Он не спал

Он не спал. Не то, что бы не мог уснуть, а, наверное, специально. Это была его последняя ночь, которую ему предстояло провести в тюрьме. Он стоял перед маленьким окном, зарешеченным железными прутьями, и курил. За окном, сквозь темноту, проглядывал тюремный двор, и пели птицы. Странно, ночь, а они поют, подумал он. За десять лет, проведенные им здесь, он не раз думал о том дне, когда тюремные ворота откроются перед ним. Свобода.… Как ни странно, но он боялся её. И не такое это было сладкое слово для него - свобода. На душе было тревожно. Неизвестность и, наверняка, полное одиночество - вот, что ждет его на этой самой свободе. Он оглянулся. Все спали. В камере, где кроме него было ещё семь человек, было душно, и стоял этот запах. Тот самый запах, который он почувствовал, первый раз войдя в камеру. С тех пор его не раз переводили из камеры в камеру, но этот запах стоял везде. Это не был запах нечистых тел, пота, дешевых сигарет, которые все курили, а это было нечто особенное и едва уловимое. «Запах грехов», так он его назвал. Ему казалось, что каждое преступление, совершенное человеком, невидимым облаком витало в камере. Этих облаков было много, и, объединившись, они источали этот запах. Интересно, а как пахнет его преступление? Воспоминания, которые беспощадно мучили в течение всех двенадцати лет, вновь нахлынули и обожгли его горячей волной раскаяния, причем безнадежного раскаянья, ведь исправить уже ничего нельзя. Скорее всего, это было не раскаяние, а боль, душевная боль, от которой он уже не избавиться до конца жизни.
Нельзя было сказать, что у них была идеальная семья. Но жили, и, вообщем - то нормально жили. Был сын, отдельная квартира, постепенно покупалась мебель, небольшой огород. Правда часто были скандалы, ссоры, свидетелем которых не раз был сын. Несколько раз дело доходило до развода, но как – то всё само собой вновь налаживалось, но ненадолго - до очередного скандала. Может и надо было развестись, думал он, стоя у окна и непрерывно потягивая сигарету за сигаретой. Воспоминания были неприятными, он чувствовал свою вину, и ему казалось, что этот «запах греха» будет витать за ним всю жизнь.
С какого момента он почувствовал, что происходит что- то страшное, что их жизнь катиться под откос? Вначале всё выглядело безобидно. Просто у жены появились какие – то подруги, с которыми она засиживалась допозна на кухне, выпивая и слушая музыку. Он сам иногда, приходя с работы, часто присоединялся к ним, бывало даже напивался и утром просыпался с головной болью. Почему – то, поначалу его это не беспокоило. Но не беспокоило до определенного момента, пока эта безобидная выпивка не превратилась в пьянство, когда она уже по - несколько дней не могла придти в себя, кидалась на него с кулаками, пропадала сутками, оставляя сына одного дома. Их жизнь превратилась в сплошные скандалы, разборки и обман. Да что говорить, иногда он не сдерживался и поднимал на неё руку. Но она становилась всё более не управляемой. В таком кошмаре шли дни, месяцы, потом годы. Пока не наступил тот день…
Он задержался на работе. Появилась возможность подзаработать, и он шел домой в хорошем настроении, в кармане лежала приличная сумма денег. Тем более, несколько дней дома был покой. Подойдя к дверям, он услышал громкую музыку, и настроение сразу упало. Опять… подумал он. Орать и кидаться на него с кулаками она начала сразу, около входной двери, несла какую – то чушь про женщин, про измену, опять про развод. Она была настолько пьяна, что еле стояла на ногах, хотела сесть на стул, но упала, долго не могла подняться, материлась. И тут он не выдержал, волна ненависти захлестнула его, он замахнулся и сильно ударил её. Это ощущение, что удар был сильный, он помнит до сих пор. Настолько сильный, что руку свело от боли. Она упала и, наверное, сильно ударилась, но ему уже было всё равно. Он хлопнул дверью и ушел. В тот вечер он просадил все деньги, напился, поил кого – то и уснул прямо на лавке.
Утро… Возвращаясь домой, он мучился не только от головной боли, но и от уверенности, что так больше нельзя, надо было срочно что – то делать. И развод он считал не выходом из положения. Совсем пропадет, думал он, но она пропадала и с ним.
