Мы говорим БОГ и зовем вас с собой

Я пытаюсь достать банку из автомата с газировкой.

- Ну же давай, адская машина, давай!!!

Я бью по нему своими новыми ботинками, я кричу на него своим поставленным голосом, а в заднем кармане моих джинсов – пакетик с героином – это все, что мне нужно, но немного газировки тоже не помешало бы. Я кажусь себе юным прекрасным божеством, которое обладает невероятной возможностью покорять небесные пространства с помощью такого пустячка как пара граммов героина. Когда меня окутает туман волшебной звездной пыли, я поднимусь в VIP зал. Там есть столик, который никто не смеет занять, на нем стоит карточка «Бог», это будет мое место, мне будет на все наплевать. Эй, может сочинить песню на эти слова? Мда… и чокнутые фанаты ныне покойного К.К. будут ходить за мной? Неее, обойдусь. В моих руках Вселенная. Я худею, мне нравится лицезреть свои ребра, просвечивающие сквозь дымчатую кожу. Мне нравится мой новый образ рок-звезды, мне это в кайф!!!

- Никогда не лги мне, ясно?!?!

Мартин снова срывается, он начал много пить с того момента, как приступил к написанию нашего последнего альбома, я начал много колоться, Энди начал впадать в депрессию, Алан еще держится, единственный из нас четверых. Мы все сумасшедшие, наша группа – наш желтый дом, наши фанаты – жестокие мучители, искушающие своей любовью. Нам не спастись. Глядя в глаза Мартину, я никогда не признаю, что я наркоман, героинщик, больной. Эти монстры преследуют меня только, когда я сижу один в темноте, хотя рядом спокойно дышит такая же героинщица, моя вторая жена. А я не могу спать! Я – вампир, пьющий собственную кровь каждый чертов раз только потому, что не способен помнить ее вкус!

Иногда я чувствую себя Богом, и эти ощущения неуловимы. Ни одна доза не дает гарантии того, что у меня получится поймать божество за крылья, что золотые врата снова распахнутся, и я войду в рай, который так долго существует в ожидании. Но если это происходит, можно считать себя бессмертным и всесильным. Отрезвление не наступает, оно также недостижимо, как и состояние Супермена. Поэтому я живу в постоянном полусне, полукоматозном состоянии, полубредовом полубреде, я снова брежу, бредовые мысли о бреде… Дэйви!!! Остановись! Подожди немного! Отдышись! Той дозы, которая у тебя есть, хватит ненадолго, растяни ее хотя бы на 3 раза. К черту! Передозанись!!! К черту! Жизнь или смерть... Неважно. Жизнь или смерть... Разве это так важно для тебя, Дэйви? Ведь в тебе есть некий фундаментальный промах? Ха-ха-ха!!! Очень смешно, вспомни, как умер Ницше...
Так о чем это Мартин? По-моему, я опять выпал из реальности, опять стоял и тупо таращился на него, а он, конечно, злился еще больше.

У меня появилось ощущение беспомощности перед его криком, перед его взглядом, таким глубоким и пронзающим насквозь. Хотя, я же мужчина, настоящий крутой парень, со всеми этими атрибутами рок-звезды (включая следы от уколов на ногах). А во рту горько-сладкий вкус какого-то маслянистого растения, а я не помню своего имени, и язык уже не слушается меня.

- Дэйв, прекрати устраивать этот хаос вокруг себя! Да как ты вообще смеешь разрушать то, что мы строили так долго! Эгоист обдолбанный!!! Еще не дай Бог, чтобы об этом пронюхала пресса!

Очень хочется обнять его как брата, как человека, в котором течет такая же кровь. Но я знаю, что он оттолкнет мои протянутые в смиренном жесте руки, он не примет меня, он словно важнейший стратегический объект, огражденный колючей проволокой.

