Хроники нищеты. Хроника 2

Хроника 2.

       Юля, наконец, добралась до дома.
Нарочито громко гремела она ключами перед входной дверью, как бы давая гонг по окончании путешествия.
       День получился скомканный, пришлось допоздна сидеть с Димкой и домой пилить пешком из центра…
- Совсем обалдели! - ворчала Юля, оценивая пройденный путь. – Маршрутки уже по 18 рублей!
Стрелка смешных ходиков давно перевалила за «8», город быстро погружался в вечер.
       Юля любила это время. Она вообще считала себя убежденной «совой» и наоборот не любила утро тем больше, чем оно более раннее.
Но по ее планам уютненько расположиться с ужином перед телевизором внезапно был нанесен сокрушительный удар.
Дома не было хлеба!
 -Что ж это я! – причитала Юля, мечась по кухне. – Как же это я забыла! – Ведь пустая ж шла! Хозяйка тоже!

       Привычка разговаривать с собой пришла к ней как-то естественно и сразу с переездом в эту квартирку за сквером. Ребята хотели жить отдельно, и она с готовностью их в этом поддержала. Условие Юли было только одно – лишь бы не в коммуналку. Конечно, вспоминать их старую роскошную квартиру на набережной, было досадно…, зато ее вполне хватило разменять на две отдельные квартиры без доплат. И все сложилось вполне хорошо, и ребята неплохо устроились, и недалеко, и у нее все нормально…
       Одно было плохо – все же пятый этаж и без лифта…
Но тут уж ничего не попишешь, когда началась эта риэлтерская катавасия, оказалось, что других квартир в продаже вообще нет…, не то что б дешевле – дороже, а просто нет…, как кухня 6 метров, так первый – пятый этаж… и все… как будто с других этажей люди квартирами уже не торгуют. Юля смотрела только одну на третьем, так у нее железная дорога под окнами, и гнилые доски из стен торчали. Появилась там правда еще одна, на втором, и в хорошем районе…, но ту они даже не смотрели, а что толку, если цена на нее росла по 300 долларов в день?
       Она сама и ребятам сказала,- что угодно, только не первый этаж, не хочу с крысами жить…- крыс она боялась дико, а историй про них наслушалась достаточно.
       Да и слава богу что все так удачно закончилось! Вон – они весной заплатили 16 тысяч, а Завхоз их, точно за такую же квартиру и тоже на пятом, через три месяца отдал 24…, а сейчас о таких ценах уже и вспоминать смешно…, цены то уже и за 200 тысяч долларов перевалили!

       Только разве в жизни все хорошо бывает?
Оно так и случается – где тонко, там и рвется.
Юля и переехала удачно, и ремонт кой-какой вялотекущий затеялся… тяжело конечно…, но жить да жить…, так нет.
Взялась она наконец комнату переклеить, и с мебелью, и с потолком справилась, и обои приперла, и оклеила комнату за день, и спать рухнула под утро, все нормально.
…А как проснулась! – Господи!- и не встать…
Колено распухло…, пыталась на пол ступить – болит мочи нет.
И все… так и сидела на пятом этаже неделю, хорошо ребята помогали.

Артроз, будь он неладен, никогда и что это такое не знала…, а теперь чуть что, и одно из двух – или до дома не дойдешь, или из дома не выйдешь. Вроде и отпускает, бывает, постепенно…, а то, как долбанет не с того не с сего… и по новой.
       Ну прям как бабка старая стала! - ворчала сама на себя Юля.
       Врач говорит - «старайтесь ногу поменьше напрягать» - так как ее «не напрягать» если маршрутка уже по 18 рублей?
 -…А тут еще это!
- И так, бабе дуре ходить нельзя! А она еще и про хлеб забывает! – возмущалась она. Досада была безмерна. Отсутствие хлеба означало срыв всего приятного вечера, и оттого, что прием пищи без хлеба был чуждым ей физиологическим процессом, и потому что этот факт ломал всю размеренность того уклада, из которого складывалось ее представление об уюте.
       А отказывать себе и в этом… Юля не собиралась.
Смешные ходики приближались уже к «9».
- Двадцать один час… - думала Юля, конечно, купить в это время ее любимый хлеб за 16 было уже нереально, но выбирать не приходилось, механически пересчитав деньги, (она и так знала что у нее в кошельке ровно 25 рублей) она вздохнула, и вновь направилась в прихожую.
- Что поделать – думала она – возьму дорогой, за 24.
- Была же в центре!- не могла успокоиться Юля, – опять столько идти!

