацию так же.
– А какую информацию?
– Что видят, что слышат, что чувствуют. Без этого нельзя. Они исполнительны, но очень тупы и лишены инициативы. Сами они могут только жрать. Вот тут для них приказы излишни! А если надо что-то починить, за ними надо внимательно следить.
– Неужели тут бывают аварии?
– Аварий не бывает, но мы же здесь живем. Засоряется канализация, ломаются краны, портятся прокладки. Катера царапают пол в ангаре, во время пиковых нагрузок трескаются трубы охлаждения. Работы не то, чтобы много, но она постоянная.
– А зачем надо использовать жуков? Не лучше ли занять на это людей?
– А зачем людей-то? С такой работой даже жуки справятся. Они все равно на большее не годятся. Люди занимаются более важными вещами. Я один управляюсь со всем, а без жуков тут нужно человек двадцать.
– Жуки работают лучше людей?
– Да. Они сильнее, выносливее, лучше видят и слышат. Если ими хорошо командовать, они работаю просто замечательно.
Он на секунду замер, прислушиваясь к чему-то, слышимом только ему одному.
– Вот тупая тварь! – возмущенно сказал он. – Пойду, разберусь сам. Завтра утром я тебе завтрак принесу, а потом прогуляемся по Цитадели. Посуду и поднос выкини – они одноразовые.
Он встал с кресла и быстро вышел из комнаты, оставив меня одного. Я оказался в смешном положении: делать было нечего, а времени было еще только половина седьмого. Гадать о ближайшем будущем было глупо, а обдумывать – нечего. Единственной новой информацией было подчиненное положение жуков низших каст по отношению к Слугам. Что я знал о пришельцах вообще?
Жуки прилетели на Землю около пятнадцати лет назад, посадив маленькую «тарелку» на площади перед зданием ООН в Нью-Йорке. Они предложили состав нескольких сплавов в обмен на открытие дипломатического представительства при ООН. Примерно через пять лет на Землю обрушился десант жуков-солдат. Некоторые страны сопротивлялись, некоторые капитулировали сразу же. Результат был, в обоих случаях, один: правительства были свергнуты, законы изменены под единый стандарт, введена новая единая валюта. Жуки объявили себя Хозяевами и начали строить свои Цитадели. Рядом с Хозяевами с первой минуты были Слуги, выступающие в качестве переводчиков и посредников между ними и людьми. Министерства внутренних дел и спецслужбы были преобразованы в Силы Правопорядка. Многие отказались прислуживать оккупантам, но многие остались. Жуки ликвидировали запасы оружия и боеприпасов, мы смогли спасти совсем немного. Когда Цитадели были закончены, жуки убрались с Земли. Их корабли не обнаруживались радарами, но они оставались где-то на орбите. Я сам видел один такой корабль несколько дней назад. Мы всегда рассматривали Слуг как слуг, прислуживающих своим хозяевам. Теперь выясняется, что, оказывается, большинство жуков в Цитаделях не просто подчиняются людям, но и выполняют черновую работу. Но это низшие касты. А как с высшими? Я постарался выкинуть мысли об этом из головы, чтобы не строить выводы на неверных предпосылках. Так что меня выручил телефон с несколькими играми.
Многие жалуются, что не могут заснуть на новом месте. Мне это всегда удавалось легко, но от обилия впечатлений я не мог заснуть. Может быть, так на меня подействовал коктейль. Уснуть мне удалось только часа в два, что было особенно некстати: я не знал распорядка дня, почему-то он не был упомянут в брошюре, поэтому вставать надо было рано. Проснувшись в шесть, я чувствовал себя совершенно разбитым. Тем более было обидным появление Севы в половине девятого. Он опять пришел в сопровождении жука, несущего поднос.
На этот раз он принес салат, булочки с маслом, шоколадное печенье и какао. Тут же был и непременный коктейль. Теперь, я сначала выпил его, а потом стал есть. Это оказалось правильным решением. Как только я проглотил светлую терпкую жидкость, я сразу же почувствовал бодрость. Сонливость и усталость как рукой сняло. Я даже почувствовал аппетит. Сева наблюдал за мной с легкой улыбкой.
– Какой-то ты вялый. Плохо спал?
– Да, – ответил я в перерыве между двумя глотками. – То ли коктейль на меня так подействовал, то ли переволновался вчера.
– А ты не волнуйся, – серьезно сказал он. – Ничего страшного с тобой здесь не случится. Здесь хорошо, лучше, чем ты можешь себе представить. Ешь быстрее, нам предстоит долгая прогулка: Цитадель большая.
– Ты проведешь меня по всей Цитадели?
– Да. Со мной можно проходить куда угодно. Я же ремонтник.
– Ты часто устраиваешь такие экскурсии?
– Я люблю водить новичков по Цитадели. Обычно вас привозят группами, но с тобой одним мне интереснее. Тем более, ты – не мальчишка. У тебя кто куратор?
– Я не знаю, мне не сказали. Наверное, сам Безымянный.
– Он очень редко берет кураторство над учениками. Откуда ты взялся? В твоем возрасте ты уже должен иметь класс.
Я решил проверить на нем свою легенду.
– Еще вчера утром я был участником движения Сопротивления.
– Значит, куратор у тебя, действительно, Безымянный, – утвердительно сказал Сева, не выказав никаких эмоций. – Он любит перевоспитывать. Ты как, партизанил или просто был агентом где-то?
– Я командир партизанской группы, – с гордостью ответил я.
Он хрюкнул.
– Ну, пошли, партизан, – сказал он с легкой иронией, поднявшись с кресла.
Сначала мы пошли в огромную столовую. Она была уже почти пуста.
– Тут может разместиться тысяча человек одновременно, – пояснил мой проводник.
– Здесь так много учеников?
– Человек восемьсот. Мы придерживаемся мнения, что всегда надо иметь резервы.
Магазин, напротив, оказался совсем небольшим. Он состоял из нескольких десятков компьютеров, на котором набираются заказы на одежду и обувь, выбирая модели и расцветки. Размеры всех людей в Цитадели были заложены в базу данных заранее. Кроме компьютеров там был еще один человек в компании нескольких жуков. Они походили на огромных божьих коровок бурого цвета и с гребнями на панцире.
– Тебе ничего не надо? – спросил меня Сева.
– Может быть, пару компьютерных игр... Они не запрещены?
– Да ты что! – возмутился он. – Какие могут быть запреты? Если они нужны тебе как гимнастика для ума или тренажер для реакции – кто их запретит?
Услышав наш диалог, молодой человек, гораздо моложе меня, сидевший за столом, встал и подошел к нам. Свой стол он обогнул одним изящным движением гибкого тела. Я с завистью поглядел на него: дома я вечно ушибался о края мебели или ронял вещи на пол.
– Новичок... – произнес он ласково, глядя на меня. – Ну, что будешь выбирать?
– «Цивилизацию» последнюю и какую-нибудь стрелялку... Типа «Дума»...
– Не слышал о последней версии? Там можно командовать жуками-солдатами.
Я слегка скривился при упоминании о жуках. Это входило в их общую стратегию: создавать положительный образ оккупантов.
– Предпочитаю стрелять сам, не поручая это другим, особенно компьютерным персонажам.
– Там и самому можно воевать. И использовать оружие жуков, адаптированное под человека. Ребята, кто знает, говорят, все характеристики подобраны точно.
Я заинтересовался этим. Об инопланетном оружии рассказывали много, и попробовать его, пусть даже в игре, было очень интересно.
– Да, пожалуйста, последнюю версию.
Он замер на долю секунды а затем сказал:
– Зайди завтра, после обеда. Утром привезем вместе с другими заказами. Сева, – обратился он к моему спутнику, – погляди, еще один человек потерян для мира.
– Что, неужели все так трагично?
– Еще как! Ребята, которые уже взяли этот «Дум» пропали.
– Совсем пропали?
– Совсем. Мне говорили, одному уже сделали замечание за непосещение Спортивной Секции.
– Тяжелый случай в нашей практике, – вздохнул Сева, уходя из Магазина.
Я последовал за ним.
Спортивная Секция поразила своими размерами. Я обходил эту красоту с раскрытым от удивления ртом. Бассейн олимпийского размера с вышкой для прыжков, зал с паркетным полом для баскетбола, волейбола и футзала, гимнастический зал, тренажерный зал, зал для бокса и боевых искусств... Похоже, к спорту здесь относились всерьез.
– Даже не знаю, чем мне тут заниматься. Глаза разбегаются, – пожаловался я Севе.
Тот пожал плечами.
– Если раньше ничем не занимался, начни с простых тренажеров. Эллиптический тренажер – отличная штука. Все мышцы себе проработаешь.
В Медицинскую Секцию мы заходить не стали. Причин пока вроде не было. Сева, впрочем, настойчиво рекомендовал мне сходить сюда после обеда, пройти полную диагностику.
– О себе до конца никогда не знаешь, – наставительно говорил он. – Тут таких болячек найдут – не поверишь. У меня нашли целый список недугов, а я-то, балбес, считал, что обладаю идеальным здоровьем. Но меня вылечили от всего недели за две. И я стал себя чувствовать так хорошо, как никогда раньше.
Я тоже считал, что обладаю идеальным здоровьем, но совету решил последовать: когда еще такой шанс выпадет.
Мы прошли мимо аудиторий, где велись занятия. Обычно учащиеся делились на постоянные группы, но у меня был намечен индивидуальный план, а это значило, что я буду присоединяться к разным группам на разных лекциях. Это меня вполне устраивало: в группе всегда возникают приятельские отношения, а мне это было совершенно ни к чему. Честно говоря, я не собирался задерживаться здесь надолго. Получить побольше информации и быстро свалить оттуда – вот каков был тщательно обдуманный план. Другое дело, что жизнь всегда вносит во все свои коррективы, и в тот момент я был к этому не готов.
Комнаты учащихся, преподавателей, технического персонала занимали значительную часть Цитадели. Судите сами: запланированная тысяча учеников, да преподаватели, да такие как Сева... Итого тысяча с четвертью комнат. Все они были одинаковые, кроме преподавательских, в которых имелась специальная комната для бесед. В такой я уже был у Безымянного.
Транспортный Центр и ангар катеров я уже видел и отказался туда идти. А вот в служебных помещениях было очень интересно. Туда нельзя было попасть на обычных лифтах, а только на специальных, размещенных в служебных помещениях на каждом этаже. Рядом с ними проходила аварийная лестница. Мы поднялись по ней этажа на три вверх, «чтобы проникнуться духом Цитадели и осознать всю тяжесть работы ремонтников», как высокопарно сказал Сева. Дальше «осознавать» и «проникаться» мы не стали и спустились вниз на лифте. Цитадель полностью размещалась на поверхности земли. У ней не было никакого подвала, только фундамент. Прямо под ней была пробурена артезианская скважина, питавшая чистой водой все службы. Воды потреблялось совсем немного, потому, что вся система работала в замкнутом цикле.
– Не тошнит? – участливо осведомился Сева, рассказав о том, что питьевая вода – это вода из канализации, прошедшая очистку.
– Да нет, – рассудительно ответил я. – Раз все, включая начальство, эту воду пьют и не жалуются, значит, она, действительно, хорошо очищена.
– Ну и чудненько. А то бывало, мальчики ходили после моего рассказа в шоковом состоянии.
– А нужно было им это рассказывать?
– Мы очень не любим скрывать информацию, особенно о жизни в Цитадели.
