Пусть ему повезет...

Пусть ему повезет…

Солнечный луч, по диагонали прочертив спертый, прокуренный воздух комнаты, впечатался в правый глаз Витька. Тот заелозил руками по матрацу, поднял было голову с подушки, но, ойкнув, оставил эту затею. В голове, словно в детской погремушке, с грохотом будто перекатывалось что-то, норовя больнее всего ударить изнутри в лобную часть и затылок.
- Сволочь тетя Мотя, опять чего-то намешала в самогон, - пришла ленивая мысль вместе с воспоминаниями о вчерашнем вечере, который затянулся до 3 полуночи. Как всегда, «скинулись» с ребятами из столярки. Посидеть в этот дождливый вечер, кроме Витька, было не у кого, так как у всех жены были «кобрами», ну а Витькова «кобра» плюнула и ушла, бросив ему квартиру и забрав малолетних дочку и сына. А ушла потому, что устала уговаривать его бросить пить, устала от его обещаний и пьяных сцен, от которых страдала и она, и дети. Но продолжала любить Витька и такого и, когда уже подходила с детьми и чемоданами в руках к такси, сказала на прощанье:
- Ты знаешь, где я буду жить – у матери. И если ты все же поймешь, что трезвыми глазами можно увидеть гораздо больше, чем залитыми вином, если твердо решишь «завязать» - позвони мне и я вернусь. Я не буду тебе клясться, но обещаю, что весь этот год я каждый вечер буду ждать твоего звонка, и только твоего. Но через год – извини. Я молода, и я смогу найти человека, который возьмет меня с таким грузом, - Люда прижала к себе детей. – Но тебе, если ты не одумаешься, лучше всего тогда утопиться. Не обещай мне ничего ни завтра, ни послезавтра, ни тем более сегодня – я тебе не поверю.
И уехала, оставив в душе Витька одновременно и рваную рану и смутную надежду. Ибо любил он Люду исступленно, как божество, предавал, каждый раз, ползая у ее ног, придумывал, клятвы одна страшнее другой, которые утром, после похмельных стопок, забывались.

Прошло уже два месяца одинокой жизни, каждый вечер из которых он в пьяном порыве бросался к телефону, набирал первые цифры знакомого номера и… ронял трубку на рычаг. Ну что он ей скажет? Как его систематические запои вышибли в конце концов с работы, и ребята-пилорамщики идут к нему пока по старой дружбе да из-за дрянной погоды. Сколько случайных подруг перемяли их супружескую постель? Или про то, как он потихоньку загоняет на «толчке» их библиотеку детективной и приключенческой литературы, которую они собирали в первые годы после свадьбы? Да она с пьяным и разговаривать не будет, уж кто-кто, а Витек знает.
И после каждого такого порыва в его душе все больше копилась пустота, которую он пытался залить все большим и большим количеством «пойла». Вот и вчера. Водка, вино, самогон… Каждая клеточка, каждый атом воспаленного мозга молили сейчас: «Выпить…выпить…выпить».
Витек с трудом облизал запекшиеся губы, со стоном скатился с кровати на пол, все же слабо надеясь, что друзья не допили из какого-нибудь стакана или бутылки. С кряхтеньем вполз на стул и обозрел «поле боя»: вся посуда была пуста.
- Выжрали, гады, до капельки, - мрачно думал Витек, «выкручивая» бутылки и стаканы, то есть, сливая изо всех емкостей в одну оставшиеся капли спиртного. Набежало граммов двадцать.
- Как слону дробина, - подумал он, и вдруг дикая, невыносимая боль взорвалась в голове, и он, взревев, полетел со стула на пол. Прижав лоб к холодному кафелю, замер в неподвижности. Боль постепенно отпускала, переходя в затылок. Эти приступы повторялись в последнее время все чаще и чаще, и все дольше держалась боль. А в сны начали вплетаться кошмары. И Витек понял: подходит та, решающая минута в жизни, когда есть еще возможность уйти в сторону, родиться заново, не оборвав ту тонкую ниточку, которая все еще хоть слабо, но привязывала его к прежней и будущей жизни, которая, как нить Ариадны, обещала выход из пьяного лабиринта. И тут он почувствовал, что его вытянутая рука коснулась холодного стекла. Витек поднял глаза от пола и… увидел отсвечивающую темно-зеленую поллитровку, аккуратно заткнутую капроновой пробкой.
- Неужели?! – задрожало, запело все внутри от радостного предчувствия. Трясущейся рукой осторожно, стараясь ни за что не задеть, подтянул бутылку к себе и, заставив себя подняться, поставил ее на стол, зубами выдернул пробку и втянул носом запах из горлышка. От сивушного духа егопередернуло, но он решительно нацедил полный стакан самогона и, затаив дыхание, махам выцедил. Но жестокие спазмы в желудке бросили его в туалет.