Штафирка

       Было утро субботы. Людка была на работе, Мишка в школе. Канавин был с тяжкого бодуна, но выпить было не на что - бумажник он потерял вчера по пути домой. Где потерял? Если б знать… В бумажнике была вся получка.
       Получку им выдали в честь майских праздников. За март и за апрель. Когда выдадут за текущий месяц май - неизвестно. Тараканов - хитрая скотина.
       Он лежал в прострации на диване в углу свой тесной общажной каморки, провонявшей дрожжевыми парами, манной кашей и мочой. Канавин глядел в потолок. Он помнил, что в правом ящике, среди бумажек, конвертов и прочего хлама… страшно подумать… лежали все семейные сбережения… на черный день!
       Внезапно по потолку с легким хрустом зазмеилась трещинка. Она быстро очертила по штукатурке кривой островок, который с легким звуком тут же шлепнулся прямо ему на лоб.
       Это был сигнал свыше! Ну, или, по крайней мере, сигнал к действию.
       Матюгнувшись, Канавин вскочил, стряхнул с себя штукатурку и кинулся одеваться. Затем он сложил в карман все семейные сбережения, и, схватив заветную газетку со странным объявлением, кинулся на поиски ближайшего телефона-автомата. Терять ему было решительно нечего, но и звонить по этому телефону с вахты общежития ему не хотелось.
       Только что его не было, и вот он появился. От такой неожиданности он чуть было не навернулся носом в розово-бурые плитки пешеходного бульвара. Сохранив равновесие, он начал испуганно ощупывать себя. Лицо было в целости и сохранности, как и дорогой костюм и не менее дорогое пальто - сам же купил их недавно в бутике неподалеку. Часы тоже были приличные, и показывали девять утра. Голова раскалывалась, а во рту было мерзко. Через пару секунд он понял в чем дело: похмелье. А еще, невзирая на дорогущий прикид, он был грязен - похоже, не мылся дня три. И руки - руки были шершавыми, покрыты желто-серой коркой мозолей, а под длинными переломанными ногтями были залежи грязи. Его чуть не стошнило; его утонченная натура не могла этого вынести.
       Совсем рядом за спиной кто-то засмеялся. Этот смешок потревожил его обостренный слух, и он обиделся. Была у него такая привычка - все принимать на свой счет. Затем хлопнула дверца, и какая- то машина с ревом рванула с места. Он оглянулся. Он стоял на углу бульвара и проспекта, на самом краю автостоянки, от которой стремительно удирал черный лимузин.
       Он вздохнул. Пора было на что-нибудь решиться, а он все стоял на месте и предавался рефлексии. Самое главное, он никак не мог вспомнить свое имя. Похмелье было невыносимым, и какой-то рефлекс подсказывал ему: надо опохмелиться. Но он тут же отогнал эту мысль: нет, это недостойно меня! Я человек с высшим образованием!… Я…
       И он начал вспоминать себя. Потомственный интеллигент, с высшим экономическим образованием… кандидат экономических наук… Это уже немало! Тем временем тот же похмельный рефлекс уже гнал его к ближайшему бару. На ходу он глянул на свое отражение в зеркальной витрине, и ему захотелось провалиться сквозь землю от стыда. При этом ему показалось, что что-то где-то запищало. И не где-то, а прямо на нем. Часы? Он посмотрел на часы. Часы не пищали. Наверное, показалось.
       Он проскользнул внутрь бара, и, не глядя ни на кого, стыдливо ринулся в туалет. Там он внимательно осмотрел себя в зеркало и ужаснулся. Лицо было шелудивым, землистого цвета, глаза - с красными белками, а во рту не хватало половины зубов. Да и те, что были на месте, были не зубы, а так - осколки. Еще он понял, что хочет курить. «Но я же не курю!» холодея, слабея и трясясь от ужаса, думал он. «Да что же это такое!… Я - деловой человек… Мне пить нельзя, я за рулем…» Ему снова послышался писк. Часы? Да нет…
       Он забился в туалетную кабинку, словно стараясь спрятаться от стремительно проходящей амнезии и растущего стыда. Отдышавшись, он методично облазил все свои карманы и в совокупности насчитал четырнадцать. В одном из них он обнаружил бумажник с горой кредитных карт и пятью тысячами рублей. В другом обнаружились паспорт и водительские права на «Форд» какой-то допотопной модели. Его паспорт и его водительские права. А еще - ключи от машины и квартиры. «Непомнящий Иван Николаевич» - так его звали. На цветной фотографии в правах физиономия была ничуть не краше, чем в зеркале.
       Воспоминания о себе стремительно всплывали из ниоткуда, и занимали свои места, как кусочки мозаики-паззла. Ничего подобного он раньше не испытывал. А откуда я знаю про паззлы? У меня же есть сын, вспомнил Иван. Мишей зовут. Ему эти паззлы и покупал. Когда он маленький был, а я еще в вузе работал.
       Иван еще раз внимательно, страница за страницей, пролистал свой паспорт, глянул на штамп с пропиской и сразу же вспомнил, где он живет. Жил он в элитном доме, в элитной же квартире. Которую они с Людой купили год назад, забравшись в чудовищные долги, с которыми до сих пор не рассчитались.
       Вспомнив о долгах, Иван снова похолодел от ужаса и снова задрожал. Сегодня он обещал позвонить партнеру по бизнесу Боре. Именно Боря втянул его в деловой мир, и был в деловом мире его личным гидом. С ним они вместе спекулировали акциями предприятий. Ему же Иван задолжал больше, чем всем остальным вместе взятым.
       Очертя голову, он ринулся вон из кабинки. На улицу. На бегу Иван перед кем-то извинялся. Голос у него был писклявый. А еще он немного заикался. И ужасно за это себя ненавидел - и за чувство вины перед всеми, и за голос. Но ничего не мог с собой поделать: таким его воспитали папа и мама, потомственные интеллигенты.
       На лавочке на углу, где Иван начал себя вспоминать, теперь сидели два типичных трудовых алкоголика, и пили пиво. Один был поплюгавее и потолще, другой похудее и повыше.
       «Как Дон Кихот и Санчо Панса», подумал Иван.
       Санчо Панса вдруг уставился на Ивана, заулыбался и даже чуть было не поперхнулся пивом. Ивану стало нехорошо от такого внимания. Затем Санчо Панса толкнул Дон Кихота в бок. Теперь они оба таращились на него.
       - Семеныч! -по-свойски обрадовался плюгавый, проглотив, наконец, свое пиво. - Семеныч! Итить твою мать! Ты чего так вырядился?
       Иван понял, что приветствие относится именно к нему и ни к кому иному, и перешел на бег. Интеллигентское чутье подсказало ему, что слишком долго на них смотреть, а тем более, что-то им отвечать - себе дороже.
       - Семеныч!!! -радостно вопил за спиной Санчо Панса. - Ты куда?
       - Да не он это, -урезонивал его Дон Кихот.
       - Да как не он? Он!…
       Иван добежал до стоянки. Остановился. Глазами пересчитал окружавшие стоянку чугунные столбики. Их было тридцать. Почувствовав облегчение, он отыскал свой потрепанный «Форд». В машине еще раз перещупал все карманы, чтобы лишний раз убедиться, что все на месте. Затем завел машину и поехал домой.
       По пути он считал глазами столбы, все время сбивался и нервничал. Обнаружилось, что Иван плохо водит машину: то поздно трогается, когда загорится зеленый, то кого-нибудь подрезает. Пока добрался до дома, ему несколько раз орали и бибикали. Дело было даже не в похмелье, а в самом Иване. Ему предстояло оправдываться перед Людой, и он понимал, что должен что-нибудь придумать. Вместо этого его ум сам собой переключался на арифметические действия. Двести сорок три умножить на двенадцать…
       Возле дома, словно считая себя недостойным лучшей доли, Иван поставил свой «Форд» в самом углу стоянки, рядом с мусорным баком. Еще раз перещупал карманы, подергал дверцы машины, и, пересчитав глазами кустики у подъезда (их оказалось десять), устремился навстречу неизбежному.
       Маленькая очкастая Люда бросилась ему на шею и зарыдала.
       - Ванечка!… Живой и невредимый! Где ты был?…
       В гостиной бубнил телевизор. Какой-то ветеран спецназа делился своими откровениями:
       - Всегда и везде было, есть и будет так: в обычной жизни ты никто, и должен рассчитывать только на себя. А тут тебе оказывают доверие, приподнимают тебя над толпой, делают из тебя человека…
       Бормоча что-то невразумительно про день рожденья у друга, он снял пальто, и в костюме завалился прямо на диван. Истерзанный организм требовал отдыха. Уже отключаясь, он ощутил под боком какую-то газету. Иван аккуратно вынул из-под себя газетку, и, по своей добросовестной привычке, аккуратно положил ее рядом.
       - Ну зачем напиваться-то?… -слышал он сквозь сон укоризненные всхлипы.
       - Пап, пап! -кто-то осторожно теребил Ивана за плечо. Он проснулся. Было два часа дня. Теперь он чувствовал себя гораздо свежее.
       Миша, мальчик лет десяти, в котором Иван сразу же опознал своего сына, тряс его за руку.
       - Пап, помнишь, ты мне вчера обещал, что мы пойдем на «Звездные Войны»?
       Иван замычал от стыда.
       - А сегодня ты обещал помочь мне с химией…
       Иван чуть не заплакал.
       Вошла Люда, держа в охапке его пальто.
       - Ваня… -она села рядом с ним на диван. - Ваня… Да что с тобой… Ведь никогда такого не было!…
       - День рожденья… -не найдя, что ответить, сказа Иван и тяжко замолк.
       - Ваня, -спросила Люда, подняв правый рукав пальто и выворачивая наизнанку обшлаг, - что это?
       Изнутри, на самом краю серой шелковой подкладки, был приклеен квадратик черного атласа, на котором мелкими желтыми буквами было напечатано:


Собственность корпорации «Штафи»


       И ниже - красными буквами:


Вскрыл - пеняй на себя!


       Рядом был нарисован сияющий синий многогранник - видимо, логотип этой самой корпорации. Иван пощупал пальцем пугающий квадратик. Внутри было что-то маленькое и твердое.
       - Я хотела оторвать… -испуганно пояснила Люда. - А оно пищать начинает!…
       - Круто! Завербовали! -прокомментировал Миша.
       «Что- то слишком много загадок в один день», подумал Иван. Для него это было и впрямь много.
       Он переглянулся с Людой и Мишей. Те смотрели то на него, то на странную штучку.
       Иван потрогал квадратик еще раз. Квадратик издал еле слышные электронные сигналы: пи-пи-пи!
       «Так вот что пищало», понял он наконец.
       Квадратик замолчал.
       Иван снова дотронулся до него. Снова раздался писк.
       И в тот же самый момент в прихожей зазвонил телефон. Прямо-таки разразился трелью звонка.
       Иван ринулся к телефону, сорвал трубку.
       - Алло!
       - Это из уголовного розыска беспокоят, -сказал развязный голос с бандитским акцентом. - Всем сидеть дома! Сейчас мы к вам приедем.
       «Ну дела!» подумал перепуганный насмерть Иван, прижавшись щекой к телефонной трубке и слушая гудки.
       - Ванечка, кто звонил? -спросила, чуть не плача, Люда.
       - Ничего не понимаю… -одними губами прошептал Иван.
       Не прошло и пяти минут, как раздался сигнал домофона.
       - Кто? -коротко спросил Иван.
       - Бин Лад ен в пальто, -ответил тот же голос. - Майор Шулерман, уголовный розыск.
       Иван покорно ткнул пальцем в кнопку, разблокировал дверь и вышел на площадку встречать гостей. Люда и Миша вышли следом, как бесшумные призраки.
       Майор Шулерман, как и следовало ожидать, прибыл не один. Его сопровождали трое верзил в одинаковых черных костюмах и черных очках. Сам Шулерман неторопливо шествовал впереди с ноутбуком в руке. Пожилой, маленький, толстый, со скрюченным носом, но весьма свежий для своих лет, он больше всего походил на какого-то голливудского актера, чье имя Иван никак не мог вспомнить. Верзилы, соответственно, напоминали его телохранителей. Один из них тащил тяжелый чемодан. Ивану стало совсем худо.
       - Прошу в дом, -по-деловому скомандовал Шулерман, глядя на Ивана снизу вверх. Телефонный голос принадлежал ему.
       Майор и его телохранители выстроились клином и впихнули семью обратно в квартиру.
       Шулерман по-хозяйски уселся прямо в плаще на тот самый диванчик, на котором спал Иван, и открыл свой ноутбук.
       - Вы… и вправду… из уголовного розыска?… -выдавила из себя Люда.
       Иван молчал. В нем кипели недоумение, ярость и злоба, но рот был словно запечатан, и он паралично стоял посреди комнаты, лишь косясь на телохранителей. Один из них тем временем закрыл телом путь отступления в Мишину комнату и супружескую спальню, второй встал у входной двери. Третий уселся рядом с Шулерманом, открыл свой чемодан и соединил его проводом с ноутбуком, а потом начал колдовать над кнопками.
       - Какой там, на хрен, уголовный розыск, девушка! -ответил после паузы Шулерман. - бери выше: корпорация «Штафи»!
       - Он заглянул в рукав Иванова пальто, что лежало рядом с ним на диване.
       - Что, Ваня, штафирку нашел? -укоризненно спросил он. - Сам себе праздник испортил! Будем вас из этой квартиры сейчас выселять!!!
       - Пы… почему? -запинаясь, спросил Иван.
       - Пы… потому, передразнил Шулерман, -что законный владелец этой квартиры завтра возвращается с Канар. Досрочно. У него родители погибли… Да вы присаживайтесь. В ногах правды нет.
       Шулерман глянул в упор на Ивана:
       - Садись… Канавин Игорь Семенович!
       Семейство брякнулось на противоположный диванчик. Прочитав в глазах Ивана немой вопрос, Шулерман пояснил:
       - Канавин Игорь Семенович -твое настоящее ФИО.
       Из бокового кармана плаща он брезгливо выудил двумя пальцами разлохмаченный вонючий паспорт и бросил его Ивану. Паспорт шлепнулся на Иваново колено, а оттуда - на ковер.
       - Интеллигент, ядрена вошь! -рассмеялся Шулерман. - Даже свой паспорт поймать не может!
       Иван униженно открыл паспорт. И увидел свою фотографию. То, что в паспорте было его фото, было ясно, как день. Люда и Миша тоже молча таращились в этот в этот чужой паспорт с его, Ивана, лицом.
       - Ну что, себя не узнаешь, тринадцатый этаж? -спросил Шулерман.
       - Все готово, Соломон Давидович, -доложил человек с чемоданом.
       - Молодец, Рома! -Шулерман нажал пару клавиш.
       - Итак… Подойди, Иван Николаич, он же Игорь Семеныч. Подойди, не бойся…
       Шулерман ловко пощелкал на клавиатуре.
       - Подойди, мы тебя обратно рекодируем!
       В Руках у Ромы оказалась резиновая шапочка, утыканная какими-то стальными спицами, наверное, электродами.
       - Детектор лжи? -осторожно уточнил Иван.
       - Какой еще детектор… -скривился Шулерман. - Персонорекодер! Рома, сделай ему временный параллель. Пусть человек вспомнит, кем он был.
       Иван послушно надел шапочку.
       - Больно не будет, -заверил его Шулерман.
       Шулерман нажал еще пару клавиш и в Ивановой голове словно вспыхнуло цветной картинкой воспоминание. Сначала картинка была какой-то аморфной, но через несколько секунд обрела и форму и смысл. Иван видел: вот он позавчера вечером в каком-то темном дворе, на детской площадке с двумя товарищами по работе - Коляном и Лехой - обмывают получку. Их-то он и видел сегодня на бульваре. Иван даже не удивился - настолько ненавязчивым и естественным было воспоминание.
       - Но… этого не может быть! -бормотал Иван. - Я же человек с высшим образованием!…
       Шулерман засмеялся от души. Телохранители заухмылялись.
       - Ты свое образование, -давясь от хохота, говорил Шулерман, - по стройкам и трезвякам получал, деревня!
       Игорь вспомнил, что у него действительно не было образования, а приехал он из села и овладел профессией каменщика непосредственно на стройке. Но с другой стороны, его звали Непомнящий Иван Николаевич, и у него был университетский диплом экономиста, он защитил диссертацию и работал в университете, а год назад решил заняться бизнесом. Люда была законной супругой и Ивана и Игоря, а Миша был сыном обоих.
       - Что, воспоминания нахлынули? -осклабился Шулерман, и Игорю-Ивану стало неприятно оттого, что этот липовый сыскарь, а на деле непонятно кто, видит его насквозь.
       - Рома, всем временный параллель! -Шулерман щелкнул пальцами, словно заказывая официанту Феде дичь. - Люда! Миша! Подходи по одному!…
       - Что… все это значит? -спросил Игорь-Иван, тупея от борьбы и смешения внутри себя двух взаимоисключающих личностей.
       - Так… Где-то тут была газета… Рома, ты на ней сидишь!
       Шулерман извлек из-под Ромы газету - ту самую, которую Иван, засыпая, вытащил из-под собственного бока.
       - Читай! -Шулерман бросил газету Игорю-Ивану. - Там, на последней странице… Подчеркнуто даже… Ты, наверно, и подчеркнул.
       Это была увесистая газета бесплатных объявлений «Уму и сердцу». На последней странице, среди объявлений о досуге и интим-услугах для состоятельных господ, было одно, правда не подчеркнутое, а отмеченное черной фломастерной галкой:
       Сам себе надоел?
       Приключения с перевоплощениями.
       Корпорация «Штафи».
       Тел…
       Газета выпала из рук. Игорь-Иван вспомнил все.
       Вчера. Утром. Он. Канавин. Игорь. Семенович. Уф!…
       После недели не то чтобы колебаний - к колебаниям и размышлениям Канавин был в принципе несклонен - сколько тяжелой работы на строительстве особняка какого-то нового русского по фамилии Тараканов, и пьянок после работы; в общем, после обычной сумбурной рабочей недели, он решил-таки позвонить по странному номеру, указанному в объявлении. Он очень устал от себя и просто хотел узнать, что это за «приключения с перевоплощениями».
       Холеный женский голос на том конце провода долго и упорно зондировал его окольными и прямыми вопросами. Он расспрашивал, что и к чему, а женщина спрашивала его относительно серьезности намерений и финансовых возможностей. Убедившись, наконец, что контора самая что ни на есть серьезная, и что приключения обойдутся минимум в штуку баксов, он порылся в скудных домашних запасниках и вскоре набрал требуемую сумму - правда, в рублях. Это были деньги, отложенные на черный день. И Канавин, хотя был трезв, как стеклышко, рассудил: деньги нужнее ему. Пьяная жизнь, отупляющий труд, слезливая дура-уборщица Люда и оболтус Мишка. Кажется, настал его, И. С. Канавина, звездный час.
       Явившись по указанному женщиной адресу - а это была «комната 101» на первом этаже в одном из новостроечных микрорайонов, Канавин испугался: вдруг это обыкновенные бандиты; вдруг ограбят и убьют.
       Но нет. Контора имела скромную вывеску-табличку


