Дон Кихот монашества Антоний Бочков и его поэзия

       Поэт, который редким чудом
       Умел сберечь до поздних дней
       Огонь поэзии под спудом
       И им пиры мирских ночей
       Не озарял, но как лампаду
       Для ликов Божиих сберёг –
       Тому подаст Свою награду
       Отец и Дародатель Бог[1].
               Игумен Антоний (Бочков)

В истории русской литературы XIX века немало духовных поэтов, чьи имена пока известны только литературоведам, изучающих эту эпоху. К числу таких поэтов относится игумен Антоний (в мире Алексей Поликарпович Бочков, 1803-1872), настоятель Череменецкого монастыря Петербургской епархии, окончивший свои дни в подмосковном Николо-Угрешском монастыре.

Стихи Бочков начал писать в юности. Тогда он увлекался небольшими альбомными стихотворениями и переводами с французского, который знал в совершенстве, получив блестящее образование во французском пансионе. Происходил он из богатой купеческой семьи, но семейный бизнес продолжать не стал: предпочёл сдать в аренду известные на весь Петербург Бочковские бани и заняться творчеством.

Бочков быстро приобрёл известность в литературных кругах, в которых имел много знакомств, в том числе с А.С. Пушкиным и Н.В. Гоголем . В прозе он был последователем и единомышленником А.А. Бестужева-Марлинского, сочинения которого ценил очень высоко. Однако лучшие повести А.П. Бочкова о ливонском рыцарстве «Красный яхонт» и «Монастырь святой Бригитты», опубликованные в «Календаре муз на 1826 год», не являются прямым подражанием Бестужеву-Марлинскому. В них явно проступает творческая индивидуальность автора. Его оригинальный слог отличается от бестужевского, несколько тяжеловесного и «кудрявого», большим изяществом, простотой и одновременно поэтичностью, отчего легче воспринимается современным читателем. Сюжеты «рыцарских» повестей Бочкова, в отличие от бестужевских, обычно имеют трагическую развязку в духе Шекспира. Повести Бочкова довольно лаконичны, написаны в форме пересказа преданий, якобы слышанных автором во время путешествий по Эстляндии, куда он возил на лечение жену Анну Прокопьевну (1805-1827), урождённую Пономарёву, заболевшую туберкулёзом после страшного наводнения в Петербурге в 1824 году.

В примечаниях к очерку «Екатеринентальский сад и церковь Св. Николая в Ревеле»[2] А.П. Бочков приводит своё раннее стихотворение о рыцаре, который предстаёт перед ним в образе небесного паладина:
 
Наш храбрый паладин наличник опускает
 На грозное лицо своё,
 Берёт огромное копьё
 И на коня, как молния, взлетает.
 С какою ловкостью герой сидит в седле!
 Дамасской сталью грудь покрыта,
 И гордого коня копыта
 Едва касаются земле.

Это стихотворение, одно из немногих опубликованных, даёт некоторое представление о раннем периоде поэтического творчества А.П. Бочкова, который условно можно назвать «рыцарским» (условно, потому что он писал не только о рыцарстве), или романтическим. До 1832 года, по словам его друга и издателя А.А. Ивановского, он «много писал, но мало печатал»[3].

Смерть горячо любимой жены в 1827 году стала большим потрясением для молодого литератора. Тяжёлый душевный недуг, который он перенёс, подтолкнул его к решению отказаться от мирской жизни. С 1828 года А.П. Бочков путешествовал по монастырям, но нигде не мог найти того идеала монашеской жизни («как в первые века христианства»), к которому стремился. Наконец, в 1837 году он стал насельником Троице-Сергиевой пустыни близ Петербурга, где принял рясофорный постриг. Архимандритом пустыни с 1833 года был святитель Игнатий Брянчанинов (1802-1867), впоследствии епископ Кавказский и Черноморский. Образованный и талантливый о. Игнатий, автор богословских трудов и духовных стихотворений, стал наставником и другом А.П. Бочкова. Много лет они состояли в переписке.

