Диалог

Рос себе сорничок и рос. Его пригревало солнце, и поливал дождь. Судьбе, а может и просто случайности, было угодно, чтобы двое детей, не зная, что подарить отцу на день Рождение стали неумело выкапывать растение из его ественной среды и помещать в горшок для цветов.
На свои сорок семь лет Олег Николаевич был рад получить от детей всё что угодно, кроме рояля и сорняка.
Вымучив улыбку, он поставил его на поддонник. Сорняк обречённо вздохнул: Олег Николаевич Труведный ему определённо не нравился и только одним своим видом уже вызывал тоску. Новоиспечённый хозяин подарка взял лист бумаги и что-то писал минут с двадцать, затем, отодвинул рукопись и поморщился.
«Какой вообще смысл всё это писать?» - шёпотом спросил он сам себя.
Встав из жесткого кресла, он встал у зеркала и внимательно рассмотрел своё избитое оспой лицо, исхудавшее тело и множество морщин.
 - Время никого не щадит, верно? – усмехнулся он сам себе.
- И в этом нет никакого смысла: не в жизни, не в творчестве, ни в чём. Господи, да кого я обманываю, где оно творчество-то? Пять заметок и сборник стихов – велико творчество! Нет, нет, дамы и господа нет, Я не автор, я жалкое ничтожество, я угнетённый продукт своей среды. Вот не женись я и, не нарожав дитятей, был бы я свободным философом и не нужно было думать мне, сколько прокормить ртов и что одевать моей жене. Тогда б я мог писать свободно, хорошо, разумно не думаю о прибыли. Писать для души, даже не для издателя и не для славы и известности имени. Что есть слава? Ну, известен бы я был, ну и что? Может, в ресторане бы пообедал с женой бесплатно раза два или три, ну может, кто со мной поздоровалась и долгов бы не было… а, всё пустое, только травить себя теперь.
Олег Николаевич взял горшок с растением и поставил на стол, перед собой продолжая говорить:
 - А я так мечтал стать творцом, настоящим творцом. Вот как тот, что тебя создал. Хотел в институте выучится, чтобы всё было, как положено, а место этого пришлось учёбу бросать, потому что Настенька моя имеет нрав горячий и ждать долго не любит: пришлось свадьбу играть и устраиваться в архивы работать. А интересно ли мне работать по архивом, интересно ли? Я может такие творческие порывы имею, что не одна живая душа не догадается какие у меня в голове битвы происходят и сколько я читаю и как я умён.
Сорняк с вежливым вниманием слушал Труведного. Его вся эта речь уже начала раздражать, и он нервно постукивал листьями по столу.
 - Вот живут некоторые – продолжал свой монолог Олег Николаевич, - горя не знают и всё у них есть и дохода вдоволь. И могут они делать, что пожелают, так нет, прожигают свою жизнь, а почему спрашивается? Потому что это никакие не творцы, а трутни, вот они кто, братец тру-тни – процедил по слогам мужчина.
Сорняк подумал, что это совсем не уважение, будто он не знает, кто такие трутни.
Пока растение размышляло, сколько ему ещё выслушивать этого человека, Олег Николаевич сходил за вином и, выпив залпом стакан продолжил:
 - А ведь знаешь…
Цветок обречённо вздохнул.
-… Мне даже денег за мои работы не надо, только напечатайте меня. Мне так… так.. это нужно – рассказчик даже прослезился, - а то ничего не стою я, даже гроша ломанного. Собак и тех, хоть на рынке продать можно. А что я? Что я такое, позвольте спросить и зачем живу на этом свете? Кому я вообще нужен?
Олег Николаевич зарыдал и обнялся с горшком.
 - Тооолькооо надоооедааааю всееем – слышалось через его рыдание.
Сорняк сплюнул, протянул свои веточки-отростки и задушил рыдающего, Олег Николаевич стал хватать ртом воздух, подёргался в конвульсиях, а потом глаза его закатились, и он обмяк.
 - И, правда, только надоедал мне, - подумал сорняк и повернулся к солнцу.