Корпорация


«Штафи»


       и принадлежала не бандитам, и даже не мелкому жулику-экстрасенсу, который, крышуемый кем-нибудь из местных власть предержащих, арендует закуток в какой-нибудь вшивой общаге, и работает в условиях жесточайшей конкуренции и строжайшей конспирации. Нет, это был солидный офис в серо-синих и бежевых тонах, а по офису ходили респектабельные молодые люди в костюмах и галстуках. Канавину стало неловко за свою кожаную куртку не первой свежести и за свою испитую харю.
       Было еще одно занудливое собеседование - на этот раз с молодым человеком. По имени Олег. Молодой человек разъяснил ему в двух словах сущность «приключений»: ему, Канавину, на время запишут в мозг новую личность, и в виде нового воплощения он будет жить в течение срока, оговоренного в контракте. Получив от интервьюера три анкеты, Канавин понял, что пути назад нет. Вернее, так сказал ему Олег. Даже если он, Канавин, попытается сбежать, его все равно поймают и рекодируют насильно. Так молодой человек называл данный процесс - рекодировка. Канавин посмотрел на дверь, и стоявшие там два охранника посмотрели на него: дескать, именно так все и будет.
       Канавин понял, что попал. Причем по полной программе. Раньше он не так представлял себе попадалово. Но все его вчерашние представления оказались детским лепетом по сравнению с тем, что он понял сейчас. Придется отдать им тридцать тысяч рублей… Но желание перевоплотиться было сильнее.
       Два часа он заполнял странные анкеты, а затем подписал контракт. Свою цель Канавин сформулировал так: «Хочу хотя бы один день пожить по-человечески».
       После этого Олег отпер дверь в углу, и, вместе с охранником повели его по коридорчику к лифту. Перед посадкой в лифт охранник вяло обшмонал Канавина, и только после этого все трое вошли в кабинку. Олег нажал кнопку и лифт медленно, с визгом поехал. Но не вверх, как ожидал Канавин, а вниз. При этом он ощутил, как у него начинает сдвигаться крыша. Лифт все ехал и ехал, и остановился очень нескоро. Помещение, в которое они прибыли, находилось, наверное, на глубине тринадцати этажей. Так решил Канавин, по своей строительной привычке любивший считать не только высоты, но и глубины, в этажах.
       И точно: выходя из лифта, он увидел сияющую медную табличку с синим многогранником:


13 этаж


Лаборатория мнемодинамики


       Помещение было единственным на этаже, и совсем небольшим. К тому же оно было плотно заставлено непонятной аппаратурой и напоминало секретный бункер из фантастического фильма. За длинным столом в центре комнаты сидели трое в дорогих костюмах. Сидевший посередине сейчас развалился на его, Игоря-Ивана, диванчике. Тот, что сидел справа от него, был Тараканов, тот самый, которому Канавин строил жилье.
       - Соломон Давидович Шулерман, -учтиво представился сидевший посередине, - президент корпорации «Штафи». А это - Тараканов Андрей Геннадьевич, вице-президент. А это- Филиппов Дмитрий Сергеевич, менеджер по связям с общественностью. Да Вы присаживайтесь…
       Олег передал Шулерману заполненные Канавиным бумаги, и тот долго изучал их.
       - Учитывая Ваш уровень притязаний, -констатировал он наконец, - а также Ваши финансовые возможности, мы можем предложить лишь один вариант: двадцать четыре часа пожить в шкуре интеллигентного человека, бывшего преподавателя и научного работника, который ушел в бизнес и даже достиг кое-каких результатов. Повторяю: за такие деньги - все по низшему разряду. Поселим на чужой квартире без ведома владельцев - они сейчас в отъезде. Зато квартира - элитная. И машина имеется. И интеллигент будет что надо: новая личность, воспоминания с детства и до настоящего времени. Это сейчас Вы забулдыга, который с башней не дружит. Последние деньги нам принес. Оставил семью без средств к существованию!
       - Да уж… Если человек до тридцати пяти лет дожил, а ума не нажил, это уже диагноз! -подал голос Филиппов.
       Канавин внутренне вскипел и захотел по-простому, по-пролетарски дать этому дураку по хлебалу. Но угрюмый охранник, и пугающий антураж, и общая расстановка сил были настолько не в его пользу, что он сдержался. Даже сам себе удивился.
       - А в роли интеллигента, -как ни в чем ни бывало продолжил Шулерман, - Вы будете совсем иным человеком: тихим, скромным заикой, который вечно во всем сомневается и ни в чем не уверен. Зато человеком умным и благоразумным. Вот!… Ну ладно, приступим. Рома!
       Откуда- то из темного угла появился дотоле неприметный Рома в черном комбинезоне.
       - Устраивайтесь поудобнее… Да, конечно… И документы новые сделаем… И водительские права… Нет, внешность изменить не можем -тысяча у.е., сами понимаете… Так что - на устаревшем оборудовании и без каких бы то ни было гарантий…
       Канавин хотел было спросить о чем-то еще, но…
       - Ну как? Все вспомнил? -хохотал Шулерман. - Русская народная забава под названием «Вспомнить все с утра пораньше»!…А рекодировали мы тебя прямо в машине. И высадили на улице.
       Игорь- Иван внутренне негодовал -напряженно и замкнуто. Его скрупулезный и острый ум неожиданно воспроизвел все до мелочей.
       - Ну что же, Иван Николаич, который Игорь Семеныч! -Шулерман вдруг посерьезнел. - На этом я мог бы устроить вам всем обратную рекодировку, и дело с концом. Как будто ничего и не было. Но…
       Он загадочно оборвал свою речь на полуслове. Обвел всю семью нехорошим взглядом. И скомандовал:
       - Все в машину! Сейчас сюда приедут уборщики, приводить квартиру в божеский вид. Замести, так сказать, следы!…
       - Вы… и семью подвергли рекодировке?
       - А как же! В контракте черным по белому написано… «Члены семьи и/или ближайшее окружение клиента также подлежит рекодировке в соответствии со сценарием приключения.» Ах, да… Вы тогда были Игорем Семенычем, а он у нас человек к чтению несклонный. Тем более, к осмысленному чтению. В Вашем случае мы рекодировали жену и сына без изменения типа личностей. Просто записали им новые воспоминания и все. А тебе штафирку старого образца прилепили. Нарукавную, а не имплантируемую. Ну, за такие деньги -сам понимаешь…
       Игорь- Иван страдал в этой стальной вентилируемой коробке подземного бункера. От ярко-желтого искусственного освещения резало глаза. Когда он закрывал их, под веками прыгали цветные мушки. Многочасовая беседа стала невыносимой. Шулерман давно заметил это и давил все наглее.
       - Где… Люда и Миша?
       - Ха-ха! Интеллигент-строитель не сразу догадался, что чего-то не хватает! -засмеялся Шулерман. - Не беспокойтесь, им сейчас хорошо. Без Вас. Да и Вам скоро будет хорошо без них. Так хорошо Вам еще не было, уверяю вас!
       - Что… Вам… от меня… нужно?
       Игорь- Иван был готов разрыдаться от бессилия. Но у Ивана не было на это ни сил, ни темперамента, а Игорь еще в детстве усвоил от отца правило: настоящий мужик не плачет.
       - Что мне нужно? -Шулерман лучезарно улыбнулся. - Скажем так: я, вернее мы, корпорация «Штафи», имеем на Вас кое-какие виды коммерческого плана. Только и всего… Ну что, выпьем за успех нашего предприятия?
       Игорь- Иван не помнил, как его сюда привезли. Понял лишь одно: новое место его обитания не было подземельем. Это был особняк, а может даже, дворец.
       Когда стемнело, он решил сбежать. Он выбрался из окна на карниз, спустился по водосточной трубе, благо высота была небольшой - второй этаж. Иван струсил, но Игорь его победил.
       Со стороны дом действительно оказался особняком довольно внушительных размеров. Перед домом лежал широкий, как аэродром, освещенный фонарями двор. Игорь рвался бежать прочь - через кирпичный забор, через лес, к какой-нибудь дороге, к ближайшему населенному пункту. К людям. Иван же осознавал всю нелепость этого замысла: ни денег, ни документов, да еще с раздвоением личности. Ему никто не поверит, его попросту сочтут сумасшедшим.
       Пока он стоял и боролся с собой, перед ним нарисовались два охранника-бугая.
       - А ну вернись в дом! -беззлобно сказал один и так же беззлобно задирижировал палкой. - Соломон Давидович очень не любит, когда гости уходят сами!
       Игорь- Иван попятился. И наткнулся спиной на выскочившего из дома Шулермана.
       - Ах ты, неблагодарный! -заорал он. - Сбежать хотел?! А ну, марш домой! Завтра, с утра я тобой займусь…
       Игорь - Иван не мог простить себе малодушия. Но, с другой стороны, бежать ему все равно некуда. А тут еще этот Шулерман обещал заняться им. Будет готовить в диверсионную группу?
       «Ладно», решил он, ворочаясь под шелковым одеялом, «утро вечера мудренее. Завтра что-нибудь придумаю».
       Шулерман завалился рано, как и обещал - в шесть утра. Вместе с ним была пара телохранителей.
       - Ну что… Типа, доброе утро, хакер Нео, Даг Квейд! -поприветствовал его Шулерман.
       После завтрака в постели, поданного гейшей, Игоря-Ивана этапировали, прямо в халате и тапках, в чердачное помещение.
       - Шагай, Ваня, -подбадривал его Шулерман. - пора из тебя человека делать!
       Мансарда с косым потолком очень напоминала комнату на подземном тринадцатом этаже: в ней было полно аппаратуры, а в углу сидел старый знакомый Рома и под звуки не первой свежести телевизора терзал ноутбук.
       Его усадили в кресло и Шулерман сказал напутственное слово:
       - Ну что же, Ваня… По-моему, тебя надо было рекодировать сразу. У нас уже и программа была наготове… Но я не сделал этого, и интеллигентская половина твоей раздвоенной личности уберегла тебя от неверных действий. Но теперь тебя ждет такое приключеньице с перевоплощеньицем -родная мама не узнает. А ты ее не узнаешь и подавно!
       - Да зачем все это? -спросил Игорь-Иван.
       - Рома, прибавь-ка звук!
       Игорь- Иван увидел: на телеэкране отсвечивает какой-то мулла.
       - Вот! -просиял Шулерман, указуя на муллу. - Наша работа!
       - В смысле?
       - Хер на коромысле! В далеком девяносто первом году, когда корпорация «Штафи» только начинала свою деятельность, этот человек стал одним из первых наших клиентов. Тогда он был совхозным механизатором. Пил по-черному. Каждый вечер возле магазина обоссанный-обосранный валялся!… Уж не знаю, какими путями он про нашу корпорацию узнал. Но только приполз на коленях, плачет, жажду духовного обновления, говорит! Ну, мы его и обновили… Нет, полной рекодировкой личности мы тогда еще не владели. Максимум, что мы могли, так это приписать ранее несвойственную человеку черту. И вот: был алкаш-механизатор, стал мулла. Самый уважаемый человек на селе, между прочим… Вот и тебе, Ваня, нужно стать полезным челном общества, а не болтаться в проруби говном неприкаянным!… Рома, начинаем рекодировку!
       Шулерман сказал, что его, Приходова, сбила какая-то машина, поэтому он может чего-то и не помнить о себе. А внешность, сказал он, придется подкорректировать. Ведь его, Приходова, ждут великие дела, так что негоже ему ходить с рожей, как у алкоголика. И, не дав даже посмотреть на себя в зеркало, посадил в лимузин и повез в частную клинику к знакомому пластическому хирургу.
       Пластическая операция порядком выбила его из колеи. Приходов не привык долго терпеть. Но операция была нужна - так пояснил ему Соломон Давидович Шулерман, святой человек. Перед Шулерманом он внутренне трепетал, как собака перед хозяином, и по этой причине даже Шулермановское хамство воспринимал легко и весело.
       И когда через месяц сняли бинты, Приходов был приятно удивлен результатом.
       Забрав Приходова из клиники, Шулерман повез его в свой особняк. По пути они заехали в какой-то новостроечный микрорайон, где на первом этаже гнездилась какая-то Шулермановская организация.