Духовные искания приводят А.П. Бочкова почти к полному отказу от литературного творчества. В 1844 году в Полтаве он постригается в мантию с именем Антоний, спустя год его возводят в сан иеромонаха. О. Антоний подвизается в разных монастырях (большей частью в Старо-Ладожском монастыре Петербургской епархии), совершает несколько путешествий на Афон и в Святую Землю, посещает европейские страны. В 1862-1866 годах о. Антоний настоятельствует в Иоанно-Богословском Череменецком монастыре, что в 20 км. от г. Луги.

В письме к монахине-поэтессе Марии (Елизавете Николаевне Шаховой) от 8 апреля 1864 года игумен Антоний писал: «До 1848-го года и даже до 1850-го я не читал ни журналов, ни стихов с 1836-го года. В эти 12 лет стихосложение уже так пошло вперёд, что за ним мне следовать едва ли можно. А в 1851-м году в Ладоге я стал писать стихами. Потом, когда начал читать новейшие журналы, то ужаснулся слабости своих трудов; не говорю о мыслях, но о конструкции. После Фета, Бенедиктова, Мея, Майкова, Некрасова все усечения сделались уже смешными: преклонены, воспламенены почти изгнаны из Поэзии. Глаголы уступили место новым словам»[4]. Творческое молчание о. Антония было, видимо, неполным, поскольку в одном из писем к матушке Марии он упоминает написанную им в 1840 году поэму в прозе «Повилика, обвивающая дуб».

Вернувшись к литературному творчеству, игумен Антоний пишет преимущественно поэмы, большие эпические стихотворения и стихотворные послания. Чистой лирики у него немного, его стихотворения малых форм правильнее отнести к лиро-эпическим произведениям. Он и сам хорошо сознавал эту особенность своего дарования, когда писал: «Для меня картины легче лиризма. Истинный поэт соединяет те и другие»[5].

Проф. С.Г. Исаков[6], исследуя творчество о. Антония (Бочкова), разделил его поздние сочинения на две группы. В первую он включил произведения, рисующие лучшие стороны духовной жизни: поэмы на евангельские сюжеты, переложения житий святых древности, стихотворные повествования о подвижниках благочестия, которые были современниками автора, большой поэтический цикл об Афонском восстании [7] во время национально-освободительной войны в Греции в 1820-х годах. К этой же части исследователь относит стихи о природе, архитектурных достопримечательностях, переложения псалмов и стихотворения, написанные в этом стиле. Ко второй группе С.Г. Исаков отнёс сатирические и юмористические произведения о. Антония, рисующие негативные стороны жизни. С.Г. Исаков отметил, что в произведениях этой группы сильнее реалистическое начало, характерное для поэзии 1850-1860-х годов, тогда как в произведениях первой группы много элементов романтизма и архаики, ориентированной на поэзию 1820-х годов.

Нам же представляется, что малые стихотворные формы в творчестве о. Антония Бочкова заслуживают отдельного внимания. Небольшие лиро-эпические произведения о. Антония - это как бы связующее звено двух основных частей его творчества, в котором соединились элементы романтизма и реализма, архаики и современности. Да и вообще разделение произведений о. Антония на группы весьма условно, ибо в так называемых сатирических его произведениях много романтизма.

В поэтических сочинениях о. Антония нет явной назидательности и почти нет религиозно-философских рассуждений в высоком стиле. «Чтобы быть верным самому себе, я поэзию свою и называю звуками гитары: “Могу я отвечать гитарой, не псалмом. Гитара инструмент презренный, позабытый, служителям оставлен от Господ (бывших до меня Св. писателей). В нем струны, как в душе моей разбитой, для лёгких песен, не для од”»[8], - писал о. Антоний м. Марии (Шаховой).

