Мартовские звезды

«Мне еще безумно долго бежать по этой аллее, бежать от ваших вежливых измен. Под ботинками вздрагивают, умирая, опавшие листья и не видно света впереди. Это ночь.
Вечная пронзительная ночь моей странной жизни. Но все равно хочется бежать. Влажный воздух не обжигает легких, не сигналят фарами автомобили на параллельной дороге – это к счастью, что никого нет. Мне сейчас любая встреча – мысль о будущей потере. Я не могу смотреть вам в глаза, хотя безумно это люблю. И не нужны голоса – их полно в моей голове и все они молчат о боли. Мой мир пошатнулся вчера, нет, гораздо раньше, еще когда я встретила тебя. Но кто же знал, что ты станешь точной копией моей прежней, до тошноты мучительной любви. Как я могла не расслышать в твоих словах, дающих мне свободу – ее конца? Мы не станем контролировать друг друга, не станем ревновать, как все, мы научимся быть свободными рядом просто потому, что любим... Сколько раз ты успел полюбить после этих помпезностей? Сколько раз я не позволила себе любить ради них? Какая горькая арифметика! А ты лишь наивно смотришь мне в глаза таким чистым спокойным взглядом и говоришь так доверительно-печально, что пока я уезжаю в сад с беременной подругой, ты постараешься не скучать, и потом так же ласково признаешься, что расстроен моей несбывшейся поездкой – ведь ты хотел позвать в гости свою подругу, чтобы в кои-то веки напиться от души и спеть пару песен под гитару – вспомнить уходящую бесшабашную юность...
Я наверно не должна ревновать. В этом нет ничего особенного, кроме бесконечных звонков по вечерам, смс в четыре утра и часов пропадания в аське. Ты же давно исправился после нашего разговора и пытался перестать быть для меня чужим. Я не знаю, насколько логично мое одиночество и не хочу чертить для тебя таблицы и схемы, чтобы объяснить тебе все, что я чувствую. Я ничего больше не чувствую, кроме ярости, и не стану изображать из себя «мудрую женщину», мне теперь все равно. И это мое право. Мне надоело быть уступчивой и все понимающей. Катись ко всем чертям из моей жизни. Я расцелую и благословлю мое одиночество – оно не причиняет столько боли, оно убивает медленно, и всегда есть шанс выкарабкаться в последний момент. Ты же отрезаешь от меня слишком большие куски и слишком неожиданно, чтобы к этому можно было привыкнуть.»

Она сбежала, поскальзываясь на мокрой траве, по откосу и покачнулась, резко остановившись. Беззвучие и легкий туман над водой впитывали ее боль с удивительной быстротой. Лена перевела дыхание и бессильно опустилась на песчаную прибрежную полосу. Не заботясь об испачканных брюках, рассеянно устремив взгляд на темный спящий парк на том берегу.
Отчего-то безумно родными показались мирно замершие на воде ладони кувшинок. Захотелось прижаться к ним щекой, как в детстве и долго-долго плакать, пока слезы не высохнут сами и не успокоится бешено стучащая в висках кровь. Рассказать им, молчаливым, все понимающим кувшинкам, как с каждым годом становится все тяжелее быть взрослой и раз за разом прощать. Она сидела неподвижно, обхватив колени, и только ее мокрые ресницы вздрагивали в темноте, прикрывая уставшие глаза. Вода плескалась лениво, чуть слышно, подбираясь к испачканным глиной ботинкам. И мир вокруг молчал – равнодушно и, наверное, мудро. Он никогда не давал ответов, ненавязчиво предлагая слушать свои.

Она думала о залитой светом ночника комнате, оставшейся где-то там позади, и теплом дыхании Андрея, заснувшего после бесконечного рабочего дня, чуть потрепанной уже открытке, одним уголком прикрепленной на зеркале в прихожей, о кухне, где поблескивают в полумраке оставленные после ужина тарелки, букете засушенных роз, которые она каждый раз бережно сохраняла, несмотря на уговоры мужа, что он подарит их снова – свежие и настоящие. И понимала уже не головой, а притихшим сердцем, что это все, что в ее жизни есть – встречать его с улыбкой на пороге, слушать рассказы о последних компьютерных новинках, не понимая трети вещей, о которых он говорит, но радуясь и переживая вместе с ним. Просыпаться по утрам на минуту раньше и смотреть задумчиво и нежно на него, перетянувшего на себя одеяло и не подозревающего, что вот-вот оживет будильник. А еще сидеть рядом на подоконнике, чтобы насмотреться на мартовские звезды, на которые он так звал ее взглянуть, когда они возвращались домой в день их свадьбы, а она не успела...
Лена подняла голову – они светились над ней – все так же трогательно-нежно. Целое бездонное сумрачное небо, на котором кто-то навсегда оставил их общую память, нарисовав самой тонкой кистью, а может, брызгами с тех самых подаренных роз, одну мечту на двоих. И можно сотни раз искать правых и виноватых, уставать и расставаться навсегда, но как нелепо пытаться лгать, когда правда – вот она, во все небо, куда бы ты не бежал.

Она поднялась, стряхнув песок, и чуть пройдя вдоль берега, нашла ступеньки наверх. Она шла медленно, теряясь в тени листьев, по той же аллее, навстречу одиноко светящемуся на третьем этаже окну.
Тихо щелкнул отпираемый замок. Лена переступила порог и остановилась. Андрей рассеянно сидел на кухне, рядом еще дымилась полная пепельница окурков, тревога в его глазах сменилась облегчением и безмолвным растерянным вопросом. Лена прикрыла дверь и улыбнулась.
 - Ты проснулся?..
 - Ты ушла...
Он поднялся и рассеянно шагнул ей навстречу.
 - Я подумал...
 - Нет, Андрей... Я ушла смотреть на звезды. На наши звезды, помнишь?
Он кивнул, сглотнув подкативший к горлу ком, и молча порывисто прижал ее к себе.


Рецензии