Лошадка

Конь – прежде всего перевозчик душ и погребальное животное – используется шаманом в различных ситуациях как средство, помогающее достичь состояния экстаза, так сказать «выйти из себя», благодаря чему оказывается возможным мистическое путешествие. Это мистическое путешествие предпринимается не обязательно ради Преисподней; «конь» позволяет шаманам подниматься также в воздух, достичь Неба. В мифологии коня преобладает не инфернальный, а скорее именно погребальный характер; конь является мифическим образом Смерти, поэтому он включен в идеологию и практику экстаза.

М.Элиаде, «Шаманизм: архаические техники экстаза»


Лошадка

Я маленькая лошадка, но, как в песне поется, стою очень много денег. Деньги при мне, - пять килограммов в сумке на правом плече, пять килограммов на левом, и не меньше десяти за спиной, в рюкзаке.
Солнышко болтается на полуденном гвозде, а моя улыбка – на нервах мученика, путающего Лазурный берег с жаровней. Ах, это солнышко, ах эта улыбка! Солнышко наляпало клякс цвета фотовспышки на окна Банка, из которого я вынес деньги, и на асфальт автомобильной стоянки, и на стекла автомобилей, а улыбка «наляпала» немало завистливых мин, отгороженных от моего рюкзака окнами Банка.
Лузерам, окопавшимся по ту сторону окон, есть чему позавидовать! Только что я обчистил кладовую ценностей, оставив на память тощую мышь и длиннющую роспись в расходном кассовом ордере. После набега при мне было… скажем, утаив подробности, сто миллионов рублей наличными деньгами. Может больше, а может и меньше, - для вас это не так уж и важно, а я имею право на тайну.
Настроение отличное! Я как индийская корова с золочеными рогами. Нет цветов и душистых лент, но есть полуденное солнышко, толкнувшее парчовую дорожку от моего «Ягуара», к моим кедам.
В мою тень вползает нищий. Он не смог в неё войти, так у него нет ног. В последний день, когда он стоял на ногах, говорили пушки. Пушки и ноги остались во «Вчера». В «Сегодня» вползла безногая кочка, проносящая тазовые кости под аркой напряженных рук, соединённых полосками тельняшки. Я роняю инвалиду «кусок». Он ловит купюру, косит говяжьим глазом, и втягивает слюну в заросли бороды.
Вы скажете, что «кусок» это мало? Это, конечно, совсем ничего для хозяина ста миллионов, но в том-то и дело, что я не хозяин всех ста миллионов, которые при мне. Если бы я украл эти деньги, вынудив погрузить их в рюкзак под дулом пистолета или пулемета, или грозя тротиловой гирей, то скорее всего я был бы хозяином всей суммы. Но я получил её честно, по закону, под охраной закона, и поэтому могу рассчитывать лишь на один процент от ста миллионов рублей. Ещё два процента получит мой Большой брат, двигающий пластмассовые пальмы, совершенствуя фэн-шуй своего толи офиса, толи каземата. Может, москвичу и покажутся скромными наши заработки – миллион и два миллиона соответственно, но это шестая операция за последний месяц и, надеюсь, не последняя. Если бы Большой брат захотел клясться на Конституции, то он бы уже город купил и клялся бы, клялся бы, клялся бы.
Инвалид выползает из моей тени. Правильно, нечего ему делать на тени, которую я считаю своей. Вот «кусок» из моего кармана, а тень мою не трогай! Тень это эквивалент того, кто отбрасывает её, - как деньги для товара. Деньги, если перевести стрелки с тени на деньги, это всеобщий эквивалент. Эквивалент любого товара, выложенного на прилавок. Будет занятно, если и тень станет эквивалентом каждого, кто сможет отбросить её. Получится что-то вроде сансары: тень уползает, переползает от хозяина к хозяину, и возвращается, чтобы снова уползти вкруговую *.