Автор был, пожалуй, себе самым строгим судией и, как правило, оставался недовольным своими творениями, которые однажды даже назвал «стихотворным бредом»[9], болезнью. Он писал м. Марии, что у него «слабых, прозаических стихов довольно найдётся»[10].
Игумен Антоний считал, что «весьма трудно поэзию заманить в монашескую келью <…> Поэзия монашеская видно ещё не начиналась. Наши опыты не продвинут её вперёд»[11]. Своим сатирическим даром он порой тяготился: «Страшно становится за себя и за ответственность перед Судиёю, а удержаться не могу: сатира так и каплет с пера, и я премножество отгонял и уничтожил своих стихов в этом желчном роде»[12]. Отношение к собственным сочинениям о. Антоний выразил в стихотворении «Бред засыпающего над костылём кладбищенского старца»[13]:
 
 Стихи мои – поблёкшие венки
 Болотного, приземистого моха, –
 Не украшение для гробовой доски –
 Но видно мне их петь до мертвенного вздоха.
 Зачем мне налагать на старые кресты
 Мои бумажные, поддельные цветы?
 Затем, что я во сне гуляю на кладбище
 Воспоминаний, чувств, дум и скорбей моих.
 Здесь всё в смешении на гробовом жилище:
 Стихи Давидовы и Ламартинов стих.
 Во сне жезлом коснув обломков пирамиды,
 Встречаюся с разрушенным столбом.
 Когда б я бодрствовал, то пел бы панихиды
 И о друзьях моих, и о себе самом –
 Читал бы я слова божественной Псалтири
 В надгробном храмике и в тишине ночной.
 Но... забываюсь я... и [хладный] ветр Сибири
 Поёт мне песнию тоскливою, степной.
 Неситесь вместе с ним своею лёгкой ношей
 Мои иссохшие, поблёкшие венки!
 Вас время погребёт под снеговой порошей,
 И дружба сохранит немногие листки.

И действительно, почти всё поэтическое наследие о. Антония (Бочкова) осталось не опубликованным. Исключение составляет только короткое стихотворение «Иоанн Богослов»14. Критическое отношение к своей поэзии, постоянная неудовлетворённость ею, скорее всего, и помешали о. Антонию издать сборник, о котором ему писал свт. Игнатий Брянчанинов 11 августа 1864 года: «Дар слова несомненно принадлежит к величайшим дарам. Им уподобляется человек Богу, имеющему Своё Слово. <…> В воображении моём уже рисуется книга стихотворений Ваших, достойно именуемых и священными, и изящными. О! да увижу событие ожидания моего, да возрадуюсь о нём радостью духовною!»[15].

Сравнительно недавно начато доскональное изучение поэтических сочинении о. Антония, хранящихся в рукописном отделе Пушкинского дома, а также его писем.
Прежде всего, необходимо отметить достаточно высокое поэтическое мастерство о. Антония, особенно в сравнении с большинством автором духовных журналов той поры, где печаталось много стихотворений поэтов-дилетантов. Его стихи благозвучные, мелодичные, складные, в них практически не встречаются отклонения от классических стихотворных размеров, а переносы ударений сравнительно редки. Глагольными рифмами автор не злоупотребляет, и вообще рифмы в его стихах довольно точные и богатые. Обращает на себя внимание напевность поэтической речи о. Антония. По нашим подсчётам, на 100 звуков в его произведениях приходится 39-43 гласных, как и у лучших поэтов XIX века. В последовательностях из 1000 слов в поэме «Петербургский Ангел-сборщик» объём лексикона составляет около 580 слов, что свидетельствует о богатстве языка автора (к примеру, аналогичный показатель в «Евгении Онегине» А.С. Пушкина составляет около 620).

Ритмически стихи о. Антония весьма разнообразны. Он использует все двухсложные и трёхсложные размеры с разным количеством стоп (от 3 до 6), а также в виде стилизации силлабический стих. Преобладание ямба у Бочкова неслучайно, поскольку основное место в его поэзии занимают эпические и лироэпические произведения, которые чаще всего пишутся именно этим размером. Красивым примером ямбического стихотворения является «Живой плач. Антон Иванович Зиновьев». Это произведение посвящено валаамскому подвижнику, наделённому даром сокровенного плача[17]. Начинается стихотворение с лирической картины Валаама:
 
Прозрачны, чисты как кристалл,
 Всегда спокойны, молчаливы,
 Между гранитных серых скал
 Блестят широкие заливы.
 И эти неба зеркала
 В их бархатной зелёной раме
 Природа пышно убрала
 На серо-каменном Валаме.
 Растения по берегам
 Впилися в камни и, корнями
 Виясь, спустилися к водам
 Серо-зелёными змеями.
 Как древний жрец под полотном,
 Седой, в венке своём дубовом,
 Стоит с нахмуренным челом
 Валам в величии суровом.