ANOTHER DOSE, ANOTHER DOSE, ANOTHER DOSE, ANOTHER DOSE

Я вошел в нее так быстро, как только мог, прекрасно понимая, что у меня нет ни сил, ни желания задерживаться в ее тайной комнате. Мы оба были под кайфом, и героин по максимуму обострил все чувства, обнажил все нервные окончания. Героин вызывал во мне отвращение к любым прикосновениям, поэтому близость с женой стала для меня извращенной мукой. А она, видимо, получила удовольствие. Для меня же легче всего было откинуться на кровати и смотреть на трещины, расходящиеся по штукатурке. Надо сделать ремонт. Сюзан хочет детей. Я уже сказал, что она сумасшедшая. Мы с ней живем от дозы до дозы, мучая свое тело, которое становится просто оболочкой, и иногда нужно приложить все силы только на то, чтобы передвигаться. Хотя, не спорю, героиновая эйфория заставляет меня полностью выкладываться на концертах, дает мне некий драйв. Но ребенок!!! Мне не хватает времени на любимого сына от первого брака, хотя это всего лишь оправдания – я никудышный отец, ничего не стоящий отец, не сумевший стать для моего малыша супергероем.

Меня тошнит. Все болит внутри от кроваво-грязной игры. И я, пошатываясь, плетусь в ванную, на ходу накидывая несвежую белую рубашку. Самое чудесное и страшное происходит во мне, когда я перестаю узнавать человека, смотрящего на меня из зазеркалья, из этой маленькой чудной страны львов и единорогов. Он чертовски, просто дьявольски точно переплетает в себе красоту и зеленоватую бледность мертвеца. Я осматриваю себя со всех сторон, ощупывая свое тело, как будто трогаю другого человека, как будто что-то неземное вылезает из меня наружу, цепляясь за мою кожу когтями.

Я медленно оттягиваю нижнее веко, чтобы подозрительно рассмотреть белок глаза на предмет наличия разорвавшихся сосудов. Нахожу забавным смотреть прямо в свои глаза, гипнотизируя собственное сознание. Ладно, нужно догнаться, чтобы шевелиться дальше. Ром, Pepsi-cola и две трети метадона – супер напиток для звезды рок-н-ролла. Негромко насвистывая, я шарю по карманам своей одежды. В пакетике одна доза, значит, снова возникает проблема – достать еще, еще и еще…

ANOTHER DOSE, ANOTHER DOSE, ANOTHER DOSE, ANOTHER DOSE

Я просыпаюсь от собственного стона. Боже, меня завалили камнями или долго и упорно били? Как сложно открыть глаза, один за другим, так медленно, как движется к закату пламенеющее солнце. Но я лежу лицом вниз, поэтому солнце… что? Солнце? Я что, на улице? А что я собственно делаю на улице? Я спал на улице? Как-то зябко тут. Эй, а где мои шмотки?! Черт, все не так! Вечеринкааааааа... Вчерашняя вечеринка доканала меня!
Мне приходится приложить массу усилий, чтобы перевернуться на спину, проводя руками по траве, которая стала этой ночью моим гостеприимным пристанищем, моим one night Motel. Моей неощутимой крышей было в эту ночь небо, такое блестящее, ослепляющее, спокойное. Я не в силах отвести взгляд, понимая, что сейчас на моих глазах выступят слезы, которые не станут очищением для моей души. Мне мерещатся мои полеты в этом прекрасном небе, мне мерещится божественный трон, который так недостижим и великолепен. Мое величие! Оно ничего не стоит или значит так много? Есть ли это имперское величие на деле, или оно только в моем сердце, засело словно нож, а кровь все течет и течет, а я Антихрист, слепой Антихрист? И от этого так холодно и так нестерпимо горячо всему телу. И хочется сделать нечто достойное, только сложно понять, что именно…

Ни одежды, ни денег, наверное, стоит вернуться домой. Меня всего трясет, сердце готово разорваться в клочья, скоро наступит ломка. Я ускоряю шаг.

