Писатель и Овцы

Писатель написал рассказ. Щедро одарив листы чистой бумаги сгустками своих эмоций и немыслимыми откровениями своей тонкой души. И вот, настал тот час, когда люди должны были узреть это, но вначале он решил испытать это на овцах. И он направился на пастбище, где паслась отара овец. И он взобрался пред ними на камень и стал читать им взахлеб, пытаясь отдать им мысли, идеи, чувства, которые терзали его ночами и заставляли царапать бумагу и грызть ногти. Но овцы тупо смотрели на него и жевали траву. И когда он закончил, они все так же тупо жевали траву.
- Вы – жалкие овцы! – вскричал писатель в ярости, - вам не понять меня, вы животные, я же пишу для людей.
Но овцы молча жевали траву.
- Жалкие создания, - бормотал писатель, взбираясь на холм, - вы не достойны моих произведений.
Но на холме стоял пастух.
- Кто ты такой, - спросил пастух, глядя в сторону, - кто ты такой, чтобы пугать моих овец?
- Я не пугал твоих овец, - ответил писатель, - я читал им свои произведения.
- Кто ты такой, - снова спросил пастух, - чтобы пугать моих овец своими произведениями?
- Я, - писатель растерялся, - я писатель, я пишу…
- Можешь не писать, - пастух закурил и прищурил правый глаз, - все то, что ты пишешь – бред.
- Я, - писатель был в ярости, - я….да…я …. для вас…же… вы слишком тупы, чтобы понять это!
И тогда пастух тихо произнес «фас» и его псы кинулись на бедного писателя. Он побежал, но недостаточно быстро, чтобы убежать. Собаки настигли его, и начали терзать его плоть, и он упал, прижимая к телу нетленные страницы. И когда хозяин отозвал псов, он поднялся и поплелся домой, оставляя за собой кровавый след.
-Вы еще пожалеете, - писатель шептал это как молитву, - вы все еще пожалеете….
2
Это полная чушь, - критик саркастически улыбнулся, - то что Вы пишите… Вы в самом деле уверены, что кто-то будет это читать?... Хм, я каждый день получаю сотни таких произведений… и ответ всегда один – «мы не заинтересованы». До свидания.
Писатель опустил голову и вышел вон из конторы.
«Как же так, - думал он, - как же так?»
Он плелся вдоль по улице и размышлял.
«Но я же писал не для этого сухопарого пижона, я писал не для овец, и не для их пастухов, я писал для людей! Мои слова, мои мысли, мои чувства – я хотел донести их до людей… так почему бы не сделать этого прямо сейчас?»
И он взобрался на поломанный грязный ящик посреди главной рыночной площади города и стал читать своё произведение, стараясь, чтобы люди его услышали и поняли. И люди слушали его, они останавливались на некоторое время, прислушивались, но их внимание не было долгим и, бросив ему под ноги пару медных монет, они спешили по своим делам.
И только нищие смотрели на него как на опасного конкурента. Теперь им не приходилось рассчитывать на милостыню.
- Эй, парень, - сказали они ему, - ты отнимаешь у нас наш хлеб!
- Совсем нет! – сказал писатель, - я хочу открыть вам душу!
- Нам не нужна твоя душа, - сказали они, - но ты мешаешь нам жить, Ты отнимаешь у нас наши скудные средства.
- Что вы, что вы, - писатель улыбнулся, - возьмите эти деньги, я делал это от души.
- Если каждый будет делать все только от души, что мы будем есть? – они все же забрали деньги, - мы хотим чтобы ты убрался.
- Но как же мой рассказ? – писатель не спешил уходить, - ведь он нужен людям!
- Он им не нужен, - сказал старший, - пшол вон.
И он ударил ногой по ящику, и писатель рухнул в рыночную гряз, а десятки ног стали избивать его со всех сторон, поднимая брызги.
- Опять нищие сцепились, - говорили горожане и проходили мимо.
3.
Когда все закончилось, писатель встал и осмотрел себя. Его одежда была разорвана и покрыта грязью, искусанные ноги и разбитое лицо кровоточили. Но хуже всего, что его произведение было превращено злобной толпой в россыпь измятых и испачканных кровью и грязью страниц. Писатель опустился на колени, и плача стал собирать истерзанное произведение. Он нашел все страницы, и старательно расправив их, снова прижал к груди.
- Это мой рассказ. Вы никогда не поймете, - говорил он толпе, но его никто не слышал, - я написал его для близких людей, для тех, кто понимает. Я не писал его для подобных вам.
И гордо подняв голову, он пошел домой.
4.
- Что с тобой? – она была встревожена, - что случилось?
Он сел на кровать и заплакал.