Продюсерский центр


«Штафи»


       гласила надпись табличке. Там Шулерман забрал у какого-то Олега какие-то документы. Выходя, Приходов заметил на табличке синий многогранник.
       - Наш символ, -пояснил Шулерман. - Символ нашей многогранности.
       Продюсерский центр оказался полувоенной организацией, все члены которой носили воинские звания. Так, хитрозадого экс-законника Тараканова называли «майор-финансист», исполнительный специалист по связям с общественностью Филиппов именовался «капитан PR- службы». Был еще какой-то «штатный мозготряс» старший лейтенант Рома Колесников. Заправлял конторой, конечно же, Шулерман, который был в чине генерал-продюсера. Деятели «Штафи» были не только при чинах, но даже носили откутюровые прикиды под военную форму. «Стиль милитари, если кто не знает», пояснил Шулерман. Особняк Шулермана был филиалом этого центра. Сразу по приезде в особняк Приходова тоже произвели, но не в воинский чин, а в дворяне. «Их Сиятельство граф Приходов», звучало круче некуда. И бывшая звезда провинциальных театров преисполнилась в собственных глазах могущества и величия. У Приходова кружилась голова. Это был поистине день чудес!…
       - Значит, Приходов Игорь Адольфович? -в очередной раз спросил Шулерман так, как будто в подлинности Игоря Адольфовича могли быть какие-то сомнения.
       - Да, это я, -ответил Приходов.
       Вопрос казался ему странным. Уж кто-кто, а Приходов знал твердо, что он - это он. Приходов Игорь Адольфович. Тридцать пять лет. Родился в Киеве. Окончил Киевское Театральное училище. Работал в театрах Киева, Ставрополя, Волгограда, Кирова. Всегда хотел быть лучшим, и это у него получалось. Но коллеги по цеху, вкупе с театральным начальством, завидуя каждому его успеху, начинали плести против него интриги. И тогда он напивался и бил кому-нибудь морду. После чего приходилось по-тихому менять место работы. Он был женат три раза, и все три раза бросали его, а не он. И даже его тяжелые кулаки не могли помочь в борьбе с феминизмом. А последние полгода он вообще работал не по специальности - отсюда мозоли на руках.
       - Их Сиятельство изволили удариться в воспоминания? -осведомился Шулерман.
       В глубине души Приходов презирал сентиментальность. А всю свою жизнь со всеми ее загибами и кривыми виражами он не раз вспоминал в клинике, лежа под одеялом. Вспомнил он и то, как еще на втором курсе попал в вытрезвитель, за что его чуть было не отчислили. И свою первую жену - Тамару Злобину, костюмершу из театра-варьете, с которой он развелся через месяц после свадьбы. А еще вспоминал откуда у него взялся маленький белый рубец на правом запястье - это он в четырнадцать лет (еще тогда!) пытался перерезать себе вены кухонным ножом. Из-за несчастной любви к однокласснице Ольге Савчук. Она была первой красавицей класса, и потому предпочитала общество ребят поприличнее и постарше. А не его, Игорька Приходова из пролетарской семьи. Они жили бедно… Теперь он проклинал те времена… Свою бедность… Потому и решил податься в актеры - профессия актера ассоциировалась у него с достатком и славой. Тем не менее, ни того, ни другого он до сих пор не добился. А Ольга потом пошла на завод, вскоре спилась и погибла в двадцать лет, спьяну свалившись с моста. Вспоминая об Ольге, Приходов лишь ухмылялся: где теперь его первая любовь и где - он.
       Тем не менее, все его познания в области хореографии, вокала и сценической пластики, воспоминания о закулисных пьянках, однажды вызвали у Приходова странное ощущение: будто бы ему дали попользоваться чужой вещью, а он в эту вещь влюбился и присвоил ее. В этот момент даже шрам на запястье начал зудеть и покалывать. Впрочем, через секунду он похерил эту мысль и больше к ней не возвращался.
       Первый день после выписки Приходов жил в свое удовольствие: ел, пил, плавал в зимнем бассейне и трахал настоящую японскую гейшу, непонятно каким ветром занесенную сюда.
       А наутро (Шулерман любил учинять все благие начинания с утра и на свежую голову) к нему в опочивальню вошел с докладом капитан PR-службы Филиппов, и, поклонившись, вручил ему пару листочков формата А4.
       - Соломон Давидович велел передать, -пояснил он. - Это концепция, Ваше Сиятельство.
       - Какая концепция?! -закипел Приходов. - Не, нормально: хавать не принесли, бабу не привели, а концепцию я ему к обеду выучить должен, так, что ли?!
       Не дожидаясь, когда Их сиятельство запустят чем-нибудь тяжелым, навроде прикроватного торшера, капитан PR-службы незамедлительно доставил в опочивальню то, что он называл «Два в одном»: официантку с завтраком и обязанностями гейши.
       Жуя завтрак, Приходов принялся за беглый просмотр концепции.
       - Вот это да! -удивился он на первой же минуте чтения.
       Наскоро оттягав официантку и выпроводив ее с десятью евро на чай, он залег обратно в кровать с целью более вдумчивого изучения стилистически неуклюжего, но любопытного документа.


Концепция творчества


Приходова Игоря Адольфовича


(сценический псевдоним Приход)


       В настоящее время наша эстрада до отказа заполнена одинаковыми мальчиками и девочками, прячущими свою невыразительную безголосость за имиджем космополита невнятной сексуальной ориентации. Данный подход не учитывает современных российских реалий, а также вековых особенностей русского менталитета, и поэтому (к сожалению для них, и к счастью для нас) обречен на скорое вымирание.
       Реальность и ментальность - это такие вещи, от которых не спрятаться, и которые не станут подстраиваться под сиюминутные желания алчных продюсеров и жаждущих славы юнцов. Поэтому подстроиться под менталитет и реалии - наша святая обязанность. И секрет успеха в этом случае весьма прост: достаточно грамотно и умело на этих реалиях сыграть.
       «Где- то я нечто подобное слышал», отметил про себя Приходов.
       Сейчас в России наблюдается великое (и практически неразрешимое) противостояние нищеты и богатства. Или, ничтожеств и элитариев - именно так мы будем именовать в дальнейшем эти две противоборствующие стороны. Человек в обществе себе подобных может быть:
       а) либо ничтожеством (их большинство);
       б) либо элитарием (их, разумеется, меньшинство).
       «Короче, Склихасофский!» подумал Приходов.
       Для начала приведем характеристики ничтожества:
       1. ничтожество осознает, что не в силах ничего изменить;
       2. ничтожество не в силах ничего изменить в общественно-политической жизни, а также преодолеть определенный имущественный уровень, круг знакомств и связей, потому что так сделала элита. Исключение составляют лишь отдельные аспекты личной жизни;
       3. ничтожество зачастую утешается так называемым псевдоэлитарным поведением (грезами о роскошной жизни, надеждами на личное обогащение), а также действиями, направленными на их реализацию (переход из бюджетной сферы в частное предпринимательство, приобретение новых материальных ценностей), которые, в сравнении с аналогичными действиями элитариев, попросту смехотворны. Псевдоэлитарное поведение есть ни что иное, как отчаянная попытка оправдать себя в глазах себе подобных как за свою ничтожность, так и за отсутствие стремления к подлинной элитарности.
       Теперь рассмотрим функции ничтожеств:
       1. образование слоя рабочей силы, обслуживание друг друга и элитариев;
       2. стремление к элитарности, то есть пополнение и обновление касты элитариев путем превращения в них.
       Надо отметить, что только отдельные ничтожества стараются стать элитариями, и меньшая их часть рано или поздно добивается своего.
       Теперь поговорим об элитариях. Элитарии отличаются:
       1. наличием особых прав и полномочий, в том числе в одностороннем порядке влиять на жизнь и образ мыслей ничтожеств;
       2. непринадлежностью к ничтожествам, демонстративным отсутствием чувства сопричастности с ними, и попросту изоляцией от мира ничтожеств;
       3. благополучием и личным достатком.
       Функции элитариев заключаются в том, чтобы:
       1. влиять на ничтожное большинство, регулировать его и управлять им;
       2. являть собой достойный образец для всеобщего подражания, тот идеал, к которому следует стремиться.
       Приходов весь взмок от волнения. Он понял, что его назначили не кем-нибудь, а элитарием!
       Что касается главной особенности российского менталитета, то она заключается в том, что элитарии и ничтожества у нас являются не только непримиримыми антагонистами, но и лучшими друзьями. В самом деле, попробуйте представить себе элитариев без ничтожеств или ничтожеств без элитариев. Или же отношения между теми и другими, основанные на одной лишь взаимной ненависти, и Вы поймете, насколько элитарии и ничтожества не могут жить друг без друга! Разумные отношения между двумя непримиримыми общественными классами - не прихоть, а принципиальная проблема. Проблема выживания тех и других, а значит, выживания всего человечества перед лицом вызовов современности.
       Россия - единственная в мире страна, где взаимоотношения элитариев и ничтожеств построены на взаимной любви. Элитарии любят ничтожеств на словах, ничтожества любят элитариев, как только увидят их. За глаза ничтожества могут элитариев ненавидеть и проклинать последними словами. Но стоит только элитарию появиться хотя бы на телеэкране - и сердце ничтожества сразу же наполняется любовью к благодетелю, каким бы этот благодетель ни был.
       Именно этим и объясняется массовая поддержка со стороны населения силовых акций правительства, борьбы с терроризмом, и глубокая симпатия к действующему Президенту РФ.
       Таким образом, мы имеем уникальную возможность силами шоу-бизнеса внушить массам идею любви к своим элитариям путем проведения хэппенингов по типу силовых акций с применением спецсредств, сопровождаемых исполнением песен на общезначимые темы. Элитарии не нуждаются в насаждении в своей среде каких бы то ни было идей; в идеях нуждаются массы.
       Поэтому, Ваше Сиятельство, вся надежа на Вас!
       «Завербовали!» догадался Приходов, закончив чтение эпистолы. «Это спецназ или как? Когда курс молодого бойца?»
       Тут в комнату вошел старлей Рома, как обычно, с каким-то чемоданчиком.
       - Миостимуляция и экспресс-диагностика, Ваше Сиятельство! -доложил он, прилепляя датчик к Приходовским мышцам.
       Через пять минут миостимуляции Приходов чувствовал себя, как после солидной тренировки.
       После этого он принял душ, оделся в принесенную Ромой одежду (бежевые джинсы, такую же футболку, белые носки и расшитые бисером тапочки-мокасины) и, преисполненный трудового энтузиазма, с концепцией в руках, отправился к продюсеру. Шулерман, облаченный в синий вельветовый пиджак ожидал его в мансардном помещении, в компании молодого человека с бородкой и восточной девушки.
       - Ну что же, Ваше Сиятельство! Как Вы уже поняли, -он кивнул на концепцию, - я хочу сделать из Вас звезду эстрады. Но не простую, а суперзвезду! Причем, суперзвезду с определенным концептуальным уклоном!
       Он кивнул на своих гостей:
       - Познакомьтесь, Ваше сиятельство: это Толя Трухин, композитор. А это поэтесса Лина.
       Пожав друг другу ручки и обменявшись фразами «Очень приятно», они перешли непосредственно к делу.
       - Мы много слышали о Вас, Ваше сиятельство, -вступил Трухин, - и вот, в связи с Вашим переходом в новое профессиональное качество, мы с Линой подогнали для Вас Ваш первый хит. В том, что эта песня в скором времени станет хитом, я не сомневаюсь!
       Лина при этом важно кивнула: да, я тоже к этому причастна, а Трухин вручил Приходову листок с отпечатанным текстом.
       - Не слишком ли много листов в одно утро? -сказа он, и все посмеялись над остроумной шуткой Их Сиятельства.
       Однако увиденное на листе повергло Приходова в легкий шок.


НЕ ЕДИНСТВЕННАЯ МОЯ


Муз. Анатолий Трухин


Сл. Лина


       В нашем зеркале разбитом,
       Ты увидишь вдруг, утрясь,
       На лице своем пропитом
       В изобилье пот и грязь.
       Приходову захотелось икнуть и перекреститься. Но он сдержался. Вместо этого он только посмотрел на Трухина и Лину, затем на Шулермана, а затем снова углубился в чтение.
       И кулак мой шаловливый
       Разобьет твое хайло.
       Снова будут тебе сниться
       Водка, пиво и вино.
       Не единственная моя
       Шлюха подзаборная,
       Тварь и мразь позорная,
       Пьяная моя.
       Зачем мне моя «Заря»?
       Свой будильник пропил я,
       И рыгая почем зря
       Ввысь летит душа моя.
       Что мы сделали с одеждой,
       Лихо маясь с бодуна?
       Чтоб такими стать, как прежде,
       Все пальто пропили на…
       Не родятся наши дети,
       Иль родятся дурачьем,
       Если наши шмотки эти
       Нынче вечером пропьем.
       Не единственная моя
       Шлюха подзаборная,
       Тварь и мразь позорная,
       Пьяная моя.
       Зачем мне моя «Заря»?
       Свой будильник пропил я,
       И рыгая почем зря
       Ввысь летит душа моя.
       Меня с водки рвало долго,
       И трещала голова.
       И осталась только горечь
       И сивушные масла.
       В нашем зеркале разбитом,
       Ты увидишь вдруг, утрясь,
       До чего меня, джигита,
       Довела ты, пьянь и мразь!
       Не единственная моя
       Шлюха подзаборная,
       Тварь и мразь позорная,
       Пьяная моя.
       Зачем мне моя «Заря»?
       Свой будильник пропил я,
       И рыгая почем зря
       Ввысь летит душа моя.
       - Ну что, Их Сиятельству понравилось? -победоносно спросил Шулерман.
       - Еще бы! -ответил Приходов. - Точно будет хит, товарищ генерал-продюсер!!!
       - Ну тогда -записываться!
       Все четверо погрузились в лимузин и через десять минут были в тот самом продюсерском центре «Штафи». Во время пошлого своего визита Приходов не успел как следует осмотреть помещение. Теперь убедился: офис как офис, причем не такой большой, каким показался в прошлый раз. Непонятно было, где здесь помещается студия звукозаписи.
       - А вот увидите, Ваше Сиятельство! -сказал Шулерман, и провел всех четверых к железной двери в углу.
       За дверью оказался коридорчик с лифтом. Все втиснулись в тесную кабинку, Шулерман нажал кнопку, и лифт поехал. Но не вверх, как ожидал Приходов, а вниз.Приходов немного испугался. Проехав один этаж, лифт остановился, и они вышли в другой коридорчик, который кончался дверью, на которой висела табличка с синим многогранником:


Студия


«Штафи Records»