Мне не удается войти в дом незамеченным, Сюзан ожидает меня в кухне, но я спокойно прохожу мимо нее, слегка приподняв левую бровь. Такая моя реакция сильно удивила ее, иногда мне все же удается вырваться из этого психологического плена, иногда я бываю в ударе. В некоторой мере, и мне следует это признать, она получила власть надо мной, она вылепливала из меня того мужчину, которого хотела видеть рядом с собой, она создала того, с кем можно было бы появляться на ее вечеринках. И теперь, каждый раз вглядываясь в свое отражение в зеркале, я вижу рок-кумира миллионов, вдоль и поперек исчерченного татуировками, у которого такое выражение лица, как будто сегодня он собирается умереть, оправдывая ожидания окружающих.

Вверх, вверх по лестнице, ведущей в рай...

ANOTHER DOSE, ANOTHER DOSE, ANOTHER DOSE, ANOTHER DOSE

Того количества героина и кокаина, которое было у меня дома, вполне хватило, чтобы ширнуться. По отдельности ничто уже не действует. Ввод этой смертельной смеси в мою вену завораживает и гипнотизирует меня. Хочется лишиться рассудка или ослепнуть, потерять что-то по-настоящему ценное и не умереть. Это причинило бы мне боль и сделало сильнее. Словно выучив наизусть, я тихо нашептываю свое заклинание. Я жду. Ничего не происходит, но я должен просто ждать. Знака, знамения, гласа Божьего, перста указующего. Я притаился и замер, я слышу музыку пульсирующей крови между ударами сердца. Я прав в своей тишине. Необходимое условие нахождение себя – первоначальная потеря. Я – песочные часы, песок медленно течет сквозь меня, и щекочет, и нервирует, и возбуждает. Жизнь – грязная штука и не потому, что она такая изначально, а потому что мы проливаем слезы на пыль ее дорог.
Я не знаю, что происходит. Это мое безумие или моя святость? Как будто маленький я, покрытый татуировками, смеющийся и плачущий, прыгающий с мозговой сцены в моей голове, заставляет меня дергаться как марионетку в руках шизофреника. Но я сам каждый раз берусь за шприц, ища на кончике иглы ответы на глобальные вопросы. И мне или ему или ей нужно все больше и больше и больше, чем я могу дать. Но это «больше» означает только смерть, выход за тончайшую грань, обозначенную белой простыней. И этот стук колес поезда-призрака в моей голове каждый раз не дает мне заснуть, перекручивая меня на кровати, связывая в узлы, спутывая тончайшие нити рассудка. С меня сползает кожа.

OVERDOSE, OVERDOSE, OVERDOSE, OVERDOSE, OVERDOSE, OVERDOSE
 
Кажется, я ушел за грань. Это состояние «БОЛЬШЕ», это состояние... Оно пришло, мое царство пришло!!! Вдруг стало тесно и темно, как не было даже в детстве зимними ночами. Пол ванной комнаты, выложенный белой плиткой, каким-то сверхъестественным образом оказался рядом с моим лицом. Что же это?! Все монстры подсознания выползают на это белое поле из моей головы. Как бы ни рвался я в дверь смерти, я боюсь ее. Я хочу закричать. Я пытаюсь кричать, но издаю только хрипящие горловые звуки. Когда Иисус умирал за нас, он боялся смерти. ОН БОЯЛСЯ СМЕРТИ. За кого умираю Я?