- Они не поняли меня, - его голос сорвался, - они не поняли того, что я хотел им сказать… они меня не поняли…
- Успокойся, - она поцеловала его в лоб, - успокойся… они и не могли понять…
- А ты?, - он поднял свой полный слез и надежды взгляд на нее, - ты понимаешь меня?
- Я? – она отвела глаза, - Конечно…
4
Когда он проснулся утром ее уже не было. Записка на столе содержала всего одно слово – «Прости».
5.
Он пил неделю. И всю эту долгую неделю его рассказ лежал на столе, словно труп, и он не прикасался к нему. Но вот однажды, однажды он понял, что да…. Никто никогда не поймет… зачем же стараться, если это никому не нужно… не лучше ли делать то, что действительно нужно делать? Он думал, и снова пил. Пил и снова думал.
«Это все из тебя! – кричал он стопке бумаги на столе, - это все ты!, - грозил он кулаком своей пишущей машинке… вы! Это из-за вас….НО ПОЧЕМУ??? Почему! Почему? ПОЧЕМУ?
6.
- Ты мне должен, - голос с небес как проклятие спящих.
- Денег? – писатель был все еще пьян.
- Именно, - хозяин бакалейной лавки не умел шутить.
- Но у меня нет денег, - писатель вывернул карманы, и они были действительно пусты.
- Тогда мы заберем то, что можно продать, - бакалейщик не в первый раз такое слышал.
- Я не продам свой рассказ, - писатель покосился на грязные страницы, - он стоит дороже вина.
- Мне не нужна твоя грязная бумага, - ухмыльнулся гость, - я заберу твою пишущую машинку.
Он сгреб ее со стола и удалился.
- Вот мы и остались одни, - произнес писатель, прижимая к груди истерзанные страницы, - но я закончил, я успел закончить…
7.
Он спал, когда в дверь постучали.
На пороге стоял человек, в сером плаще.
- Это ты читал когда-то на площади свои произведения, - голос седых глаз изучал его с ног до головы.
- Да, - ответил писатель.
- Ты можешь прочесть мне? – спросил гость.
- Конечно, конечно, - писатель волновался, он так долго ждал слушателя, что уже перестал в это верить.
И он прочел, прочел так, как никогда не читал. Он вложил всю душу в эти слова, и когда закончил сердце его учащенно билось.
- Ну как? – спросил он переведя дух.
- Ты читал это кому-нибудь еще? – человек закурил трубку.
- Да, многим, - писатель испытующе смотрел на гостя, пытаясь понять, что он хочет сказать.
- И что они сказали? - спросил он и их взгляды встретились.
- Они сказали, что это бред, - писатель произнес это тихо, словно боялся, что его услышат.
- Они были правы, - сказал гость, - тебе незачем писать. У тебя нет таланта.
Через несколько секунд, человек в сером плаще покинул его дом.
 8.
«Как же так? – писатель плакал, - как же так? Почему они все… почему… почем никто не слышит… почему никто не понимает?... У меня нет таланта… у меня нет… нет таланта…я не должен… не должен больше писать….».
Обросший человек вышел во двор своего дома и его стеклянный взгляд сфокусировался на ручке топора.
- Да, - зло подумал он, - именно, я не могу больше писать, и я не буду больше писать… хватит… хватит…я больше не могу…я никогда не мог…
И когда кисть его правой руки перестала быть частью его тела, он понял, что теперь его рассказ будет последним, что у него осталось.
А потом и эта мысль покинула его.
9.
- Зачем Вы это сделали? – любопытство в голосе врача.
- Я не должен…, - он облизнул пересохшие губы, - не должен больше писать…
- Вы и не сможете, - доктор грустно улыбнулся, - вам больше нечем писать…
10.
Когда он вернулся домой, вместе с ним вернулась и тоска. 9 дней он жил в полном одиночестве, и никто не навещал человека, который сошел с ума, и отнял у себя руку.
«Я никому не нужен, - подумал писатель, - я никому не нужен…все забыли меня… никто никому не нужен…». И тут его взгляд упал на первую строку его произведения. «Каждый по-своему одинок в этом холодном и чужом мире», - прочел он вслух и ярость охватила его.
- Как же так!? – кричал он в ярости, - как же так? Я делал это не для себя, неужели никто ничего так и не понял? Неужели никому не нужно то, что я написал? Ведь я хотел… я хотел… хотел сделать мир чище… мир не нуждается в чистоте? Что же, я сделаю его еще более грязным! Я сделаю его черным как ночь.
И он в ярости швырнул бумагу в огонь, а потом долго смотрел, как огонь превращает листы и чувства в пепел.
11.
Рассвет застал его за письменным столом. Писать левой рукой не так уж сложно, и строчки ложились на лист бумаги одна за другой, преумножая ярость.