       Приходов хмыкнул.
       Из- за двери доносились звуки танцевальной музыки.
       - Добро пожаловать на мою студию, Ваше Сиятельство! -Шулерман открыл перед ним дверь.
       Первым вошел Приходов, за ним - Лина и Трухин, и только последним - товарищ генерал-продюсер.
       Студия весьма напоминала Шулермановский чердак - и по тесноте, и по степени загроможденности аппаратурой.
       - Ну, вы тут пока знакомьтесь, а я поехал. Дела! -пояснил Шулерман, и сгинул.
       Впрочем, Трухин и Лана остались с ним, а два проворных студийных гнома в шапочках - Коля и Сева - быстро ввели Приходова с курс дела. Оказалось, что наличие вокальных данных вовсе необязательно - голос все равно будут записывать по фразам, а потом пропустят через фильтры. А потом еще наложат ревер. Что такое ревер, Приходов знал еще с театрального училища; да и все театры, где он работал, имели на вооружении ревербераторы. Но вот с премудростями звукозаписи он был знаком теоретически, и насчет записи по фразам не понял. А насчет фильтров - и подавно. А пел он неплохо - все роли с песнями всегда давали ему.
       Но все оказалось проще простого. Стоя перед микрофоном, он пел под готовый саундтрек:
       В нашем зеркале разбитом…
       Запись прерывали, потом писали следующую строчку:
       Ты видишь вдруг, утрясь…
       Через десять минут Приходов убедился, что даже такой метод звукозаписи крайне труден. Гном Коля командовал из-за стеклянной перегородки: «Стоп! Еще раз!» и строчку писали повторно. А потом - еще четыре-пять раз. Работали ребята сосредоточенно и терпеливо, ни разу на него не наорали. Впрочем, если бы и попробовали - тот тут же получили бы от него по мордасам. Да еще назавтра - клизму со скипидаром от самого Шулермана. Трухин и Лина сидели в сторонке и лениво наблюдали за происходящим, лишь иногда обмениваясь мнениями друг с другом. Но - никаких переглядываний, перешептываний и смешков. Как-никак, он бы графом, а не дядей Васей с мыльного завода.
       В обед он наскоро перекусил лапшой-опарышами, и они продолжили. К двум уже управились, оставалась только концовка рефрена. Вот эта самая концовка Приходову никак не давалась.
       И, рыгая почем зря,
       Ввысь летит душа моя…
       - Ваше Сиятельство, -влез Трухин, - тут надо так: «Ввысь летит душа…», сделать маленькую паузу, и «мояааа!» Протянуть надо!…
       - Толя! -сказал Приходов противным голосом, - кто из нас окончил театральное училище: ты или я?!
       Не то, чтобы Приходову хотелось обидеть Толю, просто статус без пяти минут звезды этого требовал. Толя понял, что нарывается на неприятности, и отступил. Впрочем, последние слова Приходов спел в точности, как указал Трухин.
       С песней было покончено, оставалось только сведение. Приходов уже достал из кармана мобильник и подаренную Шулерманом визитку с незапоминающимся номером, когда генерал-продюсер заявился в студию лично.
       - Я вижу, вы уже сработались!
       - Сработались, -ответил Трухин, несмело косясь на Приходова.
       Записанную песню сводили до шести вечера, под недреманным оком продюсера и скучающим взором исполнителя - последнему хотелось отсюда прочь, туда, где солнце и свежий воздух.
       - Терпение, Ваше Сиятельство! -подбадривал его Шулерман. - Неужели Вам не хочется услышать результаты своего труда?
       Когда Сева врубил композицию, все ахнули.
       Как только смолкли последние аккорды, все зааплодировали. Первым начал хлопать Шулерман, причем стоя. За ним поднялись и остальные.
       Пили до позднего вечера у Шулермана в особняке. Попойки Шулерман называл странно: «Съездить на тринадцатый этаж». На недоуменный вопрос Приходова пояснил: «А когда напьешься, все забываешь». «Тринадцатыми этажами», «тринатчиками» называл он и пьяниц.
       - Запустим в ротацию с первого июля, -заплетался языком продюсер. - Двадцать четыре раза в сутки - на лучших радиостанциях. А послезавтра снимаем клип. Только надо по-быстрому. Кстати, контракт Вы еще не подписали, Ваше Сиятельство?
       Их Сиятельство лишь развело руками - чего не было, того не было.
       Забытый контракт подписали наутро, в кабинете-мансарде. В документе, кроме всего прочего, оговаривалась еще и запись сингла «Не единственная моя», еще пары песен с клипами, а также концерты в Москве и гастрольный тур по России.
       - Вы извините, Ваше Сиятельство, что так получилось, -оправдывался Шулерман. - Просто поехали на студию, а контракт оставил в кабинете…
       У Приходова же возникло ощущение, что, пока он вчера писал песню, продюсер где-то сидел и задним числом составлял контракт - для этого и умчался «по делам». Впрочем, это были только догадки.
       А действительность была - лучше некуда! Послезавтра Приходова подняли с рассветом, и, не дав даже потрахаться с гейшей, повезли на киностудию. Приходов никогда не снимался в кино, но подобие театральных подмостков показалось ему ближе, чем студия звукозаписи.
       Шулерман представил его мордастому усатому режиссеру Соколовскому, похожему на Никиту Михалкова (поначалу Приходов решил, что это и есть Михалков), и сказал:
       - Смотри, Валера, Их Сиятельство -человек с характером!
       И Приходов понял, что теперь ему - хочет он этого или нет - придется этот характер подтверждать. Ему показалось, что позавчера в студии звукозаписи он вел себя не совсем так, подобает звезде. Ну, держался с достоинством, ну, скептично ухмылялся, ну, Трухина облаял. Но этого было явно недостаточно. Поэтому первым делом небрежно осведомился у Соколовского с таким видом, будто ему не впервой:
       - Натурные съемки будут, или только студийные?
       Как будто не видел контракт. Съемки намечались только в студии. А клип предусматривался самый незатейливый: по сценарию, Приходов то квасил с партнершей-алкашкой, то оставался наедине с самим собой, в полной темноте, то снова возвращался к своей алкашке. Из чередования таких сцен и будет состоять клип. Декорации запьянцовской хибарки были выполнены так искусно - кровать, тумбочка и горы пустых бутылок по углам - что Приходов ахнул от радости и сказал, что это напомнило ему о театральной сцене. Партнерша по площадке, патластая актриса какого-то театра по имени Катя Зябликова, была настолько похожа на свою героиню, что обошлось практически без грима. Актерская привычка взяла верх, и Приходов решил учинить маленький скандал для начала.
       - Это что за херня?! -бушевал он, указуя на Катю. - Я с этой профанкой работать не собираюсь! На какой помойке вы ее откопали?!
       - Сам чмо болотное! -рявкнула на него Катя. - Ты из какой деревни к нам в Москву приехал, пидарас сраный?!
       - Че ты сказала???!!! -глаза Приходова налились кровью; он сжал кулак и двинулся на нее.
       - Мама! -пискнула Катя, отбегая за декорацию.
       - Я граф Приходов!!! И обращаться ко мне надо «Ваше Сиятельство»!…
       - Ваше Сиятельство, не надо! -Соколовский и Шулерман крепко ухватили его под руки. - Не надо!!!
       Съемочная группа, побросав все дела, сбежалась посмотреть на бесплатный цирк. Приходов брыкался, меся ногами воздух, но через полминуты успокоился.
       С Катей они сработались отлично. Как и с записью песни, было много непонятного. Например, у Приходова не укладывалось в голове, как это можно снимать трехминутный клип целый день. Работа двигалась черепашьим шагом. Впрочем, ближе к вечеру он понял, одевшись в алкаша, навалявшись на кровати, сто раз отколотив партнершу и двести раз перебрав под песню остатки своего гардероба, вдоволь накомандовавшись осветителями, гримером и прочей обслугой, он понял, что все на свете возможно. За день успели снять только эпизоды в комнате. Эпизоды в темноте оставались на завтра.
       Доснимали клип уже без Кати. Это радовало. Приходов, не в пример вчерашнему дню, был в радужном настроении.
       - Боже мой! -воскликнул Шулерман, когда они сели в лимузин и поехали домой в особняк. - Сегодня уже пятница, двадцать седьмое! До первого надо успеть с клипом…
       Но если у кого-то и болела голова о судьбе клипа, то только не у Приходова. Он знал, что генерал-продюсер всесилен, и что у него все получится. А посему, в ожидании первого числа плавал в теплом бассейне, ездил с руководством «Штафи» на пикник с шашлыками, и там же, под березами, развлекался с нанятыми по такому случаю девицами легкого поведения.
       - Молодец, Ваше Сиятельство! -одобрял его пьяный Шулерман. - Быть Вам звездой номер один! Только не превратитесь в тринадцатый этаж…
       - Служу корпорации «Штафи»! -Приходов брал под козырек.
       Вообще, корпоративный жаргон производил на Приходова эффект, близкий к отвалу башни. «Тринадцатый этаж», «тринатчик» - так называл Шулерман все, что связано с дружескими попойками. Что же касается Тараканова и Филиппова, те в приватных беседах вообще сыпали какой-то научной терминологией, как будто они не управленцы, а засекреченные физики. В их беседы вклинивался иногда и продюсер. Из этих странных разговоров Приходов узнал, кроме всего прочего, что Шулермана за глаза называют Шулером, Тараканова, как и следовало ожидать - Тараканом, а Филиппова - Филиппком. При этом они нисколько не стеснялись присутствия Приходова, а продолжали свою тарабарщину, лишь изредка поглядывая в сторону восходящей звезды - не понял ли тот часом чего-нибудь из ихней беседы. Приходов ничего и не понимал. Не понимал, что такое «рекодировка», «пэ-дэ-эс», «персонорекодер». Не знал он и что означает странное слово «штафирка», которое они повторяли довольно часто. Возможно, это было обиходное название продюсерского центра. Но что означает само слово «Штафи», он тоже не знал. Зато он купил себе блокнот и тайно записывал в него все подслушанные словечки.
       И однажды, устав терзать себя неизвестностью, Приходов взял да и прямо спросил Шулермана о названии центра.
       - Все очень просто, Ваше Сиятельство, -ответил на это Шулерман. - «Штафи» означает «Шулерман-Тараканов-Филиппов».
       - Действительно, все просто!… -Приходов даже засмеялся от радости. - А почему же тогда шефу досталась только одна буква в названии, а его заместителям - под две?
       - А это потому, Ваше Сиятельство, что одна мафия весны не делает! -загадочно ответил генерал-продюсер.
       И вот настало первое число. В опочивальню к Их Сиятельству вбежал счастливый Шулерман, и, пританцовывая от радости, крикнул:
       - Ваше Сиятельство, просыпайтесь! Уже без пяти десять, Вашу песню уже девять раз прокрутили! А в десять-тридцать прокрутят десятый раз!!!
       Сон мгновенно слетел с Приходова. Он вскочил, быстро привел себя в порядок, и вскоре был уже в кабинете продюсера. Хорошая новость была получше всяких там миостимуляциий.
       На Шулермановском столе стоял карманный радиоприемник. Вокруг него сидели в ожидании Тараканов, Филиппов и Рома. Присел и Приходов. Вокруг стола было совсем тесно. Пока по радио пел Высоцкий.
       Жил на свете добрый малый Простофиля,
       Куда только его черти не носили.
       И однажды, как назло, повезло,
       И совсем в чужое царство занесло.
       Слезы градом: таки и надо Простофиле -
       Не усаживайся задом на кобыле!…
       Приходов расположился поудобнее, насколько это позволяло придвинутое столу креслице и тесный круг руководства «Штафи». С большим интересом слушал он увлекательное повествование о головокружительной политической карьере Простофили, о том, как он выказывал характер, как того требовал его статус. А под конец…
       …Но был добрый этот самый Простофиля,
       Захотел издать указ об изобилье.
       Только стул подобных дел не терпел.
       Как тряхнет - и ясно, тот не усидел.
       И проснулся добрый малый Простофиля
       У себя на сеновале, в чем родили…
       - Вот и делай после этого добро людям! -прокомментировал Приходов, криво ухмыляясь.
       - Сейчас Ваша будет!!! -проревел от восторга Шулерман.
       Полились знакомые тихие аккорды.
       В нашем зеркале разбитом…
       - Оуууууу!!! -взвыли от восторга все присутствующие, не исключая самого Приходова.
       Грянул припев.
       - «Не единственная моя»!!! -хором подвывали все. - «Шлюха подзаборная»!!!…
       Это был триумф. Причем его личный триумф.
       А в шесть вечера, на канале MTV он увидел свой клип. Он, Приходов, кувыркался с кровати на пол, лупил не единственную свою кулаками, распинывал в разные стороны бутылки, и пел, пел, пел. Весь клип - с песней на устах. Все мелькало каким-то странным образом, возможно, подверглось компьютерной обработке - так что студийный алкашеский антураж со стороны был малоузнаваем. И все-таки Приходов был в восторге.
       - Супер! -комментировал он. - Здорово быть звездой!!!
       На следующий же день газета «Комсомольская Правда» напечатала хвалебную статью: «Приход: открытие года». Автором статьи был некто «музыковед Филиппов». Кто скрывался за псевдонимом, Приходов понял сразу.
       Шулерман же лишь посмеивался над наивностью автора:
       - «Самый народный певец», хе-хе! -хехекал он над газетой. - «Быстро завоевал популярность и любовь…». «Феномен Прихода…»
       Он небрежно свернул газету и положил ее на стол. Затем поднял глаза на Приходова.
       - Я вам скажу, -он обвел взглядом присутствующих - Тараканова, Филиппова и Приходова, - в чем заключается феномен Прихода. Вам, Ваше Сиятельство, это будет любопытно в первую очередь. Так вот, написанная Толей и Линой песня - не псевдонародна, а подлинно народна. Ибо натуралистична. В песне не хватало только «мандавошка херова» и «еб твою мать». Подзаборная лексика плюс блестящий актерский дуэт Приходов-Зябликова. Пазолини отдыхает. Так, как сняли мы, никто не снимает. И так, как поет Их Сиятельство, никто не поет. Более того, в этой песне не только представлена стандартная модель взаимоотношений среднего россиянина и средней россиянки. Этот клип - еще и аллегория… угадайте чего? Правильно, публичной политики! Любой россиянин неизменно узнает в героях песни не только себя, но и то, как власть имеет его!… Народ узнает свою вековую модель бытия!… Заявленный в концепции элемент силового воздействия, равно как и принцип «Бьет - значит любит» угадывается без труда!… Так что мы стали подлинно народными! Насчет этого я нисколько не преувеличиваю. Пройдитесь по улицам - люди цитируют эту песню, растаскивают на цитаты… Вот в чем секрет нашей победы. И Вашей победы тоже, Ваше Сиятельство… Я понятно излагаю?
       - Понятнее некуда, товарищ генерал-продюсер, -ответил Приходов, хлопая Шулермановской лекции. - Когда съемки следующего клипа?…
       Съемки следующего клипа состоялись только через три недели. За это время Приходов успел позагорать на Канарах и облазить чуть ли не все ночные клубы столицы.
       Но сначала нужно было записать песню. Как и в прошлый раз, отпечатанный текст он получил от Трухина лично.
       На этот раз Толя и Лина выдали нечто покруче. Называлась композиция «Рейд ОМОНа».
       Китайский рынок,
       Вонючий воздух,
       Черные хари.
       И в разных позах на бетон
       Ложатся парни.
       Им не до скуки,
       Мы сейчас порядок наведем!
       Рынок зовет,
       Старлей орет,
       А мы, такие, всех пинаем.
       Рынок зовет,
       В рот пароход,
       А мы всех мордой вниз швыряем!
       - Ну и садистка эта Лина! -с удовольствием выдохнул Приходов. - Кстати, где она сама?
       - Трипак у нее, -ответил Трухин. - Лечится.
       Приходов начал читать дальше.
       Воронки мы подгоняем,
       Морды- морды черные в них сгружаем;
       Китайцы такие, азеры, ары.
       В КПЗ их всех засунем,
       Наркоту, стволы подсунем -
       Вот такая, мама, здесь программа!
       Рынок зовет,
       Старлей орет,
       А мы, такие, всех пинаем.
       Рынок зовет,
       В рот пароход,
       А мы всех мордой вниз швыряем!
       Всех наземь уложим,
       Начальству доложим:
       Успешно прошел, мол, рейд наш.
       Под страшным секретом
       Расскажем об этом
       Друзьям спьяну, но не все.
       Рынок зовет,
       Старлей орет,
       А мы, такие, всех пинаем.
       Рынок зовет,
       В рот пароход,
       А мы всех мордой вниз швыряем!
       Ла- ла-ла, ла-ла, ла-ла!
       Ла- ла-ла, ла-ла, ла-ла!
       Ла- ла-ла, ла-ла, ла-ла!
       Ла- ла-ла, ла-ла, ла-ла!
       Писались опять в «Штафи Records» - где же еще. К съемкам клипа приступили на следующий же день после записи. Шулерман был в своем репертуаре, и, как обычно, со всеми договорился заранее, а Приходова разбудил с утра пораньше.
       На этот раз Шулерман и Соколовский решили павильонными съемками себя не ограничивать. По сценарию, клип снова состоял из нарезки: эпизоды на рынке, Приходов наедине с собой, потом снова на рынке, потом снова наедине с собой. Было решено начать с натурных съемок, и они поехали на ближайший рынок, сопровождаемые студийным микроавтобусом.
       - Какой балбес пишет эти сценарии?! -возмущался Приходов, тыча пальцем в листы, пока лимузин стоял в пробке. - Воображения - ноль! Каждый раз одно и то же…
       - Я пишу сценарии, Ваше Сиятельство, -невозмутимо ответил Соколовский.
       - Ну, тогда ладно, -утихомирился Приходов.
       На рынке их уже поджидала целая рота ОМОНа в касках и бронежилетах. Приходов было струхнул, но Шулерман его подзадорил:
       - Я и с ними договорился, Ваше Сиятельство. Будем работать вместе.
       И его повели знакомиться с актерами в форме. Увидев сверхновую звезду, те удивленно таращили глаза, чесали в затылках дубинками и совали листки для автографа. Приходов никого не обделил. Капитан Преображенский, похожий на татаро-монгольского хана, ждал его в автобусе. Капитан был безобразно толст, и под ним немного кренилось сиденье. Он пожал Их Сиятельству руку (Их Сиятельство перепугалось душегубной капитанской лапы, но тот, к счастью, действовал не со всей силы) и выдал комплект униформы и спецсредств.
       Из автобуса Приходов вышел совсем другим человеком: в камуфляже, бронежилете, каске, и почесывая затылок дубинкой. По случаю он обнаружил, что бронежилет имеет снизу специальный выступ, чтобы защищать причинное место, а дубинка, если ее согнуть, разгибается сама.
       - Ну что же, начнем… -вздохнул Соколовский.
       Угол рынка огородили полосатыми лентами, и, под удивленные взгляды забредших сюда бабок с баулами, приступили к работе. Снимаемые сцены представляли собой скорее череду групповых фотографий, нежели чем действий: вот они выпрыгивают из автобуса, вот кладут кого-то вниз лицом, вот кого-то еще тащат в автобус. Задействованные в качестве массовки рыночные торговцы поначалу испугались - видимо, они были знакомы с капитановыми орлами и привыкли лицезреть их в совсем ином качестве - но вскоре освоились. Обещанный майором-финансистом Таракановым гонорар стимулировал их. Каждый эпизод переснимали по три - четыре раза, и, казалось, съемкам не будет конца: Соколовский то и дело разрождался какими-то новыми импровизациями. Похоже, он хотел наснимать с запасом, чтобы потом было из чего выбирать. Хорошо еще, день выдался не жаркий, но и не дождливый: самое то для съемок на свежем воздухе.
       К двум часам дня свернулись. Майор-финансист выволок из багажника лимузина оклеенный блестками красный мешок, и, словно Дед Мороз, начал раздавать актерам причитающиеся суммы. Сначала он выдал по заслугам роте ОМОНа, затем настала очередь торговцев. Поняв, что их не обманули, торговцы хватали пачки на лету и тут же с ними убегали. Разумеется, торговля встала. Приходов ни за что не поверил бы, что такое бывает, если бы не увидел собственными глазами.
       - А Вашему сиятельству выдадут отдельно, -заверил его Шулерман.
       Назавтра съемки продолжились в знакомой студии. К удивлению Приходова, ему снова выдали комплект униформы. На этот раз ему пришлось исполнить перед камерами всю песню «Рейд ОМОНа» от начала до конца, причем на фоне некоей пустой зарешеченной комнатки, напоминающей ментовской обезьянник.
       Приходов отработал как надо, и даже ни на кого не спустил полкана - и потом, лежа в постели со снятой на Тверской Мариной из города-героя Смоленска, сам себе удивлялся. С другой стороны, Приходову казалось, что он вел себя недостаточно выразительно. Ведь выразительность актера, как он полагал, заключается не только в сценическом мастерстве, но и в запоминающихся поступках на бытовом уровне. Вот этого последнего как раз и не было на съемочной площадке. Но тут же отогнал эту мысль: Марина сулила ему незабываемый вечер.
       Запуск новой песни - «Рейд ОМОНа» - был запланирован на десятое августа. «Не единственная моя» по-прежнему была в ротации, а публикация в «Комсомолке» по-прежнему оставалась единственной. И это при всем притом, что со дня выхода песни прошло больше месяца. На телевидение же Их Сиятельство вообще не приглашали, и даже ничего не о нем не говорили - ну, если не считать нескольких комментариев (разумеется, хвалебных), со стороны ведущих хит-парадов. Приходова эта информационная изоляция напрягала. Он уже спрашивал Шулермана по этому поводу и даже сказал, что он не за тем стал звездой эстрады, чтобы о нем молчали. Но тот терпеливо выслушивал Приходовские тирады и отвечал, что не все сразу, работайте, Ваше Сиятельство. А девятого, с утреца пораньше, посулил новую публикацию. Ввалился в опочивальню, как к себе в сортир, и объявил:
       - На днях будет новая статья, Ваше Сиятельство! С редактором я договорился…
       Затем крикнул в коридор:
       - Маринка, ты где там? В унитазе утонула, что ли?! За работу, Их Сиятельство ждут!…
       Десятого, как и было обещано, песня гремела по всей стране. И, как в прошлый раз, исполнитель проспал премьеру. На этот раз ребята со «Штафи Records» постарались на славу: в «Рейде ОМОНа» Приходовский голос звучал лучше, чем в «Не единственной моей». Клип приятно удивил: в натурных сценах камера кренилась туда-сюда, давала стремительные развороты под неожиданными углами, а менты лупцевали «лиц разных национальностей» (как называл их Тараканов) - и все это лихо чередовалось с Приходовым на фоне обезьянника. В общем, клип тоже оказался гораздо слаженнее, чем предыдущий. Хотя и в этот раз Приходов не сразу узнал в клипе себя и окружающее пространство.
       Весь день десятого августа он просидел в своей опочивальне, глядя с Мариной телевизор. Похоже, в Марину он начал влюбляться. Они лежали в кровати, под черными шелковым простынями и смотрели канал MTV, где клип крутили каждый раз. Исключение составил лишь поход в кабинет Шулермана. Там уже стоял накрытый стол, за которым сидели шеф и его молчаливые замы.
       - Негоже Их Сиятельству наслаждаться успехом в одиночестве, -покачал головой генерал-продюсер. - Давайте же вкусим устриц и выпьем шампанского за успех - за наш успех!
       И снова состоялась поездка на тринадцатый этаж.
       На следующее утро, получив от Приходова солидную сумму денег за услуги, Марина исчезла и больше ее никто не видел.
       В тот же день «Аргументы и Факты» опубликовали статью под названием «Приход Прихода», в которой говорилось - ни много, ни мало - о «качественно новом явлении культуры». Тоже, разумеется, всю из себя положительную. А ведущая «Лучшей двадцатки», по пейджерной просьбе некоей Дианы из Хабаровска, рассказала с телеэкрана краткую биографию Приходова.
       С того самого дня публикации в прессе повалили валом. С перерывами в три-четыре дня о Приходове писали: «Московский комсомолец», «Независимая газета», журналы «ОМ», «Плейбой» и «Столица», не считая специализированных изданий рангом помельче. Статьи удивительным образом походили одна на другую, и Приходов подумал даже, что их штампуют под разными псевдонимами Шулерман и Филиппов. Они же проплачивают публикации и следят за тем, чтобы не появлялось ругательных статеек. Их и не появлялось - ни одной.
       Зато один журнал даже провел анкетирование среди читателей «За что мне нравится Приход». Читатели (в основном читательницы) Прихода захвалили. Было ясно, что и к этому приложили руку деятели «Штафи».
       Август летел незаметно. В ожидании новых дел Приходов изучал прессу и смотрел телевизор. Поначалу он считал в уме каждое новое упоминание о своей персоне в СМИ, но потом бросил это безнадежное занятие - так много было этих упоминаний. Писали о нем и газеты других городов: Санкт-Петербурга, Новосибирска, Самары, Нижнего Новгорода, Кирова - их привозили из командировок менеджеры среднего звена «Штафи». В кировской газетке о нем вспоминали его бывшие коллеги по театру. Читая их откровения, Приходов кривился и хмыкал - он давно уже не сожалел и даже не вспоминал ни о старых друзьях, ни о былой жизни. Теперь ему было противно читать излияния этих ошметков, о том, как они его помнят и любят. Наконец, промелькнула и один ехидный памфлет, автор которого, некто NN, называл Прихода «попсовым маркизом де Садом» и «проповедником твердой руки». Впрочем, более обидных пассажей в памфлете не обнаружилось, а в общей стилистике снова угадывался Филиппов. Видимо, статья была напечатана для соблюдения баланса и плюрализма мнений.
       Зато теперь его уверенно и безошибочно узнавали на улицах. Для вящей представительности Приходов облачался в костюм от Армани, брал с собой какой-нибудь журнальчик со статьей о себе, и ехал в лимузине с шофером на улицу Тверскую. Там, снимая очередную секс-работницу (когда на ночь, когда просто для минета на заднем сиденье) он помахивал перед ней журналом, от чего та забиралась в машину еще охотнее и быстрее.
       Беззаботная жизнь, как и полагается всякой беззаботной жизни, закончилась весьма скоро, в последних числах августа. Именно тогда, после долгих переругиваний по мобильнику, Шулерман сообщил ему прямо в гостиной своего особняка:
       - Первого сентября, Ваше Сиятельство, Вы примете участие в передаче «Детали». Они Вас пригласили! Завидую Вашему Сиятельству белой смертной завистью!…
       Пригласили ли его на самом деле, или же Шулерман снова «со всеми договорился», оставалось для Приходова неясным. Но это было неважно. Приходов понял вдруг, что то, как он добивается успеха - сам или же с чужой помощью - абсолютно неважно. Но он только сейчас это осознал в полной мере. И от этой внезапной и ясной, как прекрасное солнечное утро, мысли он широко улыбнулся. Наблюдательный Шулерман заметил это.
       - Я даже знаю, о чем подумало Ваше Сиятельство, -сказал он. - Но не скажу. Потому что Вы и так скоро все поймете!…
       Кроме этого, Шулерман посулил ему выступление в ночном клубе - но это будет третьего. Это был уже полный трындец беззаботному житью - окончательный и бесповоротный!
       - А о чем думал товарищ генерал-продюсер? -съязвил Приходов. - Ведь за все это время я даже ни разу не репетировал!
       Приходов и вправду с трудом представлял себе, как нужно петь на сцене. Он играл роли с песнями и без, но чтобы просто петь… А вот насчет отсутствия репетиций он немного покривил душой: напившись, он пел и перед Шулерманом и его замами, и в спальне, перед своими проститутками.
       - А ну-ка, спойте что-нибудь, Ваше Сиятельство, -попросил Шулерман.
       - Пожалуйста!
       Приходов начал двигаться в такт воображаемой мелодии, ритмично дергая корпусом и пружиня коленями и делая летящие движения руками:
       Китайский рынок,
       Вонючий воздух,
       Черные хари…