*Голос автора: Здесь необходимо замечание. Умоляю не бросать чтение на слове «сансара». Мне это потертое словцо тоже как гамбургер. Но Лошадке оно нравится. Лошадка знает его по книгам Германа Гессе. Других книг Лошадка не читает, так как в интерьер его апартаментов вписываются только корешки книг Гессе, - двадцать восемь экземпляров одной и той же книги, которую Лошадка считает родником мудрости, возмещающей недостаток образования и возвышающей над людьми с дипломом. Учебу Лошадка бросил, хотя учился бесплатно. Он бы доучился, если бы не коллектив тех, кто учился за деньги. Сверстники, как считал Лошадка, не учились, а семестр за семестром покупали диплом в рассрочку. Диплом Лошадка презрительно называл «пайцзой» богдыхана, который расставляет людей по местам жизни. За эту унижающую правду его и выдавили на бровку общения. Перед тем, как бросить учёбу, Лошадка понял, что после университета тот же самый коллектив выдавит его на подоконник карьеры. К чёрту учебу и карьеру к чёрту, сказал Лошадка.
Следующий год стал для него пустыней. Чего там только не было, – ничего ровным счетом не было. Лошадка понял, что аутсайдеров не расстреливают только потому, что голод и депривация справляются с ними лучше, чем пули. Тот, кто считает современный строй либеральным либо лжив, либо слеп, либо глуп настолько, чтобы не заметить: современный строй не оставляет и шанса тому, кто не включен в его систему тождеств и различий. Мёртв тот, кто Не-служащий, Не-рабочий, Не-менеджер, и вместе с этим Не-бомж. Этот «Не» не умерщвляется потому лишь, что полагается изначально мёртвым, никогда не жившим.
Вы бомж? – Живите как бомж; Вы менеджер? – Живите как менеджер; Вы служащий? – Живите как служащий.
Каждый, конечно, вправе жить, но Как и самое главное Как Кто может жить Некто? Какую, Чью жизнь ему предложить?
Лошадке предложили жизнь «бомжа», но затея обвалилась с вафельным хрустом, - Лошадка бездельничал, но при этом не опускался и не пил, разве что исхудал, замкнулся и перешёл на стариковскую походку. «Бомж» из него не получился. Первыми Лошадку забыли те, кто поначалу упрекал его в безделии. Для них Лошадка умер, так и не родившись «бомжем».
С каждым новым днём Лошадка терял плотность и цвет. Глазницы становились глубже и тенистей. Стоящего в углу Лошадку всё чаще принимали за свернутый палас. Так бы и считали его паласом, если бы не галстук.
На первых порах Лошадку спасало то, что, будучи повсеместно «Не», он всё же оставался призывником. Не было ни друзей, ни сочувствующих, но был военный комиссар, который помнил о Лошадке до тех пор, пока не познакомился с его плоскостопием и гастритом.
Однажды осенью, - было пасмурно, гнили листья, - Лошадка скончался. Случилось так: Лошадка вышел из военного комиссариата, заглянул в военный билет, полученный только что, и понял, что его фотография пойдёт на обелиск. В сером свете дождливого дня исчезли тени. Лошадка осмотрел пятачок вокруг своих ног и понял, что тень пропала. В тот же миг исчезли последние причины считать его живым.
Лошадка не любит вспоминать свое посмертное путешествие на Восток. На Востоке он оказался аллегорически, уподобляя себя богу Ра, то есть Солнцу, плывущему под землей, в полной темноте на Восток, чтобы в ярком свете взойти на небо. Лошадка верил, что и его путешествие по стране мёртвых должно завершиться на Востоке. Там Лошадка оживёт для того, чтобы взойти на светлый путь своего цикла. Так оно и случилось, но только через год.
Образ цикла, солнцеворота, равно как и денежного оборота - Сансары стал для Лошадки жизнеутверждающим.