- Готово, - прошептал он с дьявольской усмешкой на лице и задул пламя горящей свечи, - это –конец…
12. И он снова пошел к овцам. И он читал им стоя на холме. И овцы блеяли от страха, и не смели уйти. Когда он закончил, пастух не посмел его остановить, а собаки тихо скулили у ног хозяина.
 «Я есть сила, - думал писатель, - и сердце его наполнялось гордостью».
И он пошел к людям, на площади унижений он проповедовал толпе искусство бесконечной ненависти, и толпа внемлила ему, как и внемлили овцы.
И нищие пали пред ним на колени и просили прощения. И он простил их по праву сильного, и они возлюбили его как бога.
13.
- Это ересь! – голос священника перешел на визг., - Как смел ты, раб, гневить небо своими бреднями? Не слишком ли ты далеко зашел в гордыне своей?
- Я – есть воплощение ярости, - голос был тверд как сталь клинка. – я воплощение антижизни, антилюбви, антихриста.
- Антихриста? – глаза священника сверкнули, - не много ли ты берешь на себя, раб? Ты недостоин быть им – ты жалок… и ты больше никогда ничего не напишешь….
14.
Когда он открыл глаза, доктор также сидел у его постели, но теперь его глаза не выражали и капли сочувствия.
- Вы свободны, - сказал он, без каких либо эмоций в голосе, - в прошлый раз я ошибся – вы смогли написать, то, что написали, но теперь уж точно не сможете.
И он покинул палату, а писатель с упоением самоубийцы разглядывал окровавленные бинты левой руки.
15.
- Знаешь, мне всегда нравилось то, что ты написал, - голос бакалейщика был виноватым.
- В первый или во второй раз? – спросил писатель, не глядя на него.
- Знаешь, - бакалейщик смутился, - я не умею читать, а потому не читал ни твоего первого рассказа, ни второго… но по рассказам кое-что слышал… слушай, а про что там было написано?
- Про что? – писатель грустно улыбнулся, - про что?...
А действительно про что там было написано?… Вот он ответ – если ты хочешь быть понятым, пиши так, чтобы тебя поняли.
- Мне нужно работать, - сказал он и его глаза сверкнули, - покинь меня.
- Конечно, конечно, - бакалейщик был удивлен и даже напуган
16.
Он рычал, кричал и стонал от эмоций переполняющих его душу, и от мыслей переполняющих его разум. Сжимая зубами, карандаш он выводил на страницах белой бумаги строки откровения, от которого мир должен был перевернуться. Теперь он точно знал, что то, что он наконец написал, станет книгой, которая изменит мир, перевернет его и задаст новый вектор движения цивилизации.
17.
И он вышел с книгой к овцам. И овцы пошли за ним, как за пастухом. И даже пастух со своими верными псами последовал за ними, так как на самом деле, пастух всегда следует за своими овцами, а его верные псы всегда следуют за пастухом. И они вошли в город, и писатель стал читать толпе. И толпа возликовала, и она рукоплескала ему и преклонилась пред ним. И толпа стала его и последовала за ним, словно овцы. И он вошел в город как бог, и пали все законы, запреты и не было больше искусственной морали и лицемерных законов. Мир пал, и на его обломках родилась новая мораль, которая стала миром.
18.
В дверь постучали. На пороге стоял человек в сером плаще.
- Я прочел твою книгу, - голос гостя был тих, как дальние раскаты грома, - скажи мне как ты смог сделать то, что было невозможно?
- Я чувствовал, я ощущал, о хотел чтобы меня услышали, - писатель был сбит с толку таким вопросом, - я писал, писал зубами, чтобы люди смогли это прочесть.
- Я не о том, - незнакомец поднял на него пронзительный взгляд серых глаз, - как ты смог соединить любовь и ненависть в одно? Мне этого так и не удалось…
Писатель ничего не смог сказать, и молча смотрел в спину удаляющемуся незнакомцу. Предчувствие, очень тяжелое предчувствие зародилось в его душе, а потом пошел дождь и был гром, и была молния, а он сидел поджав под себя ноги и смотрел в окно.
19.
Когда он вышел утром во двор, на улицах было тихо и много трупов.
- Что случилось, - спросил он у пробегающего мимо парнишки.
- Война, война, господин, - парнишка плакал а его лицо было в саже.
- Какая война, - писатель испугался.
- Это все из-за той проклятой книги, - мальчишка заплакал. – из-за той поганой книги, которую нас заставляли читать в школе.
- Что же в ней плохого, - голос писателя надломился, он хорошо знал, что это за книга.