Это было похоже на слова Безымянного, сказанные в лесу. Кажется, они не врали и правда была основой их жизни. Это мне понравилось: я смогу узнать все, что мне нужно.
В основании Цитадели находился термоядерный реактор, снабжавший Цитадель электроэнергией в избытке. Он никогда не работал на полной мощности.
– Эта Цитадель находится в глухой тайге. А почему другие, находящиеся вблизи крупных городов, не снабжают их электричеством?
– Больше всего энергии уходит на Транспортный Центр. Телепортация требует очень много энергии. Если телепортацией пользоваться непрерывно, реактор придется запускать на полную мощность. Если же он будет в это время снабжать энергией еще кого-нибудь, этих пользователей придется отключить, что нежелательно. Лучше пусть Цитадели останутся сами по себе, не подключенными к общим сетям.
– Реактор безопасен?
– Вполне. Мы же стоим, облокотившись на его кожух. Радиации нет, а электромагнитные поля экранируются силовыми. Силовые поля питаются от резервных аккумуляторов, и, если случится авария, реактор отключится раньше, чем эти поля.
Выше реактора размещался цех по производству одежды и обуви. В нем никто не работал, со всем управлялась автоматика. Нельзя сказать, что работа шла интенсивно. Часть машин стояла без дела. Еще выше, в похожем цеху, синтезировалась пища. Если знание о том, что содержимое стаканов приходило из канализации, могло вызвать шок, то к чему могла привести информация об исходном сырье для производства пищи? Ладно бы ее синтезировали, допустим, из нефти или газа. Сюда шло то, что оставалось после удаления воды из отходов! В Цитадели не пропадал зря ни грамм вещества. Любая органика, попавшая внутрь, многократно проходила через организмы людей до тех пор, пока не усваивалась без остатка. Шок не шок, но это было достаточно неприятно.
– Ну, ладно, – задумчиво сказал я, – я человек взрослый, смерти в глаза пару раз посмотрел. Меня не проймешь даже содержимым ночного горшка в тарелке, благо после переработки и синтеза, там оказывается говядина. А что молодые, воспитанные на том, что экологическая чистота – самое важное в продукте?
– Приходится читать лекцию об исходном сырье, которое используют растения и животные для синтеза той же говядины. Большинству помогает, некоторым приходится успокоительное пить.
– Оно здесь же производится?
– А где же еще!
Мы слегка посмеялись над этим. Сева отвел меня и регенерационный зал, где воздух очищался от углекислого газа и насыщался кислородом. Там же был устроен и основной центр воздухопроводов. Вместо вентиляторов воздух по трубам гнали насосы.
– По трубе может пролезть человек? – деловито спросил я.
Сева усмехнулся.
– Это тебе не фильм и не компьютерная игра. По этим трубам никто лазить не может. Да и зачем? Герои, скрывающиеся от преследования в системе воздуховодов здесь ни к чему.
Глядя на этот замкнутый цикл во всем, у меня возникли интересные мысли... Но я не стал делиться ими с ремонтником, а решил подождать до ближайшей беседы с Безымянным.
Наша экскурсия продлилась до обеда. Я уже с ног валился а Сева был бодр и свеж, будто все это время отдыхал. Я не преминул это заметить, на что Сева сказал:
– Утомляет не любимая работа а бесцельное шатание по коридорам, как сказал султан замученному евнуху, уставшему водить ему жен.
Анекдот я помнил, но дело было вовсе не в любимой работе. Обитатели Цитаделей были в гораздо лучшей физической форме, чем мы. Я дал себе твердый зарок установить для своего отряда обязательное занятие спортом сразу же после возвращения.
Столовая была уже почти заполнена. Мы подошли к стене с окошечками. На столике были стопкой сложены листки плотной бумаги с отпечатанным списком блюд. Два окошка с краю предназначались для персональных заказов. За каждым окошком с поварешками в рукочелюстях суетилось по жуку, такому же как и находящиеся в подчинении у Севы. Слов они не понимали, но достаточно было просто нажать кнопки с номерами блюд. Жук извлекал поднос, тарелки, стаканы, наполнял их содержимым, клал вилки и ложки и все на такой скорости, что за движениями его лапок трудно было уследить.
Сева выбрал пустой стол и, усевшись, тихо спросил меня:
– Вот ты говорил, что успел заглянуть в глаза смерти. Скажи, а человека убить – трудно?
Я пожал плечами.
– Ты думаешь мы только и занимаемся, что людей режем? Мы бомбы закладываем или машины обстреливаем.
– А так не приходилось убивать?
– Для этого у нас специальные люди есть. Вот они это умеют.
– И у тебя...
– Да, у меня есть один профессионал и один хороший любитель.
Сева с трудом сглотнул.
– Вот такая штука – жизнь. Обедаешь с хорошим парнем, а окажись мы за стенами Цитадели, тут же подойдут подчиненные этого хорошего парня и глотку тебе перережут.
Я снова пожал плечами.
– Больно ты нам нужен, ремонтник. Мы больше с СП воюем. Какой у тебя класс?
– Шестой.
– Вот-вот, а мы даже Безымянного отпустили.
Сева положил ложку.
– Ты это, брось болтать-то.
– А как, по-твоему, я еще мог с ним встретиться? На улице, что ли? Мы его катер сбили.
– Как сбили?! – Сева почти кричал.
– Как и всех – переносной зенитный ракетный комплекс «Игла», модифицированная ракета.
– И что же?
– Мы посовещались и пришли к выводу, что живой он нам бесполезен, а мертвый – вреден. Потом я проводил его до базы СП, а он меня пригласил к себе на учебу.
Сева восхищенно покрутил головой.
– Ну и ну! Кино! Блокбастер!
Потом он задумчиво спросил меня:
– Ну вот, ты закончишь учиться, получишь класс и что? Останешься в Цитадели или вернешься к себе и продолжишь воевать?
– Не знаю, – я решил не говорить правды... почти.
Он вздохнул.
– Сложно это все для меня. Я даже и не знаю, как себя вести с тобой. Давай, я переварю сказанное, а потом ты мне что-нибудь расскажешь? Ну, конечно, не какие-нибудь военные тайны, а то, что можно?
Я улыбнулся.
– Конечно. Безымянный, ты говорил, любит перевоспитывать партизан. Вдруг, мне удастся перевоспитать Слугу шестого класса.
Сева с облегчением рассмеялся.
– Да, если будут проблемы с канализацией, с кранами, еще с чем, безо всякого Магазина открывай в компьютере браузер, иди в «ремонт», оставляй мне сообщение. Сразу же пришлю жука, он починит.
– Это только мне такие блага?
– Да нет, всем. Положенный путь – идти в Магазин и оставлять там заявку. В других Цитаделях так и делают, но я тут все упростил. Как заявка поступает, она сразу же попадает сюда, – он вытащил из кармана телефон с большим экраном и помахал им в воздухе, – и я этим делом сразу же занимаюсь.
Как бы в подтверждение его слов, телефон пискнул. Сева прочитал то, что появилось на экране и замер на секунду.
– Быстро и просто, – сказал он мне с гордостью.
Мы вышли из Столовой вместе и разошлись. Он пошел куда-то по делам, а я – в Спортивную Секцию. Хотя после еды заниматься нехорошо, я решил попробовать этот самый эллиптический тренажер. Похожий на помесь велотренажера и беговой дорожки он действительно был замечателен. Кроме того, занимаясь чем-нибудь механическим, легче думать, а думать надо было о многом...
Глава 4. Интимные подробности жизни жуков.
Вчерашний и, особенно, сегодняшний день добавил мне проблему, о которой раньше я и не подозревал. Понятно, Безымянный – враг. И относиться к нему нужно как к врагу. Его нужно перехитрить, убедить в лояльности и безобидности, оставаясь при этом собой. Я не был уверен, что это получиться, но это был путь борьбы, борьбы с могущественным врагом. А что делать с Севой? С другими, такими же, как он? Дружелюбными, готовыми помочь и подсказать? Я ожидал настороженности по отношению к себе, готовился сохранять дистанцию между собой и всеми остальными, готовился к отчуждению и враждебности. Но каждый встреченный мною человек воспринимал меня как друга. Отвечать им всем презрением? Тяжело. Но гораздо хуже – забыть, что они – враги. Пусть не мои враги, но враги всего человечества. Каждый из них служит оккупантам, и служит более преданно чем СП, а их мы убивали, не испытывая угрызений совести.
Мои размышления прервал стук в дверь. Открыв ее, я увидел жука с листком бумаги в рукочелюсти. Он протянул его мне, дождался, пока я его возьму и рысцой побежал к лифтам. На листке крупным размашистым почерком было написано «Артем, загляни ко мне. Безымянный». Интересно, подумал я, он знал где я нахожусь. Возможно, в одежде есть датчики. Или скрытая камера в комнате. Или и то, и другое сразу. Хотя идти к нему мне не слишком хотелось, деваться было некуда. Я пошел.
Дверь в комнату Безымянного не запиралась. Он ждал меня в том же кресле, что и в первый раз. В руке у него был бокал с соком.
– Молодец, быстро пришел, – похвалил он меня.
– Сразу же, как только получил приказ – дел-то у меня никаких, – четко отрапортовал я.
Он поморщился.
– Не приказ, приглашение. Мы не в древней армии, а я не люблю приказывать. И не думай, это не игра словами. Если ты не захочешь встретиться со мной – ни я, ни кто-то другой не будет принуждать тебя к этому. Ты должен привыкнуть к мысли, что ты – свободный человек, чтобы там ни фантазировали о Цитаделях и нас. Но пока мы поговорим о более важных вещах.
Он протянул мне лист бумаги.
– Здесь расписание на ближайшие четыре дня. Воскресенье у нас выходной. Позднее я подготовлю для тебя долгосрочный план занятий. Обучение начнем с упором в гуманитарную область. Тебе надо отвыкнуть от земных наук, поэтому я делаю ставку на философию и историю. Эти дни преподаватели будут заниматься тобой персонально. Войди во внутреннюю сеть Цитадели, найди номера их телефонов и обговори все детали сегодня вечером. У тебя есть телефон?
Я вытащил свой умолкнувший аппарат. Безымянный улыбнулся.
– Такие агрегаты здесь не работают. Возьми телефон в Магазине. Они действуют и в Цитаделях, и на расстоянии пятидесяти километров не только от Цитаделей, но и от каждой базы СП. А теперь по поводу сегодняшней экскурсии... Тебе понравилось?
– Все очень красиво. Только за чей счет вся эта красота?
– За счет поработителей, конечно. Кто, кроме них, способен сделать такую совершенную систему? Цитадели строились для нас и по нашему заказу.
– Уж очень они выглядят не по-человечески.
Безымянный нагнулся ко мне и доверительно сообщил:
– У себя на родине Хозяева строят совсем по-другому. Я видел нечто подобное в одной компьютерной игре. Там как раз речь шла о героической борьбе против оккупантов из параллельного мира и их пособников из числа людей. Мне понравилась картинка, и мы взяли ее за образец, немного подправив.
– А как закончилась та игра? Победой или «продолжение следует»?
Он опять улыбнулся. Улыбка делала его лицо каким-то беззащитным, если, конечно, не смотреть выше, на переделанные глаза.
– Не знаю. Я не доиграл до конца – мне стало не интересно.
Я вновь продолжил заинтересовавшую меня тему.
– Энергия и вода – это понятно. А синтез пищи?