В произведениях о. Антония много пейзажной лирики. Природу он любил и тонко воспринимал её красоту, слышал в ней особую музыкальность. Одно из его стихотворений называется «Музыка природы» [18]:
 
 И чудная рифма природы,
 Всегда музыкальное эхо
 Поёт, удаляясь под своды,
 Куплеты печали и смеха.
 И с речью своей музыкальной
 Течёт ручеёчек кристальный.

Значительную часть Афонской «рапсодии» о. Антоний написал трёхсложными размерами – амфибрахием и дактилем. Здесь также немало величественных описаний природы Святой горы:
 
 Грозный Афон, как венцом, обвивая
 Тучею серой свой мраморный пик,
 В зеркале моря себя отражая,
 Страшен казался и вдвое велик.
 В рощах каштановых густо-тенистых
 Прятались кельи, каливы, скиты,
 В греческом небе, в лучах серебристых
 Веспер[19], сияя, глядит с высоты.
 Изредка в плесках ночного дельфина
 Искрами сыпалась в море луна –
 В нём колебалась Афона вершина,
 Вспрянув мгновенно от долгого сна.
 В этом молчанье с вечерней прохладой,
 С благоуханием злаков ночных,
 Весь озарённый небесной лампадой,
 При огоньках на воротах святых,
 Жизни духовной таинственной полный,
 С небом беседовал горний Афон[20]…

Особенно интересны произведения о. Антония, являющиеся стилизацией силлабического стиха, распространённого в русской поэзии XVII-XVIII века. Эти, как правило, 12-13 сложные стихи с цезурой в середине строки декламировали нараспев, поэтому ритмичного чередования сильных ударений не требовалось, важна была только рифма в конце. Красивым примером силлабического стихотворения о. Антония является «Востани, слава моя, востани, псалтирю и гусли!»[21]:
 
 Златострунная псалтирь Царя и пророка,
 От холмов Сиона, с Кедрского потока,
 Сколько лет бряцаешь ты; при скольких владыках
 Миллионами устен и на всех языках!
 От палящего Синая и до льдистой Колы –
 Во всю землю обтекают вещие глаголы.
 Нет славнее этих песен, нет слаще для слуха:
 Это голос вековечный Пресвятого Духа.
 С самыя младенческия нашей колыбели
 До последней, христианской, мертвенной постели
 Эти песни нас встречают, нас и провожают;
 С жизнию приветствуют; с нами замирают.

В этом стихотворении, как и в ряде других, где содержатся размышления на духовные темы и молитвенные обращения к Богу, сравнительно много архаичных слов и выражений, восходящих к церковно-славянскому языку. В основном это вполне оправданно. Духовная поэзия, даже современная, вообще редко обходится без таких выражений. С одной стороны, они помогают настроиться на молитвенный лад, а, с другой стороны, ощутить ритм и дыхание описываемой эпохи. В повествовательных произведениях о. Антония, даже если они связаны с евангельскими сюжетами или описанием житий святых и подвижников (к примеру, «Узник Претора»[22], «Вонифатий и Аглаида»[23]) архаизмов сравнительно немного. Совсем мало их в Афонской «рапсодии» и почти нет в юмористических произведениях.