Зайдя в квартиру, он увидел её так и лежащую на полу. Сын ещё спал.
- Так и уснула, - сказал он сам себе.
Взяв табуретку, он сел рядом с ней.
- Ну, что будем делать? Наверное, надо отвести тебя к врачу, - рассуждал он вслух.
Он смотрел на неё похудевшую, в старом халате, полы которого задрались и видны были ноги в синяках. Жалость захлестнула его.
- Бедная моя,- произнес он, и ему так захотелось обнять её и прижать к себе.
Он протянул руку и дотронулся до её руки. Даже начал поглаживать, когда ужас охватил его, он отдернул руку, чуть не упав со стула. Не надо было вызывать врачей, чтобы понять, что перед ним лежит мертвая женщина. И эта женщина была его женой. И он сам убил её.
Надо было что – то делать! Он снял трубку, но не нашел в себе смелости позвонить. Да и плохо соображая, куда надо звонить, он не нашел ничего лучшего, чем пойти к соседям.
- Тетя Таня, - сказал он, - я убил жену, позвоните куда надо.
Ноги не держали его, он сполз по стене и сел прямо на пол в подъезде. И уже в каком – то бессознательном, затуманенном состоянии произнес:
- Да, ещё, сына заберите пока, пусть ничего не видит.
Это было последнее, что он хорошо помнил. Так и сидя на полу, плохо понимая, что происходит, он как во сне воспринимал всё, что происходило вокруг. Как в тумане, он видел, как заспанного сына уводила соседка, как приехала милиция, как уносили тело его жены. Его о чем - то спрашивали, но он не помнит, что отвечал, да и отвечал ли вообще. Его так и увели, подняв с пола. Это потом он жадно будет восстанавливать в памяти момент, когда последний раз видел сына. Ему тогда было тринадцать лет. А ведь он так толком и не знает, как он рос после этого. Первое время приходили письма от матери, которая забрала его. Но письма были короткие, из них он знал только, что учиться хорошо, занимается спортом, но денег не хватает. Через несколько лет пришло сообщение, что мама умерла. И сколько он не писал писем на её адрес, в надежде узнать что- нибудь про сына, ответа не было.
Неизвестность – вот, с каким чувством выйдет он завтра, нет, уже сегодня, на свободу.
Ворота со страшным скрипом закрылись за ним. Он прошел немного вдоль стены, закурил, присев на корточки. Куда идти? Мимо проезжали машины, изредка проходили люди, не обращая на него никакого внимания. Он сидел, уставившись в одну точку, не замечая ничего вокруг. И неизвестно, сколько бы он ещё так просидел, если бы сквозь это оцепенение он не услышал:
- Отец!
Боясь поднять голову, он какое – то время так и сидел неподвижно. Показалось, думал он.
- Отец!
Он поднял голову, но поднял только для того, чтобы убедиться, что всё это происходит в его воображении. И тут он увидел, что недалеко от него стоит машина и к нему бежит его сын, уже взрослый сын с маленькой девочкой, лет трех.
- Сынок?! – произнес он полушепотом и заплакал.
Сквозь слезы у него хватило сил произнести только:
- Прости, сынок.
- Не надо, папа. Я не виню тебя, - но опустив глаза, добавил, - уже не виню.
Сын волновался. Это было видно сразу. Едва сдерживая слезы и желание, броситься к отцу, обнять его, он произнес:
- Это твоя внучка, Аленка. Мы с женой назвали её в честь мамы. Поехали. Жена ждет нас дома. Извини, я продал ту квартиру. Поживешь пока у нас, оглядишься, а там видно будет.
- Спасибо! – ответил он сквозь слезы, которые лились из глаз и стекали на одежду. Но он не пытался их вытереть. Это были слезы надежды. Надежды на прощение.
А маленькая девочка долго стояла и молча наблюдала, как плачет её дед. То, что это её дедушка, она узнала в машине, об этом ей сказал папа. И вдруг она взяла его за руку и сказала:
- У нас во дворе мальчишки обижают меня и обзываются. Ты будешь меня защищать?
Дед посмотрел на неё, подхватил на руки, первый раз улыбнувшись, и сказал:
- Я тебя никому в обиду не дам!