– Мы пользуемся свалками и ловим планктон в море. Этого хватает с избытком.
– А другие вещи? Сегодня я заказал пару компьютерных игр. Они стоят по двадцатке за штуку. Кто за эту радость платит?
Он вздохнул.
– У вас в городе в последние два года трубы меняли?
– Меняли.
– Обратил внимание на то, какие трубы ложили?
– Нет.
– А зря. Надо было приглядеться к ним внимательнее. Эта пластмасса прочнее чугуна. Она не проводит тепло, на ней осадок не осаждается. Эти трубы пролежат без ремонта и замены сотни лет. На этой технологии Земля сэкономила миллиарды. Неужели после этого можно отказать учащемуся Цитадели в такой малости, как сорок кредитов?
– Я бы хотел задать вопрос: Цитадель не собирается летать?
Он фыркнул:
– Что ты этим хочешь сказать?
– Здесь во всем замкнутый цикл, как на космическом корабле. Вы собираетесь летать или готовитесь к атомной войне?
– Ну, мы, – он подчеркнул это «мы» голосом, – действительно позаботились о максимальной автономии Цитаделей. Даже если жизнь на Земле станет невозможной, человечество сохранится.
– А из чего вы будете делать еду и одежду? – я нарочно сделал вид, что не замечаю его «мы».
– Мы, – он вновь выделил это слово, показывая, что я один из них, – предусмотрели все. Эта Цитадель находится над крупным месторождением газа и нефти. Нефть залегает очень глубоко и насыщена парафином. Для производства бензина она плоха, зато для синтеза – незаменима. В случае чего, Цитадель из учебной станет промышленной. Пробурить скважины и наладить откачку – дело нескольких дней. А телепортация позволит снабжать полуфабрикатами все остальные Цитадели. Есть еще вопросы?
– Пожалуй, нет.
– Ты действительно молодец. Обычно такие вопросы никому в голову не приходят.
– Я же не зря несколько лет воевал. Все-таки научился обращать внимание на военные вопросы.
Он улыбнулся опять.
– Мне интересно, что из тебя получится через пару лет. Ты даже лучше, чем я думал вначале. Сегодня у тебя был трудный день, полный новой информации. Иди, отдыхай. И не забудь про телефон!
Чтобы он ни говорил о «свободе», я воспринимал его слова как приказ. Они и произносились безапелляционным тоном приказа. Поэтому я послушно пошел в Магазин. Мой новый номер был там же внесен в общую базу для всех Цитаделей.
Дома, так я стал про себя называть свою комнату, я нашел номер завтрашнего преподавателя и договорился с ним о том, где будут проходить занятия. Он решил сделать это в приемной своей комнаты, поскольку ему не было нужно, как он выразился, никакое специальное оборудование.
От нечего делать, я пошел в Спортивную Секцию, в бассейн и там провел время до ужина. Поужинал я у себя. Нет, положительно, без дела можно взбеситься! Второй вечер в абсолютной праздности доконал меня окончательно. Если бы не усталость, из-за которой я лег спать пораньше, не знаю, как бы я убил время.
Преподаватель оказался небольшим немолодым человеком, похожим на встрепанного воробья. Его лекция оказалась значительно интереснее, чем его внешность. У него в приемной был большой экран, на котором появлялись изображения, поясняющие лекцию. Может быть, Безымянный и прав, что все это можно найти в интернете. Не знаю, для меня все это оказалось совершенно неожиданным.
– Разумная жизнь – вещь весьма редкая в Галактике. Условия жизни на Земле являются и вовсе уникальными. Солнце – звезда, мало излучающая в рентгеновском и гамма спектре, по сравнению со многими звездами. Его светимость, вместе с тем, достаточна, чтобы на Земле были вполне комфортные условия для развития жизни. Земля обладает довольно плотной атмосферой и мощным магнитным полем, которые обеспечивают очень низкий уровень радиации на поверхности. Поэтому жизнь на Земле существенно отличается от жизни на подавляющем большинстве других обитаемых планет. На Земле жизнь развилась до уровня млекопитающих, в то время как практически все остальные известные формы разума насекомообразны. Разум на Земле индивидуален, а в Галактике господствует коллективный или полу-коллективный, как у Хозяев, тип разума. К сожалению, мы можем говорить о других расах только со слов Хозяев, а они довольно небрежны в описании других цивилизаций. К слову, у них вообще нет ксенопсихологии, а экзобиология находится в зачаточном состоянии. Еще сотни тысяч лет назад они существенно изменили природную среду на своей планете, уничтожив большую часть флоры и фауны. Аналогично они вели себя на колонизированных планетах, поэтому у них есть значительные пробелы и в общей биологии. Если в генетике и физиологии их успехи впечатляют, то свести в одну систему знания о других формах жизни и разума они смогли лишь благодаря нашей методологической помощи. На сегодняшний день, кроме людей, известна только одна раса, имеющая индивидуальный разум. Она представлена амфибиями, которые не могут существовать в сухой атмосфере и находятся на очень низком уровне развития, сравнимом с палеолитом. Опекающий ее союз – я не могу произнести его название, ему нет эквивалента в человеческой фонетике – не понял, какие громадные преимущества может принести союз коллективного и индивидуального разума, и не предпринимает никаких мер по ускорению ее развития.
Он остановился, чтобы перевести дух.
– В связи с уникальностью земной жизни и человеческой цивилизации, поведение наших друзей жуков выглядит совершенно соответствующим ситуации. Они прекратили войны и межгосударственную рознь, ликвидировали все запасы оружия массового поражения, передали нам ряд важнейших технологий. Рассматривая нас как важнейших союзников в ближайшем будущем, они не жалеют никаких усилий, чтобы ускорить наш прогресс. Теперь подробнее остановимся на физиологии, анатомии и, частично, психологии Хозяев.
На экране появились причудливые изображения, среди которых я узнал лишь четырех.
– Начнем с высших каст. Всего их пять. Первая высшая каста, – один из жуков на экране увеличился, – представляет собой интеллектуальную основу их цивилизации. Будучи достаточно разумными сами по себе – их коэффициент интеллекта равен ста пятнадцати – они в состоянии объединить несколько своих разумов воедино, благодаря чему существенно повышается коэффициент интеллекта и происходит объединение индивидуальных памятей в одну. Теоретически, каждый жук первой высшей касты помнит все, что происходило за всю их историю. На практике, однако, в коллективной памяти остаются лишь действительно важные события, слитые, вдобавок, из разрозненных воспоминанием. Если бы люди обладали подобной особенностью, то, вспоминая, например, Куликовскую битву, мы не смогли бы подробно вспомнить, когда и как погиб отдельный ратник, но имели бы ясное представление о том, как проходила битва. К сожалению, я не мог добиться ясного понимания, как действует этот механизм у жуков и какая сумма воспоминаний получается в конце. Эти понятия совершенно чужды человеческой логике и, несмотря на то, что они охотно отвечали на мои вопросы, мне не удалось выработать четкой картины происходящего. Возможно, это удастся понять впоследствии, когда мы лучше изучим функционирование их нервной системы.
На экране передо мной находился иссиня-черный крупный жук. Изображения этой касты были везде, только эти жуки и появлялись перед людьми. В них не было ничего угрожающего или неприятного – если не считать их размеров. Они были намного крупнее других жуков, которых я видел: до двух с лишним метров в длину.
– Вторая высшая каста является уменьшенной как по размерам, так и по возможностям интеллекта, копией первой, – продолжал между тем мой учитель. – Как правило, они всегда находятся соединенными в коллективный разум небольшими группами в три-четыре особи.
Второй жук был, на самом деле, копией первого. Разница была лишь в размерах. По человеческой фигуре рядом было видно, что в длину он был не больше метра.
– Третья, четвертая и пятая каста считаются «второсортными». Напрямую они не участвуют в коллективном разуме. Третья высшая каста – так называемые «учителя». Они занимаются упорядочиванием знаний и сведением в систему. Информацию они получают от первой высшей касты и перерабатывают ее. Их самой интересной особенностью является возможность распараллеливания умственной деятельности. Они в состоянии обдумывать одновременно несколько идей. При обучении людей, фактически, они обучают каждого ученика отдельно, пользуясь специальными устройствами, к которым подключены наушники. Если у кого-нибудь возникают вопросы, они задают их сразу. Жук отвечает на конкретный вопрос, не прерывая объяснений для остальных.
«Учителя» можно было легко перепутать с солдатом. Различия были только в размерах: солдат был крупнее.
– Четвертая высшая каста – «библиотеки». Это живые хранилища информации, эффективность которых сопоставима с компьютерами. Они могут как хранить информацию бесконечно долгое время, так и удалять ее. Кроме того, они могут удалять ненужную память у остальных жуков высших каст. На их родной планете есть жуки, в памяти которых хранятся воспоминания о событиях, происшедших миллион лет назад.
– Пятая высшая каста – «связные». Они обеспечивают обмен памятью между всеми остальными кастами и функционирование коллективного разума.
Он улыбнулся.
– Они выполняют ту же роль, что в компьютерных сетях – устройство «хаб». Если нескольким жукам нужно объединиться, им нужен связной в пределах досягаемости. На каждую связь необходим один связной, но один связной может связать несколько тысяч жуков.
Жук на экране был больше похож на муравья. В отличие от других, он был не коричневым или черным, а темно-синим. Его длина была также около метра.
– Теперь перейдем к низшим кастам. Их восемь. Первая низшая каста – солдаты. Я думаю, рассказывать о них не нужно: о них хорошо известно. Вторая низшая каста – «наблюдатели». Они обладают великолепно развитыми органами чувств. Они способны, в отличия от остальных каст, видеть и в ультрафиолетовой и инфракрасной части спектра, они также могут видеть как со значительным увеличением, так и на очень больших расстояниях. Они слышат в очень большом диапазоне частот: от инфразвука до ультразвука. Их обоняние несколько превосходит человеческое, хотя оно слабее собачьего. Вообще, обоняние млекопитающих не имеет аналогов среди представителей других планет. Тоже относится к вкусу и тактильным ощущениям. Даже наблюдатели уступают в этом отношении людям. Но кроме пяти чувств, у них есть еще два. Во-первых, они чувствуют электромагнитные поля, их напряженность и распространение в пространстве. Во-вторых, у них есть чувство давления, что-то вроде боковой линии у рыб. Третья, четвертая и пятая низшие касты – рабочие. Между собой они различаются только формой. Обычно для своих нужд мы используем третью низшую касту, как наиболее оптимальную, крупную и сильную.
Наблюдатель был похож на виденных мной рабочих, только помельче. Два остальных рабочих выглядели совсем непривычно. По форме один больше напоминал гусеницу, только с шестью короткими ногами. При двухметровой длине, диаметр его цилиндрического тела был сантиметров сорок-пятьдесят. Другой, напротив, был почти шарообразным на очень длинных ногах. Сам он был меньше всех остальных жуков, но я вполне мог пройти под его брюхом – сильно нагнувшись.
– Представителей остальных трех каст мы можем увидеть только на фотографиях и голограммах. Для того, чтобы получить эти изображения, мне пришлось отправиться на их планету.
Я ощутил укол зависти: он видел чужую планету! Пусть эта планета наших поработителей, пусть, как он говорил, там уже почти никого не осталось, кроме жуков. Неважно. Он ходил по чужой земле, его освещало чужое солнце. Сможем ли мы когда-нибудь, освободившись от жуков, сами повторить это?
