Беломорские хроники

Непридуманная история одного путешествия


***
Что нас собрало вместе? Что позвало в эту поездку? Почему я на рассказ Ариды, что есть такой яхт-клуб, где можно арендовать яхту и поездить по островам Белого моря, где не ступает нога туриста, отозвалась с таким воодушевлением? Я, которая и в море-то выходила раз в жизни, в Египте, часов на шесть. И там меня укачало до зелёных чёртиков. А тут – неделя жизни в Белом море.
Как бы то ни было, мы, восемь женщин, едем в плацкарте поезда «Москва-Мурманск» навстречу неизвестности. Едем в непростое время, между солнечным и лунным затмением, когда принятые в этот период решения определяют жизнь на несколько ближайших десятилетий.
Я отправилась в эту поездку в довольно благостном состоянии. То, что бурлило и просилось наружу после прошлого, февральского, лунного затмения, выпустила, отпустила, очистилась. Жизнь видится ровной и замечательной, я чётко распланировала, как и что буду делать дальше. Первым делом – расстанусь с мужчиной, с которым сейчас. Хотя есть сомнения, своевременно ли… Заявка на путешествие:
1. Понять, жить ли мне с ним дальше, или уходить
2. Если уходить – получить ресурс на уход и устройство жизни.
3. Если остаться – получить ясность дальнейшего пути, увидеть задачи, которые я должна решить в этом союзе.
4. Получить ясность своего дальнейшего пути.
Что позвало в море остальных? Как бы то ни было, вот она, наша команда: Арида, две Натальи, Надя, Галя, Маша, Вита и Хатанга. Начинающая писательница-сочинительница историй про женское счастье, пенсионерка-исследовательница литературных памятников культуры, знающая назубок текст «Слова о полку Игореве», жизнерадостная предпринимательница, которая тащит на себе проблемы мужа и мамаши-«творческой натуры», набравшей кучу кредитов, печальная дизайнерша изысканного женского белья, измученная ремонтом и застоем в бизнесе, три экономистки, у двух из которых проблемы с родителями и личной жизнью, а третья, жена офицера-подводника, вообще поехала с подружкой за компанию, не совсем представляя, что это за компания. А компания занимается самопознанием, психотерапией, поисками собственного пути и способа жить по душе, опираясь на знания традиционной славянской дохристианской культуры. Только Арида с её увлечением славянской культурой и ведическими знаниями – для этой поездки в самый раз. Она говорит, что путешествие у нас неслучайно. И что будут попытки сбить нас с пути, нужно их отслеживать и не позволять себе выходить из состояния равновесия. Арида называет их «наездами». И вот вся наша разношёрстная женская компания едет до станции Чупа, откуда и начнётся наше морское путешествие по Гиперборее, колыбели цивилизации…
День первый.
Станция Чупа – короткая бетонная платформа, голые рельсы, деревянный павильон остановки. Там мы и прячемся от проливного дождя, так как ничего похожего на вокзал поблизости не увидели. Сюрприз первый – нас не встречают, на звонки не отвечают. Видимо, спят. У мужиков, встречающих поезд, выясняем, есть ли вообще такой яхт-клуб и такие люди – договаривались ведь через Интернет. Есть. Уже хорошо.
Наш автобус появляется через полчаса. Водитель Алексей – румяный красавец, добрый молодец – везёт нас к причалу и говорит, что за всё лето было четыре солнечных дня. Показывает яхту. Маленькая какая! Как же мы поместимся? И где? Я предполагаю, что в трюме, и угадываю – именно в трюме расположено жилое пространство яхты. Палубы, как таковой, нет – белая скорлупка с тросами вдоль бортов, за которыми – море.
Имя у яхты говорящее – «Моряна». Почти Морена – славянская богиня перемен, смерти и перерождения. Как раз в тему лунного затмения, которое именно об этом – отмирании старого и переходе к новому. Знакомимся с капитаном Василием. Тоже хорош, но не молодец – мужик. Рослый, красивый, мужественный профиль, внутренняя сила, синие глаза. Подходящий проводник для нашего заплыва! Он общается с нами сдержанно и осторожно, видимо, прикидывает, к несчастью ли восемь женщин на корабле. Озабоченно говорит, что с такой погодой мы вряд ли попадём на те острова, которые он нам обещал показать. Мы же обряжаемся в сарафаны, берём печенье и под припустившим ещё пуще дождём идём на берег знакомиться с местными духами.
«Привет участникам соловецкой регаты!» – издевается лозунг на берегу. Мы хихикаем – Соловки входят в наш маршрут – потом выстраиваемся у кромки воды. Дана, богиня воды, к тебе взываем. Мы пришли сюда с добром, за красотой и знанием. Прими нас, впусти нас, покровительствуй нам, будь с нами в нашем путешествии! Крошим печенье на волны, они качают их между пузырями дождя. Вода небесная, омой нас, очисть от забот мира, из которого пришли, чтобы смогли увидеть красоту мира, в который идём…
Сарафан совсем сырой, снимаю и собираюсь за продуктами – организаторы, узнав, что мы безмясные, остереглись делать закупки. Алексей везёт нас в магазин, и офицерская жена Вита с украинским темпераментом забирает командование в свои руки. Вижу, что покупаем лишнего, но с этим напором лучше не спорить. Пущай будэ. За проявленную активность мы её и назначаем хозяйкой, ответственной за дежурство и ежедневное меню.
Возвращаемся на борт, сгружаем продукты. Дождь тем временем заканчивается, но тучи низкие и тяжёлые. Мы, не все, вчетвером, идём на нос яхты их разгонять. Арида показывает, как, и я старательно держу образ маленькой воронки, которая раздвигает тучи над головой… В глазах синие сполохи. Через полчаса тучи над берегом начинают расходиться. Показывается небесная синь, такого же цвета, что были сполохи у меня в глазах. Неужели, и вправду – развели?
Изумлённый Василий заводит двигатель, и «Моряна» медленно плывёт по зеркально ровной воде. В воде отражаются берега и тучи, которые постепенно превращаются в облака. Наблюдаю всё это через воду. Пропускаю момент, когда Хатанга позвала духа воды, и отражения облаков сложились в мужское лицо.
Впереди небо очищается, позади – опять затягивается. Ухожу на нос яхты, цепляясь за ненадёжные ограждения из тросов, нахожу, где присесть и смотрю на красоту, открывающуюся перед нами. Такое ощущение, что мы медленно рождаемся, переходим в новый мир и пространство постепенно принимает нас, вбирает нас в себя. Очень хочется петь. Решила, что спою «На море орёл», и только на третьем куплете поняла, что пою «Сиз-соколика». Арида осторожно касается, прерывая: «Помолчи, послушай, как входишь в пространство!» А я и вхожу через звук! Песня ложится на воду и словно прокладывает путь, настраивая меня на вибрации царства богини Даны.
Задираю голову – над «Моряной» парит облако в виде райской птицы. Отчётливо видны голова, два закруглённых крыла, хвост с длинными перьями. Облако стоит прями над нашей яхтой, и я не могу сфотографировать его целиком – не помещается в кадр. Неужели Дана послала нам свою берегиню? Происходящее одновременно и мифологично и логично. Если уж мы здесь не случайно, то почему бы местным духам не поддержать нас, а?
Потом я ухожу спать – ночная беготня в вагоне и раннее прибытие выспаться не дали. Пока я спала, к яхте приплывала белуха. Просыпаюсь, когда прибываем на биостанцию за водой – красивейший остров, куда мы не сходили. Вода – вкуснейшая.
Первый остров, куда мы высадились, первый лабиринт, который увидели. Высадились только по случаю наладившейся погоды – иначе к берегу просто бы не подошли. Василий и так перевозит нас на шлюпке. Остров полон ягод, знакомых мне по жизни на Колыме – брусника, шикша. Только костянику впервые увидела. Кисленькая! Лабиринт слегка разрушен, со стороны острова напоминает свалку камней. Но со стороны моря виден единый рисунок. Арида открыла пространство, и мы пошли очищаться. Я всё с тем же намерением убрать муть с души и ясно увидеть свой путь.
 Лабиринт сходится к центру двумя спиралями и похож на матку. Я хочу в центр, но дорожки уводят мимо, и я мухлюю, переступая через «стенку» (Хотя, может быть, в том и ясность, чтобы подняться над проложенными кем-то путями и увидеть ту дорогу, что нужна мне?). В одном из центров – тёмная плешь. Во втором – череп и грудная клетка какого-то зверька размером с кошку. Кого ж это угораздило издохнуть в сакральном месте? У меня ощущение, что это страж. И что в тот центр мне не надо.