Пощечина ненадолго отрезвляет меня. Сюзан. Я вижу только ее ноги. Она наклоняется и заглядывает в мои глаза. В ее взгляде нет ничего кроме неприкрытого презрения. Я похож на жалкого пса, который тычется своим влажным носом в ее колени, в ее жесткие и тонкие ладони, в ее случайно подставленные губы. Но она пинком отгоняет меня, оставляя тонуть в болоте моей овердозы. Краем глаза я вижу, как она собирает вещи, но все еще тяну к ней руки в немой молитве, застряв где-то на полдороге между ванной и коридором. Она не включает свет, складывая вещи в сумки наугад, словно не замечая меня, распятого на кресте беспомощности. Я вдруг начинаю видеть себя со стороны, как будто отлетев на некоторое расстояние от тела. Глаза мои закатились, лицо судорожно меняется, я корчусь и сворачиваюсь, и разгибаюсь обратно, как тугая пружина. Я перестаю осознавать себя, я перестаю чувствовать. Я – это то, что валяется на полу ванной, этот белый больной наркоман. И больше ничего нет, только издали слышится голос женщины, говорящей по телефону: «Алло, скорая?»

AFTER OVERDOSE

Не знаю, как нашему менеджеру Джерри удалось вытащить меня из этой ситуации, но через несколько дней я вышел из больницы. Тур продолжался, и концерты нельзя было отменять, поэтому, как только я более или менее оклемался, мы отправились дальше. Чем же все мы стали? Что с нами сделала наша слава? Мы ездим на разных машинах, живем в разных номерах, даже сцена на концертах устроена так, чтобы мы стояли отдельно друг от друга. Алан теперь ни с кем не разговаривает, просто проходит мимо и все, просто исполняет на концертах свою партию и все, никаких контактов, ничего... Стоит одному из нас начать скандалить, как заводятся все остальные, и эту машину не остановить, мы не можем найти выхода, как лабораторные крысы в лабиринте. Меня не выгоняют из группы из-за моих проблем с наркотиками, только потому, что мой голос - неотъемлемая часть всего этого, без него и песен Мартина наш старый кораблик никуда не поплывет, хотя следует признать, что он итак уже идет ко дну.

Я знаю, что меня обсуждают, постоянно шепчутся у меня за спиной, навешивают на меня свои ярлыки. И в газетах постоянно появляются статьи о нас, обо мне. Я начинаю осознавать, что не могу справиться со всем этим. Мне хочется спрятаться в самой темной расщелине, убежать от всеобщего давления и общественного мнения. Я вовсе не ответственное, взрослое существо, как обо мне хотят думать другие, они просто обманывают себя, они придумали для себя идеального Меня и поклоняются ему. Мне не под силу соответствовать этому идолу, меня охватывает ревность к нему, потому что я понимаю, что я хуже и никогда не стану таким. Я не хочу зависеть от всех этих людей и их мнения, я хочу делать что-то другое, быть кем-то другим. Я постоянно разрываюсь между тем, что я ХОЧУ делать и тем, что я ДОЛЖЕН делать. Слава не дает мне свободу, она надевает на меня новые кандалы.
Я все вспоминаю, как я поступал со своими близкими. Все это как в плохом кино. Я валялся на полу, кровь ручьем. Я говорил, что это совсем не то, о чем они думают. А потом все это гребаное дерьмо лезло из моей глотки. Меня не остановили запреты видеться с моим сыном, ничто не может остановить меня. Джен ушла от меня, Сюзан ушла. Я знаю теперь, что любил только я, а она... Ей просто надоело каждый раз поднимать меня с пола, ей надоело убирать за мной.

Теперь меня ломает строго по графику. Мне надо еще и еще до посинения. Я могу принять дозу, но ничего не произойдет, я не улечу, как это было раньше, это все уже давно не так. Я могу забыться на некоторое время, но, в остальном, наркотики нужны мне, чтобы просто находиться нормальном состоянии.

Нужно привести себя в порядок, через 2 часа состоится последний концерт этого тура. Я должен стать для них Богом.

ANOTHER DOSE, ANOTHER DOSE, ANOTHER DOSE, ANOTHER DOSE

 Древний огонь желания заставляет меня прислушаться к бою барабанов, что пробуждает меня от туманного блуждания в сгустках боли, отчаяния и неуловимого кайфа. Red rum качает меня на своих волнах, подбрасывает и выталкивает в реальность, туда, где бьют в барабаны, где люди с безумным блеском в глазах собираются для черного празднества. Все для меня! В мою честь! Во славу моего величия!