       При этом про себя он воображал не то Киркорова, не то Галкина, пародирующего Киркорова - но подражателем он был отменным, иначе он бы не стал актером.
       Шулерман развалился на диване и положил голову на кулачок, любуясь своим протеже.
       Рынок зовет,
       Старлей орет,
       А мы, такие, всех пинаем…
       Приходов допел песню до конца.
       - Браво, браво! -зааплодировал Шулерман, как во время какой-нибудь поездки на тринадцатый этаж. - Откровенно говоря, я хотел нанять для Вас инструктора… Но вам это не нужно. К тому же, Вы актер…
       - Бывший актер, -уточнил Приходов, подняв указательный палец, а слово «актер» произнес чуть скривившись.
       - Ну бывший, так бывший, -согласился Шулерман. - Вам виднее…
       И вот настало первое сентября.
       - С Днем знаний, Ваше Сиятельство! -поздравил его Шулерман. - Сегодня население пополнит свои знания о Вас.
       Съемки состоялись в десять утра. Наряженного в белый свитерок Приходова напудрили и выпустили в студию под софиты. Там, в течение тридцати минут он сидел и отвечал на вопросы ведущего, похожего на колобка в тропической рубашке. Отвечал буднично, без особого энтузиазма, поскольку вопросы касались, в основном, личной жизни. Такова была концепция передачи. Зато много чего выдумал из головы, преувеличил свои заслуги на театральном поприще, и это немного радовало. Приходов был готов и к вопросу из серии «О чем Ваши песни?» и даже выучил мудреные Шулермановские пассажи, но вопроса не воспоследовало. Вообще все прошло как-то мирно и вяло. Ему даже захотелось набить морду ведущему.
       На следующий день он сидел в кабинете-мансарде, смотрел сам себя по телевизору и морщился.
       - Вот, ****ь, злыдень писюкастый! -он кивал на ведущего. - Не мог спросить чего потруднее?!
       - Будут Вашему Сиятельству и вопросы потруднее, -утешал его Шулерман. - А пока - готовьтесь к завтрашнему концерту…
       Концерт был запланирован в девятнадцать ноль-ноль в ночном клубе под названием «Элита». Раньше Приходов про него и слыхом не слыхивал. Он думал, что в клубе, в полном соответствии с названием, соберутся те, кого Шулерман называл «лучшие люди страны», но там колбасились простые подростки. Впрочем, Приходова это не оскорбило.
       Подъезжая к «Элите», в черном лимузине и с тремя телохранителями из продюсерского центра «Штафи», Приходов чувствовал себя состоявшейся звездой. Возле клуба уже толпились зрители, и ждали они именно его. Приходова хотели подвезти с черного хода, но он попросил тормознуть у главного. И, в сопровождении охранников и перепуганного таким поворотом событий Шулермана, быстро побежал вверх по ступенькам, на ходу показывая поклонникам нечто вроде нацистского салюта.
       - Приход! Приход! -исступленно орали и визжали девушки.
       Продравшись сквозь толпу, они устремились по тайному по коридору гримерку, вернее, некое подобие таковой. Там он по-быстрому переоделся в расшитый бисером синий шелковый халат и такие же штаны, надел черные кожаные мокасины. Странный наряд придавал ему вид восточного деспота - не хватало только белой чалмы. Время поджимало: пора было на сцену, а они приехали с опозданием - долго стояли в пробках. То, что он будет выступать первым, Приходову было известно заранее - видимо, и здесь генерал-продюсер забашлял кому надо. А еще он будет петь в лучших традициях евро-попа - под фонограмму, но своим голосом.
       - Сто грамм, Ваше Сиятельство? -предложил Шулерман.
       - Я не пью перед выходом на сцену, -ответил Приходов.
       Это было правдой: он не пил, потому что не страдал боязнью сцены. Наоборот, на сцене он расцветал. И выдохнув, он ринулся на сцену, сопровождаемый пожеланиями удачи.
       - … на нашей сцене, -доносился из зала усиленный микрофоном голос, - Прихоооод!!!
       Приходов пересек коридорчик, ворвался в зал, и под первые аккорды выбежал на сцену. Конферансье спустился со сцены, как бы уступив ему место. В общем и целом, все было похоже на театр. Только кулис никаких, вместо чинно рассевшихся взрослых зрителей бесновалась стоймя плотная толпа тинейджеров, а за спиной - пятеро ребят в синих шароварах, сверкая во мраке мускулистыми торсами, молча помогали ему своими танцами. Как только Приходов вышел на сцену, детишки взорвались воем и свистом - у него с непривычки заложило уши. Похоже, чтобы посмотреть на первое живое выступление Прихода, собралось пол-Москвы. Ребятишек немилосердно подпихивали клубные секьюрити - наверное, чтобы те кучковались плотнее.
       В нашем зеркале разбиитом… -выдохнул Приход.
       Дети взревели от восторга.
       - Ты увидишь вдруг, утрясь… -грянули они хором, раскаиваясь.
       Приходов держал себя свободно и легко; к этому предрасполагали его свободные широкие одежды, а еще неспешно шарящий по сцене широкий желтый луч прожектора.
       - На лице своем пропииитом… -Приходов не слышал собственного голоса - он тонул в нескладном и мощном хоре.
       Наконец, грянул бодрый припев. Прожектор погас, а вместо него по всему залу запрыгали круглые пятна стробоскопов. Все сразу же задергались в бешеном танце. Счастливые потные лица были стремлены на него.
       Вместе с припевом оживилась и охрана. До того ограничивавшиеся толчками и тычками комбинезонные ребята начали всех месить. Один пинал под зад какого-то тощего парня. Другой сзади отрывался по почкам толстому очкарику. Некоторые, особо ушлые лягали ногами кого ни попадя. Один даже вытащил дубинку и охаживал ей по спинам и головам весь ряд впереди него.
       - …И, рыгая почем зря, -кричал Приходов, - ввысь летит душа мояааааааааа!!!…
       Пока шел проигрыш он даже успел повихляться, подражая заспинной подтанцовке…
       Песня прошла на ура.
       - Прихооооод! -орали тинейджеры.
       Сразу же, без паузы, заиграла фонограмма «Рейда ОМОНа». Снова грянул свист и рев.
       - Китайский рынок… -запел Приходов, снова не слыша собственного голоса.
       Зал бесновался и сатанел. Подтанцовка за спиной изображала нечто военно-спортивное.
       Секьюрити в зале тоже обезумели. Кого-то уже повалили на пол, оттащили в угол и пинали в четыре ноги. Другого, избитого в кровь до полусмерти, за ноги тащили в коридор.
       - Рынок зовет!!!… -Приход протягивал микрофон зрительному залу.
       - …Сержант орет!!!… -напирая друг на друга, ревели те, что поближе к сцене.
       Охрана хватала их за воротники и оттаскивала назад.
       - …А мы, такие, всех пинаем!!!… -отвечал Приход. - Ааа, рынок зовет!…
       - …В рот пароход!… -орали в протянутый микрофон простые ребята и девчата.
       - …А мы всех мордой вниз швыряем!!! -резюмировал Приход.
       Когда кончилась песня и зажегся свет, Приход вытер пот рукавом и проорал в микрофон:
       - Спасибааааааааааа!!!!!!!!!!!!
       И выбежал из зала обратно в гримерку.
       Настала очередь других исполнителей, но Приходов их слушать не хотел.
       В коридоре его ждали Шулерман, Тараканов и Филиппов.
       - Поздравляю, Ваше Сиятельство! -Шулерман бросился ему на шею и похлопал по спине. - Это бешеный успех!!!
       Что такое бешеный успех, Приходов ощутил получше Шулермана. Бешеный успех - это когда весь зал пришел посмотреть на тебя одного, послушен тебе одному, готов терпеть все ради тебя. А ты с этим залом можешь творить все, что тебе заблагорассудится. Как с каким-то сырьем, или пластилином. И это чувство Приходов пережил только что. Но его, словно оргазм, бесполезно да и глупо вспоминать - его можно и нужно только переживать, окунувшись в него непосредственно.
       А в конце коридора стоял шум и крики: охрана пыталась кого-то вышвырнуть прочь, но этот кто-то был слишком цепок и упрям даже для охраны. Шулерман замолчал; все четверо устремили взоры туда. Там пыталась пробиться сквозь кордон охраны какая-то девчушка в кепочке.
       - Господин Приходов! -пищала она, вся в слезах и с фингалом под левым глазом. - Господин Приходов!
       - Пропустите ее! -распорядился Приходов, великолепно щелкнув пальцами.
       - Господин Приходов! -плакала она, растирая слезы рукавом джинсовой курточки. - Спасибо Вам за Ваши песни! Меня избила охрана, а потом… Потом - эти Ваши песни… Особенно вторая… Я поняла, что с нами по-другому нельзя!… Да!
       Она вытащила из кармана ручку и сложенный вчетверо постер Прихода из какого-то модного журнала.
       - Можно Ваш автограф?
       - Пожалуйста! -Приходов выдал требуемое.
       - Спасибо Вам еще раз!
       - Не за что! Иди и не плачь!… Такая ваша доля… Каждый человек имеет то, что он заслуживает. И заслуживает то, что он имеет.
       И она ушла, сопровождаемая взглядами великолепной четверки.
       - Сева, покажи Их Сиятельству, где прячется секрет успеха, -приказал Шулерман.
       Сева запустил композицию «Не единственная моя».
       Затем передвинул какую-то кнопку на микшаре - и выключился вокал. Передвинул другую - и выключился саундтрек.
       Под саундтреком обнаружилась не пустота и тишина, как ожидал Приходов. Там обнаружилась запись: чей-то противный гугнивый голос ритмично и четко выводил:
       - Снамиподругомунельзя! Снамиподругомунельзя! Снамиподругомунельзя! Снамиподругомуне…
       Сева снова включил саундтрек и вокал. С ними слова были совершенно неслышны.
       Приходов, выпучив глаза, уставился сначала на Севу и Колю, потом на Шулермана.
       - Да, эту запись не слышно, -спокойно подтвердил Шулерман. - Но она крепко воздействует на подсознание! Эта девушка - лишь первая ласточка, Ваше Сиятельство! Скоро Вас полюбят все. Да Вас и так уже все любят. Просто они не в силах приползти и признаться в любви, хе-хе!
       - Офигеть!…
       - На самом деле все очень просто, Ваше Сиятельство, -разъяснял Шулерман, пока лимузин колесил по дождливой ночной Москве от продюсерского центра в сторону особняка. - В этой песне, кроме закодированного «С нами по-другому нельзя!» есть еще кое-что…
       - Что же, товарищ генерал-продюсер?
       - Утверждение «Бей чужих, чтоб боялись свои»!
       - По-моему, эта фраза по-другому звучит…
       - И так тоже! Кстати, я и клубным секьюрити заплатил, чтобы они всех месили. Так-то! И все концерты у Вас будут такими. «По типу силовых акций с применением спецсредств…»
       Следующая силовая акция состоялась ровно через неделю, в том же ночном клубе. И снова Приходов испытал это радужное волшебное чувство - чувство владения толпой. Избиваемой, страдающей толпой. Парения над толпой. А еще - чувство радости от того, что он, Их Сиятельство граф Приходов, к этой толпе не принадлежит.
       На следующий же день некий аналитический еженедельник поместил статью о безнравственности Приходова. Накропал статью некто Березкин. Газету ему принес Шулерман. Он же приказал капитану PR-службы Филиппову лично разобраться с неугодным журналистом. Филиппов, рассказывал Шулерман, лично позвонил журналисту Березкину и сказал, чтобы тот занимался своим делом: раз у вас там аналитическое издание, вот и лижите друг другу анал, аналитики, и не суйтесь куда не просят, а то хуже будет. Потом позвонил главному редактору того еженедельника и высказал ему все то же самое. Все это генерал-продюсер излагал ему, смеясь от счастья.
       Веселился он не зря: в следующем же выпуске тот же самый Березкин поместил опровержение собственных же слов. Приходову оставалось лишь удивляться тому, каким влиянием и тайной силой обладал скромный продюсерский центр «Штафи».
       В тот же день он зашел в кабинет к Шулерману и прямо спросил об этом продюсера.
       - Все очень просто, Ваше Сиятельство, -ответил Шулерман и молча кивнул на дверь.
       Когда они оказались в коридоре, Шулерман кивнул на лестницу. Его конспираторское поведение было пугающим. Когда они спустились на первый этаж, Шулерман вывел своего протеже под локоток прогуляться в сад. Только тут Приходов понял в чем дело: генерал-продюсер опасался прослушки.
       - Так вот, Ваше Сиятельство, -начал излагать Шулерман, оглядываясь через слово. - Вы были на днях в нашем офисе и не могли не заметить таблички «Консалтинговая фирма «Штафи». Не успели сменить к Вашему приезду…
       - Правда? Я ничего такого не видел… -совершенно серьезно ответил Приходов; твердый блокнот при этом неприятно уперся ему в ляжку.
       - Ну, не надо притворяться, Ваше Сиятельство… Все вы видели!
       Шулерман еще раз огляделся и сообщил ему шепотом:
       - Так вот: мы, продюсерский центр «Штафи», совсем не те, за кого себя выдаем. А Вы -не тот, кем себя считаете!
       - Не понял! -так же шепотом удивился Приходов.
       - Это долго объяснять… Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать…
       Шулерман вызвал свой лимузин и повез Их Сиятельство навстречу корпоративным тайнам. Дело было в воскресенье и контора была закрыта. Шулерман позвонил в звонок и сидевший внутри охранник немедленно открыл шефу.
       - Слушай, Костя, ты тетрадку мою не видел? Черная такая…
       Охранник Костя, которому подошло бы имя Костолом, тетрадки не видел.
       - Да что ты будешь делать?! -размахивал руками Шулерман, увлекая Приходова к железной двери в углу. - Куда я ее мог положить?!
       Охранник молча наблюдал за начальственными выкрутасами.
       Шулерман отпер заветную дверку, и они прошли в лифт.
       - Смотрите, Ваше Сиятельство!
       - Кнопка «13»…
       - Да… Сейчас мы с Вами совершим незабываемую поездку на тринадцатый этаж. На этот раз, в самом что ни на есть прямом смысле…
       «Вот это да…» думал Приходов, лежа на кровати в своей комнате и глядя в потолок. «Рекодировка»… «Интерфер…» Когда-то я был алкашом Канавиным… Охуеть ведь можно».
       Приходов снова взял в руки тайно уведенную им из лаборатории мнемодинамики брошюрку под названием «Внутренний жаргон корпорации «Штафи». Там таких брошюр с сакраментальным синим многогранником на обложке была целая кипа, пропажу одной, скорее всего не заметят. Видеокамер в лаборатории не было - во всяком случае, он не заметил ни одной. Да скорее всего их там и не было - настолько секретные дела проворачивали в лаборатории Рома-Мозготряс со товарищи. А называлось это «Приключения с перевоплощением».
       Одного ему Шулерман не сказал: сделали его звездой эстрады в качестве приключения, или же Шулер и впрямь имел на него коммерческие виды, как он сам говорил.
       Приходов повторно перелистал брошюрку.
       … Интерференция (интерфер) - разновидность соскока (см.), аномально спонтанное появление элементов временно или постоянно удаленной личности.
       …Конград - удаление воспоминаний о процессе рекодировки.
       …Мозготряс - инженер-мнемотехник.
       …Мыкнуть - украсть.
       …Паззла эффект - мозаичный возврат памяти.
       …Параллель - разновидность соскока (см.), временное сосуществование двух и более личностей. На п. маяться - страдать п.
       …ПДС - портативный детектор слежения.
       …Пи- ар ( PR ) -раскрутка человека, прошедшего рекодировку и имеющего штафирку.
       …ПР (персонорекодер) - установка для рекодировки личности.
       …Рекодировка - запись новой личности с временным либо постоянным удалением старой. Обратная р. - возврат исходной личности с удалением штафирки.
       …Тринадцатый этаж - 1) лаборатория мнемодинамики; 2) пьянка, запой; 3) пьяница, алкаш. Съездить на т. э. - пьянствовать, уходит в запой.
       …Тринадчик - то же, что тринадцатый этаж во 2-м и 3-м знач-ях.
       Эту страницу Приходов долго не хотел открывать. Но заглянуть туда еще раз было просто необходимо.
       … Штафирка - 1) подкожный силиконовый микрочип-диагност эмоционально-личностных состояний; 2) носитель такого микрочипа; 3) человек, поведением и повадками напоминающий носителя микрочипа; 4) записанная личность.
       На полях кто-то косо подписал карандашом:
       5) погоняла Прихода.
       Вот так!
       Штафирка - это он.
       Их Сиятельство граф Приходов.
       Приходов отложил книжицу и снова начал вспоминать услышанное от Шулермана в подземной лаборатории. Значит, его рекодировали, вшили ему под кожу запястья этот микрочип. То, что он помнил как след от ножа, на самом деле было рубцом от введения штафирки! В моменты интерферов эта штучка и начинает зудеть -подает сигналы на Шулермановский ПДС. Продюсер ему этот детектор даже показал - на карманный радиоприемник похож. С его помощью, говорит, можно не только определить состояние Приходова, но и даже его местонахождение. Так что бежать бессмысленно!…
       Значит он - Штафирка. Интересно, он у Шулермана один, или есть другие штафирки? И кто этот Шулерман и его пристебаи?
       А впрочем… не все ли равно - кто! Как сказал ему Шулерман, когда они садились обратно в лимузин: «Одна мафия весны не делает». Раз так, то…
       Приходов радостно швырнул брошюру в пространство. Она шмякнулась об дверь и мятой кучей упала на пол, шурша подогнувшимися страницами. Приходов достал из кармана блокнот и записал в нем: « Если ты штафирка - радуйся. Значит тебе оказали доверие. Не всем так везет». Подумал и написал еще: « Теперь я волен быть над.» Довольный, Приходов засмеялся и написал ниже: «Я на сцене. Сначала пою о насилии, а народ вкушает насилие. Затем я спускаюсь со сцены и щедрой рукою доброго барина раздаю народу все блага. Все это можно будет устроить, если я сумею занять пост генерал-продюсера».
       «Да!» подумал Приходов, ликуя, «Да! Я обязан им, но се мы друг другу чем-то обязаны. За мной следят, но меня вывели на вершину триумфа! Триумфа воли!!!»
       Подумав, он и эту сентенцию внес в блокнот.
       - Бог троицу любит, Ваше Сиятельство, -изрек Шулерман, протягивая Приходову текст новой песни. На это раз ни Толя, ни Лина не соизволили явиться лично.
       Новая песня оказалась самой Приходовской из всех Приходовских. Читая текст, Их Сиятельство посмеялось от души.