Плывём дальше, острова позади, волна ходит свободно, и начинаются прелести морской болезни. Вита, Наталья и Надюшка – в лёжку. Я же, разок блеванув обедом, приготовленным Витой, вылезаю на палубу, где меньше мутит. А если петь – и вовсе тошнота отступает. Поём с Машуней дуэтом, вспоминая все, что вспоминается. Дошла аж до любимой в пионерском детстве «Цепи якорей звенят в порту». У меня складывается стишок: Всё равно меня мутит./ Пропадает аппетит/ Я под парусом страдаю/А вокруг красивый вид.
Вид – роскошный, и парус – тоже. Василий, отважно побегав по палубе, поставил его двумя высокими треугольниками, один на носу, второй на мачте, и наша девочка стала двигаться, плавно перекатываясь по волнам, полетела ласточкой…
Наталье совсем плохо, Арида спустилась ей помочь. А яхта тем временем пошла между островами. Качка уменьшилась, вид – изумительный. Острова с красноватыми скалистыми берегами-террасами, проросшими соснами и прочей зеленью, в нескольких метрах от нас. Мой фотик, к сожалению, остался внизу, куда не хочу спускаться – укачает. Галя отрывается за всех, щёлкая своим фотиком всё подряд. Небо, воду, облака, острова. На одном из островов платки и мужчины, которые машут нам с берега. Машем в ответ. Потом Машуня видит встречный корабль с названием «Герой» и говорит:
– Ой, мечта моего детства – увидеть героя! Когда меня спрашивали, за кого я выйду замуж, я отвечала – за героя!
– Привет героям! – кричим мы в два голоса мужчинам, теперь уже на борту корабля. Их корабль – мальчик, угловатый и грубоватый. Герои радостно машут в ответ. Галя продолжает снимать «нон-стоп». Корабли расходятся бортами, и мы видим, что парочка героев на борту – голые. Но и они машут нам не менее радостно, прикрывая особо геройские признаки березовыми вениками. Баня у них там, что ли? Галя, не вдаваясь в подробности, всё это добросовестно отщёлкивает. А у Машуни истерика – мечта детства сбылась с избытком. Увидела героев во всей мужской красе. Ржём так, что у морской болезни не остаётся ни единого шанса.
Место, куда Василий привёз нас на ночёвку, так и называется: Соностров. Швартовка 300 рэ, банька – 700. В баньку нас проводил симпатичный румяный ясноглазый парень по имени Егор («Егой», потому что чуть с картавинкой), с которым мы тут же сфотографировались. («Какие лица у здешних мужчин!» «Я не местный!»). И мы завершили очистительный день по полной программе – с травяными мочалками, с вениками, с возможностью окунуться в море и – обратно париться. Маша рассказывает, что подслушала разговор Василия со здешними мужиками: «Девчонки погоду сделали! Попели, покрутились, и разогнали облака-то!» Ха, скоро здесь о нас пойдут легенды!
После бани засыпаю с мыслью встать пораньше и побродить по острову.
День второй
Встать пораньше не получается – дрыхну до девяти. Времени на подробную экскурсию нет. Успеваю умыться на берегу, оценить, какие мужики выстроили туалеты – деревянные будки, но с унитазами – залезть в столетний сарай, где развешены сети и стоят чаны для рыбы. Потом, под нетерпеливые вздохи Василия, который не верит нашим словам, что пока мы на борту, погода – будет, делаем получасовую разминку на берегу. Вжгонка, растяжки, пошептаться с деревьями… Меня позвала молоденькая сосна, и я просто физически чувствую, как мешают ей прислонённые и навешанные железки – два ржавых багра и несколько бочечных обручей. Убрала в сторонку, по-моему, ей стало легче. Потом мы наскоро пощипали черники – её тут просто прорва! – и загрузились на борт. Очень хотелось купить у ребят рыбки, но нас опередил владелец базы, собравший накануне весь посол. Однако Василий договорился, и мы купили-таки малосольную сёмгу из заначки в три кило весом. Купили у Егора и несколько бутылей биодобавки из мидий, соуса навроде соевого – здесь как раз добывают мидий для его производства. А миску мелкой трески горячего копчения ребята подарили нам просто так.
Дежурить Вита подрядила Машу и меня. Машуня спорить не стала. Пока я обдирала кусок сёмги для бутербродов, стрескала верхнюю половинку от копчёной рыбки, оставленной нам на двоих, и вылезла поскорее на палубу, чтобы не укачало. Передаю через неё завтрак для Василия – пара бутербродов в миске и чай в большой жестяной кружке. Однако наш капитан требует перелить чай в его посудину. Вот она! Судя по кружечке (жёлтый женский торс с характерными выпуклостями сзади и спереди, в красных сердечках и надписью sex) наш капитан – натура страстная. Но скрытная. Крутит свой штурвал с невозмутимым лицом и пристально смотрит вдаль. Иногда – в бинокль. До сегодняшнего утра мне казалось, что он нам как-то… удивляется, что ли. И что мы, возможно, первый женский экипаж в его биографии. Ан нет. Утром спросила, не раздражают ли его полотенца и юбки, развешанные девчонками на яхте для просушки. А он смеётся: «Это что! Вот я женский экипаж ВМФ возил. Подходим к порту, говорю – вывешивайте флаги опознавания. А они трусы и лифчики привязали и на верёвках подняли!» Так что, мы не первые в его морской судьбе? Может, потому он такой сдержанный?
Я, пока возилась с сёмгой, поняла, что хочу морского рыбного супчика, благо, что всё для него есть – и рыба, и овощи, и приправки в кухонном уголке и, когда подойдём к острову, морская капуста. Вчера я видела её тёмные широкие листья. А та супокаша, которую девчонки вчера с перепугу наготовили полную кастрюлищу, с общего согласия идёт на корм рыбам.
Однако яхта ловит волну, качает сильнее, начинает подташнивать, и я отправляюсь в носовой кубрик полежать. Валяюсь так часов до двенадцати, потом всё-таки выбираюсь в салон, набираю овощей, передаю Машуне на палубу, чтобы чистила, что-то чищу сама, прикидываю, что за чем готовить. Плита двухконфорочная, сковородка и большая кастрюля одновременно не влезают, а хочется приготовить и первое, и второе. И я манипулирую с посудой и продуктами и ловлю кайф. Мне нравится готовить на яхте! И меня совсем не укачивает.
Второе уже готово, суп почти готов, когда мы подплываем к очередному острову. Совсем недавно я глядела на часы, было около трёх часов, так что с обедом я подзадержалась. Но зато есть шанс найти морскую капусту и добавить её в суп!
Берег острова каменистый-валунистый, камни слоистые, в красноватых и светлых разводах. Красиво. Морской капусты у берега нет, только фуксия. У Гали, единственной среди нас с часами, спрашивают время, она говорит, что полшестого. Не может быть! Я не могла проворонить почти три часа! Её часы сломались! Но нет, это с моим внутренним ощущением времени что-то не так. Оно замедлилось.
Девчонки идут осматривать остров и могильники, из-за которых Василий и привёз нас сюда, а я возврашаюсь на яхту. Во-первых, у меня там суп доваривается. Во-вторых, капитан целый день по моей вине не кормлен. А в-третьих, незавершённое дело держит всё моё внимание и в таком состоянии бродить по острову бесполезно – всё равно мыслями на камбузе буду торчать. Так что первым делом я кормлю капитана готовым вторым. А потом прошу его выловить багром капусту, которая колышется близко от яхты. Эти листики не чета вчерашним – потоньше, побелее. Однако серединки тёмные, я их вырезаю, отмываю, сворачиваю рулетиком, стругаю лапшой, бросаю в суп. Всё, готово, назову этот суп «Привет Посейдона».
Мои шестичасовые бдения у плиты не пропали даром. Обед с благодарностью умят, привет Посейдона вызвал полный восторг и спрашивание рецепта. Горжусь и скромно выпендриваюсь. Изредка люблю постряпать, особенно когда есть из чего. Но чтобы каждый день – увольте!
Освободившись от стряпни, выбираюсь на палубу. Мы решили делать кукол для ветра и для воды. Для ветра – из ниток и ленточек, чтобы было, с чем играть. «Ветрушка» у меня получается красно-белая, с ленточкой в голове, на рукавах и на поясе. «Водяницу» делаю из сине-белых ниток, с толстой косой и розовой, вплетённой в косу ленточкой. У девчонок куклы тоже яркие и летящие. Хочется привязать их на носу, чтобы ветру навстречу, но передвигаться на идущей на скорости яхте страшновато. Но когда подошли к очередному острову, я их там и привязала: ветрушку справа, водяницу слева. Девчонки своими куколками увешали бортовые троса. Всё, ветер должен быть доволен!
