Ich

Очень вольный перевод с немецкого отрывка из - ICH - Вольфганга Хильбига (на фото).
[Совместная работа]


Думаю, может заинтересовать только немногочисленную группу читателей.




- - -

Он снова почувствовал, как коллеги сторонятся его. Раньше он не верил этому ощущению и относил его к недоразумению, к странному стечению обстоятельств. Только сейчас очевидным стал голый факт холодной войны, которая давно уже велась, но доселе оставалась непризнанной.

Когда он вошел, они умолкли, будто бы сговорившись. Даже не стали прятать пивные бутылки! Вроде и не Мастер только что отворил дверь, а кто-то другой. Тот, кто не имел лица, с кем нечего было обсуждать. Все его компромиссы уперлись в их наболевший, глухой саботаж.

Он так долго отслеживал их, фиксировал каждую деталь хитроумного механизма их повседневной игры в закрытой коробке предприятия. Он вонзал свой взгляд в чужие, а потом вытряхивал из глаз напротив килограммы пылинок. Больная фантазия лепила из них монстров...

Он замечал, что они кивают друг другу головой, когда он подходит. Когда они втроем или вчетвером стоят вместе и болтают, а он проходит мимо, они изъясняются друг с другом глазами на каком-то особенном языке, который он давно позабыл.

Он больше не узнавал у них, как сыграл "Санкт-Паули", хотя раньше они могли это обсудить. Вопросы застывали у него в горле от их взглядов. Он читал в них только злые отсылы за железный занавес своего пустого кабинета, где его ждали одиночество, графомания и страх. Он называл это писательским проектом, они тоже хотели бы как-то назвать, но он упорно не отдавал им последнюю территорию себя. Они нападали, пытались своими грязными уловками выведать у него, о чем же он все время пишет. Он чувствовал, как они щупают его своими взглядами, крутят в пространстве коробки, как редкого жука! Он был их единственной темой, лишь на нем одном сосредотачивался весь их негатив, весь их страх, вся их беспомощность и никчемность, которая непременно победит - он понимал это лучше всякого.

Он хотел потребовать у них объяснений, по крайней мере у одного их них - того, кого он знал дольше всех, но промолчал. Потом увеличил дистанцию и сделал шаг назад - они рванули от него раненой сороконожкой. Однажды, на самом верху, он понял, что остался один. Он и стол, в который писался этот рассказ. Больше недели было так. А еще был суп, который он жрал, чтобы спрятаться от них, пока они играли в карты, матерились и плевали окурками в хрустальные пепельницы.

Акт об окончательной капитуляции был утвержден в середине июля, когда фрау Хильбиг пригласила всех на похороны. Заявление об отставке нашли в верхнем накладном кармане его голубой рубашки.