НЕ БЫЛО ПЕЧАЛИ


       Сено летом зеленело,
       И желтело, и краснело,
       И однажды побелело медленно.
       Вся поганая зараза
       Утонула в унитазе,
       Словно бы ее и вовсе не было.
       Не было печали, просто к вам пришел Приходов,
       Не было чумы, и вот и пришла она.
       Разбери- поймите сами,
       Что случится нынче с вами,
       Если я сказал, что вы - куски говна!
       Позабыты обещанья
       И зараза без названья
       Потонула вся в канализации.
       Лишь Приходов ест варенье
       В золоченом оперенье,
       А вы все, пошли вы все…
       Не было печали, просто к вам пришел Приходов,
       Не было чумы, и вот и пришла она.
       Разбери- поймите сами,
       Что случится нынче с вами,
       Если я сказал, что вы - куски говна!
       - Браво, браво! -аплодировал Приходов создателям песни. - Вот только золоченого оперенья у меня нет…
       До следующего выступления в «Элите» оставалось меньше недели и Приходов нервничал. Надо было записать песню, а еще где-то раздобыть это самое золоченое оперенье. Недостающее было готово уже завтра - атласный костюм-комбинезон цвета золота, расшитый золотыми же перьями. Неделька выдалась трудовая, потому что песню писали целых три дня.
       Концерт прошел не только с побоями, тяжкими телесными и матом, но и с блеском - во-первых, из-за новой песни, во-вторых, из-за оперенья.
       - Не забывайте, Ваше Сиятельство, скоро будем чес наводить! -напомнил Шулерман, вручив ему гонорар за все три выступления.
       Приближался октябрь. Форматные радиостанции по восемь раза в сутки крутили песню «Не единственная моя», и по столько же раз - «Рейд ОМОНа» и «Не было печали». Специализирующийся на оболванивании быдла телеканал по столько же раз в день давал соответствующие клипы. В перерывах те же радиостанции, телеканалы и печатные СМИ наперебой обсуждали Приходова и его дикие выходки. Над центральными улицами всех крупных, а также претендующих на это гордое звание городов уже вывешивались полотняные растяжки:


Приход Прихода!


Спеши, твою мать, тумаков насобирать!!!