Примерно половина произведений о. Антония написана перекрёстной рифмовкой, самой распространённой в поэзии вообще. Гораздо реже им используется парная и вольная рифмовка и изредка – кольцевая. Иногда встречаются более сложные последовательности рифм. Например, м. Марии (Шаховой), приславшей свою поэму «Иов Многострадальный» о. Антонию, он ответил духовным стихотворением с последовательностью рифм AAbAAb:
 
Хотя я прожил долгий век,
 И мне пора бы на ночлег,
 Но всё не знаю я покою.
 И есть ли в мире человек,
 Который бы страстей избег,
 Прошёл немокренно водою?
 Многострадальный ваш святой,
 До чресл засыпанный землёй,
 Себя живым похоронивший,
 Со ангельскою чистотой –
 И он был в пасти страшной той,
 Весь мир зубами охватившей.
 И в преподобных в оны дни
 Блуждали адские огни
 И змеи тёмных похотений.
 Хотя сто раз их прогони,
 Но всё являются они
 С полком нечистых приведений.
 О! Как возрадуешься ты,
 Когда из этой темноты,
 Из этой тяжкия неволи,
 Душа! Ты вырвешься на свет
 Туда, где ни печалей нет
 И где страстей не знают боле![24]

О. Антоний хорошо владел поэтической формой. Судя по письмам к м. Марии, он тщательно «отделывал» свои стихи, стремится к точности слова, благозвучности. М. Марии он давал весьма полезные советы по совершенствованию её стихов[25], о которых был очень хорошего мнения. Работая над Афонской «рапсодией», о. Антоний старался сделать сюжет входящих в неё произведений как можно реалистичнее, ближе к действительным событиям. Он сетовал в письмах к м. Марии на недостаточность информации об этом героическом и одновременно трагическом эпизоде истории Афона, когда древние монастыри включились в борьбу греческого народа за освобождение от османского ига[26].

И всё же сочинения о. Антония очевидно уступают произведениям выдающихся поэтов его времени, таких, как Н.А. Некрасов, А.К. Толстой, А.А. Фет, А.Н. Майков и другие. Одной из главных причин этого является некоторая «затянутость» поэм и длинных стихотворений о. Антония, их перегруженность второстепенными деталями. Так, в поэме «Зеленецкий лес»[27] автор слишком увлёкся созерцательными описаниями природы, и это затрудняет восприятие читателем основного сюжета.

По поводу длиннот в сочинениях о. Антония свт. Игнатий Брянчанинов писал ему 16 декабря 1864 года: «Мне очень нравится метод Пушкина по отношению к его сочинениям. Он подвергал их самой строгой собственной критике, пользуясь охотно и замечаниями других литераторов. Затем он беспощадно вымарывал в своих сочинениях излишние слова и выражения, также слова и выражения, сколько-нибудь натянутые, тяжёлые, неестественные. От такой вычистки и выработки его сочинения получали необыкновенную чистоту слога и ясность смысла. Как они читаются легко! В них нет слова лишнего! <…> Прочитав Ваши стихотворения и дав в себе сформироваться впечатлению от них, нахожу, что и Вам необходим этот труд»[28].

В лучших произведениях о. Антония, таких, как «Петербургский сборщик-ангел», Афонская «рапсодия» и ряде лаконичных лирических стихов, длиннот не чувствуется, да и стихотворная речь в них естественнее, стройнее, динамичнее оттого, что не перегружена тяжеловесными выражениями. Вот, к примеру, сцена крещения младенца в бедной семье из поэмы «Петербургский сборщик-ангел»[29], повествующей о том, как архангел Рафаил явился в столице в образе монаха-сборщика:
 
 Приходит ангел. Древоделы
 Смели все стружки на полу.
 Готово место для купели,
 Свечи горят в святом углу.
 После крещения священник
 Учтиво ангела спросил:
 «Как Ваше имя, восприемник?»
 «Монах и сборщик Рафаил;
 Я из Архангельска». «Вот чудно, –
 Пресвитер ангелу сказал, –
 Крестьянам Ваше имя трудно,
 Но я младенца так назвал».