Здесь просто заросли голубики, и мы, решив развести костёр, совместили собирание дров с поеданием ягод. А Машуня, та вообще как взяла ветку подмышку, так и ходит с ней кверху задницей, не в силах оторваться от ягод.
– Маш, ты дровину таскаешь, чтобы все видели, что не просто так ходишь? – угадываю я.
– Это в офисах так народ работает, – подхватывает Галя. – Возьмут что-нибудь для видимости и занимаются, чем хотят. А по-другому нельзя. Я теперь уже знаю – положено эту работу делать три дня, три дня и буду делать. А то чем быстрее делаешь, тем больше нагружают.
– Терпеть не могу работать в офисе, – отрывается на минутку от ягод Маша. – Могу только на себя.
Чтобы не мешал ветер, костёр решаем разводить в кучке камней на высоком лысом берегу. Не смотря на полтора дня солнца, дрова сыроваты, и зажигалка чего-то барахлит. Потом и дождик заморосил, однако Надюшка ухитряется добыть огонь – очень уж нужен. Мы с ним здороваемся, кормим духов огня хлебом и начинаем делать путанку из ниток, впутывая в узлы свои неприятности и досады. Впутав, кидаем в огонь. Запахло палёной шерстью, а меня не оставляет ощущение театрализованности происходящего. Ну не торкает меня! В игры играем.
На живой огонь можно смотреть бесконечно. Мы и смотрим, пока ветки не прогорают. Потом замечаем, что камни-то наши выложены розочкой. Получается, непростое место для костра нашли, женское. Или это оно нас нашло? Потом мы перешагиваем через костёр, устраивая себе очищение. А потом и вовсе стоим над угольями, вдыхая жар костра через низ. Хатанга говорит, что у неё получилось поднять жар до самой макушки. У меня же – я дышу маткой – тепло собирается внизу живота и возле пупка. Да, чуть не забыла. До костра мы крутили на солнышко. Однако всю ночь шёл дождь.
День третий.
Солнце показалось утром. Мы бежим на остров умываться – на камнях там полно лужиц дождевой воды – и разминаться. С палубы видем с Машуней медузу размером с чайное блюдце – фиолетовую в центре, сиреневую по краям.
– Ой, ты посмотри, какая красивая!
Медуза, услышав, переворачивается, чтобы показать нам подьюбочную бахрому и гроздь желтоватых щупалец. Мол, вот я какова!
На берегу умываемся, разминаемся и опять ворожим насчёт солнца – хочется закрепить погоду. А вот как договориться с ветром – не знаем. Выясняем у Ариды, что бога ветра зовут Стрибог. Так, понятно, мужчина. И что ему до наших женских дел? Наверняка считает их пустяками! Но всё-таки мы его поуговаривали, чтобы дал нашей яхте попутного ветра. Мы же собрались сегодня идти на Соловки! Но сначала – на остров с менгерами.
Потрясающий остров, просто потрясающий! Василий пришвартовался с подветренной высокой стороны, и я уже пока лезла по камням поняла, что остров непростой. Звучащий. Ветер, камни, море, облака здесь складывались в какую-то особую мелодию. И я её запела. Села на ближайший валун лицом к морю и отпускаю голос. Это была чья-то песня имени. Чья? Валуна под моими ногами? Я смотрю на него расфокусированным взглядом. Он в ответ чванливо поджимает губы и становится похож на придворного в напудренном парике. Я что, нарушила субординацию? Мне станвится смешно, и я пою ветру и морю, пуская голос навстречу стихиям.
Потом мы добираемся до верху, до земли, заросшей мхами и морошкою. Как же на ней хорошо лежать! Как же она чувствуется – спина большого доброго животного! Я лежу, смотрю в небо, и меня медленно колышет то ли памятью о недавней качке на яхте, то ли медленным и ровным дыханием острова…
Ды-ши, ды-ши, зем-ля ду-ши
Ко-лы-шет на сво-ей гру-ди.
Ды-ши, дыши! Земля вершин,
Которая звала – приди!
Ды-шу, дышу! На ней лежу
И чувствую своей спиной
Ды-ха-ни-е самой Земли
Качает остров подо мной!

Два валуна поодаль стоят порталом, и мы идём меж ними, чтобы войти в пространство острова. Переход действительно ощущается – небольшой спуск в низинку, а потом – что-то вроде небольшой плотности, мембраны, сквозь которую нужно продавиться. А уж затем – менгеры. Вон они, пара каменных обелисков у низкой, наветренной стороны острова.
Камни живые. Один их них – строгий и сдержанный, второй – ласковый и зовущий. Тёплый на ощупь, в чёрно-белых слюдяных искрах, к нему хочется прижаться всем телом. Я и прижимаюсь, даже лбом, даже ногами обхватив, пока не почувствовала, что переполнена силой.
Менгеры стоят как-то так, что их проекции перекрещиваются высоко над головой. Смотрим, откуда пройти сквозь это перекрестье. Без вариантов: со стороны моря. С другой стороны второй, строгий, менгер словно останавливает холодным взглядом: нельзя. Через менгеры идём всё с теми же намерениями, оставляя то, что мешает жить по душе, вступая в пространство души, в ясность пути по душе. Всё достаточно сильно. Я разуваюсь, снимаю платок и медленно иду по тёплому пружинящему мху навстречу мощному тёплому ветру. Опять ощущение плотности и перехода.
Затем мы с Аридой замечаем то, на что не обратили внимания раньше. Кучка камней поблизости от менгеров оказывается большим кругом из крупных валунов, которые то ли вросли в землю, то ли выросли из земли. В круге – не по центру, а со смещением к менгерам – большой плоский камень, нечто вроде слегка приподнятого под углом алтаря. Арида хочет на нём полежать, а я иду собирать голубику.
Чудесные камни
Седые менгеры
Посланники чьей-то
Незыблемой веры
Остаток потерянных
Цивилизаций…
Ах, как же приятно
К вам сердцем прижаться!
Храните секреты
Много-вековые
Но чувствую я:
Вы – живые. Живые!
Пульсируют силой,
Живою и явной,
Менгеры – созданья
Земли изначальной.
Сюда ты пришла
За работой души?
Постой и послушай,
Приляг, не спеши!
Послушай биенье,
Похоже на пульс.
Здесь – Гиперборея,
Прародина Русь
Послушай напев
Изначальной земли…
И всё, что услышишь,
Пойми. И прими.

Камень оказался непростым, и я по рекомендации Ариды тоже на него укладываюсь. Лежу на спине, ветер поддувает под голову и под камень, и очень скоро у меня появляется ощущение, что камень трепещет на ветру, колышется. Переворачиваюсь на живот. Скоро мне видится, что подо мной – огромная, глубокая чёрная пустота. Нижний мир? И мой камень – что-то вроде платформы, островка, который парит над этим миром…
День третий. Продолжение
 Уходить с острова не хочется. Хочется петь, летать, водить хороводы. Хочется обниматься с ветром, который – мужчина, сильный, ласковый, живой (вот откуда «ветром надуло!»), лежать на земле, качаясь, как в колыбели и разглядывать облака, которые, в свою очередь, разглядывают нас, то и дело складываясь в любопытствующие профили и фасы. Но Арида командует возвращение, так как далее по программе – Соловки, до которых часов шесть ходу.
Мы с Натальей, которая вызвалась дежурить по кухне, заспешили на яхту. Та уже отошла из-за отлива и покачивается поодаль на вполне конкретных волнах. Василий ждёт нас в шлюпке. Я иду первой, чтобы помочь потом Наталье взобраться на борт. Она вообще требует пригляда – человек пожилой, плохо заземлённый и как бы не совсем здесь. В её возрасте такой поход – гораздо большее испытание, чем для нас. Добираюсь до яхты, забираюсь на борт и уже оттуда наблюдаю, как Наталья неловко ступает в шлюпку и падает, стукнувшись о валун. Василий привозит её на яхту совсем мокрую.
Помогаю ей влезть на яхту, спуститься в кубрик. Она переодевается, охая – бок ушибла, и сильно. Слава богу, ничего не сломала! Выбраться обратно наверх она уже не может, и я остаюсь с ней в кубрике, присмотреть.