Снова Лошадка: Итак, о коловращении теней. Возможно, такое случается во сне. Ты спишь, а тень уползает в лес и присасывается к зайцу, и ты видишь во сне зайца. Присасывается к мухе, и ты летаешь во сне. Если это выдумки, и тень не способна описывать круги подле хозяина, то деньги справляются с этим запросто.
Взять хотя бы те, что оттягивают мой рюкзак. Откуда они у меня? Начнём со стройки на дальнем Востоке. Мои деньги впервые появляются там, и там, где они появляются, рождается желание тратить их как свои. Но вот беда, они не «свои», а чужие, или не дай Бог бюджетные. Лично я не знаю, чьи они, и знать не желаю, так как я, повторяюсь, честный человек и уважаю закон, карающий за умышленное, – читайте: осознанное, осмысленное покушение на собственность. Чтобы не нарушать закон, я не желаю знать, на что покушаюсь.
Желание тратить чужие деньги как свои в покое как правило не оставляет. На следующий день мои деньги идут в обмен на пять миллионов тонн речного песка, которые предлагает компания… эээ… избегая совпадений, назовём её «Анус». Можно, конечно, усомниться в том, что компания «Анус», имеющая стол и монитор, но не имеющая системного блока и каморки для стола, не может располагать пятью тоннами речного песка. Если сомнения появятся лично у вас, то я подарю вам весы, – езжайте на дальний Восток и проверяйте, взвешивайте речной песок на стройке.
Заполучив денежки, компания «Анус» обменивает их на вексель того банка, в который сегодня обратился я. Покупает, короче, вексель. Следующие несколько дней вексель мечется, словно муха от одного мерзавца к другому. Если кто-то возьмется за конец этой цепочки, то вытянет косяк недоумков, которые не то чтобы вексель, - имени своего не вспомнят. Пока вексель ныряет из кармана в карман, компания «Анус» поднимает белый флаг и под траурный марш идёт ко дну. В день её трагической кончины вексель падает в папку Большого брата, и от него попадает ко мне.
Я сажусь в «Ягуар» и еду в банк, предъявляю вексель и требую платежа. Банк чует, что дело неладное (не может пацан швырять в окошечко вексель с девятью цифрами в номинале), но делать нечего: закон обязывает рассчитаться по векселю, предъявленному в срок платежа. В тот же день (ещё до моего отъезда на «Ягуаре») деньги зачислятся на мой счет по вкладу.
Ну а сегодня я протягиваю в окошечко сберегательную книжку и спокойным, интеллигентным почти что тоном требую выплатить вклад наличными деньгами. Я говорю спокойно, вежливо. А в ответ получаю одни упрёки и оскорбления. В левое ухо врезаются угрозы про УБЭП и СИЗО, в правое – лозунги о легализации преступных доходов. В левое, затем, что-то про налоговый контроль, в правое – что-то про бандитов, которые могут подсечь меня с деньгами на улице. Меня отговаривают от наличной операции в пользу перевода со счета на счет любого другого лица. Все понимают, что шестая операция за месяц – это слишком. Это килограммы наличных денег. Это нереально. Мы не в Эмиратах живём. Здесь «что-то незаконное».
Но я-то уважаю и знаю закон, я знаю свои права. Я поднимаю сберегательную книжку над головой, встряхиваю её, и спокойно повторяю требование: наличность в сумку. Сердце бьется о пуговицы. Кровь вот-вот разорвет уши, но я спокойно говорю о суде, о взыскании суммы вклада и суммы процентов за каждый день просрочки в выплате вклада, о взыскании компенсации морального вреда, то есть, подвязывая санкции к нехилой сумме вклада, о таких убытках, по сравнению с которыми «легализация» покажется пуком.
Я распинаюсь у окошечка, во главе очереди. Хвост очереди виляет дружественно, как собачий. Нет ни одного гражданина, который не поддержал бы меня. Были бы вилы, и «хвост» ощетинился бы ими. Дело нешуточное – банк не платит по сберегательной книжке! Управы нет на банкиров, совсем обнаглели.
А я говорю: управа есть, есть справедливый суд. Прикольно то, что я при этом не вру. Я не передёргиваю и не перевираю закон.
Закон обязывает подчиниться мне, и после угрюмого молчания банк подчиняется закону, - золото льется в карманы, звенит, и я чувствую себя как в финале игры «Ключи от форта Баярд». Я даже музыку из этой телевизионной игры насвистываю. Хоть я и насвистываю, во мне словно Буратино повесился. Почки выжаты на ладони. Я мечтаю о пиявках, дымящихся иглах и тайских излишествах, которые избавят меня от потопа лимфы. Деньги ложатся в сумку как в пасьянсе. Я в плюсе. Банк испугался угроз.
Я был бы в жирном минусе, если бы Банк от слов перешел к делу, то есть, выслушав манифесты про суд и защиту гражданских прав, закрыл перед моим носом окошечко. Хочешь суда? – Иди в суд. Я бы пошёл в суд, конечно… и проторчал бы там месяц, а то и два. Вклад и пени были бы мне присуждены, но только через месяц. Этот месяц был бы для меня тринадцатым месяцем чумы. За месяц Большой брат насчитал бы мне таких процентов, что впору лишние пальцы отращивать, чтобы и проценты на пальцах считать, и в счет долга те же пальцы отдавать. Большой брат слезам не верит, и долги собирает не в суде, а в лесу. И проценты у него не детские, много больше тех, которые я получу с банка. От этих-то огорчений и повесился во мне Буратино *.