Электричество и боль! Электричество и боль – батареи, вживленные в мой позвоночник. Ты причинишь мне боль? Я повторю это снова и снова. Верни мне ту боль, что я причинил тебе! Снова, и снова, и снова...

Я спою тебе о Боге, о кресте и о Библии, я спою о наказании и прощении, узких святых тропах и жертвенности. Внимай же мне, моей святости и грешности, моей белизне и грязи, и все, что ты получишь от меня – боль и наслаждение, боль и наслаждение, как в первый раз, как в последний раз! Иди за мной. Я скажу тебе: «Бог!», - и ты пойдешь за мной. На коротком поводке, ты пойдешь за мной. Я возьму тебя за руку, как если бы ты был слепым, и открою для тебя дверь, приму тебя и отвергну, возведу на трон и вздерну на виселице. Все, что захочешь! Все, что я захочу! Это боль и наслаждение...!!! наслаждение и боль...!!!

Я вижу в глазах фанатов столько исступленной радости, столько безумной тоски по утраченному раю, кусочек которого преподношу им я. Я напоминаю им Бога, я знаю. Они преклоняются передо мной, они готовы принести себя в жертву, если я только посмотрю на них, если я кину в толпу свою майку, если я прыгну и утону в их объятиях. Я ощущаю себя настолько свободным! До чувства падения. До пустоты в желудке. До пульсации крови. До головокружения. Я больше не могу. Я говорю этим стражникам сна, что я больше не могу. Я говорю об этом слишком тихо. Я бы мог докричаться до них, но только нашептываю: больше не могу, больше не могу, больше не могу, больше не могу, больше...

CLEARING UP

Меня откачали, врач сказал, что у меня случился инфаркт прямо на сцене. Представляю, как изумились все окружающие, видя мое падение. Теперь я буду долго падать с высот общественного мнения. Никак не могу забыть, как в момент кризиса Джер сидел возле меня, держа по-отечески мою руку, и тихим голосом говорил: «Ты так похудел, Ди. Тебе нужно следить за своим здоровьем». Помню, что тогда наступило отупение, и я даже не смог разумно поговорить с ним, хотя, что бы я мог ему сказать? Начал бы оправдываться? Я знаю, еще немного времени существования в этом дурмане, и я смогу купить себе ферму. Я долго не протяну. Мне кажется, пришло время принимать судьбоносное решение, пришло время очищения от всей этой грязи. Я добровольно сдаю себя в руки врачей, которые будут поить меня метадоном, но сначала свяжут и сведут с ума, когда я буду так беззащитен и беспомощен.

Я принял решение.

Эта клиника совсем не так плоха, но мне все равно паршиво!!! Мне каждый день кажется, что я умираю, везде мерещится нечто отвратительное. Все это вызывает приступы ужасной паники, боюсь совсем съехать с катушек. Тогда мне уже никто не даст принимать решения. И эти дикие боли... Они не дают мне спать, наверное, я уже сильно смахиваю на мертвеца. Паранойя выздоровления преследует меня постоянно.

Алан ушел из группы. Честно, мне не наплевать. Нас осталось трое, хотя нет, даже два с половиной. Я знаю, что всем нам не помешал бы хороший пинок под зад. Эти мысли отвлекают меня от постоянной боли, от ощущения того, что в вены высыпали острые осколки стекла, и теперь они царапают меня изнутри. Все же, это лучше, чем просто сдохнуть. Может быть, все еще будет хорошо, хорошо для всех нас. Я стараюсь. Я заставляю себя верить в это.
Скоро я смогу выйти отсюда, правда я не слишком тороплюсь, лишнее время никогда не помешает, его не бывает слишком много. Времени никогда не хватает, когда хочешь сделать нечто достойное: стать хорошим отцом, достойным мужем, любимцем миллионов и примером для подражания, меня всегда торопят, не дают по-настоящему проснуться и войти в реальность, не дают выпрямиться в полный рост. А мне всего лишь нужно немного времени, чтобы оклематься. Но никто, никто вокруг не хочет этого понять.