Все девчонки наверху, мы же варим гречку – с утра залитая холодной водой, она разбухла и уже мягкая, остаётся добавить ещё кружку воды, довести до кипения и бросить в кастрюлю жареный с грибами лук. Я делаю три дела одновременно: готовлю обед, лежу на диванчике, справляясь с тошнотой (вчера-то я, наивная, решила, что моя морская болезнь отступила!) и помогаю Наталье пройти состояние, разворошённое менгерами и падением. Получилось: и тошнота унялась, и Наталья рассталась с одним из призраков прошлого, и каша вместе со вчерашним супом съедены за милую душу.
А вот на Соловки мы не пошли – ветер не пустил. Хотя утреннюю нашу просьбу выполнил: всю обратную дорогу к утреннему голубичному острову (Василий сказал, что он называется Супротивный) он был попутным. Отогнал нас к нему, а потом унялся, дав нам возможность высадиться и пособирать ягоды.
Пользуясь моментом, тренируюсь быть психотерапевтом. На этот раз – с Машей. Бродим вместе по образам её сознания, и на выходе я почему-то говорю: «Здравстуй, Ира!». Машка, правда, тут же проясняется сознанием: «Я не Ира!» А я на полном серьёзе с полминуты вспоминаю, как же её зовут. (Потом у Машуни несколько дней была шутка «Это не я сделала, это Ира!»)
А вечером я вдруг сцепилась с Хатангой. Вышла из гальюна, услышала её рассказ, и отреагировала. Хатанга рассказывала о какой-то потрясающей женщине, встреченной ею в Англии лет так десять тому назад. Той было 75, выглядела она на 50 и имела 45-летнего любовника. Тело у неё, не смотря на возраст, молодое и гибкое, а мужчины от неё просто без ума! А Наталья, вижу, слушает, и проецирует это на себя, 70-летнюю, седую, неловкую и на фоне чужого великолепия – никакую. Проецирует и напрягается.
– Слушай, что-то не то с твоей знакомой, – сказала я, краем сознания отмечая это напряжение. – В таком возрасте неправильно по любовникам бегать. Сексуальная энергия должна уже в более высокие вещи трансформироваться.
– У неё всё нормально с сексуальной энергией, мужчины от неё без ума! Ты бы видела, какая от неё бьёт жизненная животная энергия!
– В том-то и дело, что животная. По законам развития души в таком возрасте уже сила духа должна быть. А если она в 75 лет мужчин с ума сводит, там вампиризмом попахивает…
И далее в том же духе. Я говорю, что трахаться в 75 лет – аномалия, что женщина в этом возрасте живёт в духе, и бурный секс ей – помеха. Хатанга – нет, она живёт полной жизнью, вся светится, стихи пишет, мужчин вдохновляет. А дома у неё коллаж из фотографий висит: в центре фото её, молодой-обнажённой, со спины, а вокруг, сходящейся спиралью, – фотографии тех людей, которые ей благодарны.
Ух, вот это образ! Я прямо почувствовала, как она всасывает в себя энергию этих людей. Немудрено, что в 75 скачет козой и кружит головы! Если, конечно, Хатанга её не придумала, как некий идеальный образ. А я ненароком развенчала и огорчила. Она даже сказала, что я той даме завидую! Я же вызов не приняла, а спросила, видела ли она её после практик, которыми занимается в группе? И что, возможно, сейчас восприняла бы её по-другому.
А я завидую? Не-а. Трахаться в 75 лет точно не хочу. Вдохновлять людей, чтобы они потом были мне благодарны… Нет. Хочу просто жить и встречать тех, кому со мной по пути. Если вдохновятся – их дело. Вспомнят с благодарностью – значит, вспомнят. Нет – значит, не вспомнят. Зачем держаться за их чувство долга? Жизнь и так посылает нужных людей вовремя.
А Хатанга всё держит и держит наше внимание своим вязким рассказом. Сказала ей, что она тоже сейчас вампирит и пошла спать. Кажется, я нарушила наш договор быть бережными друг к другу. Хотя она его нарушила первой.

День четвёртый.
       Вчера мы попросили Василия не ждать, пока наш бабский экипаж выспится, и отчаливать сразу же, как он сам проснётся. Договариваясь, я почему-то была уверена, что он проснётся часов эдак в шесть и скорее поспешит к Соловкам, до которых ходу отсюда – часов десять. На самом деле в шесть часов поднялась я.
Небо – «тучное», но местами. Одна тучка красная – там восход. В той стороне, куда нам сегодня идти (Василий в первый же день дал понять, что «плавать» говорить нельзя – плавают в воде, а по воде ходят. Или едут), вроде бы чисто. Хотя ветер есть. Сегодня-то он нас пустит на Соловки?
Хожу по корме и громко топаю, чтобы разбудить Василия. Мол, давай, парень, вставай уже, поехали, а то прибудем к ночи, зря день пройдёт. Но он моих намёков либо не слышит, либо не понимает, а тарабанить ему напрямую наглости не хватает. М-да, ошибочка вышла. Надо было ему вчера конкретное время отхода назначить, а не «как проснёшься». Просыпается он как раз к девяти, когда по палубе топает уже добрая половина команды. К тому времени ветер утихает и мы отправляемся.
В открытом море волна мелкая и противная, яхту качает как-то так, что мне не помогают ни песни, ни таблетки. Отвлекаюсь от тошноты чисткой овощей – мы с Галей обрабатываем кабачки и баклажаны, делаем на обед рис и икру. Потом ложусь навзничь на палубную скамеечку – так не тошнит. Небо серое, море тоже серое, но ветер тёплый. Ни малейшей досады, что мы не разогнали тучки – а мы и не разгоняли с утра. Ощущение, что погода максимально подходящая для здесь и сейчас. Потом начинает брызгать дождь, и я сдаюсь – ухожу в носовой кубрик и ложусь рядом с Машей.
Мы дрыхнем до самых Соловков. Один раз просыпаюсь от чувства ответственности за приготовление обеда, а потом отпускаю этот процесс на волю остальных девчонок. Отдаю кухонную власть в их руки, пусть уж. Встаю, когда уже видны шпили Соловецких церквей, и первым делом интересуюсь:
– Василия покормили?
– А ты как думаешь? – почему-то осаживает меня Арида. М-да, видимо моё узурпирование кормления единственного мужчины на борту вызывает определённую реакцию. Но я не специально, чесслово! Просто девчонки как-то стеснялись, выкали, «товарищкапитанили». А я ему: «Василий, чаю хочешь?», а он: «Можно». И стряпню свою – ему на тарелку, и чего-нибудь мясного сверху (сначала мы скормили Василию ветчину, взятую Машуней в дорогу, потом – колбасу, купленную в Чупе, сегодня дошла очередь до тушёнки). В общем, само собой вышло, что раз я готовлю, то и кормлю нашего капитана.
– Думаю, нет, – шучу я.
– Ну так пойди и у него спроси, – не принимает шутки Арида. Так, сегодня готовила не я. А права, типа, заявляю. Интересно, какие-такие иерархические архетипы в нас сейчас заворочались?
Наскоро хватаем с Машуней холодный рис с овощами (и нечего привередничать, раз проспала!), лезем на палубу. Море и небо по-прежнему серое, остров впереди – плоский и в деревьях. Швартуемся мы у дощатой пристани. Вода низкая, глаза как раз на уровне помоста. Кроме нас пришвартован большой корабль, названия не вижу, а совсем рядом – баркас «Олеся». Привет, подружка! По помосту бегает кобелёк, лайка бледно-рыжей масти. Красивый какой! Он аж приплясывает, так ему хочется спрыгнуть к нам на палубу, но не подобраться – высоко и далековато.
– Ой, его надо покормить! – подхватывается Вита и надолго исчезает внизу. Пёс уже успевает испробовать все способы подобраться к нам поближе и даже убегает ненадолго. Но потом возвращается, и они, наконец, встречаются: этот рыжик и банка с остатками свиной тушёнки, куда Вита накрошила хлеба.
На остров выбираемся при расходящихся тучах и полном параде: в юбках, сарафанах, шалях и платках. Почему-то хочется ступить на эту землю в таком, этническом виде. Веселимся по поводу рекламы «Соловки-отель», затем атакуем прибрежный ларёк с сувенирами. И первое, что замечает Надюшка – книгу «Ткани и одежда Поморья». Её и хватаем, купив аж четыре экземпляра и вызвав шок у сонной продавщицы, испугавшейся, что она обсчиталась. Книжка за 100 рублей – самый приемлемый по цене и качеству сувенир. Деревянная ложка здесь стоит 150 рэ, а резной ковш – 10 тысяч.