       Нужно сказать, что кроме прочего, в свое время, при выборе места жительства, сыграло роль большое количество магазинов и магазинчиков, расположенных вокруг. Буквально через дом тянулось здание с сберкассой, почтой и двумя продовольственными магазинами! Через дорогу два торговых павильона «хлебный» с разными бакалейными товарами и что-то типа гастронома… и это не считая всяких мелких точек и ларечков торгующих всем, от всякой ерунды до овощей и зелени.
       Но и здесь Юле не повезло.
Стоило ей поселиться, и магазинчики стали вымирать как мухи.
Первым преобразился павильон, торгующий гастрономией – превратившись в зал игровых автоматов, затем закрылся продовольственный за почтой, где она брала рыбу и овощи, а затем и гастроном за сберкассой, здесь стали торговать одеждой.
Нельзя сказать, что б это совсем не беспокоило жителей окружающих домов, но все же к этому процессу они относились спокойно. День, когда Улица практически очистилась от ларьков, никто вроде и не заметил…
       Страсти закипели, когда власть простерла свой взор в сторону хлебного павильончика! Здесь было все, и митинги, и сборы подписей, и письма…
- Это все Матвиенко! Губернатор наш! – закипала Юлина соседка прямо на лестничной клетке.
- Все эти «пятерочки» это ее сынка бизнес! Вот и гонят нас все в «пятерочки» покупать! Старается мамаша для сыночка! Как же! У нас, чем больше шишка, тем сынок удачливей бизнесмен!
… Как страсти не кипели, павильон снесли. Но снесли своеобразно.
Он вовсе не исчез с улицы, подобно прочим ларькам…. С него только сняли крышу, оставив на целый год пустые стены. И многие, многие проходя мимо опускали глаза, перед видом сугробов и опустошения за стеклянными стенами, за которые когда-то шли бои и на которых развешивали листы с подписями граждан. Целый год служил он напоминанием мятежной улице, за кем здесь власть и сила.

       С падением хлебного павильона, Юлин квартал оказался полностью зачищен от всех продовольственных торговых точек. Теперь, за магазином одежды торговали только компьютерными дисками с аксессуарами, кожгалантереей да сотовыми телефонами, а за ларьком «печати», через дорогу, остался лишь павильон игровых автоматов, бывший когда-то гастрономом. И в таком виде, очевидно, настолько необходимый Юлиному району, что вряд ли стоило опасаться за его судьбу из за всех этих разговоров «о переносе игорного бизнеса» не то в Магадан…, не то в Калининград…. Ближайшим продовольственным магазином, через квартал, случайно или нет, оказалась «Пятерочка». Дальше дележ улицы продолжался: через два квартала «Веста», через три «Матвеевский».
 
«Пятерочку» Юля не любила. Ну что ей для себя одной там набирать корзинками, чтоб толкаться в этих вечных очередях у касс? Да и хлеб там был плохой, как впрочем, и в «Весте», где он был еще и дороже. Всегда какой-то черствый, серый…
       Лучший хлеб, по закону подлости продавали в «Матвеевском».
К счастью Юле одной буханки хватало надолго, и ненужно было проделывать этот путь в три квартала, регулярно.

       Отступать от привычек она не любила.
Стараясь максимально следовать советам врача, Юля тихонько спустилась с пятого этажа и побрела к «Матвеевскому».
       Но усилия ее не оправдались. Хлеба по16 тут конечно уже не было, но не было и по 24…, самый дешевый ценник фиксировал цифру в 27 рублей.
В «Весте» хлеба вообще не было. То, что было, она хлебом не считала.
Только в «пятерочке» она, наконец, увидела хлеб по 24 рубля.
Но тут, работала лишь одна касса, и предстояло отстоять еще приличный хвост...
Наконец, она дошла, выложив перед кассиром заветную буханку.
Беспристрастным отработанным взмахом кассирша «просветила» буханку метнув ее на стол – двадцать восемь – четким голосом отчеканила она.
- Что? – изумленно переспросила Юля.
Кассирша посмотрела на нее с удивлением.
- С вас двадцать восемь рублей – внятно повторила она.
- А как же…, я может, не ту буханку взяла? Там ценник двадцать четыре! - затараторила смущенно Юля.
- Ту, не ту, по двадцать четыре хлеба нет. Я вам понятно говорю, женщина? С вас двадцать восемь рублей!
Очередь зароптала.
- Да плати ж… ты…- процедил сквозь зубы парень, стоящий за Юлей.
- Ну, как же! – чуть не плача повысила голос Юля, – я брала хлеб, там ценник… двадцать четыре!
- Женщина! – кассирша откинулась в своем кресле, с раздражением повернувшись к Юле.
- Я вам говорю, хлеб стоит двадцать восемь рублей! Что непонятно? За двадцать четыре хлеб давно кончился! Ценник просто сменить не успели…, это часто бывает, товар потоком идет, постоянно раскладываем, что непонятно?
- Да ей ничего непонятно! – раздалось из очереди.
- Вы платить будите?
- Нет – твердо сказала Юля. – Тогда я сдаю обратно – уже надтреснуто произнесла она отодвигая буханку кассирше.
И уже тихо, почти шепотом, в ответ на вопросительный взгляд – у меня столько нету…
- Сколько у вас есть, женщина?- возвращаясь к своему рабочему чеканному тону поинтересовалась кассирша.
- Двадцать пять…
- Давайте двадцать пять, три потом донесете. Следующий!

       Юля вышла из магазина пунцовая как вареный рак.
Ей было очень стыдно. Тихонько шевеля губами, она ругала себя, бормоча – вот так и надо, это Бог наказал! Три рубля! Ведь знаю же, нельзя Димке сладкого, а чупа-чупс опять купила! Три рубля…, и мать просит, не покупай…, поноет, перестанет…, а ведь опять купила! Три рубля… Точно - Бог наказал…


Вад Пан. 2008.