– Шестая и седьмая касты больше не выводятся. Их функции уже не нужны развитому обществу. Вот шестая каста – «носильщик».
Носильщик был огромен. Плоский, похожий на солдата, он был не меньше пяти метров в длину.
– Некогда носильщики выполняли тяжелые физические работы, которые сейчас выполняет автоматика. Седьмая каста – «резервуар». Уже много сотен тысяч лет жукам не нужно делать запасы воды.
Резервуар был представлен двумя изображениями. Небольшой аккуратный жук превращался в громадный шар с нелепо болтающейся головой и грудью.
– Брюшная пара ног у него атрофирована. В нерабочем состоянии он медленно передвигался на четырех ногах, задрав мягкое, не покрытое хитином брюшко над головой. Эти две особи были выведены специально для меня, чтобы я смог понаблюдать за ними и сделать несколько снимков. Восьмая низшая каста – «няньки». Их назначение состоит в обслуживании яйцекладущих самок, яиц и личинок. Это самая древняя из каст. Остальные появились позже.
Няньки больше были похожа на термитов-солдат: большая голова с торчащими челюстями. Теперь становилось понятным, откуда произошли рукочелюсти.
– Тип их размножения аналогичен размножению муравьев или термитов. Все жуки бесполы, но в определенный период самки сносят оплодотворенные яйца, из которых появляются самцы и самки. Они полностью лишены какого-либо разума и являются всего лишь примитивно организованными насекомыми. Самец не имеет органов пищеварения и присасывается к пищеварительной системе самок, подобно паразитам. Некогда у них существовал брачный полет, после которого они основывали новые колонии. Теперь крылья у них ампутируются сразу после превращения во взрослые особи из личинок. Меня допустили и в их святая святых – древние искусственные пещеры, в которых и происходит размножение.
Все знают, насколько самка муравья превосходит муравья по размерам. Примерно такое же соотношение было между самкой на экране и двухметровым жуком первой высшей касты. Вообще, эта самка была похожа не столько на живое существо, сколько на дирижабль.
– Все жуки, принадлежащие к низшим кастам, имеют очень ограниченное сознание. Их можно сравнить с очень хорошо выдрессированной собакой, за исключением того, что у них полностью отсутствует индивидуальные личности. Все необходимые знания они получают от высших сразу же после превращения во взрослых. Собственная память у них практически отсутствует, навыки, не переданные высшими, утрачиваются в течение нескольких дней.
Он взглянул на наручные часы.
– Делаем перерыв минут на двадцать. Выпьете что-нибудь у меня или пойдете к себе?
– Спасибо, я лучше пойду к себе.
Да, столько информации разом, как здесь, я еще нигде не получал. Что будет дальше? От такой программы и свихнуться недолго. Кофе с капелькой коньяка подбодрил меня настолько, что я нашел в себе силы возвратиться назад. Дальше было еще хуже. Я никогда не был силен ни в биологии, ни в химии, а на меня обрушился поток сведений о функционировании дыхательной, выделительной и прочих систем жуков. На мои жалобы, что я почти ничего не понимаю, преподаватель хладнокровно отвечал, что я получу общие знания о предмете, а если в будущем мне понадобиться что-нибудь подробнее, то я смогу учиться серьезнее. Он насильно всучил мне том под названием «Основы физиологии Жуков», плод его почти десятилетнего труда. И ради этого стоило лететь к звездам! Оказалось, что он единственный человек, побывавший за пределами Солнечной системы – ради этого талмуда.
Пытка продолжалась до конца недели. Воспроизвести услышанное, даже с помощью книги, я не в состоянии, потому могу рассказать только об интересном.
Жуки не могут плавать: они слишком тяжелы и плотны. Кроме этого, жуки, вообще, не выносят высокой влажности. Дождь и снег действуют крайне отрицательно на их здоровье. Я было обрадовался этому и стал заранее прикидывать, какие операции удастся провести в дождливую погоду, пока не вспомнил, что Безымянный сравнивал солдат со скотом. Если это так, а у меня не было оснований подвергать его слова сомнению, то никто не будет жалеть о смерти сотни-другой солдат.
Оказывается, генетическая система жуков невероятно прочна. Человек не в состоянии жить на их планете без защиты: их звезда излучает слишком сильно и жестким рентгеновским излучением. Самки и самцы способны выносить без вреда для воспроизводства до тысячи рентген, а бесполые жуки – и вовсе до пятидесяти тысяч.
– По сравнению с млекопитающими, мутации происходят у них крайне редко, – объяснял преподаватель, – отчего эволюция протекает у них крайне медленно. Палеонтология у них не развита вообще, они узнали о существовании такой науки от нас. Сейчас они активно изучают прошлое своей планеты, но обнаружить останки древних существ у них очень сложно, так как речь может идти только о немногочисленных отпечатках. Мы и сами очень мало знаем об ископаемых насекомых, несмотря на их повсеместное распространение в природе. Крупные насекомые имеют меньший шанс сохраниться, чем мелкие. Поэтому жукам гораздо труднее изучать свое происхождение.
Коснулись мы и инопланетной психологии. Оказывается коллективный разум имел больше недостатков, чем достоинств. Сливаясь воедино, индивиды утрачивали свою индивидуальность, из-за чего тормозился научный прогресс.
– Наши ученые стремятся полностью реализовать свой потенциал, потому что осознают краткость своей жизни. Являясь частью прошлого и будущего, жуки не склонны делать трагедии из собственной гибели. Они, вообще, плохо осознают свою индивидуальность. Открытие – всегда плод коллективных усилий, а не талантливого одиночки. У них нет талантов и бездарностей из-за постоянного смешивания памяти и рассудков. На путь от пара до атомной энергии у них ушло более трехсот тысяч лет. Кстати, у жуков нет ни искусства, ни литературы, ни развлечений. История, как наука, у них не развита, потому, что каждый помнит основные события всей истории.
Это был самый интересный вопрос, но я был просто завален биохимическими подробностями, в которых совершенно не разбирался. После нескольких безуспешных попыток донести до меня хоть что-нибудь, преподаватель нашел хорошую аналогию.
– Представьте себе компьютерную базу данных. Мы берем ее копию на ноутбук, работаем с ней, добавляем новые данные, и то же самое делают и другие. Но наступает момент, когда мы подключаемся к сети, посылаем изменения серверу и обновляем свою базу, включая ту информацию, которую добавили другие.
– Самые хорошие примеры у Вас получаются из компьютерной области, – заметил я.
– А я программист по образованию, – к моему удивлению ответил преподаватель. – Я работал программистом в биологической лаборатории при университете. Для работы мне надо было освоить кое-что из биологии. Потом больше и больше. Наконец, я защитил докторскую по энтомологии, и ко мне пришел Безымянный с предложением работать здесь. Я, наверное, не ушел бы, если бы он не соблазнил меня космическим полетом.
– А какой у Вас класс?
Он недоуменно посмотрел на меня.
– Я... Я никогда не задумывался над этим. Класс – это для тех, кто управляет, а я занимаюсь наукой, ну еще и преподаванием.
Занятия у него мне нравились. Не то, что бы я лучше узнал жуков. Я лучше узнал людей, а это было гораздо важнее.
Глава 5. Радости гейш.
Дальнейшие занятия были далеко не так утомительны. Занимались мы по шесть часов в день, шесть дней в неделю. Каждый день меня мучили историей, причем никому не было дела до того, что я начал обучение не с начала курса. Я начал учиться, когда группа, к которой меня причислили, уже изучала завоевание римлянами Греции и введение конфуцианства в империи Хань. История преподавалась не как обычно, по странам, а в хронологическом порядке. Так что, одновременно, мы изучали, например, еще и Мероитское царство, которое тоже бурно развивалось в это время.
Кроме истории, я изучал мировую литературу, историю религии и философии, историю искусств, короче, все что и предполагал Безымянный – гуманитарные науки. Каждым предметом я занимался с разными группами.
Занимались мы по шесть часов день, четыре часа до обеда и два – после, шесть дней в неделю. Свободного времени оставалось уйма, благо дорога до аудитории, столовой и прочих мест занимала считанные минуты, и то, если у лифтов была очередь. Я много плавал, начал качаться на силовых тренажерах, бегал на беговой дорожке. Врачи, как и предсказывал Сева, нашли у меня начинающийся гастрит и нестабильное артериальное давление, так что питался я по специальной диете: поменьше мучного, ничего острого и резкого, отказ от чая и кофе. Но и с такими ограничениями еда была просто превосходна. Если бы не Спортивная Секция, меня бы разнесло поперек себя шире. Благодаря пресловутому коктейлю все запоминалось, действительно, легче. После занятий, не смотря на мою нелюбовь именно к гуманитарным наукам, голова была свежей, так что и с этой стороны было все в полном порядке.
От общения с другими учащимися я избавился как-то сам собой. Еще в первые дни своего пребывания в Цитадели, я все-таки нашел способ дистанцирования от других. Достаточно было притвориться фанатиком компьютерных стратегий, той же «Цивилизации», чтобы иметь полное право по вечерам уединяться у себя в комнате. К счастью, это мне не понадобилось: мы были слишком разными, и никакой дружбы между нами и быть не могло. Меня особо не расспрашивали о моем прошлом, я не особо хвастался своими подвигами, но, тем не менее, о том, кто я такой, знали все, и не обращали на это внимание. Я больше общался со своими ровесниками, уже имеющими класс, и работающими в Цитадели. Сева все-таки пришел к выводу, что бояться меня не следует, обходить меня стороной не надо, и иногда заходил послушать мои рассказы о наших операциях. В свободное время я читал учебники: меня заинтересовал метод преподавания истории, и начал изучать ее с начала, с неолита.
С Безымянным я встречался по два раза в неделю, но он оставался для меня загадкой. Один случай помог мне понять его чуть-чуть лучше, но этого было недостаточно.
Как-то в Магазине я поинтересовался новинками музыки. Оказалось, вышел новый диск «Одиночества в толпе». Не то что бы я был поклонником «эмо», но эта группа мне нравилось, в отличие от Безымянного, который обзывал этот стиль не иначе, как «сопле-панк». Он сам предпочитал Вагнера и Бетховена, а ко вкусам тех, кто классику не любил, относился с иронией.
Первая и вторая композиции были обычными: мелодичные куплеты сменялись рваными ритмами припевов, текст, как всегда, полностью оправдывал название группы. Но когда дело дошло до третьей песни, я разинул рот. Первой мыслью было оглянуться, нет ли кого рядом, второй – опасение, не посадят ли их за такие пассажи. Я выключил плеер, выхватил телефон и вызвал Безымянного. Он оказался на месте, и разрешил мне придти к нему. Я кинулся бегом.
– Вот уже не думал, что что-то в Цитадели может так взволновать человека! – сказал он мне вместо приветствия. В руке у него был неизменный бокал с соком. Я, честно говоря, не представлял его в своей комнате и без бокала.
Я протянул ему плеер.
– Послушайте!
– После прослушивания музыкальных шедевров? Что у тебя попсень или сопле-панк?
– Послушайте!
Безымянный пожал плечами, поставил бокал на стол, надел наушники и нажал кнопку. Через две минуты он выключил плеер, аккуратно снял наушники и покрутил головой.
– Вот уж от кого не ожидал, так не ожидал! Особенно хорошо начало второго куплета: «В цепях тирании чужих», тебе не кажется?
– В припеве лучше сказано: «В добровольное рабство мы не пойдем».
– Да, растут, растут ребята, прямо на глазах.