Сувениры вообще оказываются главным здешним бизнесом – ларьки попадаются на каждом шагу. Второй по популярности бизнес – прокат велосипедов. Размышляю об этом, пряча фотоаппарат под шалью – не смотря на солнце, припустил дождь, и сильный. Когда доходим до очередного сувенирно-велосипедного места, в небе появляется радуга. Огромная, полной дугой, не помню, чтобы видела такую когда-нибудь в своей жизни. Радуга делит небо на две части – светлую под ней и тёмную над ней. А потом появляется вторая радуга, и теперь небо тёмное только между дугами, а выше и ниже – голубое.
Дождь заканчивается, мы дивимся на радугу. Это знак? Остров нас принял? Нижняя дуга даёт второй комплект полос, и радуга получается тройной.
Дождь закончился, солнце сушит промокшую шаль. Мы дошли до крепости и одновременно – до местного центра гостеприимства. Именно так это здание и именуется в многочисленных схемах, расставленных по дороге. Крепость возвышается мощными башнями из валунов, тычет в голубое небо деревянными конусами шатровых крыш. У башен по-домашнему пасётся корова с бычком. Центр гостеприимства разместился напротив, в крыле двухэтажного деревянного дома. Должен работать до семи, сейчас полседьмого, но уже почему-то закрыто. Так что наши планы – купить экскурсию на Заяцкий остров – пришлось отложить назавтра.
Топаем дальше, ищем баню и магазин, за полчаса пути не попалось ни того, ни другого. Магазин отыскался в бараке времён УСЛОНА, о чём сообщает табличка. Соловецкое райпо, помтовары с одного крыльца, продовольственные – со второго. Встаём в длинную очередь. Нам с Машуней очень кушать хочется, спросонья-то толком не ели. А девчонкам хочется бани, и вскоре Арида появляется с известием: до закрытия бани чуть больше часа. Поэтому нужно быстро-быстро бежать на яхту, собрать вещи и быстро-быстро возвращаться, если мы хотим успеть помыться. Мыться мы хотим, но быстро-быстро бегать туда-сюда, чтобы на полчаса зайти в баню – нет. И мы с Машей решаем, что лучше помыться из чайника. И дожидаемся-таки своих булок с повидлом, йогурта, коробки с яблочным соком и мандаринов.
Обратно гуляем не торопясь, заходим в крепость. У входа – короба с юбками и платками, но мы в своём. Дворик внутри – чистый, аккуратный и тихий. Не следа той грозной силы, что исходит от внешних стен. Белёные здания, плиточные дорожки, цветы на клумбе. Встречаем Галю, которая тоже решила не мыться по-быстрому, поодаль бродит одинокая Наталья. Получается, наша группа стихийно распополамилась: кто-то побежал за вещами, кто-то предпочёл погулять по острову.
Осматриваем дворик уже вчетвером. Галя в своём скроенном из серого драпа сарафане, тёмно-синей флисовой рубахе, сшитой и расшитой по принципу народной и красном платке, завязанном «рожками», выглядит здесь на удивление уместно. Мы с Машкой, подозреваю, не столь органичны. Хотя мне вполне кайфово ходить в сарафане и шали по острову. И абсолютно всё равно, что думают по этому поводу остальные.
Крепость между тем живёт своей жизнью. По двору ходят монахи в чёрных рясах, студенты-стройотрядовцы штукатурят стену, мордастый дымчатый кот подходит знакомиться, несколько туристов ходят под колоколами, подвешенными над дощатой платформой. Мы тоже поднимаемся. Я не удержалась, подлезаю под один и разок стукаю. Туристы, несколько человек, быстренько смываются, чтобы им не влетело, наши остаются. А я стою под колоколом и слушаю вибрации. Они держатся долго-долго, потихоньку переходя порог восприятия ушами и ощущаясь уже не столько слухом, сколько кожею и внутренним ответным трепетом.
Состояние после крепости спокойное, ровное, благостное. Остров нам нравится, всем четверым. А попавшаяся по пути Вита решает и наш вопрос с баней – ей дали телефон тёти Лены, с которой можно договориться.
Усевшись на лавках у пристани, мы болтаем о своём, о женском, пока на нас не натыкается необычно весёлый Василий.
– Вот где моя команда! А я смотрю – куда все девались?
– Мы гуляем, остальные в бане, – весело докладывает Маша.
– А мне придётся швартовку поменять, там корабль должен подойти. Будете через другое судно на яхту перелезать.
Ну, перелезать, так перелезать.
– Василий, ты там без нас нашёл, что поесть? – спохватываюсь я.
– Да чего мне там есть! Я уже в гости сходил!
Ну да, сама не вижу, что ли? Капитан-то наш, похоже, выпил!
Мы между собой комментируем это событие и наблюдаем, как наша яхта, включив ревун, отходит от причала и движется куда-то далеко-далеко…
– Он, случайно, не в открытое море отправился? – вяло интересуюсь я. У меня на борту остались и деньги, и паспорт.
– Да и ладно, – меланхолично замечает Галя. – Деньги у меня с собой, до Архангельска доберусь, а там у нас проектная группа работает, выручат, если что.
– А мы вот сейчас у товарища офицера спросим, – увидела моряка глазастая насчёт мужиков Машка. – Где выход в открытое море?
Офицер, улыбаясь, показывает в сторону, противоположную той, куда уплыл (пардон, ушёл!) Василий, и я успокаиваюсь. Наш капитан просто катается. Однако стоило яхте вернуться к причалу, мы на всякий случай поспешили на борт.
Между бортом и причалом – новое судно, раза в полтора больше нашей девочки. Это мужик, называется «Архангельск». Присматриваемся, как лучше перебраться: отлив, палуба низкая, прыгать, что ли? Для Натальи с её ушибленным боком – проблематично.
– Чего вы хотели? – грозно окликает нас дядька с «Архангельска», типа, ходют тут всякие.
– А на борт к себе попасть, – спокойно отвечаю я, и тот виновато смягчается.
– Повезло вам, – напропалую кокетничает Маша, – столько женщин будет через вас перелезать!
– Восемь человек, и не по одному разу, – уточняю я.
Видимо услышав, какое нашествие им предстоит выдержать, появляются ещё двое «архангельцев» и начинают бурную деятельность по переводу нас с берега на яхту.
В итоге переход налажен с помощью двух табуреток и галантной поддержки местных джентельменов, один из которых, самый активный, не очень твёрдо стоит на ногах.
– Девчонки, а вы что, секта, в сарафанах ходите? – спрашивает он у меня.
– Нет, просто захотелось тут в таком виде походить. Слушайте, а почему женщина в сарафане для вас выглядит странной, а в штанах или мини-юбке – в самый раз?
Он молчит – а что тут ответишь? Когда переправа закончена, а пыл ещё не вышел, наш джентльмен щедро предлагает:
– Девчонки, хотите солёных огурцов?
– Хотим! – радуюсь я. Это ж самая моя любимая еда, лучше цветов и шоколадок!
Он щедро выносит трёхлитровую банку, и я ополовиниваю её, вылавливая в миску вкусные, в меру проквашенные огурчики, пахнущие чесночком. Ох, молодцы мужики, правильно посолили!
Потом мужички так же радостно переводят с берега остальных наших, свежепомытых, девчонок. Потом – опять нас, когда мы идём отыскивать баню, чтобы завтра вернуться туда в семь утра и успеть помыться до экскурсии на Заяцкий. Потом мы вновь идём через весь остров, любуясь на круглую луну над шпилями собора. А перед сном успеваем подивиться на Василия, который нашёл себе пьющую компанию – со второго борта к нам пришвартовался какой-то катамаран – и окончательно разрезвился, пытаясь и нас зазвать на веселуху.
День пятый. Соловки.
Ночёвка была беспокойной из-за веселья по соседству и на берегу, но всё же мы встаём в шесть утра, как собирались, и отправляемся в баню. До неё – полчаса ходу всё по той же дороге, которая, похоже, в посёлке единственная. Дом – за школой, которую и который мы вчера еле отыскали. И правильно сделали, потому что если вчера около полуночи окрестности кишели молодёжью, которая показала нам путь, то в шесть утра нам попадаются только собаки. Одна из них молча сидит на крыльце нужного нам дома и не думает подавать голос. Пришлось стучать в окно.
