Момент четвертый - Они

- Это правда, что ты умеешь умирать?
Мальчик смотрит на старика исподлобья, словно заранее готов не поверить. Старик медлит. Он не глядя бросает подвернувшийся камушек в воду. Тот, подпрыгнув пару раз на ленивых соленых волнах, исчезает с негромким бульканьем.
- Почему так думаешь?
Мальчик бессмертен, мальчик не знает, что такое расти, стареть, а затем умирать.
- Они сказали.
Старик бессмертен, стар, умирает, воскресает, но никогда не умирает навсегда.
- Они – это кто?
Мальчик, как всегда, не отвечает. Старик проклинает Их.
Море шумит, но шумит не ревом, а шепотом. Почти поет. Ему пытается подпевать ветер.
- Ты не ответил.
Голова опущена еще ниже, взгляд еще острее.
А ведь кроме них никого здесь больше нет. И потому никто не мог сказать, и потому маль-чик не мог знать.
Море принимает еще один камень. Морю не больно, море не чувствует.
- Ты веришь тому, что говорят Они?
Сложно сказать правду. Еще сложнее солгать. Когда проходит очень много лет, тогда…
Мальчик нерешительно кивает:
- Да.
Что ж, теперь ему, старику, нужно балансировать между правдой и неправдой. Полуправда? Он выбирает просто правду:
- Да, я умею умирать.
А теперь повалятся вопросы. Теперь они будут быстры и легки, но их будет много.
Но мальчик молчит. Очень долго молчит. Молчит столько, что ночь два раза сменила день, и ныне лица этих двоих освещает утренний свет. И лишь когда лучи потеплели, а море подоб-рело, мальчик задал вопрос:
- А как это – умирать?
Старик думает дольше. Он думает, пока небо заволакивают тучи, пока дождь стегает воду и песок, пока тьма семь раз борется со светом.
Старик отвечает тогда, когда ночь побеждает восьмой раз:
- Представь, что ты спишь…
Но мальчик упрямо мотает головой:
- Я не знаю, что такое сон, хотя ты и говорил об этом.
Старик замолкает и бросает третий камень в море. Ему не больно, оно простит…
Знакомый всплеск. Но мальчик не оборачивается на него.
- Представь, что у ночи нет звезд, и тогда наступает такая тьма, что ты ничего не видишь, и…
Но мальчик перебивает:
- Абсолютной тьмы не бывает. Даже если нет света вообще, я все равно вижу.
Старик хмурится, подыскивая тот образ, который был бы понятен мальчику. Он долго его подыскивает, очень долго. Сто раз ночь сменяла день, и сто один раз день возвращался. И когда вернулась сто первая ночь, старик вновь попробовал:
- Это как день и ночь. Я умираю, как умирает день, и возвращаюсь также, как возвращается он.
Но снова мальчик недоволен. Он садится на песок и говорит:
- День и ночь привычны и незаметны. А твоя смерть особенна. Чем?
Старик внимательно смотрит на мальчика. Как позволить ему почувствовать смерть? Неуже-ли этот вечный ребенок никогда не узнает?
А нужно ли ему знать?
Старик вздыхает и говорит:
- Представь, что пришли Они. И Их так много и Они такие разные, что ты среди них как капля воды в море, как песчинка на песчаной полосе, как листик в кроне дерева…
Губы мальчика дрожат, слезы катятся по щекам, оставляя влажные дорожки.
- Это значит, что умереть – это не быть?
Старик лишь кивает.
Волны лижут берег, оставляя растворяющуюся пену. Ветер унылыми переливами тихо поет незнакомые песни.
А Они настойчиво требуют:
- Ты еще не все сказал. Это полуправда, а не правда.
Старик снова вздыхает. Он гладит мальчика по голове, чувствуя в волосах застрявшие пес-чинки, и говорит:
- Но не быть – это не плохо. Тебя нет, пока ты молчишь. А когда говоришь, то ты есть. И Они тебя слушают.
Они печально всхлипнули: они слушали.
- И ты чувствуешь радость. И ты не хочешь уходить. Но это необходимо.
Мальчик отнимает голову от колен и пристально смотрит. И слышит:
- И тогда, когда я ухожу, я вновь рождаюсь.
- Таким же, как сейчас? – Спрашивает мальчик. Слезы у него уже высохли.
Старик колеблется недолго:
- Да. Таким. Но немного другим.
Они хотели крикнуть, что он лжет, но не посмели, ибо Они знали тоже, что знал и он.
А старик улыбнулся, глядя на теплеющий диск солнца, что медленно поднимался над беско-нечностью воды.
Он еще помнил те дни, когда Их было очень много.