 И ангел тихое рыданье
 Едва скрывал в груди своей,
 Едва не обнажил сиянья
 Своей главы, своих очей.
 Он жаждал плакать и молиться
 Всей мыслию, всем существом.
 Со всеми он спешил проститься,
 Благословляя этот дом…

Поэтические произведения о. Антония, если отвлечься от некоторых длиннот, читаются легко, с интересом. Этому способствует их разнообразная тематика, не замкнутая на монашеской жизни, образность языка и мыслей, живость и искренность отклика на события древней и новейшей истории. Хотя вслед за свт. Игнатием Брянчаниновым о. Антоний считал, что монашество постепенно вырождается, и предвидел будущие страшные катаклизмы в России и Европе, общий тон его поэзии позитивный, далёкий от пессимизма.

Лаконично и ёмко стихотворение о. Антония, которое он написал в начале 1872 года, когда жил на покое в Петропавловском скиту Николо-Угрешского монастыря. В 12 стихах автору удалось полно выразить личное восприятие Евангельских событий:
 
 Он ангелов Своих оставив и всю славу,
 Нам грешным послужил во образе раба.
 Ему здесь предпочли разбойника Варавву,
 Он воинами был бичуем у столба;
 Он по ланите бит в дому архиерея,
 Пилатом выставлен в крови и наготе;
 Его судили здесь, казнили, как злодея,
 Он за врагов Своих молился на Кресте.
 Он странно родился под сводами пещеры
 И странником в чужой гробнице погребён.
 К Нему, Спасителю, взирая оком веры,
 Молюся грешный я, коленопреклонён[30].

Эти стихи стали «лебединой песней» о. Антония. Спокойная жизнь престарелого игумена на Угреше продолжалась менее года. В Москве разразилась страшная эпидемия тифа. Екатерининская больница для чернорабочих, находящаяся на Страстном бульваре, переполнилась. Больных и умирающих было так много, что приходское духовенство не успевало совершать необходимые требы: исповедь, причастие, соборование, отпевание. Зимой 1872 года митрополит Московский Иннокентий подписал воззвание к монашествующим с приглашением добровольно служить страждущим в больницах. Одним из первых на него откликнулся о. Антоний Бочков. Вот что писал об этом поступке духовный сын старца князь Н.С. Голицын: «Едва прибыв туда, в Екатерининскую больницу, он сразу же приступил к исправлению духовных треб для всех больных и умиравших от тифа, исправлял их ежедневно, еженощно и почти ежечасно, не имея при этом почти ни минуты покоя, отчего, конечно, истомился, ослабел, получил расположение к заразе, заразился и слёг в постель»[31]. На Угрешу вернуться о. Антоний отказался. «Ежели такова воля Божия, то я желаю умереть на подвиге», - говорил он настоятелю монастыря преподобному Пимену Угрешскому (Мясникову, 1810-1880, канонизирован в 2000 г.).

Преставился о. Антоний 5 апреля 1872 года. Подобно герою своей ранней повести «Красный яхонт» благородному рыцарю Альфреду фон Меллину, ценой смертельного ранения спасшему незнакомого ему еврея от разбойников, о. Антоний, не щадя себя, спасал души умирающих от тифа бедняков. Своими жизненными принципами и понятиями об истинном монашеском служении он не поступился.

Игумен Антоний (Бочков) был похоронен в Петропавловском скиту Николо-Угрешского монастыря слева от церкви. Могила его, разорённая в годы советской власти, восстановлена 29 октября 2007 года в день проведения I Антониевских чтений – международной научной конференции, состоявшейся в Николо-Угрешской духовной семинарии.

Игумен Антоний (Бочков) не входил в число выдающихся литераторов своего времени, но, несомненно, был талантливым, самобытным духовным поэтом, произведения которого интересны нашим современникам. Настало время собрать, тщательно изучить и издать поэтические сочинения игумена Антония, снабжённые историко-литературоведческими комментариями.
Завершить рассказ об игумене Антонии Бочкове мне хочется своим коротким стихотворением, посвящённым памяти этого духовного поэта и удивительно близкого мне по духу человека:

 Стихи – это труд души,
 Запечатлённый в Слове.
 В них продолжает жить
 Прошлое, словно внове.