На стук выходит «тётя Лена» – молодая женщина лет двадцати. Провожает нас в баньку – домашнюю помывочную, где и мыться и париться – в одном помещении. Жар там сохранился со вчерашнего вечера и мы, вручив хозяйке по 150 рэ с носа и смирившись с тем, что париться не получится, устраиваем мытьё травяными мочалками, ладим друг другу ноги и плечи и не замечаем, как пролетают полтора часа. А к девяти уже договорились собраться у центра гостеприимства, чтобы оттуда плыть на Заяцкий остров.
Но с экскурсией нам облом – суббота, из Архангельска принимают полторы тысячи туристов, мест больше нет. На нашей «Моряне» нас туда не пустят, остаётся либо ждать до трёх часов завтра, когда место может быть будет. Либо не ехать вообще. Мы выбираем не ехать – очень уж велико ощущение, что не надо нам на Заяцкий. Что после полуторатысячной толпы лабиринт превращается в станцию метро, где ловить просто нечего. И взамен покупаем трёхчасовую экскурсию по соловецкой крепости.
К одиннадцати, к началу экскурсии, начинается нашествие туристов на Соловки. Пришёл большой теплоход, и поток людей идёт от пристани к центру гостеприимства, волоча за собой чемоданы на колёсиках. Нам по пути, и мы вместе с ними доходим от пристани до центра гостеприимства и ждём своего экскурсовода. На крыльцо выходит неприятная женщина и, покуривая, по-базарному прикрикивает на людей. Как-то нам в этой толпе неуютно. Привыкли уже к покою и одиночеству!
Не поехав на Заяцкий остров, мы сэкономили 5000. Экскурсия по монастырю тоже не из дешёвых – 2400 на восьмерых. Цены – на уровне московского кремля. Плюс за швартовку и стоянку с нас взяли полторы тысячи. Такое ощущение, что с нас внаглую стригут бабки!
Наш экскурсовод, молодой человек по имени Евгений, внешностью и задором очень похож на Андрея Малахова. Он раздаёт нашей группе в 20 человек оранжевые метки-липучки, чтобы мы не спутались с другими группами, и тут же у карты острова читает вводную лекцию о монахах Савватее, Германе и Зосиме, старцах-основателях Соловецкого скита. Евгений – студент педвуза, поэтому экскурсию ведёт, как урок по истории, что лично меня раздражает:
– Центральный собор был построен в таком-то году. Какой тогда был царь?
Никогда не держались в голове ни цари, ни даты!
– Николай Первый! – радостно вспоминает мужчина из нашей группы.
– Правильно! – поощряет Евгений.
– Садись, пять! Давай дневник! – добавляет Маша.
Нет, что и говорить, неглупые люди строили монастырь. Всё было придумано и продумано – отопление, подклети для припасов, готовка еды, сушка зерна, работа мельницы и прачечной. Но сколько же в эти стены вложено труда! Как, каким способом поднимали они эти громадные валуны на двадцатиметровую высоту крепостных стен и сорокаметровую высоту башен? Сколько времени лепили вручную эти громадные кирпичи, из которых складывали четырёхметровую толщину стен подклетей, трапезной, соборов, своды внутренней галереи, которыми заполняли зазоры между валунами и выкладывали перекрытия верхних ярусов башен, чтобы уберечь от пожара ярусы нижние? Что привело сюда тех, кто это делал? Что заставило тех людей отречься от жизни радостной и принять жизнь стоическую, полную тяжёлого труда? Вера в Господа? Почему же тогда она настолько пропитана страданием, что стены им буквально дышат?
Лозунг времён УСЛОН из местного музея: «Железной рукой приведём человечество к счастию». Когда-то и Русь крестили «железной рукой»…
Пересекаемся с группой немцев и Евгений рассказывает несколько забавных историй с иностранцами: как-то японские мужчины вслед за женщинами обрядились в юбки из корзинок у входа, посчитав, что они ничем не хуже женщин. В другой раз юбку натянул немец в шортах и с волосатыми ногами, которому сказали, что голоногим сюда нельзя. Иностранцев здесь полно, и для них билеты не по 300 рэ – по 100 евро.
К третьему часу хождения по крепости сил нет абсолютно. Всё собранное накануне делось куда-то, утекло в каменные стены. Хорошо хоть сувениров накупили в самом начале, решив не ходить по краеведческому музею. (Сладкий пряник в виде крепостной башни и подкова на счастье с Соловков – это нечто!) Мы все голодные, а сил вернуться обратно на яхту просто нет. Выясняю у Евгения, где тут можно поесть, чтобы прилично и не втридорога. Кафе «Кают-компания», знаю, мы мимо утром шли из бани. Тут недалеко, напротив магазина райпо.
Кафе – не кафе, скорее, столовка. В меню – соловецкая селёдочка, за которой и пришли. За один стол не умещаемся, рассаживаемся за два. Заказываем официантке то и это, радуясь, что в меню предусмотрены и постная еда. Но с селёдкой – пролёт, закончилась. И тогда, вслед за Надюшкой, заказываю себе на заедку солёный огурец.
Сморю на девчонок за соседним столом и чувствую, что они как-то не очень мне нравятся. Чувствую, что мы как бы разделены на «мы» – это Маша, я и Наталья за нашим столом – и «они» – все остальные за соседним. Официантка приносит наши салатики, мы понимаем, что забыли про хлеб и просим у девчонок пару кусочков. И Вита, которая готова накормить всех собак на острове, а знакомому Рыжику купила даже кусок молочной колбасы, вдруг жадничает, словно от сердца отрывает эти куски хлеба и говорит сварливым голосом, что надо было самим заказывать…
– Маш, что происходит, а? – изумляюсь я. «Столораздел» между нами почти осязаем.
– Не знаю. Переклинило их, что ли…
Мы заказываем хлеба с запасом, возвращаем «долг», едим не слишком вкусную еду. Потом приносят общий чек, а счёт не дают («У нас компьютер сломался!»), и девчонки долго пересчитывают на салфетке, кто чего и на сколько наел. У нас не сходится рублей на двести. Но мы не знаем, почём тут солёные огурцы.
В столовой душно до головокружения. Да и пусть бы их, эти двести рублей, на восьмерых раскидать – мелочи! Но девчонки с «того» стола идут разбираться, а «наш» стол выбирается на воздух и идёт на яхту.
На яхте наваждение ушло. Мы ушли с территории острова, и он будто бы ослабил свою хватку. Захотелось скорее убраться отсюда. Опухший после вчерашнего Василий, виноватый и подрастерявший свою капитанскую царственность, сокрушается, как же это его вчера угораздило.
– Я к вечеру отойду! – обещает он, потирая левую сторону груди.
– Куда? – интересуюсь я. – В мир иной? Нет уж, оставайся с нами!
Тем временем возвращаются девчонки, и морок, который лёг на них в этой столовке, испаряется. Они хохочут – два огурца, как им объяснили в кафешке, как раз и стоят эту разницу в двести рублей. Выходит, «архангельские» мужики нам вчера сделали царский подарок! Выдали огурцов тыщи так на полторы!
Уже потом, вспоминая и анализируя, что же с нами произошло на Соловках, и почему остров, вчера ласковый и милый, сегодня вдруг так вызверился, мы поняли, когда это началось. С того момента, когда открылся центр гостеприимства. С того момента, когда стали торговать страданиями острова. Торговать цинично и неприкрыто, стремясь не поделиться, не обменяться, а – урвать. И мы, согласившись на эти правила игры, словно подпустили к себе тёмных тварей, сущностей, перекрывших нам солнце. Наверное, это был тот самый «наезд», о котором ещё в поезде предупреждала Арида.
День пятый. Полнолуние.
С Соловков мы снимаемся сразу же, как все собрались на борту. Оставаться здесь не хочется ни минуты. Скорее, скорее на следующий остров, где тоже есть лабиринт и, по рассказу Василия, хорошо сохранившийся. Его обнаружили всего лет шесть назад и подойти к этому острову тоже можно не в любую погоду. Так что место точно не истоптано.
Всю дорогу до острова мы спим. На остров выползаю с тяжёлой головой и ощущением, что не совсем проснулась. Нам помогает сойти на берег какой-то мужчина – остров не так уж необитаем. Здесь уже бродят трое человек. Впрочем, они нам не мешают, довольно быстро уходят на свой катерок и уплывают. А мы вжгонимся, чтобы стряхнуть с себя Соловки. Голова мутная и тяжёлая. Небо над головой – в низких перистых облаках. А вот лабиринт хорош – чёткий, ровный, зеркальной спиралью, все камешки на месте, в центре – острый валун торчит антеннкой в небо. У входа в лабиринт – ровная каменная «стартовая площадка». Мы еле двигаемся. Машка вообще волочит ноги. Ариду тошнит. Она думает – от столовской капусты.