– Их же посадят, если уже не посадили! – взвыл я.
– Да с чего ты взял? У Питера куратор не глупей меня, а если СП решит проявить инициативу – у мальчишек появятся новые сюжеты для песен. Можешь успокоиться и ждать следующего альбома, если нормальную музыку не слушаешь.
Заметив мою растерянность, он улыбнулся:
– А, теперь, ты сам объяснишь мне, почему на телевидении и в газетах мы установили жесткую политическую цензуру, а петь и читать стихи можно, что в голову взбредет. Заодно я погляжу, научился ты чему-нибудь, или нет, – он откинулся на спинку дивана и демонстративно приложился к бокалу.
Экзамен, так экзамен. В любом случае, общение с Безымянным всегда было похоже на экзамен. Думал я недолго, не больше полминуты.
– Ну... Телевидение слишком просто, слишком легко... Оно не предлагает альтернатив, не предполагает самостоятельного мышления. Оно дает все готовым. То же самое и с газетами, только они действуют попроще.
– Замечательно! – воскликнул Безымянный. Свой бокал он опять поставил на стол. – Телевидение дает все уже разжеванным – только глотай. Это – для тех, не может думать сам, для покорного и беспомощного большинства. Пусть рок-музыканты поют об изменении жизни, пусть писатели пишут о свободе. Те немногие, кто берут на себя труд думать самостоятельно, смогут взять из официальной пропаганды и творчества бунтарей все необходимое, чтобы сделать свои выводы. Не надо думать, что они все кинутся в ваше Сопротивление. Скорее они придут к нам.
– Вы действительно в это верите? – я не удержался от сарказма.
– Я ничего не принимаю на веру. – серьезно ответил он. – Таких случаев уже немало. И если бы творчества инакомыслящих не было, нам бы пришлось этим заняться самим.
– Чтобы люди могли «выпустить пар»?
– Глупости! Чтобы думать самому, нужно видеть два полюса одновременно. Один полюс мы создали сами, другой складывается независимо от нас. Истина всегда лежит посередине, и те, кто находят ее, идут к нам.
– Но найти эту истину не так уж и просто.
Он поставил на стол бокал и наклонился ко мне.
– А кто говорит, что путь к истине легок? Если ты не хочешь самостоятельно искать правду, давай, жуй телевизионную жвачку. Пути для поиска открыты – все зависит только от тебя.
– Не все могут пользоваться интернетом.
– Человек разумен по-настоящему только тогда, когда он способен к обучению. Не можешь научиться – значит твой интеллект недостаточен.
Его категоричность раздражала, но это было хоть что-то. И Безымянный был даже сложнее, чем казался.
...Дни текли, как песок сквозь пальцы. Я уже почти отчаялся найти в Цитадели что-нибудь плохое, что-то неправильное. Казалось, исполнилась мечта человечества о рукотворном рае. Но неожиданно мне пришлось убедиться, что древняя формула «ищите и обрящете», «кто ищет тот найдет», по-современному, не всегда верна. Неприятность нашла меня сама. Даже говорить об этом неловко...
Начнем с того, что я не женат. О причинах говорить сложно, как-то так получилось. С подругой я расстался (по своей инициативе), когда стал партизаном. Воевать так как мы, нельзя с женой и, тем более, детьми за спиной. Любая война представляет из себя смертельную опасность, и я не собирался оставлять вдову и малых детей.
Война оказалось прекрасной сублимацией либидо. Я и не замечал отсутствия близких отношений с противоположным полом: надо было планировать, наносить удар, прятаться и убегать. При этом происходил такой выброс адреналина в кровь, какой и не снился туристу-экстремалу, а ощущения от удачно проведенной операции с лихвой перекрывали эйфорию, испытываемую альпинистом на вершине (когда-то, один раз, черт дернул меня присоединиться к какой-то прогулке на гору близ Пятигорска, так что я знаю, о чем говорю).
Учеба оказалось схожей в этом отношении. Непрерывный поток информации не оставлял места ни для чего другого, так казалось мне поначалу. И тут я вдруг понял, что мне нужна женщина, причем, чем скорее, тем лучше. Я был просто подавлен таким предательством со стороны собственного организма. И тут вечером меня настиг звонок Безымянного, приказавшего явиться к нему, «если у меня будет время и желание», как сказал он. Кроме неуместных запросов организма, меня интересовал еще один вопрос, не менее неприятный...
Когда я устроился в кресле, Безымянный участливо спросил меня:
– Как ты себя чувствуешь?
– Я бы хотел, сначала, прояснить для себя пару вопросов, на которые не могу найти ответа сам.
– Ну?
– Моя комната оборудована камерами наблюдения или в одежде есть «жучки»?
Он приоткрыл рот и замер.
– Вот это да! – с каким-то странным восхищением в голосе произнес он после небольшой паузы, – Настоящий, живой параноик! Это у тебя с детства или благоприобретенное?
– Одна из наших первых встреч началась с Вашей записки с просьбой явиться к Вам. Мне в номер ее принес жук. Теперь я знаю, что они чересчур тупы и не могут самостоятельно носиться по коридорам, выискивая конкретного меня. Значит, Вы знали где я нахожусь. Как?
– Молодец! – теперь его восхищение было не наигранным, – Правда, все равно, параноик. Наверное, партизанство так повлияло. Я же отправил к тебе Всеволода – показать Цитадель, так?
Не дожидаясь моей реакции, он продолжал:
– Я послал зов Всеволоду, узнал, что вы уже расстались. Куда может пойти человек, проведший тут меньше суток? В Спортивную Секцию, в Медицинскую Секцию или к себе в комнату. Я позвонил врачам – тебя не было. Попросил Всеволода послать жука в Спортивную Секцию – тебя не было. Значит, ты – в своей комнате. Вот и все, обычный дедуктивный метод. Элементарно, Ватсон!
Он сделал глоток из непременного бокала с соком.
– Вообще, нам нет необходимости следить за кем-то, даже за тобой. Если мы признали тебя равным себе, о какой слежке может идти речь? И, все-таки, как ты себя чувствуешь?
Я вновь проигнорировал этот вопрос: говорить было как-то неудобно.
– И еще меня беспокоит вопрос дискриминации людей в Цитаделях.
– Дискриминации? Если ты имеешь в виду то, что здесь почти одни русские или так называемые «русскоязычные», смею тебя заверить, в американских Цитаделях – сплошь одни американцы.
– Я не о том. Дискриминация-то по половому признаку! Тут девчонок – раз, два и обчелся!
– А, вот ты о чем! – он ласково улыбнулся, – Это, действительно, проблема. Ты, надеюсь, знаешь, что женское мышление отличается от мужского?
– Знаю.
– Девушек у нас здесь меньше десяти процентов – и эти цифры почти не разнятся в разных Цитаделях. Подавляющее большинство женщин не способны к точным наукам.
– А Софья Ковалевская? А Мария Кюри?
Безымянный вздохнул.
– Ты можешь сказать, какие достижения в науке были у Ковалевской? Я могу. Пара задач о вращении тел, из области дифференциальных уравнений, – вот и все. Достижения Кюри, конечно, существенно выше. Но ты смог привести лишь два примера, навязших в зубах у всех. Это ведь простая пропаганда, призванная убедить всех в том, что женщина ничем не отличается от мужчины. А мышление-то – разное. Нам нужен мужской тип мышления, четкий, логичный, абстрактный. Женщины более практичны, более эмоциональны, нормы их логики отличаются от математической. Пока мы не можем использовать это в полной мере. Женщин, обладающих мужским типом мышления, на самом деле, больше, чем кажется. Если хочешь знать, те девушки, которые учатся рядом с тобой, все получат класс не ниже седьмого, правда, и не выше второго. А среди юношей будут и те, кто не сможет подняться выше десятого класса. Это уже не мои рассуждения, это – статистика. Ты так и не ответил на мой вопрос: как ты себя чувствуешь?
Отмалчиваться дальше было бесполезно. Я собрался с духом и, стараясь быть спокойным, ответил:
– Мой организм взбунтовался против меня. Я считаю это настоящим предательством с его стороны.
– Нечего возводить напраслину на невиновных. Он ничем не провинился перед тобой. Просто одним из основных компонентов витаминного коктейля является экстракт коры одного африканского деревца. Йохимбе – слышал о таком?
Настала моя очередь разевать рот.
– Вы что, хотите, чтобы ваши ученики думали не головой, а совсем другим местом? Я скоро уже начну бросаться на людей – и вовсе не для того, чтобы укусить. Брачные игры павианов можно посмотреть по телевизору, а не устраивать их в Цитадели!
– В коре йохимбе содержится гормон тестостерон, в наилучшей, самой усваиваемой для человека форме. Этот гормон развивает память, повышает интеллект, способствует развитию мускулатуры. Правда, у него есть один маленький побочный эффект.
– Ничего себе, маленький! – завопил я. – Это средство все и применяют ради «побочного эффекта». Сейчас я с трудом способен сконцентрироваться на учебе, а дальше что будет?
– Дальше будет гейша.
– Гейша?!
– Ну, да. Для того, чтобы придти в нормальное состояние, тебе надо просто пообщаться с представительницей противоположного пола, специализирующейся на восстановлении работоспособности учащихся, чей организм измучен экстрактом йохимбе. Мы вспомнили старую японскую традицию. Гейша – это отнюдь не банальная проститутка. Нет, наши девушки действительно помогут тебе восстановиться. С ними, я думаю, не стоит говорить о дифференциальных уравнениях в частных производных или об эффекте термоэлектронной эмиссии. Но если ты просто хочешь отдохнуть, поболтать, отвлечься от учебы – тебе туда.
– Черт, да я не знаю даже куда идти, тем более, с чего начать.
Даже в таких смятенных чувствах, я заметил, что Безымянный вновь ласково улыбнулся мне, как ребенку, чьи выходки забавляют взрослых.
– До тридцати с лишком лет дожить, а стесняться естественного!
– Ну, для меня это вовсе не естественно. Я как-то предпочитал обходиться без помощи людей такой профессии.
Он хмыкнул.
– Хорошо, если ты так настаиваешь, Центр Проживания, Секция 1, комната 36, Света. Я ей позвоню, а ты иди. Вернешься ко мне, я хотел бы услышать твои комментарии, так ли это страшно.
Что делать? Я пошел по указанному адресу и через пару минут уже робко стучался в дверь с номером 36. Ее хозяйка, открывшая мне двери, ничем не напоминала японских гейш, с их прическами, цветастыми кимоно и деревянными сандалиями. Красивая высокая девушка с темно-рыжими волосами была одета в светлую блузку и миди-юбку.
– Привет! – сказала она сразу же. – Шеф звонил, предупредил о тебе, сказал, что ты – новичок. Надо же, такой взрослый – а новенький. С мальчишками, небось, неловко?
– Немного. Да я больше общаюсь с ребятами постарше, которые тут работают, да с Безымянным.
– Ну да, он с ребятишками возиться не больно любит.
Я поглядел на нее пристальнее: первое впечатление, что она совсем молоденькая, было не верным. «Младше меня, конечно, но не намного» – примерно так я оценил ее возраст. Видя, что я так и не решаюсь переступить порог, она решительно взяла меня за руку и буквально потащила внутрь, в такую же, как у меня, комнату.
– Неудобно с непривычки, да? – участливо спросила она, втиснув меня в кресло, села на диван и, не дожидаясь моего ответа, продолжила: – Выговор у тебя московский. Москвич или с Подмосковья?