RETURNING HOME

Эти несколько недель очищения принесли мне отчужденное спокойствие и в то же время чувство гордости. Я смог достичь этой мимолетной чистоты, но, черт побери, никто не знает, чего мне это действительно стоило. Это, должно быть, что-то вроде расплаты за все, что я успел натворить, так больно мне никогда не было, словно бесы терзали меня изнутри, словно ангелы боролись за меня. Я не знаю, во что мне нужно верить или во что стоит верить, но, все же есть кто-то, кто прописал этот грандиозный план и воплощает его в жизнь, издеваясь над всеми нами. Как мне все надоело!!! Я существую без сна уже который век.

Теперь я готов, я возвращаюсь домой. Я не уверен, что меня кто-нибудь будет ждать, кто-нибудь приготовит для меня ужин. Энди и Мартин захотят продолжить работу над следующим альбомом, про жену я вообще молчу, может, позвонить матери? Слабое утешение, но меня, кажется, уже ничто не сломает.

Неприятное предчувствие одолевает меня. Я подхожу к дому медленно, словно крадучись, на всякий случай. Что-то не так... Замок на воротах моей крепости взломан, а ко мне в душу закрадывается холодный и липкий страх. Гараж открыт, все двери открыты настежь, у меня опускаются руки. Они унесли все, они унесли мою жизнь. Ублюдки!!! Своими грязными руками они скомкали и спустили в унитаз всю мою жизнь. Ни мотоциклов, ни аппаратуры, ни новых пробных записей-набросков песен – ничего не осталось. Отбрось все старое, не становись рабом вещей... FUCK YOU!!! Заткнись, еще что посоветуешь? Я, конечно, знаю, кто это сделал. Мои дружки – наркоманы, которым я не раз показывал, как это все открывается, как я был неосмотрителен!

Я вернулся в пустой дом, хуже этого я ничего и представить себе не могу. Все, что напоминало мне о моей семье, моих друзьях отняли, безжалостно надругались над моей памятью, над моими маленькими сокровищами. Тайник был так ненадежен! Я не хочу быть здесь, но я не знаю, куда мне идти. Все равно придется пробыть в этих пустых стенах еще около недели. Я постоянно слоняюсь по дому, вспоминая, что где стояло, пытаюсь прикоснуться, но ничего этого больше нет. Только призраки вещей мерещатся мне в каждом углу.

Я кричу. Мне больше ничего не остается.

MY USUAL MORNING

Вот мое обычное утро. Я превратился в затраханного параноика. И у меня есть мой приятель 38-го калибра, который всегда со мной. 4:00 утра. Теперь можно проверить почтовый ящик. Мой приятель со мной. Под рубашкой. Я знаю, кто-то пришел за мной. Кто-то стоит у ворот. Кто они? Я ненавижу себя. Мне нужно остановиться и исчезнуть, прыгнуть с моста, взлететь в небо, взорваться. Иногда я думаю, что я – сумасшедший: я не смею садиться на свой Харлей, потому что живу в каньонах, я боюсь попасть в автомобильную аварию, но я счастлив, когда вкатываю дозу в вену. Я могу попробовать, больше, чем могу воспринять. Этот ужасный огонь внутри меня так реален. Я почти готов наложить на себя руки. Я поднимусь к Тебе.

Вот я, твой чертов параноик, стою здесь, взгляни на меня!

Я не вижу альтернативы.