– Давайте пройдём лабиринт дважды, – предлагает Арида. – Сначала на очищение от Соловков, потом на наполнение новым и чистым!
Она открывает пространство лабиринта и запускает туда первых желающих. Девчонки идут медленно, мне со стороны хорошо заметно, что идут не просто так – в процессах. Каждая – со своим и за своим. Хатанга жадничает – уселась на камень-антенну, берёт поток сразу на себя. Кажется, хапнула с избытком – не дошла до выхода, перескочила через «стенки» и ушла в сторону от нас.
Вспоминаю про музейную метку, отлепляю от куртки, прилепляю к камешку. В голове сразу проясняется. Ничего себе, за что держались Соловки! В лабиринте меня словно подхватывает медленным течением. Иду по узкой траншейке, смотрю под ноги, наступает что-то вроде лёгкого транса. Никаких особых образов и ощущений не приходит, хотя несколько раз хочется потянуться всем телом. Добираюсь до серединки, стою с закрытыми глазами. Такое ощущение, что спираль всё ещё закручивается. Иду по её движению и «схлопываюсь» в точку – сажусь на корточки и закрываюсь. Потом встаю и разворачиваюсь, вырастаю до неба и поднимаю руки вверх, навстречу потоку. В стороне рыдает Хатанга – что-то ей лабиринт разворошил. Я же абсолютно спокойна – ни эйфории, ни истерики. Выхожу, раскручивая спираль в обратную сторону. А потом ложусь на землю, так как понимаю, что переполнена. И что эту переполненность нужно как-то уложить Я что, тоже пожадничала? Ложусь набок, смотрю на небо. Облака уже синевато-розоватые – закат. И нездешние. Полное ощущение, что и я не совсем здесь. Что я – в другом мире. Или во сне.
За лабиринтом – что-то вроде стены из круглых камней. Идём туда и видим, что это – курганчик, от которого расходится несколько каменных лучей-загогулин. Что-то вроде ярги? Рядом – тёмный силуэт на земле. Похоже на птицу: треугольник крыльев, треугольник хвоста. Чуть дальше – три пирамидки-насыпи с овальными камешками на верхушках. Камешки поставлены торчком, пирамидки выстроились в одну линию от кургана к морскому берегу. Василий, отправляя нас на остров, говорил, что это – могильники. Но нет ощущения, что это захоронения. Скорее, хранилища.
Ариде совсем плохо, до рвоты. На капусту грешит зря – Галя тоже ела, ей – ничего. Возвращаемся на яхту. Василия лихорадит.
– Да, ёлки, с острова ж вышли, нормально всё было! Башка только трещала! – удивляется он. Трясти его, похоже, начало в тот момент, когда мы пошли по лабиринту. Не удивительно. Василий – часть нашей группы, часть нашей системы. Очищаемся мы, очищается и он. Арида заваривает листы брусники и берёзы. Пьёт сама, передаёт Василию. Несу я, впервые проникая на его территорию – кормовой кубрик. До сих пор мы с ним сообщались только через палубу. В потёмках спотыкаюсь, больно стукаюсь голенью, чуть не разливаю настой (Арида потом комментирует: «Это знак. Твой путь к мужчине сопряжён с болью»). Нашего капитана лихорадит, лоб горячий. Он безропотно пьёт из кружки. Минут через пятнадцать так же безропотно запивает второй порцией настоя пригоршню активированного угля – очищение очищением, а последствия вчерашней пьянки тоже сказываются.
По-быстрому готовим ужин. Девчонки насобирали на острове сыроежек, а у меня как-то не лежит к ним душа, да и чистить их, похоже, никто не хочет. Я собираюсь пожарить картошку с кабачком и пытаюсь втихую выкинуть грибы. Но Надюшка вовремя поднимается на палубу, чтобы поймать меня за руку. Она выговаривает мне за бесцеремонное обращение с дарами природы и сама их и готовит, потушив со сметаной.
В третий раз я захожу к капитану уже просто с кружкой воды с лимоном, чтобы ночью ему было что попить. Это вместо ужина. Арида тоже спряталась в кубрике от запаха пищи, так что в самую главную ночь этого похода две наши главные фигуры, мужчину и женщину, лихорадит. (Это что, тоже знак? О чём?) Лунное затмение мы встречаем на палубе без Ариды и в полной тишине. Это такой момент, когда нельзя ничего желать и ничего загадывать. Луна прячется за тучами, лишь пару раз выглянув маленьким ярким глазком. Ухожу на нос, пою «Сиз-соколика». Арида потом говорит, что зря. Луна сейчас такая, что может силу развернуть в плохую сторону. А я о силе и не думала. Просто захотелось спеть луне…
Наверное, что-то такое я всё же развернула. Или в лабиринте хапнула информацию пакетом прямо в подсознание. Как бы то ни было, сны, которые мне потом снились, были плотными. И тёмными. А якорем, который меня из них вытащил – мочевой пузырь. Очень хотелось в туалет, и я шла за этими позывами, выдираясь из снов слой за слоем. А они снились и снились, как будто я открывала матрёшку за матрёшкой, но не снаружи, а изнутри. И в каждом таком слое от меня что-то хотели, что-то требовали, и я была в чём-то виновата и должна была сделать что-то такое, что обещала, но не сделала. В каждом сне – лица моих попутчиц, и это сбивает с толку, мне каждый раз кажется, что я уже проснулась. И я даже ощупываю себе лицо, зная, что если ощущаю – то проснулась. И ощущаю, и всё равно это – сон, из которого мне опять нужно выбираться…
Кажется, я чудом не описалась – несколько раз мне снилось, что уже можно. Но я в конце-концов выпутываюсь из снов и ощущаю себя лежащей в спальнике на полке в кубрике. Проснулась, наконец. Опять чуть не проваливаюсь в сон, но ловлю себя, вытряхиваю из спальника и отвожу в гальюн. От этого брождения по снам осталось чувство страха, и тьма пугающая, как в детстве. Я даже свет включаю, чтобы разогнать этот страх. Быстро пробираюсь обратно, заныриваю в спальник и почему-то думаю о картошке, которая осталась в сковородке – вкусная получилась. И тут же возникает картинка, как я сижу в темноте у стола и ем из сковородки. Нет, не ем. Жру. Чавкаю. И лицо у меня… Личина. Мамочка дорогая, это какая же такая дрянь из меня попёрла по затмению?
Потом снятся сны полегче, но тоже непростые. Будто бы я взяла с полки почитать дешёвую книжицу. А там – чёрные бусины (точь-в-точь ягоды голубики) плавают в белёсой взвеси-слизи. И нельзя допустить, чтобы они слились обратно в продолговатый рубин (вытянутый огранённый овал). Камень этот замешен на крови и силу имеет страшную и великую. А какую и почему – об этом в первой книжке, которую я не читала…
День шестой. Остров сейдов
 К утру отпускает и Ариду, и Василия. На завтрак мы ему выдаём чаю с сухарями. В мусоре отыскались банки из-под коктейля, которого он насосался на Соловках: смесь химии, спирта и газировки. Не мудрено, что затрясло мужика. А тот признаётся покаянно, что спьяну, некурящий, кальяну покурил. С его-то статями – втянул раз, кальян пустой. В общем, набедокурил наш капитан, растерял всю свою величавость. Видимо, много чего накопилось, пока шёл с нами эти дни, вот и выплеснул. Зато и роднее как-то стал, расслабился. Начал к нам за стол выходить чаёвничать, про внуков рассказал, про то, что у жены день рождения вчера был.
Потихоньку мы добрираемся к последнему острову в нашем расписании. Песчаный пляж, полоска леса, далее – скалы. В лесу – палатки с подростками. С неба моросит, на берег выходить не хочется. Надежда, тем не менее, вышла, насобирала пакет иван-чая и очередных сыроежек. Василий учит, как добраться до сейдов – пешком, по тропке, через скалы – но меня совсем не тянет лезть туда по мокрым валунам. Да и вчерашней информации – с избытком, новые впечатления девать некуда. Остальные тоже как-то засомневались насчёт похода и решили погодить.
Пока суть да дело, мы решаем сделать куклу-нянюшку в подарок Василию. И привязать её к бутылке коньяка, что купили загодя на Соловках. Куклу взялась делать Галя, однако и у меня руки зачесались. Так что получилось у нас две куколки. Оказалось, что не зря – Наталья выяснила, что у Василия две внучки.