       - Ну вот! -ликовал Шулерман. - Сбылась мечта Их Сиятельства!
       Майор- финансист Тараканов уже не на шутку шуршал сметой и велел составлять гастрольный райдер. Приходов постарался продемонстрировать себя человеком максимально требовательным и привередливым.
       - Замечательный райдер, Ваше сиятельство! - восхищался Шулерман, листая составленный Приходовым увесистый двухсотстраничный документ. Таким райдером поезда под откос пускать не зазорно!… Не знал, что Вы любите салат из аругулы и морковный сок, а кровать в отеле должна быть завалена подушечками… Интересно!…
       - Так точно, товарищ генерал-продюсер! -весело согласился Приходов.
       - Это нечто невообразимое! -кудахтал взахлеб телевизор. - Никто, повторяю, никто, не сподобился такой быстрой славы, никто не сумел так легко и непринужденно завоевать сердца публики! Никто, кроме подполковника Игоря Приходова!
       - Эй, капитан! -окликнул Шулерман Филиппова. - Это что за пидрила наше ведомство не уважает? - он кивнул на телеэкран.
       - Эдик Очков, музыкальный критик, -прочитал тот на телеэкране. - Издевается, курвеныш!…
       - Эдик-очко?! -радостно встрепенулся Приходов. - Я ему!… - и показал телевизору увесистый кулак.
       - Ты скажи этому очку, чтобы… -Шулерман был непреклонен.
       - Так точно!
       Филиппов набрал номер критика и рявкнул в трубку:
       - Слушай ты, лошара безмозглая! Господин Приходов не подполковник, а граф! Схавал, мудила?!… И называть его следует «Их Сиятельство»… Чтоб завтра же извинился!… Нет, ****ь, в личной беседе! Конечно, в передаче! Все, успехов в труде!
       «Если к сердцу путь закрыт, надо в почки постучать!» с хмурым весельем подумал граф Приходов, и на лице его проступила кривая улыбка. Приходов был доволен собою на все сто.
       Первого октября полетели в Санкт-Петербург. На весь гастрольный тур Шулерман нанял Приходову самолет - старый трясучий «Як-40», но с синим многогранником на фюзеляже. Летал вместе с Приходовым. Кроме Шулермана, с ним еще летали: шесть человек подтанцовки-охраны, повар, гример, костюмер, десять рабочих сцены, и две массажистки (которые, кроме массажа, исполняли еще интим-услуги). Приходов чувствовал что он - царь и бог всея земли. Дав концерт, он шел ночевать в гостиничный номер; большая часть персонала при этом спала в самолете. Чтобы труппа не скучала, Приходов выделял им на ночь ящик пива и ящик водки.
       В городе на Неве Приходов дал грандиозный концерт, с которого увезли в больницу тринадцать человек. И снова он запоздало переживал это чувство владения толпой! А еще жалел, что не успел осмотреть все достопримечательности Петербурга. Но его уже ждали в Мурманске.
       Работа в режиме гастрольного чеса представляла собой прилет с утра пораньше в пункт назначения, подготовка к выступлению, само выступление и подготовку к отлету.
       В соответствии с причудливым графиком гастролей, самолет летал из Мурманска в Ростов-на-Дону, из Ростова - в Ставрополь, а оттуда - в Нижний Новгород. Приходов прилетал, манипулировал толпой, и улетал. Увлекательный и волнующий вначале, уже после Нижнего процесс стал его утомлять. Везде было одно и то же: прилет, дежурный выход на сцену, дежурное приветствие «Здравствуй, город такой-то!», три дежурные песни, дежурное месилово в зале (Шулерман всегда исправно платил местным охранникам и нигде ему не отказали), небольшая пресс-конференция и отлет в другой город. Именно это предписывал Приходову выданный Шулерманом «Рабочий сценарий», этакое дополнение к «Концепции» и контракту.
       Провинциалы были тупее москвичей, и потому бесили Приходова. Счастливые тетки бежали к сцене дарить ему цветы и, со слезой и соплей, говорили, что ничего лучше Приходова в жизни не слышали. Приходов отвечал на это взаимностью и громко благодарил своих поклонниц и поклонников за их внимание и любовь, но иногда в ответ на излияния рявкал матюгом в микрофон, и тогда несчастных выпинывала вон проплаченная охрана. И везде ему говорили: «С нами по-другому нельзя!» Скрытый слоган исправно действовал на мозги.
       Провинция как таковая Приходова тоже бесила. В Волгограде на его концерт приперлись трое старых знакомых по драмтеатру. Они узнали Приходова, кинулись к сцене, потрясая программками - наверное, хотели пригласить его на какой-нибудь новый спектакль. Приходов заорал: «Свои спектакли коровам в деревне показывайте!» и приказал охране вышвырнуть их из зала. В Казани его приглашали посмотреть Кремль - пока его не закрыли на реставрацию. В Перми какие-то два местных панка-садиста оклеили весь город самодельными афишками «Был Приход, стал Уход!» Увидев такую афишку на улице, Приходов рассвирепел, но потому успокоился. Не исключено, что эти афишки тоже проплачивал Шулерман - для восстановления равновесия.
       Недели - а счет кочевой жизни шел уже на недели - неслись одинаково и быстро. Вечно невыспавшийся, изнывающий от рабочего однообразия, Приходов решил внести в рутинные мероприятия элемент самодеятельности.
       В Иркутск прилетели в семь утра, с опережением графика - на шесть часов раньше, чем было запланировано. Предоставленный самому себе, Приходов прогуливался с тремя охранниками по тротуару вдоль гостиничной ограды, пугая редких прохожих. Иркутяне его не прикалывали: вид у них был уж слишком затрапезный и замученный. К тому же, его явно не узнавали.
       - Э! Ты куда, обмылок?! -орал Приходов вслед какому-нибудь спешащему на трамвай работяге. - Автограф дам!!!
       Охранники ржали.
       Внезапно Приходов умолк. Внимание Их Сиятельства привлекло налепленное на фонарном столбе рукописное объявление:


Продам: огнестрельное оружие, боеприпасы, сигнальные средства.