ALMOST DEAD FINAL

Я снял комнату в отеле, в том самом, где я останавливался, когда мне хотелось сбежать от реальности и устроить вечеринку с морем алкоголя и наркотиков. Я боюсь умирать дома. Поиск наркотиков занял у меня довольно много времени. Ни один драг дилер не хочет стать пособником смерти рок-звезды. Моя проблема – деньги. У многих других наркоманов их нет, я же могу купить самый лучший наркотик в мире, просто выйдя на улицу и ощутив потребность ширнуться. Теперь я по этой же причине не выхожу из дома без своего приятеля под рубашкой. Меня могут покалечить, прикончить, любой дилер в этом прогнившем обдолбанном городе знает, где меня найти.

Главное – достать наркотики. Пришлось забраться в такие трущобы, куда даже дилеры боятся ходить. Я учитываю тот вариант, что мой частично очищенный организм, скорее всего, не вынесет той дозы, что мне удалось достать. Интересно, что будет дальше? Интересно, Он все еще наблюдает за мной.

Мой обычный номер отеля. Все так, как и было до этого дня: черный ковер, черные шторы, черная плитка в ванной. У меня с собой есть все, что нужно, и ничего лишнего. В ванной я взял лезвие и пару полотенец. Последний взгляд в окно. Я позвонил матери. Точно не знаю, о чем я с ней говорил, во время ловли последнего кайфа память не срабатывает. Помню, что сказал: «Мам, я отойду на секунду», - а сам надрезал себе вены, обмотал запястья полотенцем и упал на диван. Руки мои безвольно свисают, а кровь все течет и течет, как в замедленной съемке. На полу ее уже целое озерцо. Знаешь ли ты, что мне нужно, когда я истекаю кровью. Я так жаден в эти моменты, я голоден. Мне нужно Твое сострадание. Я знаю, что был слеп, я мог обидеть тебя неосторожными словами. Я был так невнимателен. Мне нужно Твое милосердие. Внутри меня так много грязи. Я снова сбился с пути, но я готов просить Тебя о милосердии.
Неужели это конец!?!?

- Думаю, мы его потеряли. Он уже не проснется
- Какого черта, кретин!!! Я еще не сказал своего последнего слова!!!


Я ошибся. Неожиданный сгусток энергии вытолкнул меня обратно в мир живых. Не знаю, что это было, но я на миг ощутил крылья у себя за спиной. Этот парень наверху посчитал, что я еще не выполнил свою миссию, или меня еще не было в списках на вечное пребывание в аду. Надо будет записаться в одну из секций.

Оказывается, моя мать вызвала скорую ко мне в номер, почувствовав, что то-то не так. Скорая прибыла вовремя, врачи успели спасти меня. У меня еще есть время, чтобы использовать этот неожиданный подарок. Я намереваюсь стать чистым до конца. Я уже начал проходить программу реабилитации. Правда. После этого случая в отеле меня ненадолго заперли в такой небольшой белой комнате в психушке. Закон гласит, что я совершил одно из тяжких преступлений, пытаясь лишить себя жизни. Мне смешно. Если я смогу оставаться чистым, с меня снимут обвинения.

Я самонадеянно считал, что сам смогу выбрать день своей смерти, но это оказалось не так. Я бы мог рассказать о многих вещах, через которые мне пришлось пройти. Мне было так больно, что кто-то наверху снизошел до сострадания. Моя жизнь напоминала бесконечное разгульное празднество, где я вкушал запрещенные плоды. Хотя теперь я не ищу абсолютного прощения за все, что я сделал, но, черт возьми, попробуйте сами пройтись тем же путем, прежде чем придете к окончательному выводу! Все время путаясь в следах и запинаясь, встречаясь с тем же злом, что искушало меня. Пройдитесь тем же путем, а потом осуждайте меня, я буду готов принять приговор. Я должен был пройти через все семь кругов ада, протащить свое тело через всю эту грязь, чтобы понять, смогу ли я выжить. Я мог умереть в любой день. Наверное, невозможно было упасть еще ниже, чем это сделал я, и, поднявшись, я чувствую обязанность выжить.

Прогулка по краю пропасти совершается только один раз в этой жизни.