Дождь-дождём, а на берег хочется. Мы с Машей натягиваем дождевики-сапоги и выбираемся на берег за иван-чаем. В Подмосковье иван-чай уже отцвел, а здесь он знатный – сочный, зелёный, в самом цвету. Чаю из него насушить – вот это сувенир будет с Севера! Мы с Машкой как две козы ощипываем листики, складывая их в чёрные мешки для мусора, и попутно собираем подвернувшиеся грибочки. Один раз даже подвернулся подосиновик, который я приняла за сыроежку. За этим делом я расслабляюсь, благосклонно принимаю прекратившийся дождь и, наконец, чувствую умиротворение, которого меня лишили сначала Соловки, а потом и сегодняшние сновидения. Мы с Машей не следим за временем и встрепенулись только тогда, когда нас позвал яхтенный ревун.
Девчонки без нас, оказывается, время зря не теряли. Сбегали на берег, покрутили насчёт тучек, сварили макароны с сыром, а теперь собираются всё-таки к сейдам. Наталью с её ушибом и непригодной для лазанья обувью оставляют на яхте. Я тоже остаюсь – ну нет места для новых впечатлений, пусть даже меня уже третий год занимает вопрос, что же такое сейд. А Машуня идёт.
На яхте каждый из нас ловит свой кайф. Василий отсыпается. Наталья чистит грибы. Я мну и режу иван-чай. И как-то даже не верится, что сегодня ночью нам возвращаться в Москву, хотя я и собрала уже в рюкзак все вещи... За этими мыслями мы с Натальей чуть не сожгли грибы на сковородке. Я бросаюсь спасать жаркое и в конце-концов пересаливаю. Впрочем, вперемешку с утренними макаронами всё оказывается вполне сносным. И когда девчонки возвращаются, все, включая Ариду и Василия, едят это варево без претензий. Претензии есть у меня. Я вдруг понимаю, что грибы я поела зря. Как-то они не пошли.
Девчонки переполнены впечатлением от сейдов. Лезли они к ним, буквально штурмуя отвесную скалу. А обратно вернулись легко, потому что на их счастье наши соседи-подростки пришли туда с инструктором и показали им нормальную тропу.
Сейды оказались тотемами, фигурками животных, сложенных из валунов. Арида показывает на фотике улитку, утёнка и ещё кого-то симпатичного, поставленного на ножки-камешки. Местные шутники наваяли в том месте собственных «сейдов», укладывая валуны лебёдкой. Но девчонки говорят, что сразу почувствовали настоящие тотемы. А потом инструктор подростков тоже на них показал. Говорят, что настоящие фигурки – живые, от них исходит радость. И вообще, всё это место – такое радостное и светлое, что из них вылетела последняя муть, оставшаяся с Соловков.
На этой радости мы и добрались до порта в Кеми. Добрались неожиданно быстро, и когда Василий дал нам полчаса на сбор вещей («Через час начнут приходить большие корабли, разберут все машины и вы не доберётесь до вокзала!»), он застал нас врасплох. Впрочем, Хатанга успела доделать третью куклу, кормилку, специально для Василия. И мы успели привязать всех троих куколок к бутылке коньяка и вручить этот набор нашему капитану.
 – Куклы – внучкам, кормилка – чтобы тебя комила, чтобы всегда был при деньгах. А коньяк – чтобы впредь знал, что пить надо!
Полчаса на сборы нам, как ни странно, хватило. Хатанга, уверенная, что оставила джинсы в вагоне, а штаны на острове с менгерами, отыскала и то, и другое. Вита, шустро упаковавшая свою сумку, кинулась помогать Гале, чем довела её до истерики, так как та не понимала, где и что теперь у неё лежит. Я, обшарив все возможные карманы, обнаружила, что посеяла ключи от квартиры и призадумалась, считать ли это знаком на уход, и как я попаду домой в пять утра. И, тем не менее, в конце концов все выбрались со своими вещами на причал. Мои ключи нашлись под матрасом, Галя успокоилась, Наталья, не смотря на ушибленный бок, самостоятельно тащила и рюкзак, и сумку.
Фотографируемся на пристани на память с Василием, который уже успел вызвать для нас машину. Обнимаемся.
– Спасибо, Василий, с тобой очень хорошо плавалось!
– Не плавалось, а ходилось!
– А это когда как! Кому ходилось, а кому и плавалось!
Он поспешно отчалил, будто сбегая от нас, и, отойдя немного, поднял парус. И мы, наконец, увидели со стороны, как наша красавица «Моряна» (которую Василий, кстати, собрал собственными руками, в сарае, по чертежам) хороша при полных парусах…
Когда я отвожу взгляд от моря, вижу в небе за нашими спинами тонкое перистое облако. Оно напоминает райскую птицу – два круглых крыла, два длинных пера в хвосте – которая от нас улетает.
– Арида, смотри, богиня Дана отозвала свою берегиню! – показываю я. Всё, закончено наше путешествие!
– Мы Дане спасибо не сказали! – спохватывается Арида. И мы привычно берём по куску хлеба. Выстраиваемся линией у причала. И говорим богине Дане спасибо за замечательное путешествие, которое сделало нас богаче на целую жизнь.
Чайки дружно кидаются на куски хлеба в воде, выхватывая их на лету. Всё, наше пожертвование принято. Богиня к нам благосклонна.

Возвращение
Машина, оранжевый микроавтобус, приезжает за нами через час. Водитель, удивившись, что в группе только женщины, кидается помогать нам с багажом, распихивая его по салону.
– Какие в Кеми мужчины галантные!
– Ну, так научили!
– А где на таких мужчин учат? Скажите, мы хоть места знать будем!
– В культпросветучилище, по классу баяна!
В общем, и напоследок нам повезло с мужчиной. Он нас бережно везёт до вокзала, устроив попутную лекцию про Кемь. А меня мутит, и всё сильнее. Воспоминание о недавних грибах отзывается приступами тошноты. Отравилась? Но грибы ели все.
Сквозь тошноту воспринимаю всякие мелкие события. Хатанга умудрилась оставить ботинки в салоне автобуса. Нет мест в зале ожидания, и мы решаем устроиться в вокзальном кафе, которое открыто до трёх ночи. Я вижу в окно, что наш водитель ещё не уехал и курит у крыльца. Растеряша Хатанга получает обратно свои ботинки. Галя не в курсе, что всё уладилось, и переживает за ботинки ещё целый час. Мы с Машуней идём в магазин. Она – за провизией в дорогу. Я – за кефиром в надежде унять тошноту.
Не уняла. Так, как меня полоскало и выворачивало в туалете кемского вокзала, меня не полоскало и не выворачивало уже давно. Похоже, я приняла от Ариды эстафету. И моё настоящее очищение начинается только сейчас.
Оно ещё будет продолжаться и в поезде, где я проспала почти сутки. И в Москве, в которую я душой окончательно вернулась только на исходе третьего дня. И многие вещи, которые в поездке казались само собой разумеющимися, увидятся чередой волшебных совпадений, превративших авантюрную, в общем-то, затею малоподготовленных к морскому путешествию баб в потрясающую экспедицию. Экспедицию в сакральные места Беломорья. Экспедицию в глубины своей души, которые нужно научиться видеть и чувствовать. А иначе как, если хочешь жить по душе?
В дороге стошнило хохотушку Машу, последнюю из нас – дети, игравшие в проходе, что-то такое разворошили... Материалистка Вита, мысленно прощаясь с последним островом, увидела, как по камням прыгают маленькие гномы в серых плащах, его настоящие хозяева. Ответственный работник Галя решила выходить на работу не сразу по приезду, а дня через три. Ничего, как-нибудь потерпят без неё ещё немножко! Надя, позвонив любимому мужчине, сказала, что знает, каким бизнесом теперь стоит заняться. И что ей обязательно понадобится его помощь. Я же опять начала писать стихи, которые как-то перекрылись после февральского лунного затмения. И я уже подумала, было, что – навсегда.
А в небе двойная радуга
Повисла цветной шарадой
И если она не разгадана,
Наверное, так и надо
И если она увидена –
Наверное, самое время
Уйти за границы обыденного
Приблизиться к откровенью.
А радуга выпуклой аркою
Делит небо на части.
На ту, где всё радостно-яркое
И ту, где темно и ненастье.

Москва - Беломорье, июль 2008

Если появилось желание отблагодарить автора, то средства в поддержку можно перевести на карту Сбербанка 5469380013830798 или на Яндекс-кошелёк 41001562292843