Обращаться: в/ч 124365, с 23.00 до 3.00


Спросить: прапорщика Неклюева


       Идея провести вооруженный перформанс вызревала у Приходова давно. И вот появился шанс идею реализовать. Упускать такой шанс не хотелось.
       Рутинный концерт с мордобоем провели в одном местном ДК. В зале на восемьсот мест было всего пятьсот человек. Видя такое дело, Их Сиятельство рассвирепело не на шутку.
       - Бить их всех!!! -приказал он охране прямо со сцены в микрофон.
       Охрана взялась за дело. Народ не роптал. Народу нравилось. Впрочем, по-иному и быть не могло.
       К девяти вечера Приходов был уже свободен. Вылет в Читу планировался в одиннадцать тридцать. Шулерман был настроен серьезно. Приходов понял, что визит к прапорщику не состоится. Объясняться же с Шулерманом по этому поводу не хотелось.
       Они уже приготовились присесть на дорожку, как вдруг у продюсера зазвонила труба.
       - Алло?… Чего?!… Ну, ****ец!… Давай, чини скорее!
       Он ткнул красную кнопку.
       - Звонил командир экипажа. В самолете неполадки с двигателем. Устраняют.
       Затем Шулерман позвонил в Читу и предупредил устроителей концерта о возможной задержке звезды. Затем Шулерман ушел к себе в номер, и, судя по всему, завалился спать.
       Приходов понял, что более благоприятного момента ему не представится. Он быстро собрал своих секьюрити, местного шофера, в двух словах объяснил им задачу. Через полчаса Приходовский джип уже стоял у ворот воинской части. Увидев живого Прихода, стоящий в карауле солдат испугался и тут же выдал ему прапорщика Неклюева.
       Неклюев, плюгавый и невзрачный обормот с расстегнутой ширинкой и без фуражки, в качестве платы за товар захотел заполучить только Приходовские компакт-диски, аудиокассеты, а также постеры, футболки и значки - если у Приходова таковые имелись в наличии. У Приходова имелись только кассеты и диски - их-то прапорщик и получил более сотни. В порядке обмена Их Сиятельству достался автомат «АКМ-74» с двумя полными магазинами, две гранаты «Ф-1», а также списанный, но ухоженный, в свежей смазке и без пятнышка ржавчины, авиационный пулемет полувековой давности.
       Зачем прапорщику столько дисков, было непонятно. Скорее всего, предприимчивый Неклюев и на них собирался делать бизнес.
       Странная сделка длилась недолго, но поглазеть на живую звезду прибежало три лейтенанта, пьяный в смерть капитан, перемазанный салатом майор и подполковник без штанов. Все они требовали автографы, и Приходов эти автографы им ставил на самых неожиданных местах. Солдаты же наблюдали за ними из окна караульного помещения, не решаясь выйти, пока начальство буянит. Похоже, все были в курсе Неклюевского бизнеса. Потому что сами, наверное, проворачивали дела не хуже. Приходов попросил показать ему, как обращаться с оружием, но Неклюев все объяснил только на словах.
       - Не надо устраивать пальбу среди ночи… А то товарищ полковник спит. Он сегодня объявление разместил «Продам воинскую часть, недорого», вот и отметил это дело.
       Оружие погрузили в джип и уже было тронулись в обратный путь, как у Приходова затрещал телефон. Это был Шулерман! Наверняка он уже вовсю разыскивал потерявшуюся звезду!
       - Вы где, Ваше Сиятельство?! -рвал и метал Шулерман.
       - Да так… По бабам проехался чуток… -невинно ответило Их Сиятельство.
       - Давайте скорее в гостиницу! Вылет через час…
       С оружием Приходов поступил мудро: джип отослал в аэропорт и велел тайно погрузить автоматы-пулеметы в самолет. Если что, сказать, что это новое оборудование. На всякий случай, и охранникам и шоферу он дал по триста долларов за молчание.
       Шулерман, как и следовало ожидать, ни о чем не догадался.
       Когда самолет набрал высоту десять тысяч, Приходов отлучился в туалет. Там он потихоньку записал в блокноте: «Купил АКМ, пулемет, 2 гранаты» и сунул блокнот на его законное место - в задний карман.
       Когда он вернулся в салон, Шулерман уже расставлял бутылки и салаты.
       - Гудим, Ваше Сиятельство!…
       - В честь чего это? -Приходова удивило это более чем странное продюсерское хлебосольство посреди ночи.
       Было два часа и если что-то и гудело, так это его голова.
       - А настроение хорошее!…-бодро ответил продюсер.
       …Приходов готов был поклясться чем угодно и спорить на что угодно: он отрубился после первого же стакана.
       - Устали Вы, Ваше Сиятельство, -пояснил Шулерман, когда его, Приходова, в пять утра тащили вниз по трапу к машине.
       Лупил сырой пронизывающий ветер, вокруг гудели невидимые в темноте самолеты, но Приходову было все равно: он не выспался и громко матерился на чем свет стоит. Вообще, окружающая действительность казалась чем-то нереальным, вроде желтых посадочных огней, мерцающих в тумане. В машине он завалился спать прямо на заднем сиденье. По приезде в гостиницу его снова пришлось будить.
       В номере он упал на заваленную подушечками кровать, послал всех матом и проспал до четырех вечера.
       Проснулся он полностью освеженным. Глянув на часы, Приходов ринулся в ванную и начал срывать с себя пропотевшую мятую одежду - а спал он в том, в чем вылетел из Иркутска.
       Штаны показались ему подозрительно легкими.
       Приходов залез рукой в задний карман.
       Блокнота не было.
       Он матюгнулся, прощупал все карманы.
       Блокнота не было нигде.
       В прострации Приходов залез в душ. Рассеянно мыля спину, он вспоминал, вспоминал, вспоминал: где бы он мог оставить блокнот. Он вспомнил: когда он перед поездкой в часть надевал штаны, блокнот был в кармане. Да что там… он ведь и в самолете его доставал, писал про покупки. Значит, блокнот потерял в самолете. Еще не хватало, чтобы его кто-нибудь нашел! Все эти записи - они не предназначались для посторонних глаз. Тем более, для Шулермановских.
       Ни в Чите, ни в Хабаровске Приходов применить оружие не решился. Решил дотянуть до Владика и уже там устроить незабываемый перформанс. И вот он во Владивостоке…
       «Каждый человек имеет то, что он заслуживает», яростно рассуждал про себя Приходов, приматывая изолентой к автоматному рожку еще один - вверх ногами, «и заслуживает то, что он имеет».
       Приходов знал, что, в отличие от палки-бумеранга, второй рожок - не по сценарию; Шулерман этого бы точно не одобрил. Но, с некоторых пор никто не проверял перед выходом на сцену его, Приходовский, реквизит - он всем распоряжался сам. И сам говорил охране, что нужно делать во время концерта.
       «Мечты псевдоэлитарного содержания», думал он далее, засовывая в боковые карманы кителя по ручной осколочной гранате «Ф-1», «суть не более чем оправдание отсутствия реального стремления к элитарности. Это всего лишь оправдание… Да!… А раз оправдываешься, значит виноват!»
       Раздался третий звонок и Приходов, с автоматом на плече, ринулся на сцену - в свою живительную стихию. Его, как всегда, ослепил желтый пыльный свет снизу и сверху, огромная черная дыра зрительного зала, и почти незримая, шевелящаяся масса пришедших не просто поглазеть, но восхититься. И, конечно же, насобирать не только обещанных тумаков, но также и пуль.
       - Здравствуй, Владивостоооок! -крикнул он в микрофон, вскинул руку в нацистском салюте и лучезарно улыбнулся.
       Зрители взревели от восторга.
       Из динамиков полились оглушающие аккорды фонограммы. Краем глаза Приходов заметил, что на сцену уже выбрались его телохранители - подтанцовка - одинаково-невразумительные, зубодробительные чернорубашечники. Приходов внутренне возликовал в предвкушении экшена.
       - На лице твоем разбииитом… -запел он.
       Зрительный зал завыл и захлопал.
       - …Ты увидишь вдруг, утряааась…
       Зрительный зал неистовствовал. Стояла стена оглушающего шума, но усиленный качественной аппаратурой голос Приходова перекрывал этот шум однозначно и властно.
       И когда дошло до припева «Не единственная мояааа…», зал просто обезумел.
       И Приходов решил: «Пора!»
       Одной рукой он легко сорвал с плеча автомат, одним пальцем снял его с предохранителя. И так же, одной рукой, дал длинную очередь навскидку. Мордовороты на всякий случай пригнулись. Зрители же ахнули, вздыбились стихийной, массовой волной; через пару секунд волна улеглась и людское море стало спокойно.
       Довольный, Приходов скакал вдоль рампы, с автоматом в правой руке и микрофоном в левой. Как бы мимоходом он дал еще одну длинную очередь - на этот раз в потолок. Сверху летела штукатурка, куски потолочной лепнины. Увесистый клок шлепнулся прямо к его ногами, и Приходов на секунду словно вспомнил о чем-то, чего никогда не было. В ту же секунду кольнул шрам на запястье. Но он не придал этому значения и продолжал петь и скакать.
       Грянули финальные аккорды. Взбудораженному экстазом Приходову стало немного жаль, что песня так быстро кончилась. Но тут над зрительным залом вспыхнул свет и благодарные фанатки устремились с цветами на сцену. Кое-кто из зрителей держался за разбитые лепниной головы, кто-то спешил к выходу - за медицинской помощью. Последнее обстоятельство задело его за живое, и он тут же возненавидел этих счастливых девчонок с букетиками.
       - Охрана! -скомандовал Приходов в микрофон. - Не пускать их на сцену!
       Охранники двинулись к проходам на сцену и перекрыли пути к кумиру. Самый рьяный мордоворот заехал кому-то ногой под дых; остальные отбирали у фанаток цветы, складывали их на сцене, а фанаток отталкивали и отшвыривали обратно в зрительный зал.
       - Э, полегче там! -руководил процессом Приходов. - Мы ведь только разминаемся! - он повернулся к зрителям. - Мы ведь только разминаемся, правда?
       Он покосился на все прибывающий слой букетов у своих армейских ботинок.
       - Даааа!!! -согласно грянули зрители.
       - А настоящее веселье -впереди! Правда?
       - Даааа!!!
       Приходов переменил рожок, лязгнул затвором и дал еще одну длинную очередь поверх голов. Стоящие в проходах зрители с визгом бросились кто куда; пули чиркали о камень, выбивали белесую пыль из колонн, лупили в стены и со свистом рикошетили; гильзы сыпались на пол, звякая, как монеты. Приходов держал спусковой крючок, пока не кончились патроны и бьющий по руке АКМ не затих. Тогда он отдал нагретый автомат униформисту.
       - Так я не понял: точно «Да»?!
       - Даааааааааааааааааааа!!!
       - Тогда… -Приходов набрал побольше воздуха в легкие, выдержал интригующую паузу и выдохнул:
       - «Рейд ОМОНаааааааааа»!!!
       Зал заорал еще истеричнее. Свет на секунду погас, а потом по зрительному залу заплясали юродивые круги желтого света от прожекторов. Видимо, стробоскопа в нищей богадельне не имелось. Засвистела заводная латиноамериканская мелодия, не сулящая ничего, кроме, кроме пляжной романтики, как вдруг телохранители, натянув на головы заранее приготовленные маски, двинулись по рядам, стали выдергивать зрителей из кресел и ставить их в положение «подержи стенку, а то упадет». Иных укладывали на пол, вниз лицом. И всех нещадно лупцевали ногами.
       Приход ликовал:
       Хаа, рынок зовет,
       Старлей орет,
       А мы, такие всех пинаем.
       Хаа, рынок зовет,
       В рот пароход,
       А мы всех мордой вниз швыряем!
       Мордовороты азартно волтузили всех без разбора. Песня пролетела на одном дыхании, как летняя силовая акция на рынке.
       Снова вспыхнул свет, и снова к сцене побежали с букетами те, кого не успели отпинать. Хотя, некоторые уже и хромали. Охрана снова отрезала им путь, но Приходов скомандовал:
       - Не надо! Пусть подарят дяде цветочки!…
       По- доброму так скомандовал, по-домашнему. И у всех отлегло от сердца. Приходов лично брал у девочек букеты и каждую целовал в щечку.
       - Спасибо вам, за то, что вы есть! -вещал он в микрофон. - Я вижу, с вами по-другому нельзя! Ведь нельзя с вами по-другому, нет?
       - Нельзяаааааа! -орали в едином порыве зрители.
       - Именно это я вам и пытаюсь втолковать!
       Приходов дал тайный знак, и ждавший в правой кулисе униформист выкатил на сцену пулемет. Это был тот самый авиационный пулемет, выменянный на сто экземпляров сингла «Не единственная моя». Одна пуля из такого пулемета пробивала в бортовой броне танка дыру, в которую свободно проходили два пальца. Приходов перехватил у него орудие, подкатил его к рампе и нацелил в притихших зрителей.
       «Ну, что же… Как два пальца!…» подумал Приходов и озарил зрительный зал своею улыбкой. Две тяжелые гранаты в карманах приятно грели душу.
       Снова стало темно. Заиграла музыка.
       Сено летом зеленело,
       И желтело, и краснело,
       И однажды побелело медленно…
       запел Приходов.
       Зал в очередной раз взорвался овацией.
       Приходов пел, при этом пластично и медленно, словно стриптизерша трусики, снимая с пояса дубинку со взрывчаткой. Зал криво, но мощно ему подпевал.
       Дойдя до заветных слов «Будто бы ее и вовсе не было», он с размаху и прицельно метнул бумеранг в пятый ряд. Дубинка описав высокую дугу, точно шлепнула по лбу какого-то работягу. Работяга не на шутку разозлился, поднял с пола дубинку и собрался швырнуть ее обратно в Приходова. Но тот нажал скрытую в рукаве кнопку, раздался хлопок - и куски мяса и мозгов полетели в стороны.
       Приходов уже обрушивал на зрителей припев:
       Не было печали, просто к вам пришел Приходов,
       Не было чумы - и вот пришла она…
       Он подошел к пулемету, правой рукой взял гашетку и нажал большим пальцем на тугой спуск. Тяжело закрутился ствол; пулемет бил по пальцам посильнее «Калашникова».
       В зале началась паника. Зрители целыми рядами срывались с мест, прыгали через сиденья, с хрустом топтали их, сталкивались друг с другом, бестолково путались в проходах. Впрочем, далеко никто уйти не мог: пулемет косил всех подряд. Приходов подумал даже: до чего это меткое слово в данном пулеметном контексте - «косить». И слов «меткое» - тоже.
       Он стрелял, стрелял, и стрелял, водя тугим пулеметом справа налево и слева направо. Люди падали, а он все стрелял и пел. Приходов внутри был на взводе, сейчас он мог бы перегрызть горло самому Шулерману. Но пел легко и непринужденно, будто бы чистил картошку, а не стрелял из пулемета.
       Наконец песня кончилась и снова включили свет.
       Приходов вытер пот рукавом, недрогнувшими руками приладил микрофон на штатив и сказал, чуть шатаясь, в орущий и стонущий зрительный зал::
       - Куда же вы?! Это еще не все!!!
       И торжественно вынул из кармана гранату. Телохранители сразу поняли, что у него на уме, и сразу же попрыгали в оркестровую яму. Вслед за ними, преспокойно выдернув чеку, досчитав до трех и бросив гранату в зал, сиганул озверевший Приходов. Хлопнул взрыв, полетело стекло из разбитых прожекторов. Не теряющий рассудка Приходов подумал, что слов «озверел» - тоже очень меткое слово. И, больше ни о чем ни думая, метнул в зал вторую гранату. Хлопнуло еще раз; наверху заскрежетало и что-то тяжелое рухнуло вниз и разлетелось на осколки с металлически-стеклянным звоном. Похоже, это была люстра. Стонов сразу прибавилось.
       В оркестровую яму сыпалась пыль с потолка.
       Эта пыль снова как будто о чем-то ему напомнила.
       «Дежа вю», подумал Приходов.
       Шрам на запястье зазудел.
       Оставив обрушенный, дымящийся зал на попечение пожарных, скорой помощи и МЧС, Приходов ринулся за кулисы. Он старался, как обычно, ни о чем не думать, но сцена расстрела вновь и вновь ставала перед внутренним взором. От этого уж слишком неотступного воспоминания ему сделалось нехорошо.
       В гримерке его уже ждали Шулер и Таракан.
       - Ну ты орел! -оценил его Шулер.
       Прихода передернуло: так фамильярно с ним уже давно никто не беседовал. Тем более он не ожидал такого от генерал-продюсера.
       - Ладно, шучу, Вашу Сиятельство! Да Вы присаживайтесь, в ногах правды нет…
       Приход сел в кресло. И слова продюсера, и посадка в кресло - все это с ним уже было. Шрам зудел не переставая.
       - Что это у Вас вид такой, Ваше Сиятельство? -заботливо спросил Шулер. - Нездоровится?
       Приход кивнул. Шрам ощутимо пискнул.
       - Понимаю… После двух гранат, запасного рожка и люстры… -тон Шулера снова стал издевательским, и Приходова покоробило.
       - Ладно, Ваше Сиятельство, не берите в голову, -снова сказал он с заботой. - Поедемте на тринадцатый этаж…
       От этих слов у Прихода отлегло от сердца.
       - Поедемте, товарищ генерал-продюсер, -ответил он каким-то глухим голосом.
       Они сели в лимузин, что ждал их у заднего крыльца, и поехали в гостиницу - подальше от театра военных действий и места очередного успеха. Они ехали по раздолбанным, не везде освещенным улицам Владивостока; длинный лимузин вздрагивал на ухабах и надолго кренился на поворотах. Шулер недобро молчал и также недобро косился на Прихода.
       - Одна мафия весны не делает… -зачем-то ответил он генерал-продюсеру его же коронной фразой. Вышло настолько неуверенно и робко, что он тут же замолчал от стыда.
       Шрам кольнул еще несколько раз.
       После концерта с ним, Приходом, определенно творилось что-то неладное. Он был словно в тумане какой-то омерзительной слабости. А еще ему нестерпимо, до ужаса хотелось вспоминать каждый свой предыдущий шаг - и обдумывать каждый следующий. Свой недуг он заметил только сейчас, как внезапно нахлынувшую ангину: сначала кажется, что болезни нет (просто горло першит), потом кажется, что ничего страшного не произошло (выпить таблетку - и все пройдет), а потом приходится самому себе признаться: я заболел.
       Приход и не заметил, как они подъехали к гостинице.
       Шрам издавал уже явственный писк.
       «Чего эта гадость пищит?» думал но. «Ведь я же здесь!»
       Шулер словно читал его мысли и многозначительно косился на его правый рукав.
       Приходовское состояние и впрямь напоминало ангину. Вялого, на ватных ногах, его принесли в номер.
       Там уже ждали Филиппок и Мозготряс.
       - Штафирка, товарищ генерал-продюсер, -доложил Мозготряс, показывая свой ПДС.
       - Не дурак, вижу, -ответил Шулер и достал из кармана свой.
       - Ребята, налейте Их Сиятельству выпить, -скомандовал он. - У Них нынче грандиозный успех, хе-хе!…
       Приход упал на кровать. Филиппок налил ему виски. Приход опрокинул в себя стакан - без воды, без льда.
       - Еще… -попросил он плаксивым голосом.
       Его просьба была немедленно удовлетворена.
       После третьего стакана Приход вдруг понял, почему его знобит и трясет, почему не слушаются ноги, а голова забита страшными мыслями.
       - Я… -пролепетал он еле слышно. - Я…
       Челюсти его затряслись и он разразился слезами.
       - Я совершил безнравственный поступок!… Я… Я совершил… чудовищное преступление!…
       Он горько рыдал, давясь слезами и страшными словами.
       - Ну-ну… -Шулер присел рядом и гладил его по голове. - Не стоит так убиваться… Посмотри лучше, что у меня есть… пока не отрубился!
       Приход поднял заплаканное лицо. Штафирка пищала.
       Шулер держал в руке блокнот.
       Его блокнот.
       - Ты думал, тебя напоил да у тебя пьяного мыкнул? Нашел в самолете, -пояснил он. - Признаюсь: в жизни не держал в руках чтива более увлекательного, чем это. Хотя конечно, насчет всеобщего блага - это уже чересчур. А насчет подсидеть Шулермана - вообще зря!
       Приход уткнулся лицом в одеяло и заревел еще сильней. Он слышал, как Шулер обращается к своей кодле:
       - Ребята, вы поняли: он меня подсидеть хотел!
       И зачитал из блокнота:
       - «Все это можно будет устроить, если я сумею занять пост генерал-продюсера».
       Все засмеялись.
       Приход не выдержал. Вскочил на ноги, трясясь, закатал правый рукав:
       - А вот это зачем?! Чтобы шпионить за мной???!!!
       - Зачем шпионить? -изумился Шулерман. - Это для того, чтобы знать, не начался ли у тебя интерфер или еще какой соскок. И, если что, принять экстренные меры.
       - Что… началось?
       - Интерференция личностей. Ты к этому весьма склонен. А скоро вообще будешь на параллеле маяться! Уже начал… граф Штафиркин! Бывает!…
       Приход повалился обратно на кровать.
       - Я бы тебе объяснил, что это такое, -продолжал Шулер, - но ты сейчас тринатчик, так что придется в следующий раз. Впрочем, нет - следующего раза не будет.
       Рожа Шулера навился над ним, наплыла крупным планом.
       - Пойдешь, ****ь, обратно в свой ****ый ЖЭК унитазы голыми руками чистить!… Или кем ты там раньше был?… Кирпичи класть пойдешь!… Каменщикам нынче хорошо платят!
       - Почему?… -еле слышно стонал Приход.
       - Потому что! Надо со мной советоваться, прежде чем пулеметы покупать и гранаты кидать в зрителей! Ведь мог же сам покалечиться к ***м собачьим!… Впрочем, даже не в этом суть… Подсидеть ты меня хотел, паразит -вот что!… Всеобщего блага хотел!… А это уже выходит за рамки концепции!!!… Рома, тащи аппаратуру!
       Каменщик Игорь Канавин напился посреди рабочей недели, и ему приснился странный сон: будто бы зовут его Игорь Приходов, и по профессии он суперраскрученная поп-звезда.
       И вот, стоит он на сцене, на огромной такой сцене, в убийственном свете прожекторов. В наряде, за который на стройке сварщики закидали бы электродами, а сантехники - газовыми ключами. Перед ним - безграничный и темный зрительный зал. Зрители беснуются, скандируют: «Приход! Приход!» А он стоит с микрофоном в руке.
       И - кроме шуток. Вбирает. Восторги. Зрительного зала.
       Впитывает. Впитывает. Впитывает. Впитывает. Восторги!!!
       Все восторги и внимание - ему.
       Ему!!!
       И не дай бог кому-нибудь им, Приходовым, не восхититься! Он же для них, для быдла, старается…
       Ну и короче, вышла на том концерте полная ерунда… Продюсер ему за кулисами так и сказал: «Теперь можешь прощаться со сценой и валить обратно на свою стройку, мудак!»
       И он напился…
       А было ли все на самом деле?
       Канавин лежал на диване в углу тесной общажной комнаты. Лежал один. В одежде. Почему один? Людка уже на работе, Мишка в школе.
       Схватил будильник. Ах, бляха-муха, уже полдесятого! Опоздал!
       Хотя… куда опоздал? Он же не каменщик Кана… Или все-таки каменщик?! Да нет, подумал он, разглядывая свои холеные руки, я Игорь Приходов, звезда российской эстрады номер один! Тогда где я, как я здесь оказался, в панике думал он, глядя на потолок в проплешинах. Внезапно, прямо у него на глазах, от потолка отвалился клочок штукатурки и тихонько тюкнул его в лоб.
       Это был сигнал к действию! Он вскочил, и, превозмогая тяжкое похмелье, кинулся к зеркалу в прихожку - изучать себя. Он знал, что ближайшее зеркало - в прихожей. Ведь негоже звезде российской эстрады… Минуточку, откуда я знаю про зеркало? И кто я?
       Увиденное в зеркале повергло его в шок. Это был он, Игорь Канавин, каменщик, но с лицом эстрадного пидора Приходова, которого он, как всякий нормальный мужик, ненавидел. Более того, одет он был в Приходовские шмотки. Те самые, которые были на нем во сне.
       Канавин пошарил по карманам и нашел в одном из них паспорт на имя Приходова Игоря Адольфовича, и чью-то визитку.
       «Нормально!» подумал Канавин-Приходов.
       Что касается визитки, то она принадлежала Шулерману Соломону Давидовичу, музыкальному продюсеру. Ниже был указан длинный телефон, который показался Канавину-Приходову весьма знакомым. Ну конечно, вспомнил он, это секретный телефон Шулермана. Который я никак не могу запомнить.
       Перерыв все ящики и полки в поисках семейных сбережений, Канавин-Приходов обнаружил лишь стольник - на опохмелку и телефонную карту хватит - надел свой синий Приходовский пуховик, что висел в прихожей, и побрел звонить Шулерману. С вахты звонить не хотелось, лучше из телефона-автомата.
       «Неужели он меня в натуре кинул?» думал он. «Не верю! Не верю!!!»
       Его передернуло от одной мысли, что до конца своих дней он обречен горбатить на стройках и пить каждый вечер дешевое пойло с этими необразованными тошнотворными мразями, которых сам вчера расстреливал из пулемета.
       На дворе был конец ноября. Было холодно, уши мерзли, но ему это было как-то все равно. Канавин-Приходов равнодушно топал по первому скрипучему липкому снегу.
       «А есть ли смысл жить дальше?» подумал он вдруг, шагая вдоль речки. «А не прыгнуть ли с мостика?…»
       Но не прыгнул. Вместо этого он купил себе банку самого дорогого пива и самую безразмерную таксофонную карту. Следуя инструкциям оператора, набрал номер Шулермана, поплотнее прижал трубку к уху, и начал ждать, ловя каждый электрический шорох на линии. Канавин-Приходов глотал пиво, слушал гудки и краем уха не без удовольствия ловил заспинные разговоры редких прохожих: Приходов это или не Приходов. Он ждал минут, другую, третью, но трубку на том конце провода никто не брал. А потом их разъединили. Операторша не сказала: «Вы позвонили по несуществующему номеру». А это значило, что номер, указанный в визитке существует на самом деле. И это умозаключение наполнило сердце Канавина-Приходова ликованием: значит, есть шанс дозвониться до Шулермана и попытаться как-то все уладить!
       Канавин- Приходов матюгнулся, снова набрал длинный номер и снова замер в ожидании. И снова все оказалось зря.
       «В третий раз мне должно повезти!» реши он и набрал номер продюсера в третий раз.
       И не ошибся: на третьем гудке раздался щелчок и такой знакомый и родной голос сказал:
       - Алло?
       - Здравствуйте, Соломон Давидович! Затараторил он, от волнения чуть не выронив пиво. -Только не вешайте трубку!… Мне было так трудно до вас дозвониться!… Простите меня за вчерашнее!… Ведь мы можем… как-то… договориться? Соломон Давидович!… Вы меня слышите?
       - Не только слышу, но и вижу! -обнадежил родной голос. -Ты, Приход, на меня не серчай. Это была шутка! Юмор, Петросян… Сейчас я подъеду и отвезу тебя домой. Жди!
       - Жду, Соломон Давидович, жду! Жду! Ждууууууууууу!!!