6. А в окошко зарешечено заползли густые сумерки..

И опять подвал, правда сухой и тёплый. В углу коечка аккуратненько заправлена, светло, чисто, тихо.
- Здесь располагайся, - бросили матрац с одеялком, да бельишко чистое. Прихлопнулась дверка, ключик щелкнул и опять тишина. Наверху оконце зарешечено, кое что и разглядеть можна. Стал глядеть, привстав на цыпочки. Трава с глазами в линию, строеньица кое где из кирпича добротного, пара-тройка мужичков крепеньких, молчаливых, с глазами напряжёнными. Да, - думаю, не забалуешь здесь...
Однако ж не долго пришлось высматривать. Приоткрылась дверца и:
- Ну пойдём, раб божий...
Пока шли коридорами, да переходами, мысль одна была: - и что затеяли... Вот ведь втягивают в дела свои неведомы, и кого - меня, сермягу грузчищью. Не по сеньке шапка, вроде как, да остаться б живу-то в делах таких неведомых...

Вот пришли, в большую залу притемненную, где шаги вдруг зазвучали пУстой гулкостью. И Она сидит, как будто ждёт меня, в кресле добром, что как трон стоит возвышенно.
И отблески пламени из камина на лице её, слегка повёрнутом в сторону окна с тяжёлыми в складках занавесками, а меж ними кружевными, лёгкими. С последним шагом моим воцарилась тишина, ничем не прерываемая. Если я и видел когда принцесс, то только в кино: будто сказочных, небесно-недоступных, с ангельскими ликами. А сейчас - как будто кто-то закрутил ручку того кино. И я смотрел во все глаза. И видел какую-то смесь, которую ощущал как что-то лёгкое, кружевное-воздушное, может быть неуловимое и нЕчто величественное, значительное, как из древности, где всё словно из дымки соткано. И защимило, затуманило...
Повернула головку и глазами встретились.
- Вот вы и здесь, любезный, как и уговаривались. - Голос зазвучал негромко, примиряюще, но с лёгким оттенком некоторой грусти.
 - Это мой дом, я в нём живу, а это мои ... друзья и слегка повела ручкой в сторону моих провожатых. Это... хорошие люди, но любят порядок, оттого суровы, как может показаться. Однако не стоит тревожиться на этот счёт. Я думаю вы сладитесь. Знаю, что привыкли Вы к горячительным напиткам. Если после дела и не чрезмерно - то я не стану возражать. Мне ж от вас понадобится помощь, но это... может быть чуть позже, - и тут, подобие лёгкой дымки заволокло глаза ее. - А пока - обживайтесь, присматривайтесь, и от работы, если предложат, не отказывайтесь, за всё воздастся вам, но это завтра.
- Да я... Матушка! - и рванул грудкИ.
- Ну, ну... верю, сколько однако ж пыла... И, пожалуйста, не зовите меня Матушкой. В этом что-то, знаете ли, старинное... Или я не молода и не хороша собой?
- Помилуйте! Да я... - И снова лёгкий запретный жест, тонкий пальчик, приложенный к губам и улыбка, душу продал бы....

А в подвальчике уж стол накрыт стоит. Просто всё, но вкусно-добро так. В чашке разварна парит картошечка, огурцы сияют чисто вымыты, зеленцы пучок, да белый хлебец тут, да рыбец лежит с багряной корочкой. И,
- я не поверил своим глазам: поблёскивая матовой полукруглостью, со знакомой этикеткой - непочатая бутылка портвейна! Моего любимого. Ну дела... и рукой скорей трясущейся сдернул пробку,туго вставлену, чмокнув жалобно родимая, открывает доступ мне в ворота райские. Бульки сладостно полилися в стопку добрую, объёмисту. Вот с размаху подношу её, враз готов залить всю полностью, да и замер тут... застыл как вкопанный, вновь глаза её почудились, вновь пронзили душу стрелами и заволокло всё прежней дымкою.

Тихо-молча опустил посудину, да склонился головой к столу. Нет, вот не могу я, иль колдунья ты? Да нейдёт рука как прежде-то...
Лёг на коечку невесело, мысли в голове смешалися, а в окошко зарешечено, заползли густые сумерки...