- Она слишком умна, и каждый может понять ее по-своему… все началось вчера на рыночной площади, где люди стали спорить, что является благом любовь или ненависть, и могут ли они быть одним целым, и не одно ли это и тоже, и не меняются ли они местами обычно или в зависимости от обстоятельств… было много крика, много споров, а потом все стали убивать и резать друг друга, и грязь смешалась с кровью... – мальчик зарыдал и писатель отпустил его, позволив ему бежать не оглядываясь.
20
Он стоял и смотрел на город. И по вспышкам огня он понял, что ничто еще не закончилось, и что он не в силах как-то это теперь остановить.
21
Медленно, словно древняя мумия, но вошел в свой дом. Зеркало на стене отражало усталое лицо почти мертвого человека в обрамлении седой бороды и такого же цвета волос. И только его глаза все еще горели огнем, но сейчас огонь смешался с соленой водой, и он понял, что плачет, впервые за все последние годы.
И тогда он вложил последние силы в удар, которое разрушил это отражение, как когда-то несколько строчек разрушили мир.
«Что же это такое? – мысли не слушались его, а руки делали в воздухе бессмысленные жесты, - почему? Почему опять? Почему? Что же не так? Теперь уже некого винить, ведь все было правильно, но почему????
На столе лежала его книга, и с обложки ему улыбался его двойник, который был моложе его на пару десятков лет. И тогда он разорвал эту книгу зубами и снова швырнул ее в огонь, а потом стал крушить все вокруг и разбил себе лицо о стол в кровавое месиво, чтобы никто не узнал его, чтобы никто не показал на него пальцем, чтобы не быть больше пастухом овец. И когда он выплевывал вместе с кровью изломанные и выбитые зубы, он улыбался окровавленными губами, и шептал: ну вот и все, ну вот и все… все кончено….
22.
В дверь постучали. На пороге стоял человек в сером плаще.
- Зачем ты пришел, - спросило окровавленное лицо, но человек в плаще не удивился этой метаморфозе.
- Я хочу войти, - и он вошел без разрешения.
- Чего ты хочешь? - писатель сел в кресло напротив и чувствовал как жизнь покидает его.
- Помочь. – был ответ.
- Кому? – был вопрос.
Гость промолчал.
- Почему ты писал? – спросил гость.
- Я хотел, чтобы меня поняли, - сказал писатель.
- Тебя поняли? - спросил человек в плаще.
Теперь не ответил хозяин.
- Я всегда писал от души, - тихо сказал писатель.
- У тебя нет души, - проговорил гость, - ты слишком часто вкладывал ее в то, что делал, у тебя больше нет души.
- А как же разум? – писатель был уязвлен, - я вкладывал и разум, но он не покинул меня.
- Он покинул тебя еще в то момент, когда ты только начал писать. – незнакомец сделал паузу.
- Я писал всем сердцем, - писатель вскочил, - я хотел чтобы мир слушал сердце, чтобы каждый человек слушал свое сердце, но никто так и не понял…
- Ты никогда не писал сердцем, - человек в сером плаще пристально посмотрел в его глаза, и только тут стало очевидно, что теперь они одного и того же цвета.
Писатель медленно подошел к нему, и взял культяшками рук кухонный нож. Потом он с силой вонзил его себе в грудь и извлек из грудной клетки еще бьющееся, живое сердце…
- Вот оно, - просвистел его голос. – вот мое сердце, у меня еще есть сердце…
Но его гость был совершенно спокоен.
И тогда писатель подошел к стене и стал рисовать на ней еще бьющимся сердцем кровавые линии, которые складывались в буквы, а буквы в слова.
Когда все было закончено, он выбросил свое мертвое сердце на улицу, и его сразу же растерзали собаки.
- «Никто никогда ничего не имел», - тихо прочел человек в сером одеянии.
- Почему я не умираю, - спросил писатель, глядя на свое растерзанное тело.
- Человек, пишущий сердцем не может умереть, - сказал гость, - я кое-что тебе принес.
И он достал из своей дорожной сумки серый плащ, точно такой же, который носил сам.
23.
Когда они покидали этот мир, две фигуры в серых плащах, одна из них обернулась.
И глаза этого человека увидели, как обезумевшая толпа жжет его дом в безумной ярости несбывшихся надежд и ожиданий.
И не было в его глазах не обиды, ни ярости, но печали, ни надежды, ни сожаления… не было ничего.
- Пошли, - окликнул его спутник, - впереди долгий путь.
- Знаешь, - писатель все еще смотрел на далекий уже пожар, - я был кое-где не прав.
- Где же? - спросил попутчик и его глаза ждали откровений.
- Насчет одиночества, - и он зашагал вслед за своим проводником.
24.
А на месте дома писателя трава больше никогда не выросла, но овцы часто приходили туда, словно ожидая чего-то.
       
20 мая 2004 года