– С Подмосковья, – осторожно ответил я, потихоньку осматривая комнату. На вид – ничем не отличается от моей. Только занавески на «окне» распахнуты, а за ними березовая роща.
– А я – почти местная, с Новосибирской области.
– Ты давно здесь?
– Три с половиной года. У меня контракт на пять лет.
– А досрочно разорвать его можно?
– Конечно, можно. А можно и продлить. Я об этом еще не думала. Да что ты смотришь на меня с таким ужасом? – она демонстративно оглядела себя. – С мной что-то не так?
Она звонко рассмеялась.
– Мы с девочками прикинули: такая реакция, как у тебя, у двух третей приходящих к нам в первый раз. Чтобы ты хоть немного освоился, давай, поговорим о чем-нибудь. Что тебе хочется: говорить или слушать?
– Лучше бы послушать, – осторожно сказал я.
– Хочешь, расскажу про себя?
– Хочу.
– Город наш небольшой, там всегда были военные заводы. Не бойся, не «Маяк». Я – не радиоактивная.
Я улыбнулся, а девушка продолжала:
– Несколько лет назад я кончила Новосибирский университет. Угораздило же меня выбрать журналистику! За Новосибирск зацепиться мне не удалось, у нас в городе работы нигде нет, на пособии сидеть скучно, а тут предлагали работу в Цитадели. Я когда прочитала контракт, опешила. Если бы не сидела на стуле, села бы на пол. Но шеф показал мне на пункт, в котором говорилось о том, что я могу контракт разорвать в любое время и получить все, что уже заработала.
– Шеф – это Безымянный? – перебил я ее.
– Да, он сам с нами разговаривал, – ответила и продолжила свой рассказ, – Я решила посмотреть, что же это такое – работа здесь. И осталась.
– А это тяжело? – осторожно спросил я.
Она опять рассмеялась.
– Конечно, тяжело душещипательные разговоры вести с такими, как ты. А так... У меня рабочий день восьмичасовой, с трех до одиннадцати, а остальное время – могу делать что хочу.
– Учишься чему-нибудь?
– Мультики рисую.
– Как?
– Мы организовались через интернет.
– Твой компьютер подключен к интернету?
– Зато не подключен к местной сети. А когда отсюда уйду, у меня будет достаточно денег, чтобы организовать свою студию. Буду делать мультфильмы профессионально.
– Это сложно?
– Не очень. Персонажей делают другие люди, а я занимаюсь анимацией. В общем, так интересно и хорошо я никогда не жила. Даже и не думала, что так можно жить. А теперь расскажи о себе.
Я пожал плечами.
– У меня биография похожа. Кончил университет, только физфак. Когда закончил, учителем физики в школу идти не хотелось, хотя предлагали. С техникой всегда дружил, устроился в компьютерную фирму, занимался сборкой компьютеров, тестировал их. Тут жуки установили свое правление и начался кризис. Закрыли очень многие учреждения, наша фирма ориентировалась на околоправительственные центры и институты, поэтому разорилась. А я вернулся домой. Там работы тоже не было.
– А что ты остальное время делал? Чуть не десять лет прошло!
– Сначала дурью маялся, а потом в движение Сопротивления вступил.
– Это правда? – растерянно спросила она. – И ты воевал против Хозяев и Слуг?
– В основном, против СП, – улыбнулся я.
– И сам стрелял?
– Я был командиром партизанского отряда.
Она резко встала с дивана.
– Вон!
Я, не понимая, смотрел на нее.
– Я сказала, пошел вон! Убирайся!
Что мне оставалось делать? Я встал и молча вышел из комнаты. Дверь захлопнулась за мной с грохотом, издать который можно было только приложив немалую силу. В полном недоумении я пошел по коридору, зашел в лифт... Опомнился я только у дверей Безымянного. Позвонить ему и предупредить о своем приходе, разумеется, мне и в голову не пришло. Дверь в его комнату была не заперта. Я столбом простоял несколько секунд в приемной, когда он вышел из внутренней комнаты и присвистнул при виде меня.
– Во даешь! Как в анекдоте, ты что, реактивный? Ну-ка, рассказывай, как ты умудрился обернуться так быстро.
– Меня прогнали, – деревянным голосом ответил я.
Он, похоже, удивился не меньше меня.
– Выгнали? Как?
– Сказали «пошел вон».
Он посмотрел на меня с растерянным видом. Как это описать не знаю... Отсутствие глаз и немаловажной части лица делала понимание его эмоций затруднительным, но я каким-то образом догадался, что он растерян. Он же, в отличие от меня, опомнился очень быстро и поманил меня за собой. В молчании мы подошли к комнате 36. Дверь была заперта. Безымянный вытащил телефон, набрал номер и коротко сказал:
– Открой. Это я.
Почти сразу же ручка на двери повернулась, дверь открылась и девушка бросила на меня возмущенный взгляд:
– Побежал жаловаться?
– Я попросил его зайти ко мне сразу от Вас, – тон Безымянного был просто ледяным. Так он не разговаривал даже у нас в плену, – А сейчас, я хотел бы услышь причину нарушения Вами Вашего контракта.
– Он партизан!
– Да будь он хоть черт с копытами! Мне плевать, чем занимается курсант в свободное время, а тем более, чем он занимался до начала обучения. Пусть он был даже маньяком-убийцей. Какое тебе дело до этого? Сейчас перед тобой курсант. Я повторяю, курсант!
– Но, шеф, ведь Сопротивление – наши враги, а партизаны, которые убивают наших – худшие из них, – слабо пыталась оправдаться Света.
– У нас нет врагов, – резко перебил ее Безымянный, – рано или поздно, те, кто взялись за оружие, осознают ошибочность своего пути и окажутся гораздо более полезными для нас, чем большинство лояльных граждан, которые идут за любым правительством. В общем, так... Либо ты выполняешь контракт, либо собираешь свои вещи и убираешься отсюда.
Секунду или две они смотрели друг на друга, потом Света отвела взгляд.
– Я выполняю свой контракт, – тихо сказала она.
– Ну, конфликт, похоже, улажен, я покидаю вас, – сказал Безымянный, по-прежнему глядя на Сету.
– Минутку! – не выдержал я, – А меня кто-нибудь спросил, желаю ли я переспать именно с ней?
Теперь он повернулся ко мне и посмотрел на меня так же, как только что на нее.
– У тебя тот же выбор. Либо делаешь то что нужно, либо уходишь.
– Ни фига себе! А где же обещанная свобода?
– А она никуда не делась. Право выбора у тебя никто не отнимает.
– Ни фига себе, выбор! «Адам, выбирай себе жену!»
– Ты еще не завершил обучения. Степень свободы зависит от уровня интеллекта. Вот, когда ты получишь класс – тогда мы будем разговаривать с тобой на равных. А сейчас... Определяйся! Или – или.
Ситуация для меня стала критической. Вернуться – значит не получить ничего, зачем пришел. Я уже «засвечен» и мне предстоит вести тихую растительную жизнь под непрерывным наблюдением СП. Остаться – произвести насилие над собой, причем в ту сторону, в которую удобно Безымянному. И на раздумья времени у меня нет. Что делать? Я посмотрел ему в лицо туда, где когда-то были глаза.
– Я выполню приказ.
Он поморщился, но не сказал ни слова, повернулся и ушел. А я, так же молча, зашел в комнату 36...
Никакого особого удовольствия я не испытал. Облегчение – да, не спорю. Когда я уходил, Света тихо сказала мне вслед:
– Бедный...
Я выскочил оттуда как ошпаренный и побежал к лифту с одной целью: дать Безымянному по морде за то, что он с нами делает. Мне было абсолютно все равно, что будет дальше: выгонят меня, посадят или расстреляют, но по морде я ему дам. Дверь в его комнату была закрыта, а на мои звонки он не отвечал. Я пнул дверь ногой и, опустошенный, поплелся сам не зная куда. Голову сжало как тисками, я не мог отдышаться. Опомнился я только у столовой. Отсюда до Медицинского Центра было – рукой подать. Я кое-как доковылял туда и обратился к дежурному врачу:
– Юрка, мне нужно сильное успокоительное.
– Что-нибудь случилось? – он впился в меня профессиональным взглядом.
– Говорить не буду, но, наверное, я отсюда свалю.
– Ты бы поговорил с Безымянным сначала, – он быстро вытащил из аптечного шкафа со множеством ящичков какие-то таблетки, – разговор с ним – лучшее успокоительное, можешь мне поверить как специалисту.
– Сначала он мне не отвечал, а теперь... Давай свои таблетки, я нажрусь и завалюсь спать.
– Нет уж, в таком состоянии ты никуда не пойдешь. Проглоти, – он подал мне две таблетки, – и садись здесь. Закрой глаза и пятнадцать минут сиди молча и не шевелясь. Я тебе скажу, когда время выйдет.
Я подчинился, и, на самом деле, через четверть часа почти все прошло, кроме настроения. Жить просто не хотелось.
– На, – Юрка протянул мне еще одну таблетку, – это снотворное, выпьешь у себя и сразу ляжешь спать. Если будет плохо с утра, на занятия не иди, а приходи сюда. Завтра утром дежурит Женек, я его предупрежу. Будем лечить.
Провожаемый его озабоченным взглядом, я пошел к себе.
Утром боль притупилась. Не то, чтобы я вернулся в прежнее состояние, но я уже мог думать о чем-то другом. В частности о том, чем могла бы закончиться драка с Безымянным. Физически старожилы Цитадели превосходили меня. Я был против них как дворняга против породистой овчарки. А как насчет драки насмерть? Я умел драться, не задумываясь о себе, не заботясь об обороне, только бить и бить. Могут ли Слуги биться так?
Другая мысль была о том, что мне делать дальше. Так жить было нельзя, чтобы уйти, требовалось разрешение Безымянного, а говорить с ним совершенно не хотелось.
На занятия я пошел, но вечером все-равно зашел к медикам, взял слабого успокоительного. Так прошло несколько дней. Я все делал машинально, как робот, не в силах отделаться от мыслей о произошедшем. Затем, вечером, ко мне в дверь постучали. Гостей я не ждал и, идя к дверям, гадал, кто это мог быть. На пороге стоял Безымянный с двумя бутылками в руках.
Глава 6. Безымянный извиняется.
– Пустишь? – сказал он и доверчиво улыбнулся.
Я молча подвинулся в сторону пропуская его. Он прошел в комнату, поставил бутылки на стол и повернулся ко мне.
– Я бы хотел извиниться за ту безобразную сцену, участником которой тебе пришлось стать. Я поступил чересчур резко и жестко по отношению к тебе.
– Только ли ко мне? А она – уже и не человек?
Безымянный вздохнул.
– Когда ты берешь на себя обязательства, ты должен их исполнять. Если не хочешь – уходи, выбор всегда остается.
– Какой-то неполноценный это выбор. Или делаешь по-моему, или выметаешься – это и не выбор вовсе.
– А что ты хочешь? Не обладая всей полнотой информации, не научившись ее анализировать и делать правильные выводы, какое решение ты можешь принять?
– В любом случае, это будет решение мое – и только мое.
Безымянный опять ласково улыбнулся мне, как нашкодившему ребенку.
– И не стыдно тебе?
– Почему мне должно быть стыдно?!
– Это – разговор трудного подростка с родителями. Аргументация та же: «делаю что хочу, я взрослый, я сам все знаю».
