Сфагмы

XXXV.

Искать долго не пришлось. Один из пропащих брёл в их сторону нетвёрдой походкой, отхлёбывая на ходу из горлышка поллитровки.
-Всё кончено! Вы опоздали, господа! - изрёк он, поравнявшись со сторожем и волком и глядя на них добрыми, но ничего не понимающими глазами.
Словам хмельного пророка вто¬рили пистолетные выстрелы, и незнакомый голос надсадно орал:
-Жечь! Жечь всё к ядрёней Фене!
Серебристый хотел было спросить у Станиславыча, кто такая «ядрёная Феня», уж не та ли съеденная заживо сфагмами девушка, которую видели они на покрытом белой скатертью ритуальном столе? Почему-то всё не шла из головы Тесса. Но Станиславыча и след простыл. В памяти плавало услышанное когда-то от Гейка выражение «попасть под раздачу», и Маник никак не мог вспомнить, что оно означает.
-Ладно, - решил волк, - «ядрёная Феня» подождёт, кем бы она ни была. Гораздо важней сейчас ключевое слово «жечь»! «Жага»? «Агна»?
Худшие догадки подтвердились: запах дыма щекотал ноздри, где-то, как надоедливый комар, пищал зуммер. Серебристый метнулся на запах гари. В запертой комнате корчились в агонии охваченные пламенем люди. Не заглядывая за витражи, Маник знал, их было трое: двое белых мужчин и темнокожая женщина. Лопались и сгорали, выбрасывая смертоносные споры, прилепившиеся к стенам сфагмы. Потерявшее человеческий облик существо в белом халате подливало дурно пахнущую жидкость из канистры под дверь, приговаривая:
-Гори, гори ясно, чтобы не погасло!
Заметив волка, обезумевший доктор выпустил в него несколько пуль, но все они ушли «в молоко».
В следующем помещении за столом сидели двое. Оба были явно и безнадёжно мертвы. Огонь уже подбирался к ним.
-Пятеро. Идиот, паливший в меня, - шестой. Если считать мёртвую девушку и Ибрагимыча с коллегой - девять. Сторож и пьяный пророк - одиннадцать. Двое - под вопросом.
Серебристый развернулся на сто восемьдесят градусов, с разбегу перепрыгнул увлечённого своим делом поджигателя. Дверь в прозекторскую была приоткрыта. Девушка лежала в прежнем положении.
-Нет, не Тесса! - облегчённо вздохнул Маник.
-О, Глюки пожаловали! - приветствовал его Ибрагимыч. - Твоё здоровье, волчара!
При этих словах подполковник медицинской службы опрокинул в себя рюмку синильной кислоты. Тело его задёргалось в конвульсиях и замерло на холодном полу.
Приспособленную под прозекторскую комнату разделяла перегородка. За перегородкой стояла ванна для омовения. Безвольно раскинув руки по её краям и запрокинув голову, в воде, ставшей розовой от крови, истекавшей из вскрытых вен, лежал голый мужчина.
-И этот туда же! – молвил волк.
Маньяк ворвался почти следом за ним, удовлетворённо хмыкнул при виде трупов.
Серебристый не стал дожидаться, пока его заметят, и проскользнул в коридор между ног доктора.
Тот замычал и кинулся за ним.
Волк вылетел сквозь дверной проём на свежий воздух, огляделся. Обернулся на голоса. Четверо седлали коней.
-Вот они, всадники!
Станиславыч возбуждённо говорил что-то остальным, указывая на Серебристого.
Ошалевший от погони сумасшедший поставил канистру с керосином на землю и тёр рукой, сжимавшей пистолет, набухавшую на лбу шишку. Он пытался стрелять в беглецов, но промазал.
-У-у-у! – взвыл он в бессильной ярости, бросил пистолет и затопал ногами. Потом облил себя из канистры, сбегал за фонарём и совершил публичное аутодафе.
Огонь разгорался, охватывая помещения храма. Всадники разъезжались в разные стороны, подгоняя шпорами коней.