 В стихах – грядущего рок.
 Божьих поэтов очи
 Читают созвездья строк
 Книги святых пророчеств.

 В поэтах не потушить
 Пламя святой любови.
 Стихи – это свет души,
 Запечатлённый в Слове.

 
       Ссылки и комментарии

1 Письмо игумена Антония (Бочкова) к м. Марии (Шаховой). 8 июля 1865 г. РО ИРЛИ. 3589. XIX б. 25. Л. 164.
2 Календарь муз на 1826 год. С. 60-75.
3 Русская старина. 1874. № 2. С. 395.
4 РО ИРЛИ. 3589. XIX б. 25. Л. 1 об.
5 РО ИРЛИ. 3589. XIX б. 25. Л. 1-1 об.
6 Исаков С.Г. Забытый литератор А.П. Бочков и его связи с Оптиной пустынью //Оптина пустынь: Монастырь и русская культура. – М.: Помовский и партнёры, 1993. Вып. 1. С. 227-269.
Исаков С.Г. Алексей Поликарпович Бочков. Биографический очерк // Полное собрание творений святителя Игнатия Брянчанинова. – М.: Паломник, 2002. Т. IV. С. 564-596.
7 О. Антоний в письмах к м. Марии называет это сочинение «рапсодией».
8 РО ИРЛИ. 3589. XIX б. 25. Л. 127.
9 Там же. Л. 29 об.
10 Там же. Л. 1 об.
11 Там же. Л. 90, 91 об.
12 Там же. Л. 128.
13 РО ИРЛИ. 3577. XIX б. 15. Л. 20. Слово «хладный» в 17-м стихе относится к ранней редакции. В поздней редакции слово неразборчиво.
14 Домашняя беседа. 1866. № 3. С.73.
15 Святитель Игнатий (Брянчанинов). Собрание сочинений. – М.: Благовест, 2001. Т. 7. С. 72.
16 РО ИРЛИ. 3577. 3589.
17 Юродивый Антон Иванович Зиновьев проживал на Вааламе с 1816 года до своей кончины в 1852 году. О. Антоний посетил его в 1850 году. Стихотворение «Живой плач» сохранилось в РО ИРЛИ. 3577. XIX б. 15. Л. 76.
18 РО ИРЛИ. 3577. XIX б. 15. Л. 13.
19 Веспер - вечерняя звезда.
20 Начало стихотворения «Стан». РО ИРЛИ. 3577. XIX б. 15. Л. 27-27 об.
21 РО ИРЛИ. 3589. XIX б. 25. Л. 44.
22 РО ИРЛИ. 3577. XIX б. 15. Л. 41-45 об.
23 Там же. Л. 47-48.
24 РО ИРЛИ. 3589. XIX б. 25. Л. 30.
25 Там же. Л. 90-91 об.
26 «Сожалею, что я не имею особенных сведений (кроме общих) о восстании Афонцев в 1821, [182]2 и [182]3 году, когда они возмутились, были разбиты у перешейка и затащили в бегстве с собою соседние деревни с женщинами и стадами, и врагов на плечах, что было причиною опустошения Св<ятой> Горы». РО ИРЛИ. 3589. XIX б. 25. Л. 97.
27 Поэма «Зеленецкий лес» опубликована в книге: Крушельницкая Е.В. Мартирий Зеленецкий и основанный им Троицкий монастырь. – СПб.: Православная книга, 1998. С. 198-207.
28 Святитель Игнатий (Брянчанинов). Собрание сочинений. – М.: Благовест, 2001. Т. 7. С. 72-73.
29 РО ИРЛИ. 3577. XIX б. 15. Л. 50-62. Цитируется Л. 56.
30 Стихотворение послано М.А. Башуцкой 17 февраля 1872 г. РО ИРЛИ. 3589. XIX б. 25. Л. 37.
31 Русская старина, 1889. № 11. С. 373.

Иллюстрация:
Е.М. Краснослободцева. Игумен Антоний (Бочков) на Угреше. Х.М. 35х50 см. 2009 г.