– А Ваш подход тоже всем известен. Любой диктатор всегда знает, что другим лучше, а что хуже. Кто не понимает этого – есть лагеря для перевоспитания. Кто и после этого не поймет – дурную траву с поля вон! Так ведь?
Он кивнул.
– В какой-то мере ты и прав. Но мы всегда предлагаем и альтернативу. Если ты отказываешься жить по нашим правилам, то можешь уйти. Достигни высших уровней – сам будешь определять правила. Кто знает, может через десяток-другой лет ты или кто-нибудь, кто учится рядом с тобой, встанут на мое место. А пока... Знаешь, что меня взбесило тогда? Я несколько часов потратил, чтобы подобрать по генетическим картам наилучшую пару для тебя. И вдруг экзальтированная особа взбрыкивает, да еще и из-за пустяка. А ты тоже начал вести себя так же, ну я и сорвался.
Он показал на бутылки:
– Будешь?
– А что там?
– Хороший ром и хороший портвейн. Как у Ремарка в «Трех товарищах».
Я пожал плечами.
– Почему бы и нет?
Он легко выдернул пробки из бутылок, видимо, он уже вытаскивал их и вновь неглубоко воткнул. Я подставил два бокала, он аккуратно налил в них и того, и другого. Мы сели в кресла и Безымянный сказал:
– Хочу как следует поговорить с тобой, рассказать побольше о нас, о том, что мы делаем. Я как-то все забываю, что ты наполовину еще в лесу.
– В лесу?
– Ну да, в лесу, в своем партизанском отряде. И начну я с разговора о самостоятельном выборе жизненного пути. Слышал такой термин «нилоты»?
– Слышал. Это какие-то африканские народы, по-моему, кочевые.
– Да. Вот уже много столетий, даже тысячелетий они кочуют, вернее кочевали, по саваннам и полупустыням Африки. Не секрет, что пустыня Сахара так же столетиями росла. Это происходило, во-многом, по вине нилотов. Сотни тысяч голов скота вытаптывали почву, превращая ее в пыль, козы съедали подчистую всю растительность вместе с корнями. Саванна постепенно превращалась в пустыню. Это было понятно их соседям – охотникам ндоробо, которые не пускали кочевников в немногие оазисы в горах. Ситуация усугублялась безвластием на большей части этих земель. Никому не было дела до кочевников, и они продолжали уничтожать свою землю. Я видел их стада своими глазами...
– Глазами? – мне стало так интересно, что я не выдержал и перебил его, – Это было до того, как Вам сменили глаза?
– Да, но и нынешние глаза я все равно называю глазами. Так вот, эти стада представляли собой самое жалкое зрелище, которое только можно вообразить. Представь себе этих коровенок и коз, тощих от недоедания, от постоянных кровопусканий. Ты ведь знаешь, что нилоты питались кровью скота?
– Знаю.
– Не лучше выглядели и лошади, и верблюды. Их кровь не пили, но с едой и у них все было не в порядке. Для нилотов скот – это капитал. Бессмысленно было предлагать им зарезать излишки скота и питаться мясом, это равнозначно предложению нам обогреваться, сжигая на костре бумажные деньги. А хозяева выглядели не лучше, чем скот. Голод был их обычным спутником, ежегодно сотни людей умирали от болезней, вызванных недоеданием, а рядом с умирающими мычали и блеяли сотни коров и коз. Жизнь людей, подчиненных служению скоту, была невыносимой. Дети-пастухи, забитые, запуганные, изможденные непосильной работой. Женщины, на плечи которых легли все заботы, включая строительство хижин из сушеного навоза. Вообрази только, сколько его нужно для строительства селения. Немногочисленные старейшины, озабоченные только одной проблемой: как бы успеть сделать достаточное количество детей, чтобы племя не вымерло. И молодые воины, не занимающиеся ничем, кроме краж скота у соседей и вооруженных стычек. Так было еще десять лет назад, пока я все не изменил.
– Как?
– Я подключил к этому делу всех жуков, прилетевших к нам. Были задействованы все легкие летательные аппараты. Мы уничтожили все стада, и не просто уничтожили, а начисто их сожгли. Пепел послужил хорошим удобрением для земли. Номадам, оставшимся без скота, мы предложили умереть от голода или делать так, как мы приказываем.
– Узнаю обычную Вашу манеру.
– А ты слушай дальше. Мы не предложили ничего плохого. Наше предложение было таким: мы перевозим всех бывших кочевников в места, благоприятные для земледелия, снабжаем необходимыми орудиями труда и семенами, обеспечиваем учителей и агрономов и кормим всех до первого урожая. Были и те, кто объявили о том, что они готовы умереть, но не подчиниться. Вожди и шаманы, для которых война была источником существования, воины, которым нужно было демонстрировать свою доблесть и самые старые старейшины, которых уже не пугала смерть, лишь бы традиции не нарушались. Почти все они, в конечном итоге, согласились на наше предложение, когда поняли, что иначе они умрут на самом деле. Детей мы отдали в школы, чтобы избавить их от работ. Женщин на все не хватало, и вчерашние воины-бездельники вынуждены были заняться делом. Сейчас эти люди живут намного лучше, чем раньше, а маленьким детям как страшные сказки рассказывают истории «о временах, когда племя кочевало по пустыне». И Сахара начала отступать! Каждый год несколько сотен метров полупустыни превращаются в саванну, а пустыни – в полупустыню. Я считаю это – лучшим делом в своей жизни. Проект Цитаделей я разрабатывал не один, нас было достаточно много, а перевод кочевников к оседлой жизни был целиком моим, от плана до реализации, и я горжусь им больше всего.
– Опять красивая картинка. А как насчет тех, предпочел погибнуть от голода. Их не жалко?
– Жалко. А тебе не жалко раскольников, которые шли на самосожжение, лишь бы им не мешали жить так, как они считали правильным? Мне раскольников жаль не меньше. Но что можно сделать с фанатиками? Подумай сначала о тех, кто вовремя был спасен после перехода к нормальной жизни. Врачи работали не покладая рук, лекарства уходили мешками. Знаешь сколько существует болезней, вызванных нехваткой витаминов и полезных веществ? У них были чуть ли не все из них. Я не позволил этим людям жить так, как привыкли. Я заставил их жить так, как считал нужным, и вот он результат – сотни жизней спасены, и пустыня отступает. Нельзя позволять людям, стоящим на низкой ступени развития, самим выбирать путь развития – они не готовы к этому. Они уже не живут инстинктами, как животные, но еще не живут разумом. Бессмысленные, с точки зрения любого разумного человека, обычаи и традиции держат их в тисках. Самые прочные оковы те, в которые ты заковываешь себя самостоятельно. Чтобы их разбить, нужен кто-то со стороны. Этим-то мы и занимаемся целенаправленно вот уже почти десяток лет.
– И много еще у вас таких свершений? – я старался быть как можно ироничнее, но он не обращал на это внимания.
– Да, много. Просто я после нилотов ничем подобным не занимался. Но если тебе интересно, могу рассказать о том, что сделали другие.
– Мне, действительно, интересно.
– В свое время колонизаторы загнали индейцев и австралоидов на земли, малопригодные для жизни. Австралийцам пришлось легче – их было меньше, белые были цивилизованнее, да, кроме того, привезли с собой кроликов. В Австралии нам почти не пришлось обустраивать жизнь аборигенов, а вот на территории бывших США и Канады, особенно США, работы было – невпроворот. В свое время я видел репортаж о посещении каким-то президентом резервации в пустыне, где он говорил о необходимости поисков работы через интернет. Но почему-то он не поинтересовался, есть ли там электричество и телефон. Я, например, не уверен. Так вот, все эти жуткие места исчезли. Наши коллеги с того континента поработали на славу. Они отобрали хорошие земли у многочисленных ранчо и построили хорошие поселки. Разумеется, они предусмотрели все, что входит в их американские представления о комфорте. Мне давали записи: видел бы ты сколько радости было у ребятишек и подростков!
– А недовольные были?
– Конечно!! Эти ранчо не приносили практического дохода, но принадлежали весьма известным людям. Они приезжали туда на пару недель в год, почувствовать себя «настоящими ковбоями». Представляешь, насколько они были недовольны?
– Нет, я имею в виду индейцев. Ведь были и такие, кто хотел остаться в родных местах?
Безымянный вздохнул.
– Опять ты за свое. Видел по телевизору бабушек из мертвых деревень? Те тоже плачут, мол, куда мы от родных могилок? Приходится говорить: поближе к живым родственникам. Говоришь им: поживите хоть под конец жизни достойно. Ведь заслужили же! А они по-прежнему: огород у нас, коровка. Гробят остатки здоровья, чтобы жить впроголодь. Из достижений цивилизации – одна «лампочка Ильича», как не со времен ли электрификации, да черно-белый телевизор, показывающий полтора канала, если у него настроение будет.
Я фыркнул, а он с торжественным видом поднял бокал:
– За здоровье этих бабушек, которых мы уже почти всех перевезли в города. Пусть наконец-то узнают, что жизнь – это не только непосильный труд, но и хороший отдых.
Его щеки раскраснелись, а голос стал прерывистым. Я с удовлетворением заметил, что пить он совсем не умеет. Всегда приятно видеть хотя бы пустяковые слабости у своего противника.
– Свобода – это миф для большинства людей. В свое время, один из основоположников анархизма, Макс Штирнер, доказывал, что «человечество», «народ» и «государство» являются ничем иным, как абстракциями, не существующими в реальном мире. Он проповедовал свободу, не задумываясь над тем, что свобода – не меньшая абстракция.
Я перебил его:
– Как это государство – абстракция?
– А так. Эти абстракции выдаются за реальность теми, кто желает управлять людьми. Я не считаю это правильным, но некое рациональное зерно в этом есть. Любая политическая или этическая концепция оперирует с идеальными людьми, которых на самом деле не существует. Штирнер это понял, но он не понимал, что и его концепция индивидуальной свободы тоже нереальна. Философ либо ставит людей ниже себя, либо судит о всех по себе. Основатели анархизма были готовы к свободе, они могли быть свободными не в ущерб другим, но когда их идеи пошли в массы, тут же появились террористы с бомбами, батька Махно и революционные матросы с лозунгом «Грабь награбленное!».
– А как вы смотрите на все это?
– Мы заранее решили, что равенства людей нет, никогда не было и быть не может. Каждый должен быть свободен ровно настолько, насколько он готов к свободе.
– А кто это будет определять?
– Те кто умнее.
При такой постановке вопроса возражать трудно, но я примерно знал, о чем он может говорить и нашел, как мне показалось, брешь в его рассуждениях.
– А сколько мы знаем умных подлецов? Высокий уровень интеллекта еще не показатель высокой морали.
Он кивнул, попытавшись улыбнуться, но улыбка получилась кривая.
– Естественно. Но мы, Слуги высшего класса, достаточно узнали друг друга, перед тем как начать менять историю. При всех наших разногласиях, мы едины в том, что судьба человечества – главное для нас. Мы живем ничуть не лучше остальных. Уже семь лет действуют учебные Цитадели, и у нас есть много обученных людей. Мы учим вовсе не математике с физикой – на это есть учебники, а своему образу мыслей. Мы учим тому, что высокое положение накладывает массу обязанностей. Мы обеспечили высокий уровень комфорта нашим людям не за счет бедных, как это было всегда. Мы живем на самообеспечении, а за то немногое, что получаем извне, заплачено вперед и с избытком новыми технологиями. Нашу систему власти можно назвать олигархией. Мы, высший класс, будем пускать к себе только тех, кто действительно равен нам, и по интеллекту, и, главное, по видению мира. А теперь...
