Утром Александр проводил супругу

       Утром Александр проводил супругу до электрички, идущей до Подеборна, к ее сестре погостить недельку. С облегчением вздохнул – «Фу, свобода!».
       У него на балконе две тарелки пришпандорены, чтоб смотреть на сладкую и привольную житуху на родине новых русских. Теперь приволье – смотри до опупения.
       Остаток дня отсутствие супруги Александр как-то и не заметил, потому, как на халтурку ходил к знакомому коренному: навоз из-под лошадей вывозил тачкой.
       К вечеру муж племянницы заявился, свободу обмывать жаждущий, любитель он этого дела. Угораздило его, доверчивого, закундиться в одну телефонную фирму. Ну пользовался бы своим законным социальным тарифом и любознательными ушами не хлопал. А он дернулся. Они за ним с полгода охотились, потом все же вербанули в свою сеть и с него такие деньги потянули, что хоть криком кричи. Он и телефон плотно целлофаном обернул, и как бобик возле него круглосуточно дежурил, чтоб теща не названивала почем зря, а все равно счета идут и идут. Ну, год кончился, а с ним и кабала. Так что амнистировался вчистую.
       Погудели они по одному и другому поводу и полхолодильника прибрали. Александр еще тогда подумал: жена долго не явится, а жратва на пределе.
       На утро следующего дня он сам – это же небывало – себе пустяшный завтрак приготовил, так, одно название. Суббота на носу, сиди потом в воскресенье на голодный желудок и кукарекай. И телик смотреть голодному совсем не в масть. А тут почему-то ни денег, ни конто нигде на прежнем месте Александр не нашел. Куда хозяйка их засунула? Пошарил он по карманам в шкафу и с трудом насобирал три евро мелочью. На хлеб, пожалуй, на эти дни ему хватит.
       Воскресенье было самым поганым днем за все то время, что Александр провел в Германии. Заглянув в холодильник, он чуть не разрыдался. Пошарил в келлере по полочкам, может, пакетик супа или соус какой мясной отыщется. Пусто, как в желудке перед сеансом рентгена.
       В понедельник, отощавший за это время, Александр нашел случайно в морозильнике йогурт, сохранившийся чудом с прошлого года. Правда, он уже зеленью покрылся, но Александр зелень срезал, и этот йогурт-долгожитель пошел в растяжку с буханкой хлеба. Немного едока подташнивало, но, к счастью, обошлось.
       А когда голод стал невыносимый, бедный мужичок решил супчик луковый сварганить. Рецепт простой, он давно его знал, изучил в походах своей молодости. Брал три или четыре луковицы, одну вялую, случайно уцелевшую, картофелину. Ее лучше с кожурой варить: навару будет больше. А для заправки вместо привычного мяса или вермишели – листья от домашних цветов пойдут.
       Александру понравилась резеда. По вкусу она напомнила щавель, чуток прокисший. И всякие другие цветы хорошо пошли. Этот супчик получился витаминный, только в животе булькало – желудку не хватало чего-то существенного. Он чувствовал, сердешный, что его так подло обманули, и шумно так стал выражать свое недовольствие.
       Где-то на четвертый день вышел Александр посидеть на киндер плац, на свежий воздух. Уже здорово ослаб за эти суматошные дни. Все мысль гложет, не покидает, что ежели денег не найдет, то считай с голоду сгинет, как в голодовку, в самом центре понимающей, задыхающейся от обжорства Германии.
       Вообще, у него был выход: по гостям начать шляться, к родственникам, благо их в городе тьма. Но и тут хорошего мало. Они же потом с визитом к ним попрутся. И не по одному, а семьями. Тут просто так друг к другу в гости не ходят.
       И тут мысль светлая осенила ярким лучом: перехватить червонец у верхней соседки, у толстой фрау, которая, садясь на мотоцикл, прогибает его чуть не до асфальта.
       Открыл он дверь в подъезд и чует, как жареным мясом расчудесно пахнет. Сначала подумал, что это галлюцинация от недоедания преследует, да и запах исходил не из верхней квартиры: там сама питается только в забегаловках.
       Распахнул Александр дверь своего пристанища ослабевшими руками: мама родная, в натуре жареное мясо щекочет ноздри.
       В кухне на плите скворчат и шипят кастрюли и сковородки, а его супруга накрывает на стол, при виде которого у Александра в глазах потемнело от вкуснятины.
       – Где все наши семейные деньги,- взревел Александр, - ты же на голодную смерть меня обрекла!
       – Не сердись, миленький, - залепетала суженая, - Вон как за это время отощал, одни уши остались. Теперь вижу, что больше всего ты любишь еду, потом свои никчемные стихи и записи, и потом меня! Лучше так, чем ничего.
       Не стал Александр ей ничего доказывать, потому как женщину переубедить невозможно. Но после обильного обеда, когда он помягчал душой и проникся к своей благоверной прежними чувствами, сказал он ей тогда:
       – Знаешь, дорогая, вообще, без жены, без хозяюшки – это не жизнь, а сплошная каторга, хоть заживо помирай.
       С тех пор он готов свою половину на руках носить, хоть и полноватая и для его спины тяжеловата. Понял из урока, что женщины – народ больно непредсказуемый и обидчивый.
Александр Самохвалов