*Голос автора: Лошадка не преувеличивает. Большой брат скор на расправу, подозрителен и жесток. И так недоверчивый, он смотрит на Лошадку как на инопланетянина, который может зарыть его деньги на Луне. «Банк не платит деньги», прозвучавшее как оправдание тому, что денег нет, может означать и то, что деньги зарыты на Луне. Большой брат и не работал бы с Лошадкой, если бы не конструирование финансовых схем, с которым Лошадка справлялся играючи, а у Большого брата только и получалось, что завтра стулья (несуществующие пять миллионов штук) школе, а сегодня деньги. Только это и выжимали бульдожьи складки его багрового лба. Он забирался на денежную гору, вцепившись в Лошадку как в Конька-Горбунка. Чем ещё занимался Большой брат? Когда-то он выступал на собачьих боях – лично и без паховой раковины. Большой брат знал, что самое лучшее уже позади. «Лучшее» может только повторяться, вот в чем дёло. Нет бесконечных запасов «Лучшего». «Лучшее» уходит и возвращается, как деньги. Если деньги уходят, их надо возвращать. Гора денег, на которую карабкался Большой брат, была чужой, - уже чужой! - и он старался вернуть её себе.

Глядя на Лошадку, брат догадывался, что и этот чудак умер давным-давно. Кем бы он ни был, нам по пути, думал брат, и щурился на Солнце, ползущее в небо.
 
       Снова Лошадка: сегодня Буратино поспешил, - банк расплатился вовремя и сполна. Я повезу килограммы денег Большому брату. Большой брат погрузит деньги в инкассаторский броневик и отправится в шаманский путь на дальний Восток. Будут бить бубны, плакать совы, нерпы с личиками детей оближут ветровые стекла, пойдёт мокрый снег. Большой брат будет восседать в броневике как Ра на своей ладье, он понесется по трассе мрачной как Стикс, и деньги, уложенные в багажник, поедут за ним, - туда, откуда они появились. Это будет тёмный, никому неведомый путь. Если доселе путь денег ещё можно было проследить по вексельным индоссаментам и банковским проводкам, то возвращение наличных денег из моего городка на дальний Восток в броневике Большого брата навсегда останется тайной. В этом-то и фишка. Никто и никогда не узнает, что деньги, потраченные на речной песок, вернулись на стройку, но уже наличностью, что весьма кстати, если хочется тратить их как свои.
Суть моей работы в том, чтобы:
 1)ловить деньги на счет,
 2)списывая со счета в баул, умерщвлять их,
 3)и запускать бумажные души в обратный безлунный путь на броневике Большого брата.

Из казённого кармана они ушли, пусть в казённый карман и возвращаются.

.Солнце греет рюкзак.