Он наклонился ко мне через стол.
– Я хочу рассказать тебе о том, ради чего я пришел сюда. Обычно, мы даем эту информацию через два-три года после начала обучения, но тебя надо побыстрей вытаскивать из леса, и твоих братьев по оружию – тоже. Ты когда-нибудь задумывался над тем, что жуки ведут себя не так, как положено завоевателям?
– Ну почему не так? Они поставили управлять завоеванными людьми других людей. Одни названия «Хозяева» и «Слуги» чего стоят!
– Вот-вот, названия! А где дела, достойные настоящих оккупантов и поработителей? Где концлагеря и массовые расстрелы? Где пожирание младенцев и высасывание крови у женщин? Где отправка мужчин на каторгу с целью разграбления всех природных ресурсов? Где колонизация и создание резерваций для оставшихся в живых людей? Что ты, вообще, думаешь об их действиях?
– Чужой разум понять очень трудно... – осторожно начал я.
– Вздор! – перебил меня Безымянный. – Еще Цицерон восклицал «Куи продест!» – ищи, кому это выгодно. Давай, поищи выгоду в действиях жуков, а я погляжу, как это у тебя получается.
Даже в обычном состоянии, я не мог ответить на вопрос «Зачем это все?», а теперь, выпив... Но делать было нечего, с Безымянным не очень-то и поспоришь. Тут я вдруг вспомнил рассказ одного учителя о жуках.
– Возможно, жуки хотят получить выгоду от людей, обладающих индивидуальным разумом в своих взаимоотношениях с другими расами.
Безымянный откинулся назад и улыбнулся.
– Вот видишь, а говорил: «очень трудно понять». Тут и понимать нечего. Все само собой складывается. Им нужны не просто люди, а люди достигшие высокого уровня технического развития. Им нужен сильный союзник...
– Союзник или слуга? – резко оборвал его я.
Безымянный хмыкнул.
– А ты ощущаешь себя слугой?
– Ну... Нет, пожалуй.
– Вот именно. Сами эти термины «Хозяева» и «Слуги» придумал один мой хороший друг – тоже имеющий высший класс. Человечеству надо было разоружиться, сгладить уровень жизни в разных регионах, обратить свою энергию на науку и творчество. Для этого надо было сломать все государственные системы – и наши инопланетные друзья согласились нам помочь. Мы воспользовались древними страхами, поднятыми наружу еще Уэллсом. Инопланетяне непременно должны завоевать Землю – они и завоевали ее для нас. А мы знаем, что нужно делать. Мы назвали себя «Слугами» по двум причинам. Во-первых, наши друзья любезно согласились принять на себя все дурное отношение людей. Нельзя сломать весь жизненный уклад человечества так, чтобы никто не пострадал при этом. А мы что, мы – Слуги! Весь спрос с Хозяев. А во-вторых... Всегда мир был для человека, и вращался вокруг него. Теории Коперника и удивления Гагарина тому, до чего наша планета мала, недостаточно, чтобы преодолеть этот веками складывавшийся антропоцентризм. А мы указали нынешним людям на их место. Завышенная самооценка – бич американо-европейской цивилизации, да и не только их. Не будет никакого развития, пока человек не поглядит на себя объективно. Пока кричали «Все на благо человека, все во имя человека», мы продолжали строить замкнутый мирок. Но сейчас все по-другому. Только теперь, поняв, что они вовсе не центр мироздания, люди смогут поглядеть на себя отстраненно.
– Но, ведь если эта информация распространится, вся ваша система может рухнуть, – растерянно пробормотал я.
Безымянный расхохотался.
– Я не могу, как в прежние времена, висеть в Интернете часами – у меня мало свободного времени. Но пару – тройку часов в неделю я могу выкроить, чтобы донести все это до людей – до тех, кто захочет это прочитать и понять. И так я нахожу новых сторонников, которые приходят к нам. Я же говорил – информации в Интернете достаточно – только ищи и читай.
Он откинулся на спинку кресла, глядя на меня с чуть насмешливой улыбкой, а я не знал, что сказать. Мысли путались у меня в голове. Такого шока я не испытывал еще никогда. Где здесь правда, а где ложь? Могу ли я верить Безымянному, даже если он и никогда не обманывал меня? «Никогда не говори все правду» – так он учил меня. Какую еще правду он скрывает? Безымянный всматривался мне в лицо, а затем резко наклонился через стол.
– У нас не было другого выхода! – воскликнул он. – Человечество оказалось не готовым не только к двадцать первому веку, но и к двадцатому! Больше чем двухсотлетний период непрерывных открытий – а результат ужасен! Каждое новое изобретение служило лишь средством уничтожения людей и природы, каждая достигнутая вершина мысли служила опорой диктатур! Ницше и Марксу и в страшном сне не приснилось бы, что их труды послужат оправданием для создания «Третьего рейха» или ссылки целых народов. Тоже было и с экономикой. Даже если я и буду говорить только о том, что помню сам, то не скажу ничего хорошего. Все надежды на построение более справедливого порядка рухнули, погубленные так называемой «войной с террором», вывозом производства в Юго-Восточную Азию и неконтролируемой миграцией.
Безымянный нервно облизал губы и продолжил уже чуть тише и спокойней:
– Каким предстал перед нами мир, который мы начали менять? Установление «демократии» с помощью бомбардировок и террора против своего народа. Люди, относящиеся с презрением к культуре и обычаям тех краев, в которые они приехали. Все увеличивающийся разрыв между богатыми и бедными. Помойки, полные продуктов с одной стороны – и люди, умирающие от голода – с другой. Терпеть это было нельзя – и мы не стали терпеть. Жуки плохо понимали нас. Они и сейчас плохо нас понимают, но они дали нам все, что могли. А нам была нужна только сила. Полмиллиона солдат – этого вполне хватило для победы. И что бы ни делали те, кто создали Сопротивление и воюют против нас – Земля уже никогда не будет прежней.
– Но почему нельзя было выступить открыто? – растерянно спросил я. – Разве было нельзя объяснить людям все это?
Безымянный усмехнулся.
– Это начали объяснять еще Фурье и Сен-Симон. Уж если их особо-то не слушали, кто бы стал слушать нас, даже если мы и в хороших отношениях с инопланетянами? Сам подумай, отдали бы земные правители свою власть? Они же судят обо всех по себе, они начали бы доискиваться до скрытых мотивов и выгод в наших поступках. Да и как это могло произойти на практике? Посланник жуков вы ходит на трибуну ООН и говорит: «господа, не соизволите ли уйти отсюда, так как править должны вот эти вот хорошие люди»... Бред какой-то! Когда власть сращивается с бизнесом, отобрать ее можно только силой.
– Да силой... Сколько человек погибло во время этого «отнимания»? Это что, были только представители власти, сращенной с бизнесом?
– Чтобы было понятней, приведу одну аналогию. Представь себе горящий многоэтажный дом. Горят верхние этажи, тянет дымком. И вот ты, с пожарным шлангом в руках, подбегаешь к дому, а на первом этаже тебя встречает человек с ружьем в руках. Ты ему говоришь о пожаре, показываешь шланг, а он тебе говорит, что не позволит, потому что он только что сделал ремонт, а ты все зальешь водой и все испортишь. Да еще, вдобавок, созывает всех своих домочадцев, и те выскакивают вооруженные кто чем. И что делать? Уговаривать, пока не станет поздно? Да, я их понимаю. А вот простить – не могу.
– А как же «понять все – простить все»?
Он фыркнул.
– Ну да, кто-то был убежден, что глубоко проникнув в мотивы человека, ты невольно отождествишь себя с ним, а значит все ему простишь. Только закавыка то в том, что некоторые и себя простить не могут, не то, что других. Я, например, очень хорошо понимаю Муссолини с Гитлером. Но простить – увольте!
Я попытался вернуть разговор в прежнее русло.
– Но из-за подобного подхода вы получили Сопротивление! Это тысячи людей, с оружием выступающих против вас!
– Тысячи людей... Да не тысячи – десятки тысяч. Мы ничего не хотим делать, только терпим. Ты думаешь, справиться с Сопротивлением сложно? Вовсе нет. Обычные тоталитарные методы вполне могут изменить ситуацию. Выбросить десант из десяти тысяч жуков на город, выгнать всех жителей на улицы, пройтись с портативным детектором лжи, всех подозрительных задержать, допросить получше... Два-три дня – и все, город полностью зачищен. На самом-то деле Сопротивление – это наш будущий кадровый резерв. Пока число пришедших к нам ничтожно, но оно увеличивается. Со временем Сопротивление исчезнет совсем.
– А сколько человек погибнет к тому времени?
– Это та плата, которую человечество платит за века манипулирования, за добровольный отказ от идеи власти народа.
Я решительно помотал головой.
– Вот этого-то я понять не могу. А с демократией как быть?
Безымянный расхохотался.
– Неужели ты, действительно, считаешь, что власть народа и демократия – одно и то же?
– Но демократия переводится...
Безымянный не дал мне закончить.
– Слово «кварк» с немецкого языка переводится как «творог». Ты будешь утверждать, что протоны и нейтроны состоят из творога?
Он остановился, явно ожидая моего риторического «нет», но такого удовольствия я ему не доставил. Не дождавшись, он продолжил:
– Это один из распространенных стереотипов. Парламентско-президентская демократия – это не власть народа, а власть экономических кланов, сбившихся в партии – в лучшем случае. А в худшем – это сборище проходимцев всех мастей, знающих, что под громкие фразы легче всего воровать. Где-то с этим обстояло лучше, где-то хуже, но нигде не было хорошо. А все почему? Потому, что люди, в большинстве своем, не желают думать, не желают брать на себя ответственность. Гораздо проще сделать систему, позволяющую кланам захватить власть. Гораздо проще якобы выбрать «своего парня» или того кто «очень умно говорит». Сколько президентов «по суду» ты знаешь? А скольких людей опорочили, замолчали? Я уже не говорю про фальсификации запугивание, вранье! Нас, тех, кто знал, что надо делать, кто был готов взять всю ответственность на себя, была горстка. Теперь нас стало больше. Пройдут века – и такими станут все. А пока кому-то надо думать за тех, кто отказался от этого ненужного занятия. Ты, твои ребята, и все ваше Сопротивление думаете самостоятельно. И вы придете к нам, придете со временем. И если кто-то погибнет – что ж, человечество платило и гораздо больше за гораздо меньшее.
Он неожиданно встал и одной рукой ловко цапнул бутылки за горлышки.
– Думай! Пищу для размышления я тебе дал, теперь все – за тобой. И... Не сердись на меня.
Он быстро вышел, а я еще долго сидел за столом, пытаясь понять, что же мне делать дальше.
Цитадель один - Главы 1 - 6
© Copyright: Алексей Гулин, 2008
Свидетельство о публикации №208082100471
Свидетельство о публикации №208082100471
Рецензии
Хорошо пишете. Читается легко. У Вас есть произведения " на бумаге " - честно говоря - куда приятнее читать текст с листа. В ожидании ответа причисляю Вас к лику Избранных. С уважением и наилучшими пожеланиями - В.С.
Владим Сергеев 23.10.2008 07:30 • Заявить о нарушении
Владим Сергеев 23.10.2008 07